Анна Качкаева: Мы сегодня подводим своеобразный итог трехмесячному стоянию, сидению, разговорам, спорам об общественном телевидении, поскольку указ уже появился.
У меня в студии члены рабочей группы президентского Совета по правам человека - Даниил Дондурей, главный редактор журнала «Искусство кино», и Анатолий Голубовский, главный редактор телекомпании «Стрим».
В этой студии почти три месяца назад мы начали разговор об общественном телевидении, когда еще никто не знал, как будут работать рабочие группы, сколько их будет, как все это будет в публичном пространстве представлено. И конечно, никто не думал, каким будет указ. А теперь уже все известно. Но споры не утихают. Вещать общественное телевидение должно с 1 января 2013 года, вроде бы, на частоте канала «Звезда», хотя из указа это не очевидно, но точно в первом мультиплексе, где, по указу президента о развитии цифрового вещания, находятся основные федеральные каналы.
Сегодня в газете «КоммерсантЪ» опубликовано открытое письмо известного британского журналиста, имиджмейкера Ангуса Роксборо, которое он направил пресс-секретарю премьер-министра Дмитрию Пескову, потому что, вроде бы, консультировал (хотя Песков этого не подтверждает) Кремль по разным вопросам. Письмо по поводу того, что новая администрация в Кремле должна сменить глав трех федеральных телеканалов, а сами телеканалы должны превратиться в общественные или быть проданы группе частных владельцев. Во-первых, господин Песков не признает, что господин Роксборо был его советником, во-вторых, считает, что от иностранца не имеет смысла получать такие советы, в-третьих, подчеркивает, что как пресс-секретарь премьер-министра не имеет отношения к тому, что происходит в связи с общественным телевидением. Хотя как раз нынешнему премьер-министру, будущему президенту и реализовывать то, что написано в указе, подписанном президентом Медведевым, или отменить его, что тоже позволительно, хотя вряд ли.
Давайте все-таки подведем очевидный уже итог. Потому что дальше это уже реализация конкретных шагов - назначение главного редактора, генерального директора и общественного совета, и вряд ли мы уже на этот процесс сумеем повлиять. Даниил Борисович, вы представляете романтическое крыло рабочей группы. Вы все-таки верили, что что-нибудь из этого получится. Каковы ощущения сейчас?
Даниил Дондурей: Это был не молебен, тем более, не панк-молебен, чтобы верить или не верить. Мы занимались все-таки проблемой того, чем я с аспирантских годов учился заниматься. Социальным проектированием мы занимались. То есть тем, что мы должны были, как эксперты, предложить обществу проект некоторого института, природа которого отличается от ныне действующих институтов. И мне кажется, что хотя бы частично очень важную задачу мы решили. Мы предложили обществу хотя бы несколько минут (три месяца) поговорить о том, что такое телевидение нашей страны, чтобы люди не думали, что это средство массовой информации – телевидение, тем более, средство коммуникации только. Конечно, и информации, и коммуникации. А что это самый мощный, многофакторный, безумно эффективный, тотально доходящий практически до 93-95% населения страны институт управления страной. И вот эти слова, эти идеи в том или ином контексте, они в связи с этой историей прозвучали, включая кабинет президента, что было в моем присутствии. Хотя бы эти слова, хотя бы несколько предложений удалось выкрикнуть на эту тему.
Анна Качкаева: Чего, видимо, не порадовало слушающих.
Даниил Дондурей: Никого это не порадовало. Тут же остановили меня: «Давайте лучше мы поговорим о деньгах и управлении», - то, что жаждет обсуждать все наше сообщество. Мне-то казалось, чтобы люди подумали о том, что главный культурный институт, который, на мой взгляд, намного сильнее, чем национальная экономика и национальная безопасность, а это проектирование жизни, он остался без надзора. И мне казалось, что очень важно хотя бы начать дискуссию на эту тему.
Анна Качкаева: Но дискуссия-то началась.
Даниил Дондурей: Да, и это очень полезно. И меня уже 5 человек из тех тысяч, которые в этом участвовали, все-таки спросили: «Вы где-то брякнули «мировоззренческая цензура». А мы всегда думали, что у нас цензура только политическая. А чем это отличается? А что важнее? А из чего она состоит? А как это делается? А почему мы про это никогда ничего не читали? А почему про это не говорят журналисты? Они борются по поводу политики и так далее, а про эти вещи... И вдруг мы говорим, что сюжеты идеологии телесериалов важнее, чем появление Навального в эфире. Это как так, объясните нам. Вы чего про это молчали 15 лет?!».
Анна Качкаева: Ну, конечно, не молчали. И появление не только Навального, но и разных других точек зрения в обществе не менее важно. Но то, что прогнозируется в сериале и в развлечениях, не говоря уж о том, что во всех странах общественное телевидение очень разное и очень по-разному уравновешивает то, что есть в медийной сфере, это точно.
Анатолий, ваши ощущения от трех месяцев работы в рабочей группе?
Анна Качкаева: Но пока – только мы да британский имиджмейкер.
Анатолий Голубовский: Даниил Борисович сказал о том, что в присутствии очень высоких начальников какие-то проектные идеи удалось высказать, прокричать. Потому что воспринимается только крик в обществе, я бы даже сказал, вой...
Даниил Дондурей: Специалисты по телевидению называют это передачей эмоций.
Анатолий Голубовский: Ну да. И люди, ответственные за будущее, начальники, скорее, выступают не в качестве проектировщиков, а это группа «быстрого реагирования». Ведь все же помнят, когда была высказана идея об общественном телевидении – в декабрьском послании Федеральному Собранию. И в ряду замечательных, абсолютно несбыточных, казалось бы, идей о том, что у нас будет упрощен порядок регистрации политических партий, что у нас будут губернаторские выборы. При этом Болотная кричала: «Дайте нам общественное телевидение!». Почему-то люди, которые критикуют нас за то, что мы в чем-то принимали участие, забывают о том, что это был один из лозунгов, и не самый редкий, на Болотной, на Сахарова. Так вот, политическая реформа. Более того, это все было сказано в том разделе речи, который был посвящен «открытому правительству», как механизму, параллельному институту не очень понятному, как непонятным оказалось и общественное телевидение. Надо же как-то коммуницировать с обществом – вот и получилось. И для меня (думаю, и для всех) стало понятно, что ежели быстрое реагирование произошло, то будут и партии регистрировать, будут и губернаторские выборы. И сразу стало понятно, какой порядок регистрации партий примут, в каком виде будут губернаторские выборы – точно так же будет искорежен, исковеркан... но все равно будет называться «общественное телевидение».
Анна Качкаева: Вы оба все замечательно говорите, и я очень рада, что вы так оптимистично считаете, что три месяца не прошли напрасно. Но вот оно хоть и искореженное, как к этому можно отнестись, как к наименованию и как к институции, если общественность к этому так и не имеет отношения, и никаких признаков того, что это общественное, ни с точки зрения контроля, ни с точки зрения редакционной политики, ни с точки зрения финансирования, ни с точки зрения процедуры прозрачной нет?
Даниил Дондурей: Ну, нет... Тем не менее, как и слово «общество», чем ты его ни наполни, ты его обесточить не можешь, все смыслы в связи с этим словом забрать себе не сможешь, то нельзя исходить из идеи, что теперь это понятие будет обессмыслено, заведено в тупик, потоплено и так далее. Я так не считаю. Ну да, будет какой-то вариант заведомо полугосударственного, полускучного, неумелого телевидения. Потому что креативная работа – это ведь тоже невероятное испытание. Кроме того, предположим, даже если бы сказал президент: «Ваш проект я подписываю, все так и будет», - мы бы тоже схватились за голову: «Господи, а кто же все это делать-то будет?! А где таких художников найти? А как тендеры устраивать? А из каких городков вывезти новых Эйзенштейнов, хотя бы новых Эрнстов, которые могли бы с Константином Львовичем посоревноваться, не имея его миллиардной мощи?».
Анна Качкаева: То есть, как всегда, либеральная безответственность.
Даниил Дондурей: Да. Тоже было бы: «Ну, слава Богу, теперь они будут делать скучняк, бессмысленность, справиться с этим не смогут». Особенно если исходить, что все фамилии, на которые пресса нам намекает, судя по моим наблюдениям за этими людьми и знанию их, их присутствию на рабочих группах, они ненавидят общественное телевидение. И мне в теоретическом смысле очень интересны технологии грубой работы оппонирующих нам социальных проектантов. Почему так грубо? Почему именно Быстрицкий? Который говорит, что коммерческое телевидение по зову народа, оно отражает все общественные интересы, оно на деньги граждан существует, поскольку граждане перераспределяют рекламные бюджеты и так далее. И ты думаешь: «Зачем же именно этих? Можно же было симулировать какой-то другой подход». Вот это очень интересно.
Анатолий Голубовский: А как относиться к тому, что будут регистрироваться у нас политические партии по той процедуре, которая предусмотрена поправками к закону о политических партиях? Одни говорят, что «замечательно, это вызов оппозиции, либералам с тем, чтобы они объединялись каким-то образом», поскольку избирательные блоки не разрешены. И будут ли лидеры политических партий регистрироваться по этой чудовищной процедуре?
Даниил Дондурей: Уже 130 желающих.
Анатолий Голубовский: Я считаю, что этот указ – это вызов, потому что теперь нужно как-то самоопределяться сообществу по отношению ко всей этой истории. И однозначного ответа здесь нет.
Анна Качкаева: Господин Федотов, который руководил рабочей группой, заявил после того, как был подписан указ, что с 1 марта он не имел доступа к тому, чтобы как-нибудь влиять на то, что будет написано в этом указе. Как я понимаю, и президент довольно хорошо знал, а они оба юристы, что нет у него серьезных полномочий сделать, даже если бы он очень хотел, этот указ вполне удобным и рабочим, потому что юридические закавыки таковы, что нормально мог бы сработать только закон, а не указ.
Даниил Дондурей: Я с вами не согласен. У нас воля государей очень многое решает. И если «лидер нации» или его заместитель, они считают, что делать надо так или иначе... Кроме того, они ведь выдающиеся культурологи. Они же знают, что принципы жизни элиты в России такие, что даже либеральный спектр – основные противники существующего принципа устройства, они не договорятся. И если два разрешенных не договорятся, то замечательно, что 202 не договорятся никогда.
Анна Качкаева: Собственно, из этого и исходили. Почему и была вторая группа...
Анатолий Голубовский: А он вообще ничего не сочинил.
Анна Качкаева: А под что же подгоняли сценарий рабочей группы федотовской?
Даниил Дондурей: Вторая группа была.
Анна Качкаева: Громовская, щеголевская, министерская...
Анатолий Голубовский: Она была, вне всякого сомнения.
Анна Качкаева: Рабочая группа предлагала все-таки Общественный совет хотя бы уравновесить выдвиженцами из Общественной палаты и из Совета по правам человека. И даже Совет собирался по этому поводу. И все-таки была идея в рабочей группе, как предлагает нынче британец, имиджмейкер Кремля, что лучше было бы, может быть, на базе государственных каналов это все построить, а не огород городить.
Даниил Дондурей: Но он ничего не понимает.
Анна Качкаева: Ну, это понятно. И вам Дмитрий Анатольевич, Даниил Борисович, объяснил на вашей встрече, почему это невозможно. Ровно поэтому и сказали: «Раз начальнику захотелось, мы, конечно, сделаем. А вы все, общественники и либеральная общественность, ширмой поработаете – и хорошо».
Анатолий Голубовский: Я согласен, что в нормальных цивилизованных странах должен быть закон. А когда выяснилось, что будет указ, стало понятно, что...
Анна Качкаева: Это нам с вами стало понятно с самого начала, потому что за три месяца никакой закон сделать было бы нельзя. Но конструкция будет. Члены Общественного совета будут назначены президентом по предложению Общественной палаты. У общественного телевидения будет наблюдательный совет, который будет, скорее всего, контролировать его финансовую деятельность. А генеральный директор, он же главный редактор, тоже назначенный президентом, будет отчитываться в два места – перед Общественным советом, назначенным президентом...
Анатолий Голубовский: А в указе этого нет, что он отчитывается перед Советом.
Анна Качкаева: Там есть пояснительная записка, где написано, что он отчитывается перед Общественным советом за содержание и перед наблюдательным советом за деньги. Поэтому он един в двух лицах.
Анатолий Голубовский: Видимо, пояснительная записка – это прообраз устава.
Анна Качкаева: Наверное, да. Тот устав, который сейчас будет писать то ли это правительство, то ли правительство уже майское, в общем, ясно, что все это будет решаться уже следующим президентом и правительством, видимо, нынешнего президента. Но кого бы туда ни назначили, симпатичных нам людей или не очень, в общем, не позавидуешь тем, кто будет руководить этим процессом, потому что в такой сложнейшей конструкции, с непонятным финансированием, с неочевидным бюджетом неясно, как это все будет реализовано, с неочевидным местом, где это все будет происходить. Но давайте все-таки поговорим, что из этого может получиться.
Даниил Дондурей: Если по какому-либо стечению обстоятельств или недосмотру новой команды, которая придет 7 мая, будут назначены люди типа Олега Кулика генеральными директорами канала, то хотя бы часть того срока, который был на «Пятом» канале, когда были Ханумян и Роднянский, хотя бы полгода будут какие-то попытки сделать что-то революционное. Но так как Кулика не назначат, а в телевидении я не слышал про существование подобных фигур, каких-то Малевичей от телевидения... И потом, телевизионные люди воспитываются, в том числе, и нашими чудесными журналистскими факультетами, как люди, понимающие понятия, знающие...
Анна Качкаева: Нет, я не принимаю таких претензий. Факультеты точно не воспитывают их воспринимающими понятия, их телевидение уже хорошо воспитывает в этом контексте.
Даниил Дондурей: Может быть, они быстро переучиваются. По крайней мере, это действительно должна была бы быть революционная для профессии работа.
Анна Качкаева: И молодые люди, которые бы туда пришли, возможно, не за очень большие деньги, как раз, может быть, были бы лишены «хвостов», о которых вы говорите, с понятиями, кавычками...
Даниил Дондурей: ...с самоцензурой. Я согласен с Федотовым, который говорит: общественное телевидение – не оппозиционный канал.
Анатолий Голубовский: Это не только и не столько политический канал. Между прочим, развлекательные форматы исключены из перечня тех возможных форматов, которые будут...
Даниил Дондурей: Потому что они тоже не хотят революции в области развлечения.
Анатолий Голубовский: Все лучшие, прорывные сериалы – это «Би-Би-Си», общественное телевидение.
Даниил Дондурей: Первоклассные по качеству, опережающие...
Анна Качкаева: Кстати, «Новости» не везде есть, потому что работают с проращиванием граждан гуманистического, но просто другими способами.
Анатолий Голубовский: Нам говорят: «Есть же общественное телевидение сетевое, которое Игорь Яковенко запустил». Замечательная история, все очень интересно, но это не общественное телевидение. Это чисто политический формат, это политическая газета.
Даниил Дондурей: Знаменитый канал «Дождь» - это тоже не общественное телевидение.
Анатолий Голубовский: Это очень опасное заблуждение, которое довлеет и над властью, и над либерально-демократической общественностью...
Даниил Дондурей: «Эхо Москвы» в «ящике».
Анатолий Голубовский: Но на «Эхо Москвы» есть развлекательные форматы. Существует несколько прообразов общественного телевидения, которые «недообщественное» телевидение или «недообщественное» радио, в хорошем смысле «недо-», и «Дождь»...
Анна Качкаева: Так элементы есть и на федеральных каналах.
Анатолий Голубовский: Более того, на советском телевидении было общественное телевидение. Когда Анатолий Васильевич Эфрос ставил спектакль по жизни господина Мольера с опальным Любимовым в главной роли, можно сказать с уверенностью, что этот необыкновенно рефлексивный формат был общественным телевидением в советские времена. Вообще рефлексия для нас была более ключевым понятием в содержательной концепции, которую вообще никто не обсуждает. Мы с Даниилом Борисовичем абсолютно едины, как мне кажется, в том, что пофигизм, низкий уровень рефлексии или просто лень попытаться разобраться и в себе, и в проблемах – это и есть главный дефицит нашего общества. И политические свободы оттуда берутся. Я больше думал о том, какое это будет по содержанию телевидение и по форматам. Потому что я на себе испытываю каждый день низкий уровень рефлексивности общества, когда какие-то очевидные вещи, очевидный ужас люди воспринимают как норму.
Даниил Дондурей: Они – дети коммерческого телевидения.
Анатолий Голубовский: И здесь идет речь не о каннибалах и насильниках невероятных...
Анна Качкаева: Конечно. Не должно быть крайностей. Саша Акопов, наш крупнейший производитель, в том числе, сериалов по американским калькам, в 90-ые работал на «PBS». Тогда пригласили, в том числе, российских продюсеров и журналистов осветить предвыборную кампанию на «PBS» их глазами. Очень интересный формат: иностранцы рассказывают о том, как они видят американские выборы. И в нескольких вещах их ограничили, дали либо очень короткий кусочек, фрагмент экстремистского, как кажется, для благополучия американского общества, людей, либо ограничителей, которые слишком «раскачивали лодку». И дальше слова давались тем, кто в легитимном поле. Это не означает, что не давать возможности разговаривать, но дорастить этих протестных людей до такого уровня, чтобы они стали людьми, с которыми политическая система способна разговаривать, и с которыми люди будут себя идентифицировать. Общественное телевидение во всем мире – это, в том числе, договороспособные элиты и истеблишмент, которые ответственно проецируют нормы, правила, традиции благополучного и комфортного существования для остальных людей, которые, может быть, еще не достигли этого уровня ответственности и гражданского понимания.
Даниил Дондурей: Есть одна тема, которая меня очень интересует в связи с ныне действующим телевидением. Дело в том, что в последний год, тем более – зиму, довольно много так называемых острых дискуссий на федеральных каналах. И программа у Гордона, и программа «Исторический процесс», и программа у Шевченко, и «Честный понедельник», и «Поединок», и много других программ. То есть каждый день идут острейшие дискуссии. Поэтому какой-нибудь человек, принимающий решения о том, каким должно быть общественное телевидение, скажет: «Но у нас и в рамках коммерческого телевидения идут острейшие идеологические...».
Анна Качкаева: Правда, они с января появились.
Анатолий Голубовский: Как вариант быстрого реагирования.
Даниил Дондурей: Но они уже есть. Вопрос: выполняют ли они в должной мере функции развития общества? А это главная функция общественного телевидения. То есть не дебаты сами по себе, не эмоции, не передача яростного словесного, эмоционального или пеновозбуждения, которое было у Кургиняна, а сейчас превратилось в тихий цинизм Дмитрия Киселева. Есть разные техники. Ну и что? Развития не происходит. Происходят острейшие презентации точек зрения по принципу: как бы противоположным взглядом погасить только что высказанный. «Ты, Николай Карлович Сванидзе, можешь сказать, что ты думаешь, откровенно». И спасибо ему, он это делает очень точно и художественно. «Но для того чтобы мы на тебя сейчас несколько эшелонов противоположных точек зрения вылили тут же публично, и чтобы ты как-то попытался еще голову вытащить сквозь известь этих противоположных взглядов». Там не происходит продвижения общества по проблемам, не происходит общественного договора ни в какой форме. Ради чего? Для общественного договора. Мы не хотим – пусть говорят, мы хотим – пусть договариваются. Мы ни о чем не договариваемся, мы ни к чему не приходим. Мы симулируем так называемую активность для того, чтобы утром на интеллигентских (или не очень интеллигентских) кухнях сказать: «Вот он ему дал!».
Анатолий Голубовский: Я считаю, что это следствие дискуссионного фетишизма. Именно поэтому мы всегда говорим о том, что там должны быть разные форматы, не только дискуссии. Совершенно очевидно, что все программы, с нашей точки зрения, как и с точки зрения многих людей, которые занимаются этой проблемой, должны происходить в прямом эфире. Это абсолют. А что касается развития общества, во-первых, через дискуссии всякого типа, во-вторых, через сериалы, развлекательные программы...
Анна Качкаева: Через детские программы.
Анатолий Голубовский: Через молодежные программы, которые не идут за молодежным вкусом или какой-то молодежной субкультурой, а которые помогают молодежи каким-то образом выстраивать перспективу. Россия – это одна из самых бесперспективных с точки зрения самосознания граждан стран. Никто не думает про пенсию в 22 года, когда выходят из вуза, школа не думает о профориентации. Я сейчас скучные слова произношу, но это не означает, что их нельзя обречь... И катастрофа системы образования не в том, что ЕГЭ, а в том, что нет никакой профориентирующей стратегии в системе образования. И это реальная катастрофа.
Даниил Дондурей: И больше половины меняют свою профессию после вуза. А это миллиарды, выброшенные из-за непопадания.
Анатолий Голубовский: Совершенно верно. Потому что в качестве ориентира выступает некоторая мифологема, связанная с тем, как лучше в жизни устроиться, а не выстраивание жизненной стратегии реализовать себя и так далее.
Даниил Дондурей: Есть темы, которые никогда не появляются в пространствах общественных рефлексий. Дело в том, что когда у нас говорится «страна», то всегда подразумевается «государство». Страна – это государство. В гражданском обществе нет ощущения того, что оно более значимо, чем государство, что государство – это мощный, многовекторный, но всего лишь институт общества. Этой мысли даже не возникало. Это первое. Второе. Общество имеет право перезаряжать, перекоммутировать государство, например, через выборы, через другие институты. Третья мысль. Вдруг мы узнаем, что охранные предприятия, над которыми мы издеваемся, более эффективно, чем полицейские, выполняют функцию охраны, и по многим причинам – они более профессиональны, они не хотят охранять с помощью бутылки шампанского – у них другие технологии. Так вот, идею святотатскую, которую я сейчас произнесу, что государство в будущем вынуждено будет многие функции передавать общественным институтам... Вы можете себе представить, чтобы государство допустило эту мысль – передавать общественным институтам? Наш Совет даже никто не слушает и слушать не будет, хотя президент Медведев сказал, что это интересно. Во всех странах уже начался этот процесс, и у нас он неотвратим – гражданская экспертиза и гражданский контроль над государством. У нас нет этого еще нигде, ни контроля, ни экспертизы. А общенациональные дебаты может провести только телевидение. Никогда коммерческое телевидение не посягнет на святая святых – на функции государства. Хотя государство будет вынуждено 5-20 лет этим заниматься.
Анна Качкаева: А слушатели нам пишут: «Мы выходили на Якиманку и так далее, мы надеялись, что наши требования будут выполнены. А власть обманула и с выборами, и с общественным телевидением. Видимо, Удальцов прав, нам нужен Майдан».
Анатолий Голубовский: Необходимость общественного телевидения еще связана с тем, мне кажется, какое значение сейчас имеют региональные процессы, которые резко вырвались вперед по сравнению со столичными. Вернее, они и были всегда намного более продвинутыми, как мне кажется, но это не находилось в зоне внимания средств массовой информации и оппозиционных, и государственных, и каких угодно. Мы попытались что-то нарисовать. Выяснилось из сообщения слушателя, что хотели все-таки общественного телевидения, несмотря на то, что нам говорят, что никому оно не нужно.
Анна Качкаева: Но его теперь начали называть. Раньше его называли «другим».
Анатолий Голубовский: Мы тоже на рабочей группе говорили: программирование универсальное, но иное универсальное программирование, другое телевидение, иное телевидение и так далее. Зрителю, который хочет иного телевидения, все равно, как оно называется – общественное или государственное. И светлый образ, который мы нарисовали, в той конфигурации, которая предложена указом и пояснительной запиской, возможен? У меня такое ощущение, что не вполне возможен.
Анна Качкаева: Но в России иногда многое зависит от того, кого назначат.
Даниил Дондурей: У нас персонифицированная система.
Анатолий Голубовский: Достаточно было в этом указе написать, что не президент назначает генерального директора и главного редактора (а мы считаем, что две разных фигуры должны быть), а хотя бы Совет по общественному телевидению на конкурсной основе определяет. Тогда возникает конкурс сценариев, проектов. И какие-то замечательные авторитеты и лидеры общественного мнения судят, насколько же все это соответствует той концепции, которую мы этим прекрасным людям подарили, выносили в себе. А ничего этого не будет. Будет назначен человек, у которого нет видения общественного телевидения. Хорошо, пусть это будет лидер, пусть в России нельзя так, как во всем мире... Между прочим, в России нельзя и художественных руководителей крупнейших театров по конкурсу объявлять, и из-за этого российская театральная жизнь отстала почти на 50 лет от того, что происходит во всем мире.
Даниил Дондурей: Может быть, Сергей Капков сейчас поменяет.
Анна Качкаева: Опять мы рассчитываем, что продвинутый и умный Сергей Капков это поменяет.
Анатолий Голубовский: Но у человека, который будет назначен, нет видения общественного телевидения. Он может быть прекрасным, даже гениальным, но он будет выполнять задание руководства, а не предлагать обществу свою концепцию общественного телевидения.
Анна Качкаева: Александр Георгиевич, Москва, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. А этот канал будет на месте телеканала «Звезда», то есть закроют телеканал «Звезда»?
Анна Качкаева: В этом опять неочевидность того, что мы видим в этом проекте. Предложено Министерству обороны рассмотреть с точки зрения нынешней ситуации с состоянием сетей и частот... В принципе, должна быть аналоговая частота какая-то, иначе даже до того, как будет запущен первый мультиплекс, большая часть страны не будет до 2015 года видеть этот общественный канал. Потому что в цифру все перейдут, и территория страны будет покрыта, начиная уже сейчас от приграничных территорий, к 2015 году. По этой логике, должна быть аналоговая частота. И именно поэтому рассматривалась идея «Звезды». Но поскольку в указе сказано «рассмотреть», до конца мы не знаем, как это будет. Это же процедуры – имущество передать, учредить, что делать с коллективом людей, что-то сделают для этого канала отдельно. Из этого указа пока, к сожалению, ничего не следует.
Даниил Дондурей: Может быть, это потому, что никто пока не знает, кто будет министром обороны 8 мая. Может быть, один министр будет «за», а второй будет не очень. И избранный президент как-то не упоминает концепцию общественного телевидения среди своих приоритетов, он не говорит об этом среди сотен тем, которые он ежедневно поднимает. Основная проблема в медиа, которая сейчас сформировалась, он никак ее не комментирует. Он один раз сказал, что очевидно всем, и что невозможно сделать: надо бы уменьшить рекламу на наших телеканалах, - и все.
Анна Качкаева: А как вы думаете, может быть, указ отменят?
Даниил Дондурей: Нет, это будет все-таки неловко, мне кажется. Он может как-то трансформироваться по реальности: министр обороны не нашел несколько комнат...
Анатолий Голубовский: Он уже отсрочен. Я думаю, что этот указ будет реализован в том или ином виде, но, может быть, это все затянется очень надолго.
У меня в студии члены рабочей группы президентского Совета по правам человека - Даниил Дондурей, главный редактор журнала «Искусство кино», и Анатолий Голубовский, главный редактор телекомпании «Стрим».
В этой студии почти три месяца назад мы начали разговор об общественном телевидении, когда еще никто не знал, как будут работать рабочие группы, сколько их будет, как все это будет в публичном пространстве представлено. И конечно, никто не думал, каким будет указ. А теперь уже все известно. Но споры не утихают. Вещать общественное телевидение должно с 1 января 2013 года, вроде бы, на частоте канала «Звезда», хотя из указа это не очевидно, но точно в первом мультиплексе, где, по указу президента о развитии цифрового вещания, находятся основные федеральные каналы.
Сегодня в газете «КоммерсантЪ» опубликовано открытое письмо известного британского журналиста, имиджмейкера Ангуса Роксборо, которое он направил пресс-секретарю премьер-министра Дмитрию Пескову, потому что, вроде бы, консультировал (хотя Песков этого не подтверждает) Кремль по разным вопросам. Письмо по поводу того, что новая администрация в Кремле должна сменить глав трех федеральных телеканалов, а сами телеканалы должны превратиться в общественные или быть проданы группе частных владельцев. Во-первых, господин Песков не признает, что господин Роксборо был его советником, во-вторых, считает, что от иностранца не имеет смысла получать такие советы, в-третьих, подчеркивает, что как пресс-секретарь премьер-министра не имеет отношения к тому, что происходит в связи с общественным телевидением. Хотя как раз нынешнему премьер-министру, будущему президенту и реализовывать то, что написано в указе, подписанном президентом Медведевым, или отменить его, что тоже позволительно, хотя вряд ли.
Давайте все-таки подведем очевидный уже итог. Потому что дальше это уже реализация конкретных шагов - назначение главного редактора, генерального директора и общественного совета, и вряд ли мы уже на этот процесс сумеем повлиять. Даниил Борисович, вы представляете романтическое крыло рабочей группы. Вы все-таки верили, что что-нибудь из этого получится. Каковы ощущения сейчас?
Даниил Дондурей: Это был не молебен, тем более, не панк-молебен, чтобы верить или не верить. Мы занимались все-таки проблемой того, чем я с аспирантских годов учился заниматься. Социальным проектированием мы занимались. То есть тем, что мы должны были, как эксперты, предложить обществу проект некоторого института, природа которого отличается от ныне действующих институтов. И мне кажется, что хотя бы частично очень важную задачу мы решили. Мы предложили обществу хотя бы несколько минут (три месяца) поговорить о том, что такое телевидение нашей страны, чтобы люди не думали, что это средство массовой информации – телевидение, тем более, средство коммуникации только. Конечно, и информации, и коммуникации. А что это самый мощный, многофакторный, безумно эффективный, тотально доходящий практически до 93-95% населения страны институт управления страной. И вот эти слова, эти идеи в том или ином контексте, они в связи с этой историей прозвучали, включая кабинет президента, что было в моем присутствии. Хотя бы эти слова, хотя бы несколько предложений удалось выкрикнуть на эту тему.
Анна Качкаева: Чего, видимо, не порадовало слушающих.
Даниил Дондурей: Никого это не порадовало. Тут же остановили меня: «Давайте лучше мы поговорим о деньгах и управлении», - то, что жаждет обсуждать все наше сообщество. Мне-то казалось, чтобы люди подумали о том, что главный культурный институт, который, на мой взгляд, намного сильнее, чем национальная экономика и национальная безопасность, а это проектирование жизни, он остался без надзора. И мне казалось, что очень важно хотя бы начать дискуссию на эту тему.
Анна Качкаева: Но дискуссия-то началась.
Даниил Дондурей: Да, и это очень полезно. И меня уже 5 человек из тех тысяч, которые в этом участвовали, все-таки спросили: «Вы где-то брякнули «мировоззренческая цензура». А мы всегда думали, что у нас цензура только политическая. А чем это отличается? А что важнее? А из чего она состоит? А как это делается? А почему мы про это никогда ничего не читали? А почему про это не говорят журналисты? Они борются по поводу политики и так далее, а про эти вещи... И вдруг мы говорим, что сюжеты идеологии телесериалов важнее, чем появление Навального в эфире. Это как так, объясните нам. Вы чего про это молчали 15 лет?!».
Анна Качкаева: Ну, конечно, не молчали. И появление не только Навального, но и разных других точек зрения в обществе не менее важно. Но то, что прогнозируется в сериале и в развлечениях, не говоря уж о том, что во всех странах общественное телевидение очень разное и очень по-разному уравновешивает то, что есть в медийной сфере, это точно.
Анатолий, ваши ощущения от трех месяцев работы в рабочей группе?
Анатолий Голубовский
Анатолий Голубовский: Жизнь подбрасывает нам все время метафоры. И совершенно неслучайно мы употребляем из какого-то канонического лексикона слова, потому что Русская православная церковь примерно тем же занимается, на мой взгляд, чем мы пытались заниматься эти три месяца, – проектированием будущего. Святейший патриарх высказался по поводу будущего и по поводу настоящего. И мы все время только и делали, что высказывались по поводу настоящего и будущего. Честно говоря, мои ощущения, скорее, позитивные, связанные с этой историей. Я для себя в какой-то момент решил, что все это всколыхнет Россию, не побоюсь этого слова, и начнется такое!.. И очень многие люди скажут...Анна Качкаева: Но пока – только мы да британский имиджмейкер.
Анатолий Голубовский: Даниил Борисович сказал о том, что в присутствии очень высоких начальников какие-то проектные идеи удалось высказать, прокричать. Потому что воспринимается только крик в обществе, я бы даже сказал, вой...
Даниил Дондурей: Специалисты по телевидению называют это передачей эмоций.
Анатолий Голубовский: Ну да. И люди, ответственные за будущее, начальники, скорее, выступают не в качестве проектировщиков, а это группа «быстрого реагирования». Ведь все же помнят, когда была высказана идея об общественном телевидении – в декабрьском послании Федеральному Собранию. И в ряду замечательных, абсолютно несбыточных, казалось бы, идей о том, что у нас будет упрощен порядок регистрации политических партий, что у нас будут губернаторские выборы. При этом Болотная кричала: «Дайте нам общественное телевидение!». Почему-то люди, которые критикуют нас за то, что мы в чем-то принимали участие, забывают о том, что это был один из лозунгов, и не самый редкий, на Болотной, на Сахарова. Так вот, политическая реформа. Более того, это все было сказано в том разделе речи, который был посвящен «открытому правительству», как механизму, параллельному институту не очень понятному, как непонятным оказалось и общественное телевидение. Надо же как-то коммуницировать с обществом – вот и получилось. И для меня (думаю, и для всех) стало понятно, что ежели быстрое реагирование произошло, то будут и партии регистрировать, будут и губернаторские выборы. И сразу стало понятно, какой порядок регистрации партий примут, в каком виде будут губернаторские выборы – точно так же будет искорежен, исковеркан... но все равно будет называться «общественное телевидение».
Анна Качкаева: Вы оба все замечательно говорите, и я очень рада, что вы так оптимистично считаете, что три месяца не прошли напрасно. Но вот оно хоть и искореженное, как к этому можно отнестись, как к наименованию и как к институции, если общественность к этому так и не имеет отношения, и никаких признаков того, что это общественное, ни с точки зрения контроля, ни с точки зрения редакционной политики, ни с точки зрения финансирования, ни с точки зрения процедуры прозрачной нет?
Даниил Дондурей: Ну, нет... Тем не менее, как и слово «общество», чем ты его ни наполни, ты его обесточить не можешь, все смыслы в связи с этим словом забрать себе не сможешь, то нельзя исходить из идеи, что теперь это понятие будет обессмыслено, заведено в тупик, потоплено и так далее. Я так не считаю. Ну да, будет какой-то вариант заведомо полугосударственного, полускучного, неумелого телевидения. Потому что креативная работа – это ведь тоже невероятное испытание. Кроме того, предположим, даже если бы сказал президент: «Ваш проект я подписываю, все так и будет», - мы бы тоже схватились за голову: «Господи, а кто же все это делать-то будет?! А где таких художников найти? А как тендеры устраивать? А из каких городков вывезти новых Эйзенштейнов, хотя бы новых Эрнстов, которые могли бы с Константином Львовичем посоревноваться, не имея его миллиардной мощи?».
Анна Качкаева: То есть, как всегда, либеральная безответственность.
Даниил Дондурей: Да. Тоже было бы: «Ну, слава Богу, теперь они будут делать скучняк, бессмысленность, справиться с этим не смогут». Особенно если исходить, что все фамилии, на которые пресса нам намекает, судя по моим наблюдениям за этими людьми и знанию их, их присутствию на рабочих группах, они ненавидят общественное телевидение. И мне в теоретическом смысле очень интересны технологии грубой работы оппонирующих нам социальных проектантов. Почему так грубо? Почему именно Быстрицкий? Который говорит, что коммерческое телевидение по зову народа, оно отражает все общественные интересы, оно на деньги граждан существует, поскольку граждане перераспределяют рекламные бюджеты и так далее. И ты думаешь: «Зачем же именно этих? Можно же было симулировать какой-то другой подход». Вот это очень интересно.
Анатолий Голубовский: А как относиться к тому, что будут регистрироваться у нас политические партии по той процедуре, которая предусмотрена поправками к закону о политических партиях? Одни говорят, что «замечательно, это вызов оппозиции, либералам с тем, чтобы они объединялись каким-то образом», поскольку избирательные блоки не разрешены. И будут ли лидеры политических партий регистрироваться по этой чудовищной процедуре?
Даниил Дондурей: Уже 130 желающих.
Анатолий Голубовский: Я считаю, что этот указ – это вызов, потому что теперь нужно как-то самоопределяться сообществу по отношению ко всей этой истории. И однозначного ответа здесь нет.
Анна Качкаева: Господин Федотов, который руководил рабочей группой, заявил после того, как был подписан указ, что с 1 марта он не имел доступа к тому, чтобы как-нибудь влиять на то, что будет написано в этом указе. Как я понимаю, и президент довольно хорошо знал, а они оба юристы, что нет у него серьезных полномочий сделать, даже если бы он очень хотел, этот указ вполне удобным и рабочим, потому что юридические закавыки таковы, что нормально мог бы сработать только закон, а не указ.
Даниил Дондурей: Я с вами не согласен. У нас воля государей очень многое решает. И если «лидер нации» или его заместитель, они считают, что делать надо так или иначе... Кроме того, они ведь выдающиеся культурологи. Они же знают, что принципы жизни элиты в России такие, что даже либеральный спектр – основные противники существующего принципа устройства, они не договорятся. И если два разрешенных не договорятся, то замечательно, что 202 не договорятся никогда.
Анна Качкаева: Собственно, из этого и исходили. Почему и была вторая группа...
Анатолий Голубовский: А он вообще ничего не сочинил.
Анна Качкаева: А под что же подгоняли сценарий рабочей группы федотовской?
Даниил Дондурей: Вторая группа была.
Анна Качкаева: Громовская, щеголевская, министерская...
Анатолий Голубовский: Она была, вне всякого сомнения.
Анна Качкаева: Рабочая группа предлагала все-таки Общественный совет хотя бы уравновесить выдвиженцами из Общественной палаты и из Совета по правам человека. И даже Совет собирался по этому поводу. И все-таки была идея в рабочей группе, как предлагает нынче британец, имиджмейкер Кремля, что лучше было бы, может быть, на базе государственных каналов это все построить, а не огород городить.
Даниил Дондурей: Но он ничего не понимает.
Анна Качкаева: Ну, это понятно. И вам Дмитрий Анатольевич, Даниил Борисович, объяснил на вашей встрече, почему это невозможно. Ровно поэтому и сказали: «Раз начальнику захотелось, мы, конечно, сделаем. А вы все, общественники и либеральная общественность, ширмой поработаете – и хорошо».
Анатолий Голубовский: Я согласен, что в нормальных цивилизованных странах должен быть закон. А когда выяснилось, что будет указ, стало понятно, что...
Анна Качкаева: Это нам с вами стало понятно с самого начала, потому что за три месяца никакой закон сделать было бы нельзя. Но конструкция будет. Члены Общественного совета будут назначены президентом по предложению Общественной палаты. У общественного телевидения будет наблюдательный совет, который будет, скорее всего, контролировать его финансовую деятельность. А генеральный директор, он же главный редактор, тоже назначенный президентом, будет отчитываться в два места – перед Общественным советом, назначенным президентом...
Анатолий Голубовский: А в указе этого нет, что он отчитывается перед Советом.
Анна Качкаева: Там есть пояснительная записка, где написано, что он отчитывается перед Общественным советом за содержание и перед наблюдательным советом за деньги. Поэтому он един в двух лицах.
Анатолий Голубовский: Видимо, пояснительная записка – это прообраз устава.
Анна Качкаева: Наверное, да. Тот устав, который сейчас будет писать то ли это правительство, то ли правительство уже майское, в общем, ясно, что все это будет решаться уже следующим президентом и правительством, видимо, нынешнего президента. Но кого бы туда ни назначили, симпатичных нам людей или не очень, в общем, не позавидуешь тем, кто будет руководить этим процессом, потому что в такой сложнейшей конструкции, с непонятным финансированием, с неочевидным бюджетом неясно, как это все будет реализовано, с неочевидным местом, где это все будет происходить. Но давайте все-таки поговорим, что из этого может получиться.
Даниил Дондурей: Если по какому-либо стечению обстоятельств или недосмотру новой команды, которая придет 7 мая, будут назначены люди типа Олега Кулика генеральными директорами канала, то хотя бы часть того срока, который был на «Пятом» канале, когда были Ханумян и Роднянский, хотя бы полгода будут какие-то попытки сделать что-то революционное. Но так как Кулика не назначат, а в телевидении я не слышал про существование подобных фигур, каких-то Малевичей от телевидения... И потом, телевизионные люди воспитываются, в том числе, и нашими чудесными журналистскими факультетами, как люди, понимающие понятия, знающие...
Анна Качкаева: Нет, я не принимаю таких претензий. Факультеты точно не воспитывают их воспринимающими понятия, их телевидение уже хорошо воспитывает в этом контексте.
Даниил Дондурей: Может быть, они быстро переучиваются. По крайней мере, это действительно должна была бы быть революционная для профессии работа.
Анна Качкаева: И молодые люди, которые бы туда пришли, возможно, не за очень большие деньги, как раз, может быть, были бы лишены «хвостов», о которых вы говорите, с понятиями, кавычками...
Даниил Дондурей: ...с самоцензурой. Я согласен с Федотовым, который говорит: общественное телевидение – не оппозиционный канал.
Анатолий Голубовский: Это не только и не столько политический канал. Между прочим, развлекательные форматы исключены из перечня тех возможных форматов, которые будут...
Даниил Дондурей: Потому что они тоже не хотят революции в области развлечения.
Анатолий Голубовский: Все лучшие, прорывные сериалы – это «Би-Би-Си», общественное телевидение.
Даниил Дондурей: Первоклассные по качеству, опережающие...
Анна Качкаева: Кстати, «Новости» не везде есть, потому что работают с проращиванием граждан гуманистического, но просто другими способами.
Анатолий Голубовский: Нам говорят: «Есть же общественное телевидение сетевое, которое Игорь Яковенко запустил». Замечательная история, все очень интересно, но это не общественное телевидение. Это чисто политический формат, это политическая газета.
Даниил Дондурей: Знаменитый канал «Дождь» - это тоже не общественное телевидение.
Анатолий Голубовский: Это очень опасное заблуждение, которое довлеет и над властью, и над либерально-демократической общественностью...
Даниил Дондурей: «Эхо Москвы» в «ящике».
Анатолий Голубовский: Но на «Эхо Москвы» есть развлекательные форматы. Существует несколько прообразов общественного телевидения, которые «недообщественное» телевидение или «недообщественное» радио, в хорошем смысле «недо-», и «Дождь»...
Анна Качкаева: Так элементы есть и на федеральных каналах.
Анатолий Голубовский: Более того, на советском телевидении было общественное телевидение. Когда Анатолий Васильевич Эфрос ставил спектакль по жизни господина Мольера с опальным Любимовым в главной роли, можно сказать с уверенностью, что этот необыкновенно рефлексивный формат был общественным телевидением в советские времена. Вообще рефлексия для нас была более ключевым понятием в содержательной концепции, которую вообще никто не обсуждает. Мы с Даниилом Борисовичем абсолютно едины, как мне кажется, в том, что пофигизм, низкий уровень рефлексии или просто лень попытаться разобраться и в себе, и в проблемах – это и есть главный дефицит нашего общества. И политические свободы оттуда берутся. Я больше думал о том, какое это будет по содержанию телевидение и по форматам. Потому что я на себе испытываю каждый день низкий уровень рефлексивности общества, когда какие-то очевидные вещи, очевидный ужас люди воспринимают как норму.
Даниил Дондурей: Они – дети коммерческого телевидения.
Анатолий Голубовский: И здесь идет речь не о каннибалах и насильниках невероятных...
Анна Качкаева: Конечно. Не должно быть крайностей. Саша Акопов, наш крупнейший производитель, в том числе, сериалов по американским калькам, в 90-ые работал на «PBS». Тогда пригласили, в том числе, российских продюсеров и журналистов осветить предвыборную кампанию на «PBS» их глазами. Очень интересный формат: иностранцы рассказывают о том, как они видят американские выборы. И в нескольких вещах их ограничили, дали либо очень короткий кусочек, фрагмент экстремистского, как кажется, для благополучия американского общества, людей, либо ограничителей, которые слишком «раскачивали лодку». И дальше слова давались тем, кто в легитимном поле. Это не означает, что не давать возможности разговаривать, но дорастить этих протестных людей до такого уровня, чтобы они стали людьми, с которыми политическая система способна разговаривать, и с которыми люди будут себя идентифицировать. Общественное телевидение во всем мире – это, в том числе, договороспособные элиты и истеблишмент, которые ответственно проецируют нормы, правила, традиции благополучного и комфортного существования для остальных людей, которые, может быть, еще не достигли этого уровня ответственности и гражданского понимания.
Даниил Дондурей: Есть одна тема, которая меня очень интересует в связи с ныне действующим телевидением. Дело в том, что в последний год, тем более – зиму, довольно много так называемых острых дискуссий на федеральных каналах. И программа у Гордона, и программа «Исторический процесс», и программа у Шевченко, и «Честный понедельник», и «Поединок», и много других программ. То есть каждый день идут острейшие дискуссии. Поэтому какой-нибудь человек, принимающий решения о том, каким должно быть общественное телевидение, скажет: «Но у нас и в рамках коммерческого телевидения идут острейшие идеологические...».
Анна Качкаева: Правда, они с января появились.
Анатолий Голубовский: Как вариант быстрого реагирования.
Даниил Дондурей: Но они уже есть. Вопрос: выполняют ли они в должной мере функции развития общества? А это главная функция общественного телевидения. То есть не дебаты сами по себе, не эмоции, не передача яростного словесного, эмоционального или пеновозбуждения, которое было у Кургиняна, а сейчас превратилось в тихий цинизм Дмитрия Киселева. Есть разные техники. Ну и что? Развития не происходит. Происходят острейшие презентации точек зрения по принципу: как бы противоположным взглядом погасить только что высказанный. «Ты, Николай Карлович Сванидзе, можешь сказать, что ты думаешь, откровенно». И спасибо ему, он это делает очень точно и художественно. «Но для того чтобы мы на тебя сейчас несколько эшелонов противоположных точек зрения вылили тут же публично, и чтобы ты как-то попытался еще голову вытащить сквозь известь этих противоположных взглядов». Там не происходит продвижения общества по проблемам, не происходит общественного договора ни в какой форме. Ради чего? Для общественного договора. Мы не хотим – пусть говорят, мы хотим – пусть договариваются. Мы ни о чем не договариваемся, мы ни к чему не приходим. Мы симулируем так называемую активность для того, чтобы утром на интеллигентских (или не очень интеллигентских) кухнях сказать: «Вот он ему дал!».
Анатолий Голубовский: Я считаю, что это следствие дискуссионного фетишизма. Именно поэтому мы всегда говорим о том, что там должны быть разные форматы, не только дискуссии. Совершенно очевидно, что все программы, с нашей точки зрения, как и с точки зрения многих людей, которые занимаются этой проблемой, должны происходить в прямом эфире. Это абсолют. А что касается развития общества, во-первых, через дискуссии всякого типа, во-вторых, через сериалы, развлекательные программы...
Анна Качкаева: Через детские программы.
Анатолий Голубовский: Через молодежные программы, которые не идут за молодежным вкусом или какой-то молодежной субкультурой, а которые помогают молодежи каким-то образом выстраивать перспективу. Россия – это одна из самых бесперспективных с точки зрения самосознания граждан стран. Никто не думает про пенсию в 22 года, когда выходят из вуза, школа не думает о профориентации. Я сейчас скучные слова произношу, но это не означает, что их нельзя обречь... И катастрофа системы образования не в том, что ЕГЭ, а в том, что нет никакой профориентирующей стратегии в системе образования. И это реальная катастрофа.
Даниил Дондурей: И больше половины меняют свою профессию после вуза. А это миллиарды, выброшенные из-за непопадания.
Анатолий Голубовский: Совершенно верно. Потому что в качестве ориентира выступает некоторая мифологема, связанная с тем, как лучше в жизни устроиться, а не выстраивание жизненной стратегии реализовать себя и так далее.
Даниил Дондурей: Есть темы, которые никогда не появляются в пространствах общественных рефлексий. Дело в том, что когда у нас говорится «страна», то всегда подразумевается «государство». Страна – это государство. В гражданском обществе нет ощущения того, что оно более значимо, чем государство, что государство – это мощный, многовекторный, но всего лишь институт общества. Этой мысли даже не возникало. Это первое. Второе. Общество имеет право перезаряжать, перекоммутировать государство, например, через выборы, через другие институты. Третья мысль. Вдруг мы узнаем, что охранные предприятия, над которыми мы издеваемся, более эффективно, чем полицейские, выполняют функцию охраны, и по многим причинам – они более профессиональны, они не хотят охранять с помощью бутылки шампанского – у них другие технологии. Так вот, идею святотатскую, которую я сейчас произнесу, что государство в будущем вынуждено будет многие функции передавать общественным институтам... Вы можете себе представить, чтобы государство допустило эту мысль – передавать общественным институтам? Наш Совет даже никто не слушает и слушать не будет, хотя президент Медведев сказал, что это интересно. Во всех странах уже начался этот процесс, и у нас он неотвратим – гражданская экспертиза и гражданский контроль над государством. У нас нет этого еще нигде, ни контроля, ни экспертизы. А общенациональные дебаты может провести только телевидение. Никогда коммерческое телевидение не посягнет на святая святых – на функции государства. Хотя государство будет вынуждено 5-20 лет этим заниматься.
Анна Качкаева: А слушатели нам пишут: «Мы выходили на Якиманку и так далее, мы надеялись, что наши требования будут выполнены. А власть обманула и с выборами, и с общественным телевидением. Видимо, Удальцов прав, нам нужен Майдан».
Анатолий Голубовский: Необходимость общественного телевидения еще связана с тем, мне кажется, какое значение сейчас имеют региональные процессы, которые резко вырвались вперед по сравнению со столичными. Вернее, они и были всегда намного более продвинутыми, как мне кажется, но это не находилось в зоне внимания средств массовой информации и оппозиционных, и государственных, и каких угодно. Мы попытались что-то нарисовать. Выяснилось из сообщения слушателя, что хотели все-таки общественного телевидения, несмотря на то, что нам говорят, что никому оно не нужно.
Анна Качкаева: Но его теперь начали называть. Раньше его называли «другим».
Анатолий Голубовский: Мы тоже на рабочей группе говорили: программирование универсальное, но иное универсальное программирование, другое телевидение, иное телевидение и так далее. Зрителю, который хочет иного телевидения, все равно, как оно называется – общественное или государственное. И светлый образ, который мы нарисовали, в той конфигурации, которая предложена указом и пояснительной запиской, возможен? У меня такое ощущение, что не вполне возможен.
Анна Качкаева: Но в России иногда многое зависит от того, кого назначат.
Даниил Дондурей: У нас персонифицированная система.
Анатолий Голубовский: Достаточно было в этом указе написать, что не президент назначает генерального директора и главного редактора (а мы считаем, что две разных фигуры должны быть), а хотя бы Совет по общественному телевидению на конкурсной основе определяет. Тогда возникает конкурс сценариев, проектов. И какие-то замечательные авторитеты и лидеры общественного мнения судят, насколько же все это соответствует той концепции, которую мы этим прекрасным людям подарили, выносили в себе. А ничего этого не будет. Будет назначен человек, у которого нет видения общественного телевидения. Хорошо, пусть это будет лидер, пусть в России нельзя так, как во всем мире... Между прочим, в России нельзя и художественных руководителей крупнейших театров по конкурсу объявлять, и из-за этого российская театральная жизнь отстала почти на 50 лет от того, что происходит во всем мире.
Даниил Дондурей: Может быть, Сергей Капков сейчас поменяет.
Анна Качкаева: Опять мы рассчитываем, что продвинутый и умный Сергей Капков это поменяет.
Анатолий Голубовский: Но у человека, который будет назначен, нет видения общественного телевидения. Он может быть прекрасным, даже гениальным, но он будет выполнять задание руководства, а не предлагать обществу свою концепцию общественного телевидения.
Анна Качкаева: Александр Георгиевич, Москва, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. А этот канал будет на месте телеканала «Звезда», то есть закроют телеканал «Звезда»?
Анна Качкаева: В этом опять неочевидность того, что мы видим в этом проекте. Предложено Министерству обороны рассмотреть с точки зрения нынешней ситуации с состоянием сетей и частот... В принципе, должна быть аналоговая частота какая-то, иначе даже до того, как будет запущен первый мультиплекс, большая часть страны не будет до 2015 года видеть этот общественный канал. Потому что в цифру все перейдут, и территория страны будет покрыта, начиная уже сейчас от приграничных территорий, к 2015 году. По этой логике, должна быть аналоговая частота. И именно поэтому рассматривалась идея «Звезды». Но поскольку в указе сказано «рассмотреть», до конца мы не знаем, как это будет. Это же процедуры – имущество передать, учредить, что делать с коллективом людей, что-то сделают для этого канала отдельно. Из этого указа пока, к сожалению, ничего не следует.
Даниил Дондурей: Может быть, это потому, что никто пока не знает, кто будет министром обороны 8 мая. Может быть, один министр будет «за», а второй будет не очень. И избранный президент как-то не упоминает концепцию общественного телевидения среди своих приоритетов, он не говорит об этом среди сотен тем, которые он ежедневно поднимает. Основная проблема в медиа, которая сейчас сформировалась, он никак ее не комментирует. Он один раз сказал, что очевидно всем, и что невозможно сделать: надо бы уменьшить рекламу на наших телеканалах, - и все.
Анна Качкаева: А как вы думаете, может быть, указ отменят?
Даниил Дондурей: Нет, это будет все-таки неловко, мне кажется. Он может как-то трансформироваться по реальности: министр обороны не нашел несколько комнат...
Анатолий Голубовский: Он уже отсрочен. Я думаю, что этот указ будет реализован в том или ином виде, но, может быть, это все затянется очень надолго.