Марина Тимашева: Илья Смирнов принес книгу издательства ''Квадрига''. Называется - ''Единорог''. Помнится, у нас уже была в программе ''Невероятная зоология''. “Венецианская гидра”. “Ужасная мантихора с тремя рядами зубов”. Кстати, и единорог там присутствовал…
Илья Смирнов: Нет, сегодняшний наш зверь – сугубо исторический. Это международный альманах по военной истории Восточной Европы с конца 15 века по 18-ый, уже второй выпуск, первый появился больше двух лет тому назад. Название, конечно, восходит к мифическому животному, но не прямо, а через старинное артиллерийское орудие, вот на обложке и то, и другое изображено, а для полной ясности к названию добавлена лишняя буква в конце.
Марина Тимашева: Она и к фильму ''Адмирал'' была добавлена, и к газете ''Коммерсант''.
Марина Тимашева: А что – бывает не настоящая?
Илья Смирнов: Тут как с творогом в магазине. Легко обмануться. Под маркой военной истории иногда продают так называемое ''реконструкторство'', то есть ''Зарницу'' для взрослых дяденек, которые тщательно разбирают ''в мундирах выпушки, погончики, петлички'', не углубляясь в смысл, как будто солдаты – не живые люди, а пластмассовые фигурки разных расцветок, а война – не продолжение политики (и экономики), а просто игра. Так вот в ''Единороге'' собраны серьезные исторические работы разного жанра. В том числе и военно-технического: ''Какою пробою клинки пробовать?'' То есть, как производилось ''изготовление и испытание шпажных клинков''. ''1. Бить о дубовую доску плашмя три раза…; 2. Гнуть в обе стороны не гораздо круто и сильно, но умеренно; 3. Рубить оными мелкое и сырое дерево, каково употребляется в фашинник, а зимою пробовать в избах'' (129). Всего в сборнике 25 материалов. Статьи, публикации документов, рецензии. Даже о театре мы кое-что новенькое узнаем.
Но начать хотелось с большой работы, которая открывает сборник: ''Как гетман Ходкевич проиграл под Москвой в 1612 году'', автор – польский исследователь Томаш Бохун В этом году как раз исполняется 400 лет освобождения Москвы Вторым ополчением Минина и Пожарского и 200 лет победе над Наполеоном, так что президент Д.А. Медведев даже решил объявить весь год историческим , и совершенно оправдано внимание к сентябрьскому сражению, которым Смутное время хотя и не завершилось, но основной вопрос: о сохранении Русского государства – был решен. Как отмечается в статье, после прямого вмешательства короля в Великую Смуту ''дело шло уже не только захвате части территории врага, но и о подчинении Московского государства… Победа Жолкевского под Клушиным… открыла дорогу на Москву и создала перспективу появления на московском троне польского Вазы… Поражение Ходкевича у стен Москвы… похоронило этот план'' (9).
Марина Тимашева: Я смотрю на схему – а здесь, надо сказать, прекрасные цветные карты – и вижу, что сражение происходило даже не ''у стен'', а прямо в городе, внутри Садового кольца.
Илья Смирнов: Да, в первый же день сражения, 1 сентября ''Залевский бросил часть своей пехоты через Смоленские ворота на Арбат'' (23), а основной удар Ходкевича был направлен ''вглубь улиц Чертольской и Остоженки'' (26). Напомним, что ведь и Кремль в это время был занят гарнизоном короля Сигизмунда, который атаковал ополчение Пожарского с другой стороны, ''скорее всего, из угловой Водовзводной башни''.
Еще одно обстоятельство: значительная часть города была сожжена еще в 1611 году, в ходе подавления народного восстания против оккупантов (8), так что ''за Скородомским валом начинались развалины'' (16). ''Куда ни взгляни, пепелища'' (39). В решающий день, 3 сентября гетман ''прорубал себе дорогу через Большую Ордынку'' (32). И ведь почти прорубил. В статье прекрасно показано, насколько непредсказуем был итог. ''Победа была на расстоянии вытянутой руки. Московским отрядам, сражавшимся на Остоженке, которые оказались отброшены к реке и в прямом смысле слова прижаты к стене Белого города, грозил разгром'' (27). И в самом конце. ''Как и двумя днями ранее, когда доблестный гетман едва не вырвал из рук Ники венец победы, капризная богиня вновь стала ускользать из его рук… Теперь же оказалось, что те самые дворяне и казаки, которых без большого труда удалось выбить за Москву-реку, вновь идут в бой'' (46). Когда был ранен Пожарский, его место занял Кузьма Минин, вообще не военный, купец: ''Бог положил храбрость в немощного: приде бо Кузма Минин ко князю Дмитрею Михаиловичю и просяще у него людей. Князь Дмитрей же ему глаголаше: ''емли, ково хощеши'' (45). Мы можем оценить храбрость и воинское мастерство и с противоположной стороны. Другой вопрос, что ''доблестного гетмана'', его хоругви и венгерскую пехоту никто в Москву не звал.
Марина Тимашева: Вот за эту Вашу фразу зацеплюсь и переспрошу: почему все-таки гетман не дошел до Кремля эти считанные сотни метров? Не военно-технические, а более общие причины. Они показаны в книге, если были?
Илья Смирнов: В самом начале статьи ясно сказано, что Второе ополчение ''представляло собой нечто большее, нежели военную силу''. ''Идею'', которая ''объединила значительную часть русского общества, в том числе до этого момента враждовавшие между собой политические группировки'' (5). То, чего Ходкевич не учел. Как часто бывает в истории, военное поражение произошло из политической ошибки. Весь опыт Смутного времени подсказывал, что русское войско, разделенное на сторонников Пожарского и Трубецкого, на Первое и Второе ополчение, на дворян и казаков, окажется небоеспособным, перегрызётся между собой. И поначалу так ведь оно и было: ''Пожарский ожидал помощи, обещанной Трубецким. Однако тот не спешил ее оказывать'' (27), ''…пришел монах в обозы казацкие и увидел их здесь множество: тех – пьющими, а других – играющими'' (45). И ведь не просто какие-то личные счеты, тщеславие, ''кто самый главный'' побуждали защитников Москвы не доверять друг другу. Были очень серьезные причины. И пролитая кровь. И социальный антагонизм. Как раз в ходе сражения, в критический его момент все это отступило на второй план: ''видя, что братья их на поле битвы быстро возвращаются, не дожидаясь старца, сами к нему через реку бросились, одни вплавь, другие – по лавам… И с радостью быстро в бой пошли, призывая Бога и чудотворца Сергия'' (45). Конечно, современники воспринимали чудесную перемену в религиозной системе координат. Человек неверующий задумался бы о чувстве общественного самосохранения перед лицом внешней угрозы. Было ли его пробуждение закономерно? Наверное, нет. Мы же знаем много народов, социальных организмов, которые перестали быть самостоятельными субъектами исторического процесса, и язык их забылся.
Марина Тимашева: Давайте отвлечемся от кровавых сюжетов – что-то Вы обещали про театр рассказать.
Илья Смирнов: Статья ''Конная карусель в царствование Елизаветы Петровны'' Гусаровой Елены Васильевны показывает нам историческую роль военного сословия в становление театрального искусства в России. 21 декабря 1746 года ''командировались на оперу'' кадеты, список из 35 фамилий, и весьма громких. Князь Николай Барятинский, князь Александр Вяземской, Яков Языков, Осип Каховский, Адольф Врангель, Антон Беринг (149). ''… Кадеты командировались на этот спектакль (''Милосердие Титово'' - И.С.) отнюдь не в качестве зрителей. ''Феерическая опера с царями и полубогами, с пением и балетами, с чудесным применением декоративного и машинного искусства, с пышными костюмами'' требовала огромного количества исполнителей… Не исключено участие кадетов и в сопровождавших спектакль балетах ''Радость народа о явлении Астреи'', ''Бал крестьян латинских'', ''Бал африканцев''…, а корпусной танцмейстер Ланда'' являлся автором и постановщиком…'' (149). Но самое интересное – участие тех же кадетов в ''карусели''. Это ''особый раздел военных парадов и придворных праздников, что произошел от ''экзерциций'' по отработке приемов конного боя…, выполнявшихся… ''на скаку'', в движении по кругу'' (150). Такой привет из далекого прошлого конному театру "Зингаро",
Марина Тимашева: В ''Зингаро'' всё-таки не парад, а театр, то есть представление, связанное единым драматическим сюжетом.
Илья Смирнов: Не могу спорить со специалистом, только отмечу, что ''Единорог'' дает нам очередное подтверждение: Ваш, Марина, замечательный вид искусства всегда требовал государственной поддержки. Никуда от нее не денешься.
Марина Тимашева: Сегодня этого не отрицают даже те, кто в 90-е годы яростно обличал репертуарный театр как продажную девку тоталитаризма. Только уточняют, что бюджетные деньги должны поступать именно в их театр, а не в соседний, и безо всяких ответных обязательств перед обществом. Однако вернемся от муз к Марсу.
Илья Смирнов: По этой части в альманахе еще много интересного. Персидский поход, Конотопское сражение, биография номинального царя – соправителя Симеона Бекбулатовича, походы Девлет – Гирея из Крыма на Москву. И в этой связи авторами статьи, А.В. Виноградовым и А. В. Маловым прекрасно показана связь военной истории и социальной: в результате опричного террора своего ''крестьянского'' царя православные московские люди начали бояться более чем вражеского нашествия'' (224). То есть, кочевники были обязаны успехом не численному, тем более не техническому превосходству (219), а внутренним недугам того государства, которое собрались грабить. В разделе рецензий Игорь Владимирович Курукин нам уже знакомый, отреагировал на ЖЗЛ-овское издание 2007 г. про гетмана Мазепу. Отреагировал академично, корректно, с единственным выходом в злободневность - отметил, что ''не случайно президент Украины Виктор Ющенко наградил автора орденом…'' (538) – и весьма убедительно. Надеюсь, мы к этой теме еще вернемся, потому что недавно вышло новое издание биографии Мазепы.
Еще я отметил бы отчет ''Дискуссия о численности вооруженных сил Российского государства…'' Вообще если попробовать определить идеи, объединяющие материалы сборника, то это, наверное, стремление к реалистической статистике в противоположность баснословной, которая проникает даже в учебники. Мы с вами уже обсуждали одно такое пособие, где школьникам рассказывают, как в Грюнвальдской битве “десятки тысяч рыцарей были убиты” Мотивы игр с цифрами иногда грубо - политические, но порою ''значительное преувеличение'' (529) мы находим и в серьезной литературе, особенно у историков Х1Х века. Это связано с ''некритическим подходом'' к источникам, к ''фантастическим числам из казацких летописей и польских хроник'' (И.Б. Бабулин, 81). Авторы ''Единорога'' призывают, во-первых, тщательно сопоставлять письменные источники разных жанров, ведь одно дело – агитация и пропаганда, и совсем другое дело – бухгалтерский учет, во-вторых, соотносить данные о численности армии с демографическими, экономическими и мобилизационными возможностями конкретной территории.
И такой материализм, он же позитивизм, можно только приветствовать. Отмечая на полях, что ''строгие'' (в кавычках) математические модели исторических процессов, всякого рода циклы и графики, которыми радостно украшают свои труды некоторые авторы, как правило – пришельцы из естественных наук и из математики, они, к сожалению, имеют под собой довольно шаткую основу.
Наконец, о том, как издана книга. Издана замечательно. Слишком замечательно. Все-таки сборник научных статей и подарочное издание – не совсем одно и то же. И мне не кажется, что для иллюстраций или схем сражений (которые Вам так понравились, да и мне они нравятся тоже) принципиально важно, чтобы они были цветные и глянцевые. Важно, чтобы были чётко пропечатаны. А полиграфическая роскошь делает книгу недоступной даже для специалистов, не говоря уже про учащуюся молодежь. И открывает широкий простор для суррогатной продукции.