Дмитрий Волчек: Гость радиожурнала «Поверх барьеров» – швейцарский режиссер Антуан Каттан, или (русифицированный вариант фамилии он сам предпочитает) Каттин. У Антуана нет русских корней, но он давно живет в России и вместе с Павлом Костомаровым снял документальные фильмы «Трансформатор», «Мирная жизнь» и «Мать».
Мы встретились на кинофестивале в Карловых Варах после премьеры его нового фильма «Трудно быть богом» о том, как Алексей Герман уже 12 лет снимает картину по книге братьев Стругацких. Выход фильма Германа «История арканарской резни», смонтированного несколько лет назад, все откладывается и откладывается. Антуан Каттин следил за разными этапами работы над картиной, которая началась с натурных съемок в Чехии, где в 2000 году был построен Арканар – столица зловещего королевства на вымышленной планете. Обстановка на съемочных площадках и в лабиринтах «Ленфильма», где работали Герман и его группа, имеет мало общего с современным кинопроизводством, подчиняющимся бюджету. Тут отчаянный советский хаос, и в этом хаосе медленно рождается шедевр, хотя твердой уверенности в этом нет: Каттин не показывает фрагменты фильма Германа, только расплывчатые картинки видеоконтроля.
Есть в фильме такая сцена, когда Фредерик Миттеран расспрашивает Германа о его фильме, и видно, что он знает и любит кино Германа. У вас такой же был стимул снимать этот фильм – любовь к кинематографу Германа?
Антуан Каттин: Изначально, я думаю, да. С другой стороны было просто любопытство. Когда я оказался на съемках – это было через четыре года после знакомства с Германом, – для меня это был шок. Было ощущение, что слились разные миры, которые во мне жили: 20-е годы, Мейерхольд… Я писал про актерские методы игры – и тут я смотрю: Мейерхольд на площадке, это был его внук Меркурьев. Я тогда был режиссер начинающий, еще ничего не снял, у меня было киноведческое образование, я увидел, что Герман очень доброжелательно ко мне относится, и спросил: «Можно у вас что-то делать, работать?» Но он мне сказал, что ты очень милый западный мальчик, но у меня свои ученики, свои студенты, поэтому нет. Тогда я решил снимать. Ничего более скучного, чем оказаться на съемочной площадке, нет, но тут какая-то алхимия. Можно сказать, да – любовь. И фильмы его мне очень нравились, особенно "Мой друг Иван Лапшин".
Дмитрий Волчек: Вы сказали, что скучно на съемочной площадке, но ведь съемочная площадка Германа не имеет ничего общего с обывательским представлением о съемочной площадке, уж точно не имеет ничего общего с кино голливудского типа: со звездами, гламуром, контрактами. Это абсолютный хаос, даже больше обычного русского хаоса, какой-то супер-хаос.
Антуан Каттин: Интересно в этом фильме – чисто с точки зрения фактуры, людей, – это то, что 80% "актеров" – типажи. То есть это люди, которых выбрали просто за рожи, грубо говоря.
Дмитрий Волчек: За средневековые рожи.
Антуан Каттин: Да, средневековые. Но это не актеры, конечно. Многие просто не умеют двигаться. И это, в условиях работы Германа и с его стремлением снимать длинные кадры и панорамы, создает, конечно, огромные сложности. Я наблюдал это изнутри, и мне показалось, что его ассистенты могли быть более изобретательны. Герман блестящий актер: каждую сцену он показывает, прямо на ходу выдумывает. И там же идет самый первый прогон без камеры, потом Ильин подключается, пытается найти свой ракурс, и в это время обычно подключен видеоконтроль, у меня из него много цитат в фильме, но никто не задумался записать эти моменты. Писали на VHS некоторые репетиции, чтобы потом Герману показывать, если он не присутствовал. А самые интересные были моменты, которые сам Герман показывал. Дальше они месяц будут строить этот эпизод и, конечно, никогда не сделают в точности то, что он хотел. А если бы они записали и потом смотрели, может быть, это бы быстрее произошло. Частично там проблемы производства, техники и так далее, но, в основном сам Герман, который выдумывает дальше сцену, потому что он сам часто плохо соображает, как и сам говорит.
Дмитрий Волчек: Меняет распоряжения…
Дмитрий Волчек: Сам Герман не видел?
Антуан Каттин: По моим сведениям, нет. Она мне говорила, что он кино не смотрит, у него глаза болят, она все ему подробно рассказывала.
Дмитрий Волчек: У вас с ним сложные были отношения, есть сцена, где он кричит: "Выгоню сейчас этого швейцарца, пусть убирается".
Антуан Каттин: На самом деле у меня были с ним отношения проще, чем с ней. Она не так радовалась моему присутствию. А он очень часто пользовался присутствием моей камеры, чтобы высказаться о чем-то: против Михалкова, например, что я, конечно, не включил в фильм. Но, тем не менее, помню, что я что-то снимаю, а она говорит: "Антуан, что ты там снимаешь, выключи камеру". Герман говорит: "Нет-нет, пусть".
Дмитрий Волчек: Там странная вещь осталась в фильме: он говорит о Путине, что это лучший президент за сто лет. От Германа не ожидаешь такой оценки.
Антуан Каттин: Да, это правда. Но я хочу в окончательной версии указать хронологию. Он это говорил в 2006 году, шесть лет назад. Это время, когда у Путина был другой рейтинг, и, тем не менее, Герман неплохо предвидел, что произойдет дальше. Хотя у меня было ощущение, что он не особо интересуется внешним миром, у него свой мир; тем не менее, он ощущал раздражение населения. По поводу Путина чувствуется, что он это говорит аккуратно. Он же понимает, что включена камера: кто я такой на самом деле, что я с этим буду делать?
Дмитрий Волчек: Он говорит, что идея его фильма: приход «серых» предвещает появление «черных». Он по-прежнему думает, что Россия движется к фашизму?
Антуан Каттин: Я считаю, что даже тогда он не ответил на мой вопрос. Он говорит, что мысль, которая была заложена в фильме, уже изменилась. Это 2006 год, а фильм он начал в 1999 году. При этом он повторил то, о чем говорил последние 10 лет: это цитата из книги Стругацких, что после серых появляются черные. Он говорит, что политическая мысль была одна, потом другая, а дальше эта цитата. Мне кажется, что, может быть, у него нет ответа, а, может быть, он понимает, что был один ответ, а сейчас стал другим, но фильм-то уже закончен. Фильм снят шесть лет назад, дальше был достаточно быстрый монтаж, примерно год. Последние три-четыре года он только звуком занимается. Думаю, что это тоже одна из проблем. Если честно, я бы очень хотел взять у него интервью сейчас, но не получилось. И я не знаю, какой у него ответ на этот вопрос. Иногда я думаю, что он ошибается, а иногда думаю, что может он действительно все правильно чувствует и предвидит. Даже если Навального взять, то один Навальный очень националистический, другой держит нос по ветру, понимает, что национализм – это сейчас не очень модно, а, может быть, это будет опять модно послезавтра? Сложно сказать, но я думаю, что это проблема, которая существует глубоко – национализм, фашизм. Другое дело, что нет лидеров сейчас.
Дмитрий Волчек: Ваш фильм отличается от обычного making of тем, что там нет ни одного кадра из фильма Германа, только видеоконтроль. Но вы видели какую-то часть законченных съемок или даже весь фильм Германа без звука?
Антуан Каттин: Это будет звучать странно, но я не видел фильм. После съемок я уехал из страны, поэтому пропустил весь процесс монтажа и только знаю, что был показ в Питере, где были кинокритики. Я этой версии не видел, видел отдельные кадры. Я думаю, что будет очень интересно с точки зрения фактуры, с точки зрения изображения, с точки зрения жестокости: может быть, еще тяжелее восприятие, чем "Хрусталев, машину", если такое возможно. С точки зрения драматургии будет непросто. Понятно, что это совсем некоммерческий фильм. Уже три-четыре года Герман работает над звуком, и получился замкнутый круг, потому что ты пишешь один диалог, потом следующий, потом на каждый по восемь дублей, потом проходит время; для сцены, где десять реплик, ты записал десять разных актеров, потом прошел месяц, два, три, потом он записи слушает, и ему это не нравится. Говорит: почему мы отбирали именно это, а не другое? Интересно, что в монтаже он уже ничего не меняет, решил, что это окончательный монтаж четыре года назад или больше.
Дмитрий Волчек: Он намеренно затягивает? Почему? Боится?
Антуан Каттин: Я думаю, тут разные причины, в том числе это и боязнь сделать фильм хуже предыдущего, он сам в этом признается. Комплекс перфекционизма. Я слышал от разных людей, которые для него работают, что если бы сейчас закрыли его фильм и была цензура, он тут же почувствовал бы себя лучше и не было бы никаких проблем со здоровьем, на которые он ссылается. Думаю, психология играет большую роль. С другой стороны, я думаю, что ему очень тяжело. С моим фильмом ведь очень похожая история, я для себя решил, что это не окончательный вариант, я хочу над ним еще поработать. Хочу добавить свой комментарий, закадровый текст, свою историю. Я понимаю, что процесс, который затягивается на столько времени – это, конечно, мучение. Думаю, что он это так же воспринимает, но при этом не может закончить.
Дмитрий Волчек: Но он же не один, много людей работают на этот фильм. Есть актер Ярмольник, который играет главную роль... Я разговаривал с людьми с "Ленфильма", которые говорили: «Этот фильм разрушил нам студию. Если бы не Герман, мы бы делали свои фильмы, а тут вся студия работает 10 лет на одну картину». Кажется, там возникло поле ненависти вокруг этого фильма.
Антуан Каттин: Это есть, безусловно. Но вы знаете, это тоже такой парадокс, из-за которого я интересовался и продолжаю интересоваться Германом, который с одной стороны проповедует одно, позиционирует себя как демократ, а в жизни, особенно на работе я наблюдал другую картину. Но сейчас уже не тот съемочный процесс, сейчас для него работают единицы. Ярмольник, например, приезжал записать свой голос, и там специально сделали так, чтобы они с Германом не слишком долго находились в присутствии друг друга. Уже не арендуют павильоны, все это закончилось. Конечно, остался цех, который дальше будет перезаписывать звук. С другой стороны, я смотрю на этих людей, которые на него работали: для них это было комфортно, потому что они фактически были как на пенсии. Ведь в кино, особенно для женщин, это очень тяжелая профессия, всегда сроки сжатые, нужно быстро делать в течение месяца, двух, трех, а дальше ты не знаешь, кто тебя берет, какая будет следующая картина. А тут все наоборот: пришел и получаешь свои деньги.
Дмитрий Волчек: Как в Советском союзе.
Антуан Каттин: Да. Но с другой стороны я смотрю на человека, который работал фокусником и который сейчас пытается прокормить семью: у него разные предложения – в основном, сериалы. Ему скучно на этих проектах, он считает, что да, с Германом непросто, но все равно это художественный опыт.
Дмитрий Волчек: Фрагменты нового фильма, над которым сейчас работает Антуан Каттин, уже видели тысячи зрителей в интернете. Фильм «Срок» о новом президентском сроке Владимира Путина снимают известные документалисты Павел Костомаров, Александр Расторгуев и тележурналист Алексей Пивоваров, который вместе с Антуаном Каттиным представлял проект на Карловарском фестивале. Как будет выглядеть готовая картина, пока не понятно; режиссеры предполагают, что главным ее героем станет Алексей Навальный. Самая запоминающаяся сцена – задержание оппозиционного политика на Марше Миллионов 6 мая, когда полицейский чуть не сломал ему руку. Съемочной группе «Срока» Навальный разрешил без ограничений снимать работу его офиса. В каком-то смысле это повторение опыта Александра Сокурова, который в 1989 году снимал «Советскую элегию» о Борисе Ельцине. Другие герои фильма – Ксения Собчак, Илья Яшин, Борис Немцов, Эдуард Лимонов, Сергей Удальцов. Есть любовная линия (Яшин + Собчак), есть и идеологический противник: Василий Якеменко, который, покинув Росмолодежь, решил заниматься партийным строительством и ресторанным бизнесом: печет пироги и все так же страстно хвалит Путина.
Создатели фильма договорились, что комментировать работу над ним они будут только все вместе, и я попросил Антуана Каттина сказать лишь, кто, по его мнению, должен стать героем «Срока»:
Антуан Каттин: На мой взгляд, один из главных героев – это толпа, это люди, которые приходят на митинги, сидят на "Оккупае" и так далее. Они тоже играют роль, снимают себя, и мы их снимаем.
Дмитрий Волчек: Что вы, обрусевший швейцарец, думаете о российской политической ситуации и о волне протестов? Серьезно вы на это смотрите или насмешливо?
Антуан Каттин: Нет, насмешливо я совсем не смотрю, тут ничего смешного нет.
Дмитрий Волчек: Даже в вашем фильме много смешных сцен.
Антуан Каттин: Да, много иронии в фильме. Я это воспринимаю все-таки как какой-то ветерок. Не очень понятно, откуда он дует – с запада, с востока? Я наблюдал на "Ленфильме" и, может быть, это заметно в моем кино – страх в глазах у людей, советских, в основном. Но я чувствую, что в людях что-то изменилось, есть свобода, особенно среди тех, которые ходят на митинги. Думаю, что-то меняется.
Дмитрий Волчек: Ведь фильм «Срок» про революцию. Революция будет?
Антуан Каттин: Революция, я думаю, может быть. Но что такое революция в России? Может быть дворцовый переворот очередной. Я очень надеюсь, что не будет кровавых событий. Думаю, что пока это политический хаос. Когда начнется еще экономический, тогда будет посерьезнее. Понимаете, здесь другое с философской точки зрения: насколько Россия отличается от Запада, отличается от Востока и какой у нее путь – это, конечно, вечный вопрос. Я общаюсь со своей подругой, продюсером фильма, она из Чили, очень много похожего: клановая система, классовая система и так далее. Вы помните анекдот про писателя, который должен был описать Россию в двух словах? Он сказал: не надо два слова, одним словом можно – воруют. Эта проблема есть. А второй момент – зависть. Слышали вы историю о человеке, который нашел мобильный телефон и позвонил в полицию, чтобы его отдать, в результате его чуть не изнасиловали, избили, и он просидел полгода в тюрьме? Откуда эта ненависть к своему брату? Вот это, конечно, меня очень напрягает. Иногда я вспоминаю Сокурова, который говорит, что это место, проклятое богами.
Дмитрий Волчек: Что вам не мешает жить в России.
Антуан Каттин: Многое мне, конечно, не нравится в этой стране, особенно, что касается политики, вот этого менталитета, связанного с опасностью, с насилием. Я отец, у меня семья, вот в этом контексте я понимаю, что там делать нечего и я эмигрант очень дурной. Но с другой стороны, Запад страдает от другой болезни. Запад стареет, Запад умирает от скуки. Может быть, я ошибаюсь; может быть, это мои комплексы. Есть такая поговорка, что нельзя быть пророком в своем отечестве. Но факт тот, что я себя чувствую в России свободнее, чем на родине. У меня проблема со временем, я не ношу швейцарские часы, я всегда опаздываю, и я не могу понять, что я делаю завтра, а тем более послезавтра, а в Швейцарии нужно планировать за месяц.
Дмитрий Волчек: Так вот почему вы любите Германа.
Антуан Каттин: Да, и поэтому тоже.
Мы встретились на кинофестивале в Карловых Варах после премьеры его нового фильма «Трудно быть богом» о том, как Алексей Герман уже 12 лет снимает картину по книге братьев Стругацких. Выход фильма Германа «История арканарской резни», смонтированного несколько лет назад, все откладывается и откладывается. Антуан Каттин следил за разными этапами работы над картиной, которая началась с натурных съемок в Чехии, где в 2000 году был построен Арканар – столица зловещего королевства на вымышленной планете. Обстановка на съемочных площадках и в лабиринтах «Ленфильма», где работали Герман и его группа, имеет мало общего с современным кинопроизводством, подчиняющимся бюджету. Тут отчаянный советский хаос, и в этом хаосе медленно рождается шедевр, хотя твердой уверенности в этом нет: Каттин не показывает фрагменты фильма Германа, только расплывчатые картинки видеоконтроля.
Есть в фильме такая сцена, когда Фредерик Миттеран расспрашивает Германа о его фильме, и видно, что он знает и любит кино Германа. У вас такой же был стимул снимать этот фильм – любовь к кинематографу Германа?
Дмитрий Волчек: Вы сказали, что скучно на съемочной площадке, но ведь съемочная площадка Германа не имеет ничего общего с обывательским представлением о съемочной площадке, уж точно не имеет ничего общего с кино голливудского типа: со звездами, гламуром, контрактами. Это абсолютный хаос, даже больше обычного русского хаоса, какой-то супер-хаос.
Антуан Каттин: Интересно в этом фильме – чисто с точки зрения фактуры, людей, – это то, что 80% "актеров" – типажи. То есть это люди, которых выбрали просто за рожи, грубо говоря.
Дмитрий Волчек: За средневековые рожи.
Антуан Каттин: Да, средневековые. Но это не актеры, конечно. Многие просто не умеют двигаться. И это, в условиях работы Германа и с его стремлением снимать длинные кадры и панорамы, создает, конечно, огромные сложности. Я наблюдал это изнутри, и мне показалось, что его ассистенты могли быть более изобретательны. Герман блестящий актер: каждую сцену он показывает, прямо на ходу выдумывает. И там же идет самый первый прогон без камеры, потом Ильин подключается, пытается найти свой ракурс, и в это время обычно подключен видеоконтроль, у меня из него много цитат в фильме, но никто не задумался записать эти моменты. Писали на VHS некоторые репетиции, чтобы потом Герману показывать, если он не присутствовал. А самые интересные были моменты, которые сам Герман показывал. Дальше они месяц будут строить этот эпизод и, конечно, никогда не сделают в точности то, что он хотел. А если бы они записали и потом смотрели, может быть, это бы быстрее произошло. Частично там проблемы производства, техники и так далее, но, в основном сам Герман, который выдумывает дальше сцену, потому что он сам часто плохо соображает, как и сам говорит.
Дмитрий Волчек: Меняет распоряжения…
Алексей Герман на съемочной площадке
Антуан Каттин: И меняет тоже. Интересно с киноведческой стороны сделать фильм, как работает большой мастер. У меня это снято, но у меня задача была другая. Кстати, очень сложно было получить финансирование, потому что тут же определили, что это фильм о фильме, making of, а я этого не хотел. В результате получилось так, что все равно мы всегда находимся в съемочном процессе, но я пытался как можно больше вытащить человеческие линии и отношения. То, что, например, Герман всех ругает – это самые энергичные кадры у меня в материале. Такие моменты более искренние, эмоциональные, и поэтому они занимают много места в моем фильме. Светлана Кармалита, супруга Германа, посмотрела фильм и сказала: «Я вспоминаю стихи Ахматовой "если бы знали из какого сора..."». И она одобрила, слава богу, потому что я опасался, что это может ей не понравиться.Дмитрий Волчек: Сам Герман не видел?
Антуан Каттин: По моим сведениям, нет. Она мне говорила, что он кино не смотрит, у него глаза болят, она все ему подробно рассказывала.
Дмитрий Волчек: У вас с ним сложные были отношения, есть сцена, где он кричит: "Выгоню сейчас этого швейцарца, пусть убирается".
Антуан Каттин: На самом деле у меня были с ним отношения проще, чем с ней. Она не так радовалась моему присутствию. А он очень часто пользовался присутствием моей камеры, чтобы высказаться о чем-то: против Михалкова, например, что я, конечно, не включил в фильм. Но, тем не менее, помню, что я что-то снимаю, а она говорит: "Антуан, что ты там снимаешь, выключи камеру". Герман говорит: "Нет-нет, пусть".
Дмитрий Волчек: Там странная вещь осталась в фильме: он говорит о Путине, что это лучший президент за сто лет. От Германа не ожидаешь такой оценки.
Антуан Каттин: Да, это правда. Но я хочу в окончательной версии указать хронологию. Он это говорил в 2006 году, шесть лет назад. Это время, когда у Путина был другой рейтинг, и, тем не менее, Герман неплохо предвидел, что произойдет дальше. Хотя у меня было ощущение, что он не особо интересуется внешним миром, у него свой мир; тем не менее, он ощущал раздражение населения. По поводу Путина чувствуется, что он это говорит аккуратно. Он же понимает, что включена камера: кто я такой на самом деле, что я с этим буду делать?
Дмитрий Волчек: Он говорит, что идея его фильма: приход «серых» предвещает появление «черных». Он по-прежнему думает, что Россия движется к фашизму?
Антуан Каттин: Я считаю, что даже тогда он не ответил на мой вопрос. Он говорит, что мысль, которая была заложена в фильме, уже изменилась. Это 2006 год, а фильм он начал в 1999 году. При этом он повторил то, о чем говорил последние 10 лет: это цитата из книги Стругацких, что после серых появляются черные. Он говорит, что политическая мысль была одна, потом другая, а дальше эта цитата. Мне кажется, что, может быть, у него нет ответа, а, может быть, он понимает, что был один ответ, а сейчас стал другим, но фильм-то уже закончен. Фильм снят шесть лет назад, дальше был достаточно быстрый монтаж, примерно год. Последние три-четыре года он только звуком занимается. Думаю, что это тоже одна из проблем. Если честно, я бы очень хотел взять у него интервью сейчас, но не получилось. И я не знаю, какой у него ответ на этот вопрос. Иногда я думаю, что он ошибается, а иногда думаю, что может он действительно все правильно чувствует и предвидит. Даже если Навального взять, то один Навальный очень националистический, другой держит нос по ветру, понимает, что национализм – это сейчас не очень модно, а, может быть, это будет опять модно послезавтра? Сложно сказать, но я думаю, что это проблема, которая существует глубоко – национализм, фашизм. Другое дело, что нет лидеров сейчас.
Дмитрий Волчек: Ваш фильм отличается от обычного making of тем, что там нет ни одного кадра из фильма Германа, только видеоконтроль. Но вы видели какую-то часть законченных съемок или даже весь фильм Германа без звука?
Антуан Каттин: Это будет звучать странно, но я не видел фильм. После съемок я уехал из страны, поэтому пропустил весь процесс монтажа и только знаю, что был показ в Питере, где были кинокритики. Я этой версии не видел, видел отдельные кадры. Я думаю, что будет очень интересно с точки зрения фактуры, с точки зрения изображения, с точки зрения жестокости: может быть, еще тяжелее восприятие, чем "Хрусталев, машину", если такое возможно. С точки зрения драматургии будет непросто. Понятно, что это совсем некоммерческий фильм. Уже три-четыре года Герман работает над звуком, и получился замкнутый круг, потому что ты пишешь один диалог, потом следующий, потом на каждый по восемь дублей, потом проходит время; для сцены, где десять реплик, ты записал десять разных актеров, потом прошел месяц, два, три, потом он записи слушает, и ему это не нравится. Говорит: почему мы отбирали именно это, а не другое? Интересно, что в монтаже он уже ничего не меняет, решил, что это окончательный монтаж четыре года назад или больше.
Дмитрий Волчек: Он намеренно затягивает? Почему? Боится?
Антуан Каттин: Я думаю, тут разные причины, в том числе это и боязнь сделать фильм хуже предыдущего, он сам в этом признается. Комплекс перфекционизма. Я слышал от разных людей, которые для него работают, что если бы сейчас закрыли его фильм и была цензура, он тут же почувствовал бы себя лучше и не было бы никаких проблем со здоровьем, на которые он ссылается. Думаю, психология играет большую роль. С другой стороны, я думаю, что ему очень тяжело. С моим фильмом ведь очень похожая история, я для себя решил, что это не окончательный вариант, я хочу над ним еще поработать. Хочу добавить свой комментарий, закадровый текст, свою историю. Я понимаю, что процесс, который затягивается на столько времени – это, конечно, мучение. Думаю, что он это так же воспринимает, но при этом не может закончить.
Дмитрий Волчек: Но он же не один, много людей работают на этот фильм. Есть актер Ярмольник, который играет главную роль... Я разговаривал с людьми с "Ленфильма", которые говорили: «Этот фильм разрушил нам студию. Если бы не Герман, мы бы делали свои фильмы, а тут вся студия работает 10 лет на одну картину». Кажется, там возникло поле ненависти вокруг этого фильма.
Антуан Каттин: Это есть, безусловно. Но вы знаете, это тоже такой парадокс, из-за которого я интересовался и продолжаю интересоваться Германом, который с одной стороны проповедует одно, позиционирует себя как демократ, а в жизни, особенно на работе я наблюдал другую картину. Но сейчас уже не тот съемочный процесс, сейчас для него работают единицы. Ярмольник, например, приезжал записать свой голос, и там специально сделали так, чтобы они с Германом не слишком долго находились в присутствии друг друга. Уже не арендуют павильоны, все это закончилось. Конечно, остался цех, который дальше будет перезаписывать звук. С другой стороны, я смотрю на этих людей, которые на него работали: для них это было комфортно, потому что они фактически были как на пенсии. Ведь в кино, особенно для женщин, это очень тяжелая профессия, всегда сроки сжатые, нужно быстро делать в течение месяца, двух, трех, а дальше ты не знаешь, кто тебя берет, какая будет следующая картина. А тут все наоборот: пришел и получаешь свои деньги.
Дмитрий Волчек: Как в Советском союзе.
Антуан Каттин: Да. Но с другой стороны я смотрю на человека, который работал фокусником и который сейчас пытается прокормить семью: у него разные предложения – в основном, сериалы. Ему скучно на этих проектах, он считает, что да, с Германом непросто, но все равно это художественный опыт.
Дмитрий Волчек: Фрагменты нового фильма, над которым сейчас работает Антуан Каттин, уже видели тысячи зрителей в интернете. Фильм «Срок» о новом президентском сроке Владимира Путина снимают известные документалисты Павел Костомаров, Александр Расторгуев и тележурналист Алексей Пивоваров, который вместе с Антуаном Каттиным представлял проект на Карловарском фестивале. Как будет выглядеть готовая картина, пока не понятно; режиссеры предполагают, что главным ее героем станет Алексей Навальный. Самая запоминающаяся сцена – задержание оппозиционного политика на Марше Миллионов 6 мая, когда полицейский чуть не сломал ему руку. Съемочной группе «Срока» Навальный разрешил без ограничений снимать работу его офиса. В каком-то смысле это повторение опыта Александра Сокурова, который в 1989 году снимал «Советскую элегию» о Борисе Ельцине. Другие герои фильма – Ксения Собчак, Илья Яшин, Борис Немцов, Эдуард Лимонов, Сергей Удальцов. Есть любовная линия (Яшин + Собчак), есть и идеологический противник: Василий Якеменко, который, покинув Росмолодежь, решил заниматься партийным строительством и ресторанным бизнесом: печет пироги и все так же страстно хвалит Путина.
Создатели фильма договорились, что комментировать работу над ним они будут только все вместе, и я попросил Антуана Каттина сказать лишь, кто, по его мнению, должен стать героем «Срока»:
Антуан Каттин: На мой взгляд, один из главных героев – это толпа, это люди, которые приходят на митинги, сидят на "Оккупае" и так далее. Они тоже играют роль, снимают себя, и мы их снимаем.
Дмитрий Волчек: Что вы, обрусевший швейцарец, думаете о российской политической ситуации и о волне протестов? Серьезно вы на это смотрите или насмешливо?
Антуан Каттин: Нет, насмешливо я совсем не смотрю, тут ничего смешного нет.
Дмитрий Волчек: Даже в вашем фильме много смешных сцен.
Антуан Каттин: Да, много иронии в фильме. Я это воспринимаю все-таки как какой-то ветерок. Не очень понятно, откуда он дует – с запада, с востока? Я наблюдал на "Ленфильме" и, может быть, это заметно в моем кино – страх в глазах у людей, советских, в основном. Но я чувствую, что в людях что-то изменилось, есть свобода, особенно среди тех, которые ходят на митинги. Думаю, что-то меняется.
Дмитрий Волчек: Ведь фильм «Срок» про революцию. Революция будет?
Антуан Каттин: Революция, я думаю, может быть. Но что такое революция в России? Может быть дворцовый переворот очередной. Я очень надеюсь, что не будет кровавых событий. Думаю, что пока это политический хаос. Когда начнется еще экономический, тогда будет посерьезнее. Понимаете, здесь другое с философской точки зрения: насколько Россия отличается от Запада, отличается от Востока и какой у нее путь – это, конечно, вечный вопрос. Я общаюсь со своей подругой, продюсером фильма, она из Чили, очень много похожего: клановая система, классовая система и так далее. Вы помните анекдот про писателя, который должен был описать Россию в двух словах? Он сказал: не надо два слова, одним словом можно – воруют. Эта проблема есть. А второй момент – зависть. Слышали вы историю о человеке, который нашел мобильный телефон и позвонил в полицию, чтобы его отдать, в результате его чуть не изнасиловали, избили, и он просидел полгода в тюрьме? Откуда эта ненависть к своему брату? Вот это, конечно, меня очень напрягает. Иногда я вспоминаю Сокурова, который говорит, что это место, проклятое богами.
Дмитрий Волчек: Что вам не мешает жить в России.
Антуан Каттин: Многое мне, конечно, не нравится в этой стране, особенно, что касается политики, вот этого менталитета, связанного с опасностью, с насилием. Я отец, у меня семья, вот в этом контексте я понимаю, что там делать нечего и я эмигрант очень дурной. Но с другой стороны, Запад страдает от другой болезни. Запад стареет, Запад умирает от скуки. Может быть, я ошибаюсь; может быть, это мои комплексы. Есть такая поговорка, что нельзя быть пророком в своем отечестве. Но факт тот, что я себя чувствую в России свободнее, чем на родине. У меня проблема со временем, я не ношу швейцарские часы, я всегда опаздываю, и я не могу понять, что я делаю завтра, а тем более послезавтра, а в Швейцарии нужно планировать за месяц.
Дмитрий Волчек: Так вот почему вы любите Германа.
Антуан Каттин: Да, и поэтому тоже.