В какой степени становление российской государственности отличалось от западной практики? Часто говорят об особом государственном пути России. Есть ли у таких заявлений исторические основания?
А истина-то где?
Юрий Пивоваров: Это старая марксистско-ленинская штучка, что возможна теория, которая все объяснит. Во-первых, наука имеет границы. Наука – это не предсказание по телевизору, что там будет через 400 лет. Наука – вещь очень строгая, способ рационального познания мира. Невозможна одна концепция или одно видение, возможны в принципе несколько. Они дадут множество взглядов, точек зрения, дадут стереоскопическое видение.
Давайте обеспечим стереоскопический взгляд.
Юрий Пивоваров: Начнем с природно-климатических условий. Конечно, они отличны от Западной, Центральной Европы. Это первая попытка человечества строить цивилизацию и культуру в северных широтах. Здесь земледельческого населения не было. Жили угро-финские охотничьи племена. Второй фактор - изоляция от образованного мира, причем от всякого образованного мира. То, что мы поначалу взяли христианство из ученой Византии, но на болгарском языке, изначально уже несколько провинциализировало, ограничило цивилизационные возможности России. Добавьте века изоляции, ордынский удельный период… Мы же знаем, что монголы уводили в полон людей грамотных, книжников, уводили людей мастеровых, которые умели каменные храмы строить. Удар наносился дифференцированно по наиболее качественным профессиям, по грамотным людям.
И, разумеется, вопрос территории. Известны красивые, но отчасти и правильные слова Николая Бердяева, что русскую историю съела русская география. Конечно, не надо понимать это в прямом смысле слова, но в определенном смысле – конечно, Бердяев прав. Безусловно, когда, например, Александр III и Сергей Витте обсуждали вопрос о том, сколько будет стоить билет на поезд от Варшавы (тогда русского города) до Владивостока, они понимали, что, говоря сегодняшним языком, по рыночной цене только они и смогут по такой железной дороге прокатиться. Разные пространства предполагают разные экономические, хозяйственные ритмы, методы освоения. Я думаю, у России есть глубокое своеобразие, но, главное не в нем: конечно, мы - страна христианского мира. Мы в общем и целом страна европейского мира, хотя и с огромным своеобычием. Я очень боюсь, как бы в нашем общественном сознании не победила эта идея самобытничества. Тогда нам конец будет. Заметьте, лучшие русские историки не были самобытниками. И настоящие славянофилы не были самобытниками.
Как вы считаете, можно сказать, что исторически Россия – это глубокая европейская провинция?
Эта периферия примерно в одно время (Германия чуть раньше) стала христианизироваться, и через процесс христианизации втягиваться в европейскую цивилизацию. Христианизация означала не просто принятие определенной веры, а принятие определенной культурной системы. На Руси после ее крещения основные византийские новации внедрялись с отставанием в 50-70 лет. Даже Орда, даже татарское завоевание не построило
непроницаемую стену. На самом деле, изоляция России произошла в XV веке: когда мы отделили себя от всего христианского мира фанатичным антикатолицизмом и самопровозглашенной автокефалией. Вот тогда Русь ограничила себя со всех сторон. Будучи провинцией, постоянно питающейся токами более развитой - на порядок более развитой - культуры классического средиземноморского мира, Россия, самоограничившись, одичала. И когда при царе Алексее Михайловиче вновь встал вопрос о включении Руси в мировую систему отношений, мы были не просто глубоко провинциальны, мы были дико провинциальны. Периферийная Швеция к этому времени стала страной, где Декарт чувствовал себя как дома, а Россия оказалась страной, в которой любой немец чувствовал себя совершенно чужим человеком. Вот результат неправильного выбора.
Беседа восьмая. О русской империи и русском мессианстве
Николай Рерих. Собирают дань. 1908 год
Юрий Пивоваров: Конечно, поскольку все мы живем на одной земле, есть общие социальные закономерности, и, конечно, есть своеобразие. Здесь весь вопрос в том, на что мы больше обращаем внимание. Скажем, в последние годы Андрей Борисович больше говорит об общих чертах русско-европейского развития. Я же склонен подчеркивать своеобразие, не отрицая и наличие…А истина-то где?
Юрий Пивоваров: Это старая марксистско-ленинская штучка, что возможна теория, которая все объяснит. Во-первых, наука имеет границы. Наука – это не предсказание по телевизору, что там будет через 400 лет. Наука – вещь очень строгая, способ рационального познания мира. Невозможна одна концепция или одно видение, возможны в принципе несколько. Они дадут множество взглядов, точек зрения, дадут стереоскопическое видение.
Давайте обеспечим стереоскопический взгляд.
Известны слова Николая Бердяева о том, что русскую историю съела русская география.
И, разумеется, вопрос территории. Известны красивые, но отчасти и правильные слова Николая Бердяева, что русскую историю съела русская география. Конечно, не надо понимать это в прямом смысле слова, но в определенном смысле – конечно, Бердяев прав. Безусловно, когда, например, Александр III и Сергей Витте обсуждали вопрос о том, сколько будет стоить билет на поезд от Варшавы (тогда русского города) до Владивостока, они понимали, что, говоря сегодняшним языком, по рыночной цене только они и смогут по такой железной дороге прокатиться. Разные пространства предполагают разные экономические, хозяйственные ритмы, методы освоения. Я думаю, у России есть глубокое своеобразие, но, главное не в нем: конечно, мы - страна христианского мира. Мы в общем и целом страна европейского мира, хотя и с огромным своеобычием. Я очень боюсь, как бы в нашем общественном сознании не победила эта идея самобытничества. Тогда нам конец будет. Заметьте, лучшие русские историки не были самобытниками. И настоящие славянофилы не были самобытниками.
Как вы считаете, можно сказать, что исторически Россия – это глубокая европейская провинция?
Богдан Виллевальде. Открытие памятника 1000-летия России в Новгороде в 1862 году. 1860-е годы.
Андрей Зубов: В принципе можно. Я в нескольких своих последних работах говорю о том, что в силу особенностей исторического развития мы являемся культурной периферией Европы так же как, например, Скандинавия. Культурным центром Европы являлась Римская империя, если не говорить о более ранних временах, когда эту роль играли Крит, Греция. Римская империя была единой целостностью с латинским языком, с единым культурным классом. В этот мир входила, естественно, и будущая Византия, и будущая западная часть империи. То, что находилось в варварской периферии, за границами империи, то есть современные Германия, Скандинавия, Польша, Россия, Чехия – это глубокая провинция.Эта периферия примерно в одно время (Германия чуть раньше) стала христианизироваться, и через процесс христианизации втягиваться в европейскую цивилизацию. Христианизация означала не просто принятие определенной веры, а принятие определенной культурной системы. На Руси после ее крещения основные византийские новации внедрялись с отставанием в 50-70 лет. Даже Орда, даже татарское завоевание не построило
Изоляция России от Европы произошла в XV веке, когда страна отделила себя от христианского мира самопровощглашенной автокефалией.
непроницаемую стену. На самом деле, изоляция России произошла в XV веке: когда мы отделили себя от всего христианского мира фанатичным антикатолицизмом и самопровозглашенной автокефалией. Вот тогда Русь ограничила себя со всех сторон. Будучи провинцией, постоянно питающейся токами более развитой - на порядок более развитой - культуры классического средиземноморского мира, Россия, самоограничившись, одичала. И когда при царе Алексее Михайловиче вновь встал вопрос о включении Руси в мировую систему отношений, мы были не просто глубоко провинциальны, мы были дико провинциальны. Периферийная Швеция к этому времени стала страной, где Декарт чувствовал себя как дома, а Россия оказалась страной, в которой любой немец чувствовал себя совершенно чужим человеком. Вот результат неправильного выбора.
Беседа восьмая. О русской империи и русском мессианстве