Владимир Тольц: Сегодня – очередная передача из цикла "Как у Дюма… - 20 лет спустя".
20 лет назад я выпускал в эфир еженедельную передачу "Наша с вами история". А в ней помимо прочего мои авторы и я рассказывали о книгах, которые мы тогда читали. Двадцать лет спустя эти, казалось бы, рецензии-однодневки представляются фотокарточками времени. С некоторыми из них я хочу познакомить
Вот первая цитата 20-летней давности. Выступление моего давнего друга известного питерского историка Евгения Анисимова.
Евгений Анисимов: Когда смотришь на прилавки книжных магазинов, то кажется, что историческая наука наша умерла. Нет ни одной книжки по советской истории. Это понятно: издательства и магазины стали коммерческими, и книги по истории, особенно по советской, не жалуют – их же десятилетиями навязывали, они макулатурой стояли.
И вот теперь среди обилия детективов и другого легкого чтения попадается книга двухтомная, толстая, называется "Без ретуши. Страницы советской истории в фотографиях, документах, воспоминаниях". Ее выпустил "Лениздат". Авторы Михаил Рошников и Юрий Шилаев. Книга, ее приятно держать в руках, 350 уникальных фотографий. Например, похороны Лилиной – это жена Зиновьева, Невский, 29 год. Грандиозное совершенно шествие. Или "Рыков на лесопильном заводе имени Рыкова". Интересны многие комментарии авторов, они изучают статистику переименований городов, кораблей, сел, весей… И выясняется, что имя Сталина присваивалось кораблям, которые были наиболее длинные – 140 метров, 132 . "Каганович", например, 109 метров."Бухарин" всего 91 метр. Одним словом, человек-пароход.
То же самое с названиями городов по количеству: у Сталина 25, у Ворошилова 11, у Буденного 10.
И дальше в книге много очень интересных данных, и она очень любопытно заканчивается, она заканчивается кратким курсом истории нашей страны в аббревиатурах. Для каждого из живущих в России, это иероглифическое изображение нашей истории, которое очень много говорит. К примеру, начало: РСДРП, ВОХР, ВЦИК, СНХ, ВЧК, РКК, РВС, ЧОН, МОПР, РОСТ, НЭП, СССР, ОГПУ, ГУЛАГ, НКВД, МТС, СИР, ВОС, СС, ООН, ЦДК, НАТО, МГБ, СЭС, ОВД. И кончается: ВПШ, ОСВ, ОВИР, СТК, МЖК, СПИД, ОСВ-2, РКП, ОСТ, ВТК, БТР, ГКЧП. И теперь можно продолжить: СНГ или КГН – Конфедерация горских народов.
Вот, разглядывая эту занятную книгу, я думал вот о чем: в сущности наступила свобода слова - это одна из первых бесцензурных книг по советской истории, написанная бывшими советскими историками. А что же изменилось? Конечно, фотографии пошли без ретуши, есть сильное желание авторов как бы выговориться, назвать все своими именами.
Но прямо скажем, что не все и не все без ретуши. Один из авторов сделал себе научную карьеру на изучении государственной деятельности Владимира Ильича, и тема Ильича как-то уходит из книги. И вообще заметно, и это не только для этой книги, а вообще для последней советской литературы по истории, деление на "хороших" и "плохих" большевиков. "Хорошие" – это те, кто в 17 году эту кровавую баню начали вместе с "плохими", но их потом расстреляли в 37. А "плохие" – это те, кто остался жив и вместе со Сталиным довершали это "замечательное" дело. Поэтому, когда читаешь краткие, скупые биографические справки, помещенные в книге, о различных государственных деятелях начала советского периода, то просто вызывает некоторое недоумение. И чем дальше читаешь, вчитываешься, тем больше понимаешь, что мы еще в начале пути, который нам неведом, и что одной свободы и личной порядочности для науки явно недостаточно, нужна какая-то новая философия истории России. И она выработается нескоро. Будем надеяться только на то, что новое поколение сделает, напишет это.
А что же книжка "Без ретуши", о которой я сегодня рассказывал? - Знаете, мой приятель стал ходить в церковь, и его духовный отец за покаянные грехи налагает иногда епитимью, например, сутки не курить. Однажды мой приятель совсем закручинился от задания священника: тот сказал, чтобы он постарался неделю никого не осуждать. Дело немыслимое для бывшего советского человека.
Рецензируя эту книгу, я мечтаю, чтобы хотя бы один день, хотя бы вслух никого не осуждать. Будем надеяться, что новые книги придут, и будут иные рецензии на них.
Владимир Тольц: Сегодня мы вспоминаем рецензии на книги по истории, которые довелось мне запускать в эфир 20 лет назад.
Одним из историков, с которым мы регулярно в ту пору сотрудничали, был профессор Сорбонны Михаил Яковлевич Геллер. Он скончался в 1997 году. И отдавая дань его памяти, я хочу воспроизвести сейчас одно из его выступлений в моих программах.
Михаил Геллер: Октябрь во Франции - начало книжного сезона. Издательства готовят к этой дате новинки, романы, воспоминания, исследования, которые могут привлечь внимание массового читателя. В числе новых книг две, в названии которых выделено слово "Россия". Одна "Россия победоносная", написанная французским историком, членом Французской академии Элен Каррер д`Анкос, вторая написана русским историком Юрием Афанасьевым и называется "Моя фатальная Россия". Две книги двух историков, склонившихся над событиями последних лет…
Один, лучше сказать одна, Элен Каррер д`Анкос видит недавнее десятилетие издалека, хотя она часто посещает Россию, со стороны. Другой автор - Юрий Афанасьев - активный участник того, что происходило и происходит в России. Непохожие названия отражают разное отношение и разную оценку авторов к перевороту, завершившему три четверти века советской власти. Элен Каррер д`Анкос предвидит скорое возрождение страны, свергшей власть коммунистов, и поэтому она называет книгу "Россия победоносная". Юрий Афанасьев менее оптимистичен, и он говорит о "Моей фатальной России", то есть загадочной, не совсем понятной.
Возможно, что французское издательство нашло название для книги Юрия Афанасьева, но это название хорошо выражает недоумение автора по поводу событий, участником и свидетелем которых он был. И это, на мой взгляд, делает его книгу интересным документом времени.
В последнее время во Франции вышло много книг, написанных деятелями эпохи перестройки, их авторы Борис Ельцин, Анатолий Собчак, Гавриил Попов и многие другие, менее известные, писали свои книги по одному образцу: автор рассказывает биографию, представляет себя, а потом описывает то, чему он был свидетелем, что делал, что говорил.
Юрий Афанасьев следует этому образцу, но его книга, на мой взгляд, выделяется тем, что ее автор – историк. Возможно, что это кажется не всем таким важным, безусловно, у всех мемуаристов есть профессии как нельзя более уважаемые. Но мне кажется, что профессиональный исследователь прошлого, историк может увидеть лучше, как сегодняшний день становится историей, что важно в сегодняшних событиях, что менее важно. Кроме того, историк видит, во всяком случае, имеет для этого возможность, видит сегодняшние события в перспективе прошлого. Человеку не дано знать будущее, но прошлое позволяет находить аналогии, раскрывающие, возможно, форточку в таинственный завтрашний день.
Вторая половина книги Юрия Афанасьева – размышления о русской истории, о тяжести прошлого, которое давит на сегодняшний день. Автор дает очень сжато, но дает образ русской истории, очерк, абрис, так лучше сказать, начиная с Киевской Руси, чтобы выявить основные черты русской истории, главные силовые линии, определяющие характер страны и народа. Можно спорить с оценками Афанасьева, с его анализом различных периодов русской истории и ее творцов, но несомненно желание автора отвергнуть марксистскую отмычку, которая позволяла объяснять все, что нужно, и так, как нужно. Ему, автору книги, хочется найти вехи, которые позволили бы увидеть прошлое таким, каким оно было.
Главы "Фатальной России", посвященные истории, демонстрируют в то же время растерянность, какая охватила не только народ, которого в какой раз уже лишили истории, но и самих летописцев, интерпретаторов русской истории. Юрий Афанасьев, рассказывая о своей жизни, несколько раз повторяет, что, начав понимать суть коммунистической системы сравнительно давно, он, тем не менее, считал, что эффективно действовать в целях ее улучшения, а потом против нее, нужно только изнутри, став частью системы, став членом партии, так, как это он делал.
Юрий Афанасьев включается в очень важную дискуссию о возможностях и формах сопротивления тоталитаризму. Дело в том, что действуя внутри системы, нельзя было не идти на уступки этой системы, нельзя было не стать ее заложником. Для историка это означало писать книги, в которых ложь была ингредиентом обязательным. И речь могла идти только о борьбе за возможность включить какой-то процент правды. Речь, можно так сказать, шла о количестве ложек меда, которые позволялось вносить в бочку дегтя. Сторонники действия изнутри системы настаивали и настаивают, что ложки меда меняли консистенцию дегтя, помогали воспитывать будущих противников тоталитаризма. Это, конечно, спорно.
Бесспорно, и это признает Юрий Афанасьев, что сегодня из того, что было написано советскими историками за годы советской власти, очень мало выдерживает испытания правдой. Это одна из важнейших причин отсутствия сегодня представления о прошлом.
"Фатальная Россия" – это признание автора в поражении. Он объявляет об отказе от политической жизни, обнаружив, что слишком любит говорить то, что думает, не боится предвидеть трудности. Иначе говоря, обнаружив, что не обладает качествами, необходимыми политикам. Это неудача, но, возможно, неудача плодотворная. Юрий Афанасьев, ректор Гуманитарного университета России, говорит сегодня о своем желании посвятить себя делу просвещения - работе историка. И можно только пожелать ему удачи, ибо, перефразируя известных деятелей, можно сказать: политики приходят и уходят, а историки настоящие остаются.
Владимир Тольц: Слушая своих коллег из Петербурга и Парижа, я стал припоминать, какие же книжки по истории в последнее время прочел сам. На прошлой неделе их было две, в обеих речь шла о городе, где я теперь живу – о Мюнхене, и о нацизме. О первой, опубликованной на Лубянке беллетристической версии, что один из главных нацистских военных преступников шеф партайканцелярии и доверенное лицо фюрера Мартин Борман был мужественным коммунистом и агентом советской разведки, в прошлом выпуске "Нашей с вами истории" уже рассказывали автор этой современной чекистской фантастики Борис Тартаковский и мой московский коллега Дмитрий Волчек. В той же передаче свое крайне скептическое отношение к новой лубянской версии высказал и Павел Судоплатов, с февраля 41-го являвшийся заместителем начальника Первого (это разведка) управления НКГБ СССР.
После передачи мне довелось беседовать со слышавшей ее дамой, немецким советологом, впрочем, теперь уж это ремесло и не знаю, как именуют. Запомнился ее вопрос: "Слушайте, я все-таки не пойму, зачем им этот наш негодяй? Им что, своих не хватает?". На этот вопрос я уже пытался ответить в прошлой передаче.
О новой лубянской версии можно лишь добавить, что читая ее здесь, в Мюнхене, невозможно не заметить весьма смутных представлений автора о здешней топонимике. Один только пример: курортное местечко Берхтесгаден, название которого известно не только интересующемися нацистикой, но и любому знающему немецкую географию, а в Мюнхене любому пацану, автор упорно перелицовывает в Бетсегаден.
Впрочем, такого рода вольности в обращении не только с местной географией и историей, но и с современностью, не редкость, как я вижу, в писаниях иностранцев о здешних краях и делах. С одной стороны, Мюнхен, о котором уже столько написано, взять хотя бы Фейхтвангера или Манна, как бы провоцирует пишущую братию, в том числе и наших путешествующих соотечественников, часто проездом заскакивающих и в здешнюю баварскую глубинку, знакомые по читаному и слышанному с детства имена и понятия, связанные с Мюнхеном, не только такие как Гитлер и "ночь длинных ножей", но и совсем другого рода – Тютчев и Кандинский, к примеру, порождают у заезжих письменников непременное желание написать что-нибудь эдакое, мюнхенское. А в результате в самых разных жанрах возникают опусы из класса туристической беллетристики. Ну невозможно же на самом деле, прогулявшись пару раз по баварским Альпам и посидев недельку в мюнхенских пивных, всерьез писать о немецком национальном духе или о баварской идее.
Все это, к счастью, не относится ко второй книге, которую я читал на прошлой неделе. Хотя она тоже написана иностранцами - Брайаном Демингом и Кэдом Айлефом. Это изданный в Баварии по-английски исторический путеводитель "Гитлер и Мюнхен". Вообще в Германии выходило и выходит немало книг о жизни при диктатуре наци. Что до города, удостоенного бесноватым фюрером титула "город движения", национал-социалистического, разумеется, то лет 10 назад была по-немецки здесь издана книга Курта Прайса "Мюнхен под свастикой". Но путеводители, подобные тому, что написали Деминг и и Айлеф, издаются обычно по-английски. Понятно, - они рассчитаны в основном на иностранных туристов, упорно разыскивающих в баварской столице ту самую пивную, где начался "пивной путч". Каждому хочется за кружкой местного светлого ощутить свое прикосновение к кошмарной истории.
Кстати, тех наших слушателей, кому еще только предстоит посетить Мюнхен, могу, ссылаясь, на путеводитель Деминга и Айлефа, предупредить: не ищите понапрасну – той самой пивной "Бюргербройкеллер" в начале Розерхаймерштрассе давно уже не существует. На том месте красуется постмодернистский мюнхенский культурный центр Гастайг, где часто звучит русская речь, музыка, демонстрируются советские и бывшие советские фильмы и спектакли.
А что до любителей путешествий по гитлеровским местам, то это почти как в старом советском стишке: здесь в Мюнхене каждый камень Гитлера помнит. Благодаря путеводителю Деминга и Айлефа узнал я, что каждый день по пути на работу проезжаю мимо любимой квартиры фюрера, в доме на Принцрегентенплятц, скромный вождь национал-социализма занимал там целый этаж. Хорошенькая квартирка! Именно в ней и состоялся пресловутый "мюнхенский сговор". А в мрачном здании Высшей школы музыки была штаб-квартира Адольфа. В двух минутах ходьбы от начальной школы, где учился мой сын, в хорошем состоянии сохранилась уютная вилла, подаренная личным фотографом Гитлера Хофманом Еве Браун…
Я подумал: представляют ли, скажем, москвичи столь же хорошо не героическую, а позорную историческую топографию города, в котором они живут? Ведь русских путеводителей, подобных книге Деминга и Айлефа, я не встречал. И еще об одном я подумал, когда читал эту книгу "Гитлер и Мюнхен", а читал я ее, когда по телевизору и радио рассказывали о приговорах суда в Потсдаме по делу правых экстремистов, напавших на общежитие иностранцев, когда газеты пестрели сообщениями о раскрытии в Тюрингии подпольной организации, в тайниках которой обнаружены залежи материалов неонацистской пропаганды, а так же боеприпасы и противотанковые мины… А может и правильно, - подумал я, - что книжки вроде этой, хорошей в общем книги, в Германии издают только по-английски? Конечно, "Бюргербройкеллер" снесен, но сколько еще памятных заведений эпохи "пивного путча" у нас в Мюнхене вполне процветает. Не дай бог, туда в историческое паломничество по гитлеровским местам начнет прибывать вся эта неонацистская шелупонь. Я понимаю, что иностранный язык в этом деле не великая преграда, но может быть пропаганда исторического знания в данном случае излишня…
20 лет назад я выпускал в эфир еженедельную передачу "Наша с вами история". А в ней помимо прочего мои авторы и я рассказывали о книгах, которые мы тогда читали. Двадцать лет спустя эти, казалось бы, рецензии-однодневки представляются фотокарточками времени. С некоторыми из них я хочу познакомить
Вот первая цитата 20-летней давности. Выступление моего давнего друга известного питерского историка Евгения Анисимова.
Евгений Анисимов: Когда смотришь на прилавки книжных магазинов, то кажется, что историческая наука наша умерла. Нет ни одной книжки по советской истории. Это понятно: издательства и магазины стали коммерческими, и книги по истории, особенно по советской, не жалуют – их же десятилетиями навязывали, они макулатурой стояли.
И вот теперь среди обилия детективов и другого легкого чтения попадается книга двухтомная, толстая, называется "Без ретуши. Страницы советской истории в фотографиях, документах, воспоминаниях". Ее выпустил "Лениздат". Авторы Михаил Рошников и Юрий Шилаев. Книга, ее приятно держать в руках, 350 уникальных фотографий. Например, похороны Лилиной – это жена Зиновьева, Невский, 29 год. Грандиозное совершенно шествие. Или "Рыков на лесопильном заводе имени Рыкова". Интересны многие комментарии авторов, они изучают статистику переименований городов, кораблей, сел, весей… И выясняется, что имя Сталина присваивалось кораблям, которые были наиболее длинные – 140 метров, 132 . "Каганович", например, 109 метров."Бухарин" всего 91 метр. Одним словом, человек-пароход.
То же самое с названиями городов по количеству: у Сталина 25, у Ворошилова 11, у Буденного 10.
И дальше в книге много очень интересных данных, и она очень любопытно заканчивается, она заканчивается кратким курсом истории нашей страны в аббревиатурах. Для каждого из живущих в России, это иероглифическое изображение нашей истории, которое очень много говорит. К примеру, начало: РСДРП, ВОХР, ВЦИК, СНХ, ВЧК, РКК, РВС, ЧОН, МОПР, РОСТ, НЭП, СССР, ОГПУ, ГУЛАГ, НКВД, МТС, СИР, ВОС, СС, ООН, ЦДК, НАТО, МГБ, СЭС, ОВД. И кончается: ВПШ, ОСВ, ОВИР, СТК, МЖК, СПИД, ОСВ-2, РКП, ОСТ, ВТК, БТР, ГКЧП. И теперь можно продолжить: СНГ или КГН – Конфедерация горских народов.
Вот, разглядывая эту занятную книгу, я думал вот о чем: в сущности наступила свобода слова - это одна из первых бесцензурных книг по советской истории, написанная бывшими советскими историками. А что же изменилось? Конечно, фотографии пошли без ретуши, есть сильное желание авторов как бы выговориться, назвать все своими именами.
Но прямо скажем, что не все и не все без ретуши. Один из авторов сделал себе научную карьеру на изучении государственной деятельности Владимира Ильича, и тема Ильича как-то уходит из книги. И вообще заметно, и это не только для этой книги, а вообще для последней советской литературы по истории, деление на "хороших" и "плохих" большевиков. "Хорошие" – это те, кто в 17 году эту кровавую баню начали вместе с "плохими", но их потом расстреляли в 37. А "плохие" – это те, кто остался жив и вместе со Сталиным довершали это "замечательное" дело. Поэтому, когда читаешь краткие, скупые биографические справки, помещенные в книге, о различных государственных деятелях начала советского периода, то просто вызывает некоторое недоумение. И чем дальше читаешь, вчитываешься, тем больше понимаешь, что мы еще в начале пути, который нам неведом, и что одной свободы и личной порядочности для науки явно недостаточно, нужна какая-то новая философия истории России. И она выработается нескоро. Будем надеяться только на то, что новое поколение сделает, напишет это.
А что же книжка "Без ретуши", о которой я сегодня рассказывал? - Знаете, мой приятель стал ходить в церковь, и его духовный отец за покаянные грехи налагает иногда епитимью, например, сутки не курить. Однажды мой приятель совсем закручинился от задания священника: тот сказал, чтобы он постарался неделю никого не осуждать. Дело немыслимое для бывшего советского человека.
Рецензируя эту книгу, я мечтаю, чтобы хотя бы один день, хотя бы вслух никого не осуждать. Будем надеяться, что новые книги придут, и будут иные рецензии на них.
Владимир Тольц: Сегодня мы вспоминаем рецензии на книги по истории, которые довелось мне запускать в эфир 20 лет назад.
Одним из историков, с которым мы регулярно в ту пору сотрудничали, был профессор Сорбонны Михаил Яковлевич Геллер. Он скончался в 1997 году. И отдавая дань его памяти, я хочу воспроизвести сейчас одно из его выступлений в моих программах.
Михаил Геллер: Октябрь во Франции - начало книжного сезона. Издательства готовят к этой дате новинки, романы, воспоминания, исследования, которые могут привлечь внимание массового читателя. В числе новых книг две, в названии которых выделено слово "Россия". Одна "Россия победоносная", написанная французским историком, членом Французской академии Элен Каррер д`Анкос, вторая написана русским историком Юрием Афанасьевым и называется "Моя фатальная Россия". Две книги двух историков, склонившихся над событиями последних лет…
Один, лучше сказать одна, Элен Каррер д`Анкос видит недавнее десятилетие издалека, хотя она часто посещает Россию, со стороны. Другой автор - Юрий Афанасьев - активный участник того, что происходило и происходит в России. Непохожие названия отражают разное отношение и разную оценку авторов к перевороту, завершившему три четверти века советской власти. Элен Каррер д`Анкос предвидит скорое возрождение страны, свергшей власть коммунистов, и поэтому она называет книгу "Россия победоносная". Юрий Афанасьев менее оптимистичен, и он говорит о "Моей фатальной России", то есть загадочной, не совсем понятной.
Возможно, что французское издательство нашло название для книги Юрия Афанасьева, но это название хорошо выражает недоумение автора по поводу событий, участником и свидетелем которых он был. И это, на мой взгляд, делает его книгу интересным документом времени.
В последнее время во Франции вышло много книг, написанных деятелями эпохи перестройки, их авторы Борис Ельцин, Анатолий Собчак, Гавриил Попов и многие другие, менее известные, писали свои книги по одному образцу: автор рассказывает биографию, представляет себя, а потом описывает то, чему он был свидетелем, что делал, что говорил.
Юрий Афанасьев следует этому образцу, но его книга, на мой взгляд, выделяется тем, что ее автор – историк. Возможно, что это кажется не всем таким важным, безусловно, у всех мемуаристов есть профессии как нельзя более уважаемые. Но мне кажется, что профессиональный исследователь прошлого, историк может увидеть лучше, как сегодняшний день становится историей, что важно в сегодняшних событиях, что менее важно. Кроме того, историк видит, во всяком случае, имеет для этого возможность, видит сегодняшние события в перспективе прошлого. Человеку не дано знать будущее, но прошлое позволяет находить аналогии, раскрывающие, возможно, форточку в таинственный завтрашний день.
Вторая половина книги Юрия Афанасьева – размышления о русской истории, о тяжести прошлого, которое давит на сегодняшний день. Автор дает очень сжато, но дает образ русской истории, очерк, абрис, так лучше сказать, начиная с Киевской Руси, чтобы выявить основные черты русской истории, главные силовые линии, определяющие характер страны и народа. Можно спорить с оценками Афанасьева, с его анализом различных периодов русской истории и ее творцов, но несомненно желание автора отвергнуть марксистскую отмычку, которая позволяла объяснять все, что нужно, и так, как нужно. Ему, автору книги, хочется найти вехи, которые позволили бы увидеть прошлое таким, каким оно было.
Главы "Фатальной России", посвященные истории, демонстрируют в то же время растерянность, какая охватила не только народ, которого в какой раз уже лишили истории, но и самих летописцев, интерпретаторов русской истории. Юрий Афанасьев, рассказывая о своей жизни, несколько раз повторяет, что, начав понимать суть коммунистической системы сравнительно давно, он, тем не менее, считал, что эффективно действовать в целях ее улучшения, а потом против нее, нужно только изнутри, став частью системы, став членом партии, так, как это он делал.
Юрий Афанасьев включается в очень важную дискуссию о возможностях и формах сопротивления тоталитаризму. Дело в том, что действуя внутри системы, нельзя было не идти на уступки этой системы, нельзя было не стать ее заложником. Для историка это означало писать книги, в которых ложь была ингредиентом обязательным. И речь могла идти только о борьбе за возможность включить какой-то процент правды. Речь, можно так сказать, шла о количестве ложек меда, которые позволялось вносить в бочку дегтя. Сторонники действия изнутри системы настаивали и настаивают, что ложки меда меняли консистенцию дегтя, помогали воспитывать будущих противников тоталитаризма. Это, конечно, спорно.
Бесспорно, и это признает Юрий Афанасьев, что сегодня из того, что было написано советскими историками за годы советской власти, очень мало выдерживает испытания правдой. Это одна из важнейших причин отсутствия сегодня представления о прошлом.
"Фатальная Россия" – это признание автора в поражении. Он объявляет об отказе от политической жизни, обнаружив, что слишком любит говорить то, что думает, не боится предвидеть трудности. Иначе говоря, обнаружив, что не обладает качествами, необходимыми политикам. Это неудача, но, возможно, неудача плодотворная. Юрий Афанасьев, ректор Гуманитарного университета России, говорит сегодня о своем желании посвятить себя делу просвещения - работе историка. И можно только пожелать ему удачи, ибо, перефразируя известных деятелей, можно сказать: политики приходят и уходят, а историки настоящие остаются.
Владимир Тольц: Слушая своих коллег из Петербурга и Парижа, я стал припоминать, какие же книжки по истории в последнее время прочел сам. На прошлой неделе их было две, в обеих речь шла о городе, где я теперь живу – о Мюнхене, и о нацизме. О первой, опубликованной на Лубянке беллетристической версии, что один из главных нацистских военных преступников шеф партайканцелярии и доверенное лицо фюрера Мартин Борман был мужественным коммунистом и агентом советской разведки, в прошлом выпуске "Нашей с вами истории" уже рассказывали автор этой современной чекистской фантастики Борис Тартаковский и мой московский коллега Дмитрий Волчек. В той же передаче свое крайне скептическое отношение к новой лубянской версии высказал и Павел Судоплатов, с февраля 41-го являвшийся заместителем начальника Первого (это разведка) управления НКГБ СССР.
После передачи мне довелось беседовать со слышавшей ее дамой, немецким советологом, впрочем, теперь уж это ремесло и не знаю, как именуют. Запомнился ее вопрос: "Слушайте, я все-таки не пойму, зачем им этот наш негодяй? Им что, своих не хватает?". На этот вопрос я уже пытался ответить в прошлой передаче.
О новой лубянской версии можно лишь добавить, что читая ее здесь, в Мюнхене, невозможно не заметить весьма смутных представлений автора о здешней топонимике. Один только пример: курортное местечко Берхтесгаден, название которого известно не только интересующемися нацистикой, но и любому знающему немецкую географию, а в Мюнхене любому пацану, автор упорно перелицовывает в Бетсегаден.
Впрочем, такого рода вольности в обращении не только с местной географией и историей, но и с современностью, не редкость, как я вижу, в писаниях иностранцев о здешних краях и делах. С одной стороны, Мюнхен, о котором уже столько написано, взять хотя бы Фейхтвангера или Манна, как бы провоцирует пишущую братию, в том числе и наших путешествующих соотечественников, часто проездом заскакивающих и в здешнюю баварскую глубинку, знакомые по читаному и слышанному с детства имена и понятия, связанные с Мюнхеном, не только такие как Гитлер и "ночь длинных ножей", но и совсем другого рода – Тютчев и Кандинский, к примеру, порождают у заезжих письменников непременное желание написать что-нибудь эдакое, мюнхенское. А в результате в самых разных жанрах возникают опусы из класса туристической беллетристики. Ну невозможно же на самом деле, прогулявшись пару раз по баварским Альпам и посидев недельку в мюнхенских пивных, всерьез писать о немецком национальном духе или о баварской идее.
Все это, к счастью, не относится ко второй книге, которую я читал на прошлой неделе. Хотя она тоже написана иностранцами - Брайаном Демингом и Кэдом Айлефом. Это изданный в Баварии по-английски исторический путеводитель "Гитлер и Мюнхен". Вообще в Германии выходило и выходит немало книг о жизни при диктатуре наци. Что до города, удостоенного бесноватым фюрером титула "город движения", национал-социалистического, разумеется, то лет 10 назад была по-немецки здесь издана книга Курта Прайса "Мюнхен под свастикой". Но путеводители, подобные тому, что написали Деминг и и Айлеф, издаются обычно по-английски. Понятно, - они рассчитаны в основном на иностранных туристов, упорно разыскивающих в баварской столице ту самую пивную, где начался "пивной путч". Каждому хочется за кружкой местного светлого ощутить свое прикосновение к кошмарной истории.
Кстати, тех наших слушателей, кому еще только предстоит посетить Мюнхен, могу, ссылаясь, на путеводитель Деминга и Айлефа, предупредить: не ищите понапрасну – той самой пивной "Бюргербройкеллер" в начале Розерхаймерштрассе давно уже не существует. На том месте красуется постмодернистский мюнхенский культурный центр Гастайг, где часто звучит русская речь, музыка, демонстрируются советские и бывшие советские фильмы и спектакли.
А что до любителей путешествий по гитлеровским местам, то это почти как в старом советском стишке: здесь в Мюнхене каждый камень Гитлера помнит. Благодаря путеводителю Деминга и Айлефа узнал я, что каждый день по пути на работу проезжаю мимо любимой квартиры фюрера, в доме на Принцрегентенплятц, скромный вождь национал-социализма занимал там целый этаж. Хорошенькая квартирка! Именно в ней и состоялся пресловутый "мюнхенский сговор". А в мрачном здании Высшей школы музыки была штаб-квартира Адольфа. В двух минутах ходьбы от начальной школы, где учился мой сын, в хорошем состоянии сохранилась уютная вилла, подаренная личным фотографом Гитлера Хофманом Еве Браун…
Я подумал: представляют ли, скажем, москвичи столь же хорошо не героическую, а позорную историческую топографию города, в котором они живут? Ведь русских путеводителей, подобных книге Деминга и Айлефа, я не встречал. И еще об одном я подумал, когда читал эту книгу "Гитлер и Мюнхен", а читал я ее, когда по телевизору и радио рассказывали о приговорах суда в Потсдаме по делу правых экстремистов, напавших на общежитие иностранцев, когда газеты пестрели сообщениями о раскрытии в Тюрингии подпольной организации, в тайниках которой обнаружены залежи материалов неонацистской пропаганды, а так же боеприпасы и противотанковые мины… А может и правильно, - подумал я, - что книжки вроде этой, хорошей в общем книги, в Германии издают только по-английски? Конечно, "Бюргербройкеллер" снесен, но сколько еще памятных заведений эпохи "пивного путча" у нас в Мюнхене вполне процветает. Не дай бог, туда в историческое паломничество по гитлеровским местам начнет прибывать вся эта неонацистская шелупонь. Я понимаю, что иностранный язык в этом деле не великая преграда, но может быть пропаганда исторического знания в данном случае излишня…