Варшавский мордобой российских и польских болельщиков пару дней занимал внимание всей Европы, обосновавшись на первых полосах газет и "мордах" информационных сайтов.
В истории футбольного хулиганства случались побоища и более серьезные – можно вспомнить выходки английских rowdies во время чемпионата мира в Италии в 1990 году, когда разудалых островитян депортировали с Апеннин целыми самолетами. Но мало когда околофутбольные потасовки были так густо замешаны на политике и истории (точнее, на преломлении того и другого, да еще в очень примитивном виде, в некоторых горячих головах), как в случае с матчем Польша – Россия.
О том, что футбол, как и любой коллективный спорт, – это сублимация войны, даже писать неловко – настолько заезженное это наблюдение. Это очевидно на клубном уровне: полиция всегда настороже, когда играют "Спартак" и ЦСКА, "Эвертон" и "Ливерпуль", "Селтик" и "Глазго Рейнджерс", мадридский "Реал" и "Барселона", пражская "Спарта" и "Баник" из Остравы – такие пары "заклятых друзей" найдутся в каждой футбольной стране. Но на уровне сборных футбольная конфликтность особенно высока, поскольку накладывается на кучу мифов, предрассудков и комплексов, связанных с политикой, историей, мифологией и пропагандой...
Я бы, кстати, разделял "обычное" футбольное хулиганство и странный род коллективного помешательства, который охватывает многих болельщиков, – не исключая мирных и интеллигентных в обычной жизни людей, – накануне матчей национальной сборной (любой) с "принципиальным" соперником. Обычные ультрас – часть (не самая приятная) молодежной субкультуры, которой всегда и везде свойственна определенная тяга к насилию. Иногда поиск на стадионе и возле него дополнительных доз адреналина накладывается, если выражаться наукообразно, на социальную фрустрацию: среди наиболее ярых и агрессивных футбольных фанатов немного "мальчиков из приличных семей", зато ребят из бедных рабочих районов – предостаточно. Многие социологи, к примеру, связывают особую активность английских rowdies в 80-е и начале 90-х годов с социальными проблемами эпохи Маргарет Тэтчер. Тогда множество молодых британцев почувствовало себя "чужими на этом празднике жизни" – и нашло специфический способ громко напомнить о себе.
Но это не нынешний случай. Парень с рабочей окраины российского областного центра, конечно, может вовсю болеть за сборную, – но в Варшаву за ней не поедет, у него на это просто нет денег. А вот довольно благополучный менеджер, чиновник, журналист – почему нет? И именно на эту, относительно образованную публику (с обеих сторон) рассчитан политико-исторический разогрев, которым сопровождаются "принципиальные" матчи. В результате на обложках польских журналов появляются коллажи, на которых тренер сборной Польши Францишек Смуда изображен в маршальской форме Юзефа Пилсудского, остановившего и разгромившего под Варшавой летом 1920 года Красную армию. А российские болельщики едут в Польшу в футболках с надписями "Минин" и "Пожарский" и с советской символикой, которая у большинства поляков ничего, кроме раздражения и неприязни, вызвать не может.
И матч с поляками – не единственный такой случай. Помню, как покоробил меня в Москве осенью 2009 года огромный баннер, вывешенный болельщиками на одной из трибун лужниковского стадиона во время важного матча с Германией: на нем была изображена Родина-мать со знаменитого плаката 1941 года. Странно, что ни поляки, взывающие к тени Пилсудского, ни русские, помещающие на трибуну символ одной из главных трагедий национальной истории, похоже, не понимают, что этим совсем не демонстрируют преемственность по отношению к героическим предкам, а, скорее, унижают их. Ведь и польские "жолнежи", преградившие красноармейцам путь к мировой революции, и сыновья этих красноармейцев, 20 лет спустя преградившие Гитлеру путь к мировой "арийской" империи, рисковали куда бóльшим, чем футболисты российской, польской и какой угодно еще сборной – при всем уважении к их работе.
Но мне бы не хотелось выглядеть унылым моралистом. В конце концов, футбол мешают с далекими от него материями по всему миру. В 90-е годы в английском "Манчестер Сити" играл немец Уве Рёслер, и играл неплохо, болельщики его любили. Настолько, что, желая досадить главному неприятелю – землякам из куда более успешного (тогда) "Манчестер Юнайтед", – выдумали кричалку (не соответствовавшую действительности) "Дедушка Уве бомбил "Олд Траффорд!" – если кто запамятовал, это домашний стадион "Юнайтед". Так что в некоторых случаях патриотизм национальный уступает клубному...
Впрочем, в России представить себе это сложно. Как и, например, появление в крупной российской газете колонки вроде той, что позволил себе накануне матча Чехия – Греция шеф-редактор пражских "Господаржских новин" Петр Шабата. Он написал (полушутливым тоном, но тем не менее), что желал бы победы греков с крупным счетом. И привел два аргумента. Во-первых, накануне парламентских выборов, на которых будет решаться, останется ли Греция в еврозоне, это привело бы отчаявшихся от кризиса греческих граждан в более благодушное настроение – и, глядишь, они не голосовали бы за радикалов. Во-вторых, двухкратный (считая и матч с Россией) разгром на Евро-2012 мог бы привести к чистке давно не проветривавшихся верхних этажей Чешского футбольного союза – а это в конечном итоге пошло бы на пользу чешскому футболу.
Впрочем, пан Шабата в плане столь философского отношения к футбольным баталиям, – скорее, исключение, даже в Чехии. Футбольный патриотизм – стихия всепобеждающая. Досадно только, что на востоке Европы он то и дело принимает трагикомические формы, как в Варшаве. Ведь среди европейских народов, по крайней мере соседних, нет таких, кто бы не имел друг к другу исторических счетов. Однако ж что-то давненько я не видывал во время матчей Франция – Германия на французских трибунах или в печати портретов маршала Фоша, командовавшего армией этой страны в победоносную для нее Первую мировую. О том, чьи портреты могли бы в таких случаях таскать с собой немцы, лучше умолчу, дабы не разжигать и проч.
Иногда мне кажется, что мы, славяне, с какой-то чрезмерной, надрывной серьезностью относимся к своим историческим и политическим мифам (многие из которых, кстати, имеют с историей мало общего). Как будто нам вдруг недостает чувства юмора, которого нам всем в принципе более чем хватает. Тут, кстати, есть на что равняться. Недавно мне попалась на глаза изданная в Лондоне отличная книжка под названием "Милый враг" (That Sweet Enemy). Это история вражды и любви, сотрудничества и предрассудков, неприятия и взаимопонимания двух великих европейских наций – британцев и французов – за последние 500 лет. Написали ее историки, англичанин и француженка, муж и жена, Роберт и Изабель Тумбс. И посвятили памяти своих родителей. Умудрившись при этом никого не оскорбить и ничего не утаить, а просто попытаться понять, почему в той или иной ситуации целые народы теряют способность взглянуть на себя со стороны и увидеть в чужаках – людей. Таких же, как мы, просто по каким-то причинам смотрящих на некоторые вещи иначе, чем мы.
Кстати, лекарств от этой инакости известно несколько. Одно из них – смех, способность посмеяться как над другими, так и над собой. Другое – игра, и тут футбол – одно из самых сильнодействующих средств. Ведь мы, восточноевропейцы, от Варшавы до Москвы и от Праги до Петербурга, можем лопаться от гордости! Мало кому футбольная глобализация пошла на пользу так, как странам, находящимся по восточную сторону бывшего "железного занавеса". Лет 15-20 назад матч Россия – Польша был бы очень заурядным зрелищем, а нынче это интересная игра, способная украсить любой международный турнир. "Зенит" и ЦСКА выигрывали европейские кубки, "Шахтер" – тоже. Киевское "Динамо", белорусский БАТЭ и чешский "Плзень" упорно сопротивлялись в еврокубках лучшим клубам Европы. Со сборными России, Украины, Словении, Сербии, Чехии считаются как с очень серьезными соперниками в любом турнире. Солидные западные тренеры не прочь работать в российской и других восточноевропейских лигах – и не только из-за хорошей зарплаты. Уровень футбола в Европе действительно выровнялся. Но футбол, как и любой коллективный спорт, по-прежнему остается полукровкой войны и искусства. Чем больше первого – тем больше страстей и меньше красоты. И, конечно, наоборот. Наше дело – выбирать.
В истории футбольного хулиганства случались побоища и более серьезные – можно вспомнить выходки английских rowdies во время чемпионата мира в Италии в 1990 году, когда разудалых островитян депортировали с Апеннин целыми самолетами. Но мало когда околофутбольные потасовки были так густо замешаны на политике и истории (точнее, на преломлении того и другого, да еще в очень примитивном виде, в некоторых горячих головах), как в случае с матчем Польша – Россия.
О том, что футбол, как и любой коллективный спорт, – это сублимация войны, даже писать неловко – настолько заезженное это наблюдение. Это очевидно на клубном уровне: полиция всегда настороже, когда играют "Спартак" и ЦСКА, "Эвертон" и "Ливерпуль", "Селтик" и "Глазго Рейнджерс", мадридский "Реал" и "Барселона", пражская "Спарта" и "Баник" из Остравы – такие пары "заклятых друзей" найдутся в каждой футбольной стране. Но на уровне сборных футбольная конфликтность особенно высока, поскольку накладывается на кучу мифов, предрассудков и комплексов, связанных с политикой, историей, мифологией и пропагандой...
Я бы, кстати, разделял "обычное" футбольное хулиганство и странный род коллективного помешательства, который охватывает многих болельщиков, – не исключая мирных и интеллигентных в обычной жизни людей, – накануне матчей национальной сборной (любой) с "принципиальным" соперником. Обычные ультрас – часть (не самая приятная) молодежной субкультуры, которой всегда и везде свойственна определенная тяга к насилию. Иногда поиск на стадионе и возле него дополнительных доз адреналина накладывается, если выражаться наукообразно, на социальную фрустрацию: среди наиболее ярых и агрессивных футбольных фанатов немного "мальчиков из приличных семей", зато ребят из бедных рабочих районов – предостаточно. Многие социологи, к примеру, связывают особую активность английских rowdies в 80-е и начале 90-х годов с социальными проблемами эпохи Маргарет Тэтчер. Тогда множество молодых британцев почувствовало себя "чужими на этом празднике жизни" – и нашло специфический способ громко напомнить о себе.
Но это не нынешний случай. Парень с рабочей окраины российского областного центра, конечно, может вовсю болеть за сборную, – но в Варшаву за ней не поедет, у него на это просто нет денег. А вот довольно благополучный менеджер, чиновник, журналист – почему нет? И именно на эту, относительно образованную публику (с обеих сторон) рассчитан политико-исторический разогрев, которым сопровождаются "принципиальные" матчи. В результате на обложках польских журналов появляются коллажи, на которых тренер сборной Польши Францишек Смуда изображен в маршальской форме Юзефа Пилсудского, остановившего и разгромившего под Варшавой летом 1920 года Красную армию. А российские болельщики едут в Польшу в футболках с надписями "Минин" и "Пожарский" и с советской символикой, которая у большинства поляков ничего, кроме раздражения и неприязни, вызвать не может.
И матч с поляками – не единственный такой случай. Помню, как покоробил меня в Москве осенью 2009 года огромный баннер, вывешенный болельщиками на одной из трибун лужниковского стадиона во время важного матча с Германией: на нем была изображена Родина-мать со знаменитого плаката 1941 года. Странно, что ни поляки, взывающие к тени Пилсудского, ни русские, помещающие на трибуну символ одной из главных трагедий национальной истории, похоже, не понимают, что этим совсем не демонстрируют преемственность по отношению к героическим предкам, а, скорее, унижают их. Ведь и польские "жолнежи", преградившие красноармейцам путь к мировой революции, и сыновья этих красноармейцев, 20 лет спустя преградившие Гитлеру путь к мировой "арийской" империи, рисковали куда бóльшим, чем футболисты российской, польской и какой угодно еще сборной – при всем уважении к их работе.
Но мне бы не хотелось выглядеть унылым моралистом. В конце концов, футбол мешают с далекими от него материями по всему миру. В 90-е годы в английском "Манчестер Сити" играл немец Уве Рёслер, и играл неплохо, болельщики его любили. Настолько, что, желая досадить главному неприятелю – землякам из куда более успешного (тогда) "Манчестер Юнайтед", – выдумали кричалку (не соответствовавшую действительности) "Дедушка Уве бомбил "Олд Траффорд!" – если кто запамятовал, это домашний стадион "Юнайтед". Так что в некоторых случаях патриотизм национальный уступает клубному...
Впрочем, в России представить себе это сложно. Как и, например, появление в крупной российской газете колонки вроде той, что позволил себе накануне матча Чехия – Греция шеф-редактор пражских "Господаржских новин" Петр Шабата. Он написал (полушутливым тоном, но тем не менее), что желал бы победы греков с крупным счетом. И привел два аргумента. Во-первых, накануне парламентских выборов, на которых будет решаться, останется ли Греция в еврозоне, это привело бы отчаявшихся от кризиса греческих граждан в более благодушное настроение – и, глядишь, они не голосовали бы за радикалов. Во-вторых, двухкратный (считая и матч с Россией) разгром на Евро-2012 мог бы привести к чистке давно не проветривавшихся верхних этажей Чешского футбольного союза – а это в конечном итоге пошло бы на пользу чешскому футболу.
Впрочем, пан Шабата в плане столь философского отношения к футбольным баталиям, – скорее, исключение, даже в Чехии. Футбольный патриотизм – стихия всепобеждающая. Досадно только, что на востоке Европы он то и дело принимает трагикомические формы, как в Варшаве. Ведь среди европейских народов, по крайней мере соседних, нет таких, кто бы не имел друг к другу исторических счетов. Однако ж что-то давненько я не видывал во время матчей Франция – Германия на французских трибунах или в печати портретов маршала Фоша, командовавшего армией этой страны в победоносную для нее Первую мировую. О том, чьи портреты могли бы в таких случаях таскать с собой немцы, лучше умолчу, дабы не разжигать и проч.
Иногда мне кажется, что мы, славяне, с какой-то чрезмерной, надрывной серьезностью относимся к своим историческим и политическим мифам (многие из которых, кстати, имеют с историей мало общего). Как будто нам вдруг недостает чувства юмора, которого нам всем в принципе более чем хватает. Тут, кстати, есть на что равняться. Недавно мне попалась на глаза изданная в Лондоне отличная книжка под названием "Милый враг" (That Sweet Enemy). Это история вражды и любви, сотрудничества и предрассудков, неприятия и взаимопонимания двух великих европейских наций – британцев и французов – за последние 500 лет. Написали ее историки, англичанин и француженка, муж и жена, Роберт и Изабель Тумбс. И посвятили памяти своих родителей. Умудрившись при этом никого не оскорбить и ничего не утаить, а просто попытаться понять, почему в той или иной ситуации целые народы теряют способность взглянуть на себя со стороны и увидеть в чужаках – людей. Таких же, как мы, просто по каким-то причинам смотрящих на некоторые вещи иначе, чем мы.
Кстати, лекарств от этой инакости известно несколько. Одно из них – смех, способность посмеяться как над другими, так и над собой. Другое – игра, и тут футбол – одно из самых сильнодействующих средств. Ведь мы, восточноевропейцы, от Варшавы до Москвы и от Праги до Петербурга, можем лопаться от гордости! Мало кому футбольная глобализация пошла на пользу так, как странам, находящимся по восточную сторону бывшего "железного занавеса". Лет 15-20 назад матч Россия – Польша был бы очень заурядным зрелищем, а нынче это интересная игра, способная украсить любой международный турнир. "Зенит" и ЦСКА выигрывали европейские кубки, "Шахтер" – тоже. Киевское "Динамо", белорусский БАТЭ и чешский "Плзень" упорно сопротивлялись в еврокубках лучшим клубам Европы. Со сборными России, Украины, Словении, Сербии, Чехии считаются как с очень серьезными соперниками в любом турнире. Солидные западные тренеры не прочь работать в российской и других восточноевропейских лигах – и не только из-за хорошей зарплаты. Уровень футбола в Европе действительно выровнялся. Но футбол, как и любой коллективный спорт, по-прежнему остается полукровкой войны и искусства. Чем больше первого – тем больше страстей и меньше красоты. И, конечно, наоборот. Наше дело – выбирать.