Что нарушил анархо-панк-молебен в общественном договоре? Почему депутаты-единороссы требуют ужесточения наказания, а священники, пострадавшие при Советской власти, призывают освободить девушек? Будет ли Amnesty International добиваться для участниц группы статуса политзаключенных? Может ли современное искусство заходить на территорию церкви? Традиции русского юродства и венского акционизма в деятельности группы Pussy Riot. История дела против группы как история противостояния разных слоев гражданского общества в России. Нарушаются ли права верующих призывами руководства Московского патриархата собирать подписи за ужесточение наказания для Pussy Riot?
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Дело Pussy Riot: за что наказывать участниц группы?
Михаил Калужский, журналист, драматург;
Александр Дельфинов, поэт, общественный активист;
юристы Дмитрий Якушев и Владимир Осинин; правозащитники Мария Кравченко (СОВА) и Валерий Никольский (МХГ); журналисты Вениамин Дмитрошкин (грани.ру) и Дмитрий Ермольцев (ЕЖ), философ Арсений Хитров; историк Александр Никитин; арт-критик, специалист в области современного искусства Екатерина Деготь.
В эфире в воскресенье в 18 и 22, в понедельник в 7 и 14 часов.
Фрагмент программы
Елена Фанайлова: Если сравнивать контекст того процесса, в котором сейчас оказались «Pussy Riot», с процессами, отчасти напоминающими это дело, я имею в виду процесс по делу выставки «Осторожно, религия!» и процесс по делу выставки «Запретное искусство» Ерофеева и Самодурова, то о какой разнице можно говорить?.
Екатерина Деготь: Во-первых, разница в том, что сам жест «Pussy Riot» более осмысленный, более четкий, более политический, чем, например, выставка «Осторожно, религия!». Pussy сделали очень четкое высказывание и, надо сказать, очень точно задели болевые точки нашего общества по всем вопросам, как по религиозным, так и по гендерным, например. И та дискуссия, которая вокруг них существует, очень острая, говорит о том, что им удалось это сделать. И это уже признак высокого качества их работы, как в художественном, так и в политическом смысле.
Во-вторых, конечно, изменилось наше общество очень сильно, к счастью. У людей, можно сказать, проснулась совесть. А совесть состоит в том, чтобы стоять на стороне угнетенных, стоять против несправедливого использования власти. И люди начали понимать, что к угнетенным Русская православная церковь не относится, а скорее, относится к несправедливо угнетающим. Поэтому голоса в защиту «Pussy Riot» раздаются, в том числе, и изнутри православной церкви тоже, что, как мне представляется, очень важный и значительный симптом.
Елена Фанайлова: Если говорить непосредственно о самом высказывании «Pussy Riot», а я в виде высказывания рассматриваю конечный продукт, то есть ролик, который появился в Интернете (хотя здесь могут быть совершенно разные мнения), это высказывание лежит в поле современного искусства или в каком-то другом поле? Я к вам сейчас обращаюсь как к специалисту.
Екатерина Деготь: Конечным продуктом, если можно употребить это слово, является сам поступок. А то, как мы о нем узнали, - это следующий вопрос. Дело в том, что современное искусство рассматривает произведение сегодня как поступок, и в этом смысле нет никакой разницы, я подчеркиваю, вообще никакой между художественным и политическим полем. Сейчас будет очередная Берлинская биеналле, куратором которой выступает известный художник Артур Жмиевски. Он только что написал установочный текст, в котором говорит о том, что искусство не использует своих практических возможностей действия именно потому, что оно ограничивает себя какой-то эстетической сферой, а сегодня задача состоит в том, чтобы использовать искусство для решения общественных задач. Именно этим и занимается «Pussy Riot».
Елена Фанайлова: Когда, например, польский художник Рафал Бетлеевский сжигал свой сарай, он был готов к тому, что приедет полиция и его арестует, или что жители деревни, в которой он сарай сжигал, его побьют. Напомню, что это был довольно провокативный для Польши жест, напоминающий о вине поляков перед евреями за Едвабне во время Второй мировой войны. Бетлеевский был морально готов к тому, что его арестуют. И его не раз арестовывали во время его акций в Польше. Должен ли современный художник, который на таком взрывоопасном поле работает, рассчитывать на то, что правоохранительные органы не обратят на него внимания, что верующие, чьи чувства он заденет, или якобы заденет, не будут испытывать определенной агрессии?
Екатерина Деготь: Разумеется, художник – взрослый человек, и он не должен вести себя как какой-то невменяемый, которому полагаются определенные послабления. Художник, безусловно, должен считаться с разными возможностями своего жеста. И надо сказать, что «Pussy Riot» с этим считаются вполне. И только тот художник должен делать такие жесты, который готов, в принципе, сесть в тюрьму.
Валерий Никольский, Московская Хельсинкская группа: Я изложу позицию, которую мы вырабатывали вместе с отцом Глебом Якуниным. Напомню, что за приверженность православию он отсидел несколько лет в лагерях, и рассматривает дело Pussy Riot с точки зрения политических преследований. Он обратил внимание на название самого события: панк-молебен. В переводе на язык традиции это молебен юродивого. Это молебен людей, которые обращаются к власти с теми или иными обличениями. В соответствии с традицией обличения должны происходить внутри храма, конечно, без нарушений храмового освященного пространства, и девушки не заходили в алтарь, чтобы не разрушить храмовое пространство. Обличение должно быть обращено к властям, к начальству. И мы видим, что они в своем тексте совершенно точно обращаются к властям, к Патриарху и к Путину. Я хотел бы напомнить, насколько это обличение может быть острым, насколько их обличение соответствует религиозной традиции. На въезде в Псков стоит церковь Святого Местночтимого Николая Люпятовского, который встретил Ивана Грозного на въезде в город (будучи уже известным юродивым) и поднес ему кусок сырого мяса. История не сохранила плотно этот диалог, но сказано было примерно следующее: «Одичал ты, царь. Что-то на людей бросаться стал. Возьми кусок этот и съешь его, но не пей крови людской.» Настолько это подействовало на помазанника Божия, что Грозный простоял два дня под Псковом, потом ушел и вернулся гораздо позже, чтобы разгромить город. Значит, мы не видим здесь никакого расхождения с православной традицией. Девушки находились внутри нее и ничего, что противоречило бы религиозным нормам, не совершали. Мы не знаем, кто готовил эту акцию, но видим, что человек этот хорошо знаком с традицией и относится к ней с уважением.
Почему же тогда возникает дискуссия об уголовной статье и о том, что в результате они должны быть осуждены? Но мы же понимаем что это будет политический судебный процесс, только потому, что они обратились к Путину. Но мы обратили внимание на то, что Путин после этого сказал: «Мне стыдно за то, что это произошло». И мы это рассматриваем как слабое, косвенное, но правильное реагирование, хоть и не надеемся, что это повлияет на суд.
Что еще поразительно в этой истории. Что за девушек вступились те священники, которые подвергались преследованиям в советское время. Отец Павел Адельгейм в Пскове, тот же Кураев, который знал, что такое преследования за веру. Есть люди, которые относятся к событиям не как к событиям, которые произошли здесь и сейчас и только в этом президентском сроке, а связаны со всей историей нашей страны. Возможно, девушки станут политзаключенными, мы исходим из того, что в этом процессе есть политическая составляющая. А опыт предъявления хулиганских статей диссидентам мы все по советскому времени знаем.
