На смерть Александра Кокберна, великого критика прессы
22 июля в возрасте 71 года от рака умер Александр Кокберн – великий журналист, носитель великой традиции и мой учитель в профессии медиакритика.
В последние годы он жил в Калифорнии, был соредактором электронного журнала Counterpunch ("Ответный удар"), который неутомимо разоблачал американский правящий класс и общепринятые стереотипы о том, как устроен современный мир. Он писал колонки для либерального журнала Nation и консервативной газеты Wall Street Journal.
Я познакомился с ним, когда он был культовым обозревателем культового еженедельника Village Voice, "органа рабочих и крестьян Манхэттена", как он сам острил. Было это в 1981-1982 годах: я был на трехмесячной стажировке в представительстве Института США и Канады в Нью-Йорке. Тогда я писал диссертацию на тему о роли СМИ в формировании внешней политики США.
Village Voice, знаменитое леволиберальное издание, накануне купил Руперт Мэрдок, чьи правоконсервативные взгляды были хорошо известны. Первым делом в нарушение условий покупки он захотел сменить главного редактора. Несколько обозревателей во главе с Александром поставили ему ультиматум: либо редактор остается, либо мы уходим. Мэрдок отступил, ибо без них газету перестали бы покупать. С тех пор в каждой колонке под девизом Beat the Devil ("Побей дьявола"), посвященной прессе, Александр Кокберн уделял несколько обидных слов хозяину своей газеты, причем, всегда по делу. У него было блестящее перо, он виртуозно (цензурно) бранился в своих колонках, но все его оскорбления основывались на фактах.
Примерно в то же самое время New York Times Magazinе опубликовал очерк о Камбодже. Тогда все гадали, жив ли свергнутый Пол Пот, и автор очерка прозрачно намекал, что пусть издалека, но своими глазами видел злодея в джунглях и ошибиться не мог. То есть сенсационный был материал! Однако Александр в своей Beat the Devil обратил внимание на то, что целые пассажи в нем почти дословно повторяют книгу, кажется, Мальро, написанную несколько десятилетий назад. Вот так и выяснилось, что корреспондент никуда не ездил, а написал путевые заметки, сидя дома. Скандал разразился несусветный. Помню помпезную редакционную в New York Times под заголовком The Lie in the Times, то бишь "Ложь в «Нью-Йорк таймс", приносившую извинения читателям. Помню и издевательства Александра над ними: вот, мол, к чему ведет упадок классического образования среди редакторов.
Совсем недавно наткнулся на интервью с ним в Russia Today о состоянии современной журналистики. "Хорошо, что развивается блогосфера. Теперь люди могут самостоятельно выбирать источники информации, не забивая себе голову чушью, которую публикует New York Times и другие подобные ей издания. И если традиционные газеты сдохнут – туда им и дорога", - таков был смысл его высказываний, как обычно, слегка эпатажных.
Он был другом Советского Союза, хотя любовь его к нашей стране была безответной. "Своими" таких неукротимо независимых людей наша пропаганда не способна была признать.
Он уважал Фиделя Кастро. "На Кубе самая большая продолжительность жизни, самый высокий уровень медицинского обслуживания и образования во всей Латинской Америке. Ничего подобного нет в странах, находящихся в орбите США", – не раз говорил он мне. Я, как многие советские интеллигенты, одуревшие к тому времени от брежневского застоя, разумеется, не мог поверить, что в социализме есть хоть что-то хорошее. Сегодня же сетования о том, что именно мы потеряли, отказавшись от социализма, стали общим местом отнюдь не только для электората КПРФ.
В последние недели моей стажировки в Нью-Йорке профессиональное общение переросло в дружбу. Чуть ли не каждый уикенд я либо бывал у него дома, либо он таскал меня по всяким экзотическим клубам. Причем всюду за меня платил, поскольку моей стажерской стипендии на такой образ жизни не хватало. Расслабившись от вольной и безнадзорной жизни в Америке (благодаря Юлию Михайловичу Воронцову в постпредстве СССР в ООН, к которому я был формально прикомандирован, была неправдоподобно свободная для совзагранучреждения тех лет обстановка), я приглашал его в Москву, обещая (и искренне веря своим обещаниям) ответить ему на гостеприимство у себя дома. Но когда он таки приехал в краткую командировку – то ли уже на самом излете застоя, то ли в самом начале перестройки, мне пришлось получать разрешение на общение с ним у своего начальства из Института США и Канады, вести в ресторан "Прага" – официально отведенное место для встреч сотрудников с иностранцами – и составлять потом запись беседы. Нам обоим было неловко, а мне потом еще и очень долго мучительно стыдно.
Умирал Александр долго и мучительно, но, как пишет его соредактор по Counterpunch Джеффри Сент-Клер, в одном из последних писем он сообщил, что гордится, что лишь однажды не представил колонку в срок.
22 июля в возрасте 71 года от рака умер Александр Кокберн – великий журналист, носитель великой традиции и мой учитель в профессии медиакритика.
В последние годы он жил в Калифорнии, был соредактором электронного журнала Counterpunch ("Ответный удар"), который неутомимо разоблачал американский правящий класс и общепринятые стереотипы о том, как устроен современный мир. Он писал колонки для либерального журнала Nation и консервативной газеты Wall Street Journal.
Я познакомился с ним, когда он был культовым обозревателем культового еженедельника Village Voice, "органа рабочих и крестьян Манхэттена", как он сам острил. Было это в 1981-1982 годах: я был на трехмесячной стажировке в представительстве Института США и Канады в Нью-Йорке. Тогда я писал диссертацию на тему о роли СМИ в формировании внешней политики США.
Village Voice, знаменитое леволиберальное издание, накануне купил Руперт Мэрдок, чьи правоконсервативные взгляды были хорошо известны. Первым делом в нарушение условий покупки он захотел сменить главного редактора. Несколько обозревателей во главе с Александром поставили ему ультиматум: либо редактор остается, либо мы уходим. Мэрдок отступил, ибо без них газету перестали бы покупать. С тех пор в каждой колонке под девизом Beat the Devil ("Побей дьявола"), посвященной прессе, Александр Кокберн уделял несколько обидных слов хозяину своей газеты, причем, всегда по делу. У него было блестящее перо, он виртуозно (цензурно) бранился в своих колонках, но все его оскорбления основывались на фактах.
Примерно в то же самое время New York Times Magazinе опубликовал очерк о Камбодже. Тогда все гадали, жив ли свергнутый Пол Пот, и автор очерка прозрачно намекал, что пусть издалека, но своими глазами видел злодея в джунглях и ошибиться не мог. То есть сенсационный был материал! Однако Александр в своей Beat the Devil обратил внимание на то, что целые пассажи в нем почти дословно повторяют книгу, кажется, Мальро, написанную несколько десятилетий назад. Вот так и выяснилось, что корреспондент никуда не ездил, а написал путевые заметки, сидя дома. Скандал разразился несусветный. Помню помпезную редакционную в New York Times под заголовком The Lie in the Times, то бишь "Ложь в «Нью-Йорк таймс", приносившую извинения читателям. Помню и издевательства Александра над ними: вот, мол, к чему ведет упадок классического образования среди редакторов.
Совсем недавно наткнулся на интервью с ним в Russia Today о состоянии современной журналистики. "Хорошо, что развивается блогосфера. Теперь люди могут самостоятельно выбирать источники информации, не забивая себе голову чушью, которую публикует New York Times и другие подобные ей издания. И если традиционные газеты сдохнут – туда им и дорога", - таков был смысл его высказываний, как обычно, слегка эпатажных.
Он был другом Советского Союза, хотя любовь его к нашей стране была безответной. "Своими" таких неукротимо независимых людей наша пропаганда не способна была признать.
Он уважал Фиделя Кастро. "На Кубе самая большая продолжительность жизни, самый высокий уровень медицинского обслуживания и образования во всей Латинской Америке. Ничего подобного нет в странах, находящихся в орбите США", – не раз говорил он мне. Я, как многие советские интеллигенты, одуревшие к тому времени от брежневского застоя, разумеется, не мог поверить, что в социализме есть хоть что-то хорошее. Сегодня же сетования о том, что именно мы потеряли, отказавшись от социализма, стали общим местом отнюдь не только для электората КПРФ.
В последние недели моей стажировки в Нью-Йорке профессиональное общение переросло в дружбу. Чуть ли не каждый уикенд я либо бывал у него дома, либо он таскал меня по всяким экзотическим клубам. Причем всюду за меня платил, поскольку моей стажерской стипендии на такой образ жизни не хватало. Расслабившись от вольной и безнадзорной жизни в Америке (благодаря Юлию Михайловичу Воронцову в постпредстве СССР в ООН, к которому я был формально прикомандирован, была неправдоподобно свободная для совзагранучреждения тех лет обстановка), я приглашал его в Москву, обещая (и искренне веря своим обещаниям) ответить ему на гостеприимство у себя дома. Но когда он таки приехал в краткую командировку – то ли уже на самом излете застоя, то ли в самом начале перестройки, мне пришлось получать разрешение на общение с ним у своего начальства из Института США и Канады, вести в ресторан "Прага" – официально отведенное место для встреч сотрудников с иностранцами – и составлять потом запись беседы. Нам обоим было неловко, а мне потом еще и очень долго мучительно стыдно.
Умирал Александр долго и мучительно, но, как пишет его соредактор по Counterpunch Джеффри Сент-Клер, в одном из последних писем он сообщил, что гордится, что лишь однажды не представил колонку в срок.