Комитет 19 января, международный День юного антифашиста и современное протестное движение в России. В каких колоннах антифашисты ходят на митинги и какие лозунги они используют? Опыт шествий 19 января и 4 февраля. Сколько метров было между колоннами антифа и националистов на пути к Болотной площади? Как беспартийные горожане реагировали на имперские флаги и националистические лозунги? Как поэты-активисты провели день юного антифашиста? На каких условиях националисты могли бы участвовать в широком гражданском движении? Могут ли считаться политзаключенными те, кто осужден за убийства на национальной почве? Существовали ли русские фашисты в Советском Союзе? Как вели себя русские националисты в мордовских лагерях?
В эфире в воскресенье в 18:00,
В эфире в воскресенье в 18:00,
повтор: в воскресенье в 22:00 и в понедельник в 7:00 и 14:00
фрагмент программы:
Надежда Прусенкова: Комитет 19 января - это пример взаимодействия, когда отсутствует политическая спекуляция.
Елена Фанайлова: В комитете нет даже неформальных лидеров?
Надежда Прусенкова: А зачем? Есть некая объединяющая идея. Необходимость создания этой организации, как я себе это представляю, была вызвана тем страшным преступлением, которое произошло три года назад, когда убили Стаса и Настю, когда возник внутренний порыв, который нужно было как-то объединить. И это пример самоорганизации и самообъединения. Собрались просто неравнодушные люди, когда невозможно было промолчать, невозможно было ничего не делать. И вот эта появившаяся энергия, хотя это была очень злая энергия, потому что она была вызвана болью и тяжестью переживания этого страшного события, она накапливалась. И как результат появилась такая идея.
Я хотела бы провести параллель с тем, что сейчас происходит на московских улицах. Люди выходят на большие митинги не потому, что призывают к этому какие-то известные, узнаваемые лица. Может быть, есть и такие люди. Но в основном выходят потому, что их затрагивает вопрос о фальсификации выборов. И мне кажется, «К-19» хорош тем, что ставит некие вопросы актуальные об антифашизме, об изменении антифашистского посыла. Это не государство, которое себе приписывает какие-то антифашистские ценности, не какие-то понятные организации, которые себе это приписывают, а это нечто другое. Комитет вкладывает свою лепту в то, чтобы изменить понимание антифашизма в сегодняшний день. И этот процесс идет, он еще не завершен.
Александр Черкасов: Националисты прут, и мы видим это, все могли видеть это на заседании Координационного совета гражданского движения, где, кажется, самой организованной и уверенной силой были именно националисты, которые знали, чего они хотят. Но ни со стороны правозащитников, ни либералов, ни со стороны антифашистов и левых они организованного и четкого отпора не получили, и не получали раньше. И в этом смысле у нас некий общий провал, потому что оказались не готовыми к тому, к чему все время призывали... Ведь все хотели, чтобы протест стал массовым. И вот он стал массовым. И оказывается, когда Господь хочет кого-то наказать, он исполняет его желания. Массовый протест не получил того заряда, который все хотели ему дать – и антифашисты, и правозащитники. Оказывается, все идет само по себе, а «старикам здесь не место».
Кирилл Медведев: Одна из причин растерянности, о которой говорит Александр, в том, что по-прежнему и в либеральной, и в левой среде есть некие предрассудки, устаревшие представления, которые мешают консолидации всех не националистических сил в обществе. Например, у либералов, мне кажется, такой предрассудок: если мы начинаем бороться с фашистами, с нацистами, то ведь надо же одновременно бороться и с крайне левыми. Которые для многих тоже являются не меньшим злом, то есть тоже носители тоталитарной идеологии, которые в случае прихода к власти... И так далее. Все это мы знаем. А если бороться и с теми, и с другими, то на это просто не хватит сил, и можно остаться в меньшинстве элементарном, поэтому многие либо колеблются, либо довольно четко приходят к тому, что сейчас не надо бороться ни с теми, ни с другими, мы должны быть вместе в протестном лагере, а потом уж разберемся.
Елена Фанайлова: Как вы провели 19 января и 4 февраля?
Александр Дельфинов: 19 января я пришел на Никитский бульвар. Я принес с собой флаг растаманский, чтобы антифашистским образом его там засветить. И поскольку я пришел раньше всех, то я стал его разворачивать, ко мне сразу подбежали тележурналисты и стали спрашивать: «А что это у вас за флаг?». Я дал много интервью. А потом мне организаторы сказали: «Флаги носить нельзя». Поэтому весь мой самопиар пошел прахом. И что касается конкретно этой акции. Мы помогали нести баннер вместе с моим другом Артемом Лоскутовым, так мы внесли свой художественный вклад. Еще я напугал Григория Явлинского там. Я ему крикнул в ухо: «Вот идет мой президент!». А зачем я так крикнул, сам не понимаю. Ну, сорвалось. Мне показалось, что эта акция была и массовой, и качественной. Я 10 лет жил в Германии, приехал недавно только сюда, и у меня на все свежий взгляд. И некоторые вещи мне кажутся, может быть, иными, чем участникам событий. Когда я жил в Германии, мне казалось, что выступления левых или какие-то антифашистские выступления в Москве довольно слабые. Кругом скачут националисты толпами, а 2-3 человека выходят против них что-то заявить. Но когда я увидел «движуху» 19-го числа, и все говорят, что она не такая массовая, для меня она была реально массовой, нормальной.
А от 4-го у меня обратное было впечатление. У меня 4-го на Болотной площади произошла стычка с нацистами, они сами себя так называли. Мы в очереди за бесплатным чаем с ними столкнулись. Мой коллега Шура Буртин нас разнял, потому что я в драку полез.
На предмет взаимодействия с нацистами... есть вещи, которые очень легко проясняются на предмет того, можно ли с кем-то взаимодействовать или нет. Эти ребята сказали: «Мы нацисты. Когда мы придем к власти, мы всех вас перережем. Знаете, что делали в Германии с такими, как вы? Совали их в печи. И мы вас всех засунем в печь». Можно с такими людьми взаимодействовать или нет? Это вопрос риторический. Понятно, что есть, условно, в консервативно-политическом спектре до какого-то предела люди вполне приличные, вполне разумные, и в условиях каких-то демократических процедур они вполне легитимно могут действовать. Но когда речь заходит о нацистах или о радикальных фашистах, которые проповедуют непосредственно человеконенавистническую идеологию убийства и агрессии, никакого здесь сотрудничества быть не может. И нахождение их на этом митинге – это нонсенс. Но самое интересное, что они сами это чувствуют. И стычка с этими ребятами там произвела на меня такое впечатление – я почувствовал, что они слабые. Агрессия, которую они проявили в мой адрес, - это все от бессилия, как мне показалось. Потому что их реально мало, реально их никто не поддерживает. Это маленькая секта. И их большое влияние на общество, а ощущается, что оно распространяется, - это во многом результат каких-то политических манипуляций, мне кажется, властных.
фрагмент программы:
Надежда Прусенкова: Комитет 19 января - это пример взаимодействия, когда отсутствует политическая спекуляция.
Елена Фанайлова: В комитете нет даже неформальных лидеров?
Надежда Прусенкова: А зачем? Есть некая объединяющая идея. Необходимость создания этой организации, как я себе это представляю, была вызвана тем страшным преступлением, которое произошло три года назад, когда убили Стаса и Настю, когда возник внутренний порыв, который нужно было как-то объединить. И это пример самоорганизации и самообъединения. Собрались просто неравнодушные люди, когда невозможно было промолчать, невозможно было ничего не делать. И вот эта появившаяся энергия, хотя это была очень злая энергия, потому что она была вызвана болью и тяжестью переживания этого страшного события, она накапливалась. И как результат появилась такая идея.
Я хотела бы провести параллель с тем, что сейчас происходит на московских улицах. Люди выходят на большие митинги не потому, что призывают к этому какие-то известные, узнаваемые лица. Может быть, есть и такие люди. Но в основном выходят потому, что их затрагивает вопрос о фальсификации выборов. И мне кажется, «К-19» хорош тем, что ставит некие вопросы актуальные об антифашизме, об изменении антифашистского посыла. Это не государство, которое себе приписывает какие-то антифашистские ценности, не какие-то понятные организации, которые себе это приписывают, а это нечто другое. Комитет вкладывает свою лепту в то, чтобы изменить понимание антифашизма в сегодняшний день. И этот процесс идет, он еще не завершен.
Александр Черкасов: Националисты прут, и мы видим это, все могли видеть это на заседании Координационного совета гражданского движения, где, кажется, самой организованной и уверенной силой были именно националисты, которые знали, чего они хотят. Но ни со стороны правозащитников, ни либералов, ни со стороны антифашистов и левых они организованного и четкого отпора не получили, и не получали раньше. И в этом смысле у нас некий общий провал, потому что оказались не готовыми к тому, к чему все время призывали... Ведь все хотели, чтобы протест стал массовым. И вот он стал массовым. И оказывается, когда Господь хочет кого-то наказать, он исполняет его желания. Массовый протест не получил того заряда, который все хотели ему дать – и антифашисты, и правозащитники. Оказывается, все идет само по себе, а «старикам здесь не место».
Кирилл Медведев: Одна из причин растерянности, о которой говорит Александр, в том, что по-прежнему и в либеральной, и в левой среде есть некие предрассудки, устаревшие представления, которые мешают консолидации всех не националистических сил в обществе. Например, у либералов, мне кажется, такой предрассудок: если мы начинаем бороться с фашистами, с нацистами, то ведь надо же одновременно бороться и с крайне левыми. Которые для многих тоже являются не меньшим злом, то есть тоже носители тоталитарной идеологии, которые в случае прихода к власти... И так далее. Все это мы знаем. А если бороться и с теми, и с другими, то на это просто не хватит сил, и можно остаться в меньшинстве элементарном, поэтому многие либо колеблются, либо довольно четко приходят к тому, что сейчас не надо бороться ни с теми, ни с другими, мы должны быть вместе в протестном лагере, а потом уж разберемся.
Елена Фанайлова: Как вы провели 19 января и 4 февраля?
Александр Дельфинов: 19 января я пришел на Никитский бульвар. Я принес с собой флаг растаманский, чтобы антифашистским образом его там засветить. И поскольку я пришел раньше всех, то я стал его разворачивать, ко мне сразу подбежали тележурналисты и стали спрашивать: «А что это у вас за флаг?». Я дал много интервью. А потом мне организаторы сказали: «Флаги носить нельзя». Поэтому весь мой самопиар пошел прахом. И что касается конкретно этой акции. Мы помогали нести баннер вместе с моим другом Артемом Лоскутовым, так мы внесли свой художественный вклад. Еще я напугал Григория Явлинского там. Я ему крикнул в ухо: «Вот идет мой президент!». А зачем я так крикнул, сам не понимаю. Ну, сорвалось. Мне показалось, что эта акция была и массовой, и качественной. Я 10 лет жил в Германии, приехал недавно только сюда, и у меня на все свежий взгляд. И некоторые вещи мне кажутся, может быть, иными, чем участникам событий. Когда я жил в Германии, мне казалось, что выступления левых или какие-то антифашистские выступления в Москве довольно слабые. Кругом скачут националисты толпами, а 2-3 человека выходят против них что-то заявить. Но когда я увидел «движуху» 19-го числа, и все говорят, что она не такая массовая, для меня она была реально массовой, нормальной.
А от 4-го у меня обратное было впечатление. У меня 4-го на Болотной площади произошла стычка с нацистами, они сами себя так называли. Мы в очереди за бесплатным чаем с ними столкнулись. Мой коллега Шура Буртин нас разнял, потому что я в драку полез.
На предмет взаимодействия с нацистами... есть вещи, которые очень легко проясняются на предмет того, можно ли с кем-то взаимодействовать или нет. Эти ребята сказали: «Мы нацисты. Когда мы придем к власти, мы всех вас перережем. Знаете, что делали в Германии с такими, как вы? Совали их в печи. И мы вас всех засунем в печь». Можно с такими людьми взаимодействовать или нет? Это вопрос риторический. Понятно, что есть, условно, в консервативно-политическом спектре до какого-то предела люди вполне приличные, вполне разумные, и в условиях каких-то демократических процедур они вполне легитимно могут действовать. Но когда речь заходит о нацистах или о радикальных фашистах, которые проповедуют непосредственно человеконенавистническую идеологию убийства и агрессии, никакого здесь сотрудничества быть не может. И нахождение их на этом митинге – это нонсенс. Но самое интересное, что они сами это чувствуют. И стычка с этими ребятами там произвела на меня такое впечатление – я почувствовал, что они слабые. Агрессия, которую они проявили в мой адрес, - это все от бессилия, как мне показалось. Потому что их реально мало, реально их никто не поддерживает. Это маленькая секта. И их большое влияние на общество, а ощущается, что оно распространяется, - это во многом результат каких-то политических манипуляций, мне кажется, властных.