Два абсолютно ложных мифа расцвели в последнее время в России: от власти можно добиться чего-то жалобами либо угрозами покончить с собой.
Первый миф, кажется, родил Сергей Адамович Ковалёв, утверждая, что политические заключённые в 1970-е годы, бомбардируя советские органы жалобами, добились существенных улучшений для всех заключённых. Власти-де стали задыхаться от потока писем, которые по закону были вынуждены рассматривать. Вовсе нет: никто не задыхался, какие-то уступки сделали, но абсолютно несущественные, а главный результат — перестали отвечать на жалобы либо наладили механизм отписок.
В наши дни каждый, кто жаловался, получал высурковские ответы: «Ваше обращение принято к сведению». «Христа распяли!» - «Ваше обращение принято к сведению». «Христос воскресе!» - «Ваше обращение принято к сведению». «Вы идиот!» - «Ваше обращение принято к сведению». «Быть или не быть?» - «Ваше обращение принято к сведению».
Второй миф много опаснее: якобы от власти можно чего-то добиться угрозой самоубийства. Тут как в рассказах суеверов о чудесах — помнят лишь позитив. В реальности на каждый удачный случай приходилась и приходится сотня, когда не выжили и не добились.
Это не означает, что самоубийство — ошибка, грех и т. п.
Самоубийство — дело очень достойное, свидетельствующее о глубине, высоте и густоте духовной жизни. Настолько достойное дело, что нет ни одного человека, который был бы достоин совершить самоубийство. Самоубийства надо защищать от самоубийц.
Самоубийство надо защищать от угроз покончить собой. Разница между человеком, который бросается с крыши, и человеком, который грозится бросится с крыши, как между любовью и порнографией. Это не означает, что угрозы покончить с собой можно пропускать мимо ушей. Нельзя. Более того, каждая угроза покончить с собой уже есть самоубийство, в том евангельском смысле, в каком сказать человеку «идиот» есть убийство. Серьёзно стоит относиться и к собственным суицидальным импульсам — это более чем тревожный признак. Однако, надо видеть и разницу между «дурак» и убийством, между угрозой и суицидом.
Сейчас в Астрахани голодают несколько десятков человек с политическими требованиями, и там всерьёз попахивает смертельным исходом — так вот, они не доведены до крайности, как говорят их защитники. Когда человек доведен до крайности, он просто кончает с собой. Вот освободить Тибет от Китая — безнадёжное дело, тибетцы регулярно кончают с собой. Им ничего больше не остаётся. Это как с выражением «мне невыносимо больно». Оно ложно по определению. Если человеку больно невыносимо, он теряет сознание или даже умирает. Если человек ещё говорит — значит, выносимо.
Самоубийство как последний, высший довод свободного человека — абсолютно верная идея. Относится это и к самоубийству через голодовку до смерти. Поэтому голодовки Ганди или Сахарова — мудрое и достойное поведение. Почему же голодовки тех же астраханцев у многих не вызывают сочувствия? Да потому, что там свободой и не пахнет, и там открыто говорят, что это не от свободы с надеждой, а от рабства с отчаянием.
Лучшая защита астраханцев предложена психологом Людмилой Петрановской (этот замечательный человек, специалист по детско-родительским отношениям, выступает и у нас на радио):
«Реакция на бессрочную голодовку с любыми законными требованиями в обществе, живущем по принципам солидарности может быть только одна: поддержка всеми доступными средствами. … Слушайте, зэки, воры, грабители и всякоразно в других отношениях неприятные личности, все встают и колотят мисками в двери, если их товарищ голодает. Они не уговаривают его перестать, они не зовут тюремного врача с капельницей, они не говорят: "Вот дурак, подумаешь, в рожу плюнули, нет бы утереться". Они поддерживают, как могут, сами нарываясь на большие неприятности. Им это очевидно, что так устроено и иначе нельзя. А интеллигентам-гуманистам из ЖЖ неочевидно».
Так замечательный психолог проявляет ровно ту черту, которую обнаруживает у других — виктимность. Всё так плохо, всё так безнадёжно, что остаётся единственное средство, и надо поддерживать тех, кто к этому средству прибегает.
ВНП! Всё не так плохо! Всё плохо, но иначе. Да, Россия — тюрьма. Да, свобода и честь в России растоптаны. Но это совершенно не означает, что остаётся голодать до смерти и поддерживать голодающих до смерти.
Самоубийство — замечательная вещь, но это именно вещь. Кстати, вопреки тому, что думает о самоубийстве самоубийца. Он полагает, что самоубийство — это Слово. Логос. Единственное, высшее высказывание, понятное всем.
Прямо наоборот! Самоубийство в принципе непонятно, даже если самоубийца напишет перед смертью целый трактат (казус немецкого мыслителя Макса Шелера). Простейший казус — самоубийство Иуды — и то трактуется самыми противоположными способами.
Угроза самоубийством плоха тем, что она есть не первая фаза возможного диалога, а отказ от диалога, отказ от общения. Это животное поведение, а не человеческое. Это форма демонстрации тела, а вовсе не высказывание.
Общая проблема современного оппозиционного движения в том, что оно похоже на своего (и нашего общего) врага неумением говорить. Ругаться — запросто («отдайте, гады»). Хохохать — запросто. Показывать ленточки разных колеров — с удовольствием. Убить или самоубиться — тоже можем. Каждый день ходить на митинг, драться с силовиками — нет проблем. Гаркнуть с трибуны и ответить рёвом толпы — легко. Перелаяться с врагом — ура! А поговорить с другом — стоп! Этого — не умеем. Разучились. Сто лет назад умели. Сколько было совещаний, встреч, разговоров, обсуждений. Бердяев с Милюковым, Струве с Плехановым, Мартов с Даном — они говорили! Спорили! Вырабатывали программы. Потом пришли большевики, безо всяких разговоров начали стрелять, оставляя в живых тех, кто поверил: слова — ничто, насилие — всё. Вот и выросло уже третье поколение оппозиции, которая умеет всё, только говорить не желает, самоорганизовываться не умеет и уповает лишь на повторение штурма Зимнего.
Вы думаете, на карту в Астрахани поставлено куда меньше Зимнего дворца? Там всего лишь требуют пересмотра результатов выборов? Как говорит Петрановская, «конкретное, ясное, компактное требование, выполнения которого абсолютно реально добиться прямо завтра. Если прямо завтра выйдет столько, сколько было на Болотной или Сахарова. За честные выборы, как раз».
Ну да — достать банан, подвешенный к потолку, нетрудно, просто надо не одному человеку прыгнуть, а ста тыщам.
Требование честных выборов — конкретное, ясное, компактное и именно поэтому режим будет стоять до последнего. Он-то не намерен кончать жизнь самоубийством. Его жизнь только начинается! Всего-то двадцать лет как избавились от идиотского комитета партконтроля, стали мистерами Твистерами, владельцами домов, заводов, пароходов — и вот теперь всё это вынь да отдай? А «честные выборы» - именно к этому поведут. Цена вопроса — именно такова. В Астрахани требуют, чтобы кривосудие стало правосудием — подумаешь, какая мелочь...
Да тут корень всей проблемы — в праве. Другое дело, что в России угнетатели лучше угнетённых понимают, что право — смертельно опасно для деспотизма. Так надо понимать. Надо понимать, что проблема настолько важна, что её не решить голодовками и митингами, криками и сплочением с нацистами и коммунистами. Её можно решить только разговорами, причём разговорами друг с другом, а потом уже с деспотами. Мы всё мечтаем о Польше — так там круглому столу с властью предшествовало множество совершенно некруглых столов без власти. Англичане называют это «на уровне корней травы» - а в России до сих пор полагают, что трава растёт из Кремля, и что хорошая партия — это партия с хорошим финансированием, так приди же, Прохоровский или Березов, и организуй нас. До смерти голодать — готовы, создать политическую партию без денег и каждый день пропагандировать её программу среди соседей по дому — не готовы.
Самоубийство — великолепное, часто очень результативное проявление насилия. Самоубийца-то полагает, конечно, что это ответное насилие, и это очень часто правда. Тем не менее, насилие остаётся насилием, и угроза самоубийством — тёмное пятно и в жизни Ганди, и в жизни Сахарова. Отчаянием эти угрозы оправдать можно, одобрить — нельзя, как нельзя одобрить любое насилие, до атомной бомбы включительно.
Уже после первых протестов в связи с выборами было очевидно, что площадь Сахарова — тупик. Тупик, потому что в основе была ложь — якобы фальсификации на выборах явление не принципиальное, которое легко выправить. Тупик, потому что люди, требовавшие от власти жить не по лжи, сами абсолютно не готовы и не хотят жить по этой самой не лжи, жить по праву и закону. Тупик, потому что люди страшатся более всего не деспотизма, а настоящей, длительной, кропотливой политической активности, надеются взять горлом, большинством, истерикой, а уж в этих-то делах те, кто фальсифицировал выборы, куда больше мастер. И не стоит даже пытаться конкурировать. Оставим самоубийство деспотам и будем жить — споря друг с другом, объединяясь друг с другом (а не с врагами, что нынче стало модно и от чего, действительно, впору в петлю лезть), в общем, - давайте не будем толпой бушующих зэков, а будем людьми, и да поможет нам Бог.