К стыду своему, за добрые тридцать лет жизни в Западной Европе я ни разу не посетил порнокинотеатра. Но в сексшопе я был.
В 1978 году я приехал во Франкфурт в Общество прав человека, приехал раньше времени, и зашёл от нечего делать в этот самый шоп. Меня поразили не товары, а покупатели. Это были старики и гастарбайтеры, главным образом, турки. Они внимательно рассматривали товары, листали периодику и комиксы, вникали в материал. Казалось, они медитируют.
В лондонских магазинчиках «пресса», где продают всякую всячину, порножурналы можно найти на самых верхних полках – чтобы дети не дотянулись. Невольными жертвами этой традиции долгое время были крохотные мужчины. Я сам был свидетелем их многотысячного митинга в Гайд-Парке. Оратор сменял оратора, и все они требовали соблюдения прав маленького человека. В конце концов, ради них в некоторых магазинчиках завели лесенки-стремянки.
Никогда не забуду лучезарного лица крохотного мужчины... он скатывается кубарем со стремянки, в руке ещё тёплый журнальчик «Беатриче»... Признаюсь, в эту минуту впервые в жизни я испытал чувство, которое принято называть завистью.
В 1978 году я приехал во Франкфурт в Общество прав человека, приехал раньше времени, и зашёл от нечего делать в этот самый шоп. Меня поразили не товары, а покупатели. Это были старики и гастарбайтеры, главным образом, турки. Они внимательно рассматривали товары, листали периодику и комиксы, вникали в материал. Казалось, они медитируют.
В лондонских магазинчиках «пресса», где продают всякую всячину, порножурналы можно найти на самых верхних полках – чтобы дети не дотянулись. Невольными жертвами этой традиции долгое время были крохотные мужчины. Я сам был свидетелем их многотысячного митинга в Гайд-Парке. Оратор сменял оратора, и все они требовали соблюдения прав маленького человека. В конце концов, ради них в некоторых магазинчиках завели лесенки-стремянки.
Никогда не забуду лучезарного лица крохотного мужчины... он скатывается кубарем со стремянки, в руке ещё тёплый журнальчик «Беатриче»... Признаюсь, в эту минуту впервые в жизни я испытал чувство, которое принято называть завистью.