Ревекка Фрумкина. Сквозь асфальт: Эссе и статьи. – М.: Новое литературное обозрение, 2012. – 2012 с.
Собранными в книгу текстами – каждым в отдельности и всеми вместе – автор берётся ответить на вопрос, который теперь, оказывается, уже и задавать перестали: «как вообще можно было жить в условиях тоталитарного контроля за всем, включая литературу и искусство». Перестали спрашивать – поскольку, за те двадцать с уже небольшим лет, что мы живём без советской власти, стали активно забывать, чуть ли не на уровне общекультурной памяти, что такое вообще было. Включилась, надо полагать, своего рода разновидность защитных механизмов массового сознания. Один из учеников и собеседников автора книги, выросший, видимо, в те самые двадцать с небольшим лет, например, был искренне уверен, что во времена студенчества Фрумкиной (это, значит, в конце сороковых – начале пятидесятых) «в Москве прижизненные издания Мандельштама можно было купить у знакомых букинистов». С изумлением узнав, что нет, молодой человек воскликнул: «Так что же вы читали?!»
Разговор о том, что и, главное, как читали в поисках личных смыслов люди, которым случилось взрослеть в условиях «тотальной лишённости контекста», оборачивается разговором – на самом деле, выходящим далеко за рамки воспоминаний об ушедшем времени - о том, как, почему и для чего они жили. А ещё о том, что интеллектуальная работа – даже когда она, казалось бы, для себя, для выделки собственного внутреннего пространства – будучи проведена последовательно и добросовестно, - по существу этическое предприятие. По крайней мере, такова позиция автора книги.
По своим официальным координатам автор - лингвист, психолог, доктор филологических наук, профессор, автор более трёх сотен научных работ, нескольких книг, из которых две - сборники мемуарной эссеистики: «О нас – наискосок» и «Внутри истории» и одна – тоже в своём роде мемуарная и эссеистическая – о персональных способах справляться с дико- и тихорастущим хаосом повседневной бытовой жизни: «Мне некогда, или Осторожные советы молодой женщине». По существу - один из наиболее серьёзно, жёстко и независимо мыслящих интеллектуалов русскоязычного пространства последних десятилетий. (Поскольку книга очень личная, думаю, и здесь не будет слишком неуместным личное высказывание: среди повлиявших на моё собственное отношение к жизни Ревекка Марковна, по характеру, смыслу и стилю этого влияния, для меня в одном ряду с Лидией Гинзбург.) Новый сборник Фрумкиной составлен отчасти из размышлений о крупных учёных прошлого, чьё значение выходило за пределы науки (по своему происхождению это - выходившие в последние годы в разных бумажных и сетевых изданиях рецензии на книги об этих людях); отчасти – из воспоминаний о детстве, юности, молодости, родителях; отчасти – из психологических эссе; отчасти – из очерков об интеллектуалах-современниках. Это, опять же, если формально.
По существу, это – книга, во-первых, очень цельная. А во-вторых, она - о частной жизни: о частной, честной и внутренней, без которой никакой другой – настоящей – жизни не получится, которая вообще нужнее всего, и особенно – тогда, когда она более всего невозможна. О технологиях той самой выделки внутреннего пространства – способах (само)создания, притом, что важно, повседневного, индивидуальности «в невозможные времена» (так, «Нормальная жизнь в невозможные времена», называется один из разделов сборника). Тут всё – об этом: о том, как в те самые времена решали задачу быть собой герои первого раздела книги – «Воспитатели пламени», большие учёные и крупные личности – Александр Энгельгардт, Сергей Ольденбург, Николай Анциферов, Александр Пресняков, Алексей Ухтомский, стоящая в том же ряду архивист и редактор, сотрудник Отдела рукописей Ленинской библиотеки Сарра Житомирская (а, кстати, и о том, как соотносятся – как, на самом деле, способны быть глубоко связанными – внимательное возделывание себя и самоотверженность: всё это были люди безусловно самоотверженные.) О том, как в те же самые времена чувствовали, вели и понимали себя просто думающие люди: как читали, как слушали радио, как справлялись с бытом. О том, как уже в наше время занимаются своим «ремеслом» (тоже – название одного из разделов сборника) некоторые «принципиально счастливые люди»: социологи, географы, демограф, антрополог, архитектурный критик - и как они строят свои интеллектуальные биографии. О том, наконец, как даже «просто» хороший, строго выдержанный эстетический вкус в отношении совершенно бытовых предметов – одежды, посуды - может стать упорным и действенным способом противостояния среде, отрицающей свободу и достоинство (такова история матери автора: «на работе в поликлинике и в больнице она неизменно носила белый халат, но ей было не всё равно, что носить под халатом»). Вещи могут стать нам союзниками в создании и ежедневном поддержании человека в себе («Я помню её в 50-х, - пишет Фрумкина о матери, - за нашим обеденным столом на Тверской, вечерами постоянно штопающей вещи, купленные ещё в Берлине, где ей случилось побывать в далёком 1927 году»: «чёрное шёлковое кимоно с вышивкой», «трикотажный костюм-тройка из тонкой бежевой шерсти», «чёрный кашемировый свитер»; «совсем тонкие и не «кусачие» шерстяные чулки, каких мне потом вообще не доводилось видеть»…). Умное выстраивание отношений с ними задаёт тон, создаёт внутреннюю осанку. Тело держит душу. Тело и душа держат друг друга. (Это и о цельности человека, да.)
По своему, так и хочется сказать, системному смыслу – по тем связям, которые разрастаются из собранной в книгу совокупности вроде бы разрозненных высказываний, всё сказанное здесь – урок, извлечённый из тщательно продуманного и внимательно прочувствованного европейского индивидуализма. То, что может показаться (да во многом и оказаться) едва ли не прикладным – ведь повседневным же! - его вариантом, на самом деле – принципиальное его осуществление.
Фрумкина уже в самом начала своей книги отметает всякую возможность предположения о том, будто она намерена чему-то читателя учить – даже на уровне «осторожных советов». Ни одного глагола в повелительном наклонении мы здесь вообще не встретим. Она занимает сдержанную позицию свидетеля: «в отличие от мемуаров, здесь автор не столько герой, сколько свидетель» (правда, особенного: свидетеля-исследователя, отличного от прочих тем, что – просто уже в силу своих занятий наукой – «изначально смотрит на мир критически»). И то, о чём она рассказывает – сплошь, казалось бы, частные случаи. Однако читается книга именно так: у описанных здесь людей – и у самого автора – очень даже есть чему научиться.
Тем более, что владение приёмами возделывания внутреннего пространства в условиях разного рода внешних невозможностей, посреди насилия и неправды, - это умение крайне полезное, если не сказать - насущное. В любой момент может снова пригодиться.
Собранными в книгу текстами – каждым в отдельности и всеми вместе – автор берётся ответить на вопрос, который теперь, оказывается, уже и задавать перестали: «как вообще можно было жить в условиях тоталитарного контроля за всем, включая литературу и искусство». Перестали спрашивать – поскольку, за те двадцать с уже небольшим лет, что мы живём без советской власти, стали активно забывать, чуть ли не на уровне общекультурной памяти, что такое вообще было. Включилась, надо полагать, своего рода разновидность защитных механизмов массового сознания. Один из учеников и собеседников автора книги, выросший, видимо, в те самые двадцать с небольшим лет, например, был искренне уверен, что во времена студенчества Фрумкиной (это, значит, в конце сороковых – начале пятидесятых) «в Москве прижизненные издания Мандельштама можно было купить у знакомых букинистов». С изумлением узнав, что нет, молодой человек воскликнул: «Так что же вы читали?!»
Разговор о том, что и, главное, как читали в поисках личных смыслов люди, которым случилось взрослеть в условиях «тотальной лишённости контекста», оборачивается разговором – на самом деле, выходящим далеко за рамки воспоминаний об ушедшем времени - о том, как, почему и для чего они жили. А ещё о том, что интеллектуальная работа – даже когда она, казалось бы, для себя, для выделки собственного внутреннего пространства – будучи проведена последовательно и добросовестно, - по существу этическое предприятие. По крайней мере, такова позиция автора книги.
По своим официальным координатам автор - лингвист, психолог, доктор филологических наук, профессор, автор более трёх сотен научных работ, нескольких книг, из которых две - сборники мемуарной эссеистики: «О нас – наискосок» и «Внутри истории» и одна – тоже в своём роде мемуарная и эссеистическая – о персональных способах справляться с дико- и тихорастущим хаосом повседневной бытовой жизни: «Мне некогда, или Осторожные советы молодой женщине». По существу - один из наиболее серьёзно, жёстко и независимо мыслящих интеллектуалов русскоязычного пространства последних десятилетий. (Поскольку книга очень личная, думаю, и здесь не будет слишком неуместным личное высказывание: среди повлиявших на моё собственное отношение к жизни Ревекка Марковна, по характеру, смыслу и стилю этого влияния, для меня в одном ряду с Лидией Гинзбург.) Новый сборник Фрумкиной составлен отчасти из размышлений о крупных учёных прошлого, чьё значение выходило за пределы науки (по своему происхождению это - выходившие в последние годы в разных бумажных и сетевых изданиях рецензии на книги об этих людях); отчасти – из воспоминаний о детстве, юности, молодости, родителях; отчасти – из психологических эссе; отчасти – из очерков об интеллектуалах-современниках. Это, опять же, если формально.
По существу, это – книга, во-первых, очень цельная. А во-вторых, она - о частной жизни: о частной, честной и внутренней, без которой никакой другой – настоящей – жизни не получится, которая вообще нужнее всего, и особенно – тогда, когда она более всего невозможна. О технологиях той самой выделки внутреннего пространства – способах (само)создания, притом, что важно, повседневного, индивидуальности «в невозможные времена» (так, «Нормальная жизнь в невозможные времена», называется один из разделов сборника). Тут всё – об этом: о том, как в те самые времена решали задачу быть собой герои первого раздела книги – «Воспитатели пламени», большие учёные и крупные личности – Александр Энгельгардт, Сергей Ольденбург, Николай Анциферов, Александр Пресняков, Алексей Ухтомский, стоящая в том же ряду архивист и редактор, сотрудник Отдела рукописей Ленинской библиотеки Сарра Житомирская (а, кстати, и о том, как соотносятся – как, на самом деле, способны быть глубоко связанными – внимательное возделывание себя и самоотверженность: всё это были люди безусловно самоотверженные.) О том, как в те же самые времена чувствовали, вели и понимали себя просто думающие люди: как читали, как слушали радио, как справлялись с бытом. О том, как уже в наше время занимаются своим «ремеслом» (тоже – название одного из разделов сборника) некоторые «принципиально счастливые люди»: социологи, географы, демограф, антрополог, архитектурный критик - и как они строят свои интеллектуальные биографии. О том, наконец, как даже «просто» хороший, строго выдержанный эстетический вкус в отношении совершенно бытовых предметов – одежды, посуды - может стать упорным и действенным способом противостояния среде, отрицающей свободу и достоинство (такова история матери автора: «на работе в поликлинике и в больнице она неизменно носила белый халат, но ей было не всё равно, что носить под халатом»). Вещи могут стать нам союзниками в создании и ежедневном поддержании человека в себе («Я помню её в 50-х, - пишет Фрумкина о матери, - за нашим обеденным столом на Тверской, вечерами постоянно штопающей вещи, купленные ещё в Берлине, где ей случилось побывать в далёком 1927 году»: «чёрное шёлковое кимоно с вышивкой», «трикотажный костюм-тройка из тонкой бежевой шерсти», «чёрный кашемировый свитер»; «совсем тонкие и не «кусачие» шерстяные чулки, каких мне потом вообще не доводилось видеть»…). Умное выстраивание отношений с ними задаёт тон, создаёт внутреннюю осанку. Тело держит душу. Тело и душа держат друг друга. (Это и о цельности человека, да.)
По своему, так и хочется сказать, системному смыслу – по тем связям, которые разрастаются из собранной в книгу совокупности вроде бы разрозненных высказываний, всё сказанное здесь – урок, извлечённый из тщательно продуманного и внимательно прочувствованного европейского индивидуализма. То, что может показаться (да во многом и оказаться) едва ли не прикладным – ведь повседневным же! - его вариантом, на самом деле – принципиальное его осуществление.
Фрумкина уже в самом начала своей книги отметает всякую возможность предположения о том, будто она намерена чему-то читателя учить – даже на уровне «осторожных советов». Ни одного глагола в повелительном наклонении мы здесь вообще не встретим. Она занимает сдержанную позицию свидетеля: «в отличие от мемуаров, здесь автор не столько герой, сколько свидетель» (правда, особенного: свидетеля-исследователя, отличного от прочих тем, что – просто уже в силу своих занятий наукой – «изначально смотрит на мир критически»). И то, о чём она рассказывает – сплошь, казалось бы, частные случаи. Однако читается книга именно так: у описанных здесь людей – и у самого автора – очень даже есть чему научиться.
Тем более, что владение приёмами возделывания внутреннего пространства в условиях разного рода внешних невозможностей, посреди насилия и неправды, - это умение крайне полезное, если не сказать - насущное. В любой момент может снова пригодиться.