Марина Тимашева: Как я понимаю, “экологический след человечества” из книги “Пределы роста: 30 лет спустя” прослеживается и в сегодняшней рецензии Ильи Смирнова – на “Историю мусора” Катрин де Сильги, вышедшую в издательстве “Текст” при поддержке Министерства культуры Франции – Национального центра книги.
Илья Смирнов: Если согласиться с древними в том, что у каждой отрасли должен быть свой божественный покровитель, то в связи с отходами и их переработкой сразу вспоминается очаровательный Дух Помойки из фильма “Унесенные призраками”. Надо как следует отмыть, и вот вам речное божество.
В “экологическом следе человечества” Катрин де Сильги выбирает предметом своего исследовательского интереса весомую и нерастворимую часть, то есть собственно мусор, бытовые отходы, а не то, чем промышленность и автотранспорт отравляют воду и воздух. Основные сюжеты этой популярной книги: исторический опыт очистки городов от мусора, люди, которые этим занимались в разные эпохи, от средневековых “дворов отбросов” до париев современной “глобализации”, которые утилизируют кучи электронных игрушек, надоевших “золотому миллиарду”. “Развитые страны избавляются от них, переправляя в Африку и Азию… Потом в Гане дети “выбирают оттуда фрагменты обмотки моторов, начинку электронно-лучевых трубок… Обжигают куски проволоки, чтобы избавиться от изоляции, без чего покупатели металлолома их не принимают. Обугливаясь, провода испускают кольца едкого дыма, очень ядовитого, зачастую с канцерогенными включениями” (111). Животные испокон веку задействованы в переработке другого мусора, органического, особо выделены в книге всеядные (как и человек (43) свиньи – “Неаполь оказался последним европейским городом, где многие семьи держали свиней, откармливая их отбросами и экскрементами” (41) - и из мира беспозвоночных земляные черви. Эту главу можно было бы существенно расширить…
Марина Тимашева: Не надо!
Илья Смирнов: Хорошо, раз уж у нас рубрика историческая, а не зоологическая. Далее: эволюция свалки. Сжигание отходов как метод от них избавиться и как источник энергии. Опыты сортировки мусора в разных странах. Вторичное сырьё. “Англичане, люди практичные… использовали как фосфатные удобрения скелеты с полей сражения под Ватерлоо” (74). Ну, и совершенно неожиданная последняя глава, о которой скажу отдельно.
Марина Тимашева: Надеюсь, про театр ничего нет?
Илья Смирнов: Почему же: “Феликс Пиа, будущий руководитель Парижской Коммуны, поставил в 1846 году свою “народную трагедию” под названием “Парижский тряпичник”, на долю которой выпал немалый успех… Один из ее главных персонажей, своего рода парижский Диоген, проливает своим фонарем свет на глупости и смехотворные претензии буржуазии, свидетельства чего он каждую ночь выуживает своим крюком из ее мусорных корзин…” (86).
Особое внимание уделено, естественно, Франции. Структура книги сбивчивая, не всегда понятна логика перехода, тем более конечные выводы…
Катрин де Сильги. “История мусора”
Марина Тимашева: Ну что Вы хотите: предмет исследования такой. Хаотичный. Была бы история архитектуры или придворных церемоний – другое дело.Илья Смирнов: Боюсь, что виною не предмет, а скорее “модульный”, то есть клочный подход к любому предмету. Один из главных принципов Болонского образования. Очень жаль, что в “Истории мусора” нет ссылок, а Национальный центр книги Франции не озаботился иллюстрациями, включая схемы многочисленных производств. Но сам текст – он вовсе не мусорный. Местами целительный. Например, создает внятное представление о том, в каких гигиенических условиях жили люди, не только бедные, но и богатые несколько столетий тому назад. Когда горшки с фекалиями выливали просто из окна на улицу (12). А ведь не перевелись публицисты, которые ищут в прошлом потерянный рай. И в моральном отношении, и по части здорового питания. Без “химии” и ГМО. Правда, с другими добавками. Извлеченные из помойки “хлебные корки служили панировкой для дешевых окорочков, использовались в приготовлении пряников” (75) . А из зловония и антисанитарии люди выбирались благодаря науке и просвещению. “Жюль Ферри в 1882 году заменил школьный курс катехизиса уроками гигиены. Чистота сделалась долгом гражданина наряду с семейными добродетелями и любовью к труду” (26)
Другая сюжетная линия, вовсе не очевидная, но интереснейшая: на примере мусорных отраслей можно проследить, как в ХХ веке трансформировался классический капитализм, как “свободное предпринимательство” выстраивалось во фрунт всё новых ограничений и предписаний, просто листаю и цитирую навскидку: “Клаусу Тёпферу, главе немецкого министерства по охране окружающей среды¸в 1991 г. удалось… провести постановление, предписывающее фабрикантам и дистрибуторам принимать от населения упаковки из-под продуктов и за свой счёт их вторично использовать либо уничтожать” (161), “Европейский Союз принял в 1994 г. директиву, требующую… переработать от 50 до 65 % упаковок, в том числе дать вторую жизнь 25-45% этого рода продукции” (201). Далее перечисляются способы допустимой переработки. И так далее. Причем глубине и основательности проникновения государства в частную жизнь могли бы позавидовать советские чиновники при Брежневе: “на лондонских улицах можно встретить… патрульных, приоткрывающих крышки контейнеров, проверяя, хорошо ли отсортировано их содержимое, разложено ли в разные емкости (стекло в один контейнер, пластик и металл в другой, пищевые отходы в третий)… Налагают ощутимые штрафы” (168)
Марина Тимашева: То же самое в Германии. Еще батарейки отдельно. А в Швейцарии на пакеты с мусором, прежде чем сдать, нужно наклеить заранее купленную марку. Вот тут мне подсказывают из Швейцарии: 18 франков за 10 штук. 1 штука = 40-литровый мешок мусора. Еще их можно наклеить на мебель, если захочешь выбросить; количество зависит от габаритов. И лично я не вижу ничего дурного в таком вмешательстве государства, от которого становится чище.
Илья Смирнов: И я не вижу. Кстати, в СССР тоже предпринимались попытки раздельного сбора, но неудачно. Видимо, недостаточно бюрократическое было государство. Но то дело прошлое. А в современности не всё так просто. В той же Швейцарии в квартиру приходят люди в спецовках, говорят: ремонт заказывали? Не волнует, уплочено. Вами же уплочено, наценкой на арендную плату. И бьют превосходный кафель, выворачивают сантехнику, не глядя, как она работала. Пусть идеально. Превращают немалые материальные ценности в груды мусора. Просто так. Доктор написал в морг – значит, в морг. Сколько нужно пакетиков с марками, чтобы утилизовать результаты одного такого ритуального акта?
Марина Тимашева: В Москве этот опыт помаленьку перенимается. В моем собственном дворе регулярно взламывают вполне нормальный асфальт и перекладывают заново. Только что закончили очередной цикл. Заодно зачем-то снесли металлические ограждения полисадника. Не волнуйтесь, поставят другие, чтобы цвет не примелькался. Еще имела удовольствие наблюдать из окна, как 4 человека полдня вручную выковыривали из земли пень, который решительно никому не мешал. Создается впечатление, что главная цель – завезти как можно больше иностранной рабочей силы и израсходовать как можно больше денег из городской казны. Хотя вряд ли эти деньги достаются гастарбайтерам.
Илья Смирнов: То-то и оно. “Житель Лондона каждый год выбрасывает 140 кг пищевых продуктов, подчас даже не распакованных” (221). “Каждый француз выбрасывает в день около килограмма отходов (вдвое больше, чем в 1960 –м, и в десять раз больше, чем сто лет назад). На треть они состоят из упаковок и на четверть из органики” (153). То есть, смотрите как интересно: с появлением холодильников еды стало пропадать не меньше, а больше! Читаем другую главу. Вроде, оптимистично: “во Франции высаживают больше леса, чем рубят, и прирост леса с 1945-го по 2008 г. составил 11 – 15 миллионов гектаров” (191). На следующей странице: “потребление целлюлозы свежесрубленных деревьев для приготовления бумажной массы ежегодно возрастает на 1 – 2 %” (192). Заметьте: несмотря на компьютеризацию. А перелистав еще несколько страниц, узнаем, что “каждая французская семья получает по почте… 40 килограммов рекламных проспектов и бесплатных газет” (230). То есть, для того, чтобы и дальше совать макулатуру в почтовые ящики, вырубается БОЛЬШЕ деревьев, только не во Франции, а в тех странах, где живут люди второго и третьего сорта.
Туда же экспортируются отходы: “Богатые страны, часто выставляющие себя непреклонными борцами за охрану окружающей среды, не колеблясь, выворачивают свои мусорные корзины на чужой земле” (111). “В Шанхай и другие порты доставляются контейнеры, набитые непроданными книгами, газетами, картоном из Австралии, Европы, США и Японии…, макулатура … поступает на тысячи прожорливых заводиков, превращаясь в бумажную массу, упаковки, полотенца, платки или изделия медицинского профиля, и все это вновь отправляется в разные уголки земного шара…” (195).
Марина Тимашева: Роли поменялись. Богатые страны как источник сырья и рынок сбыта готовой продукции (209)
Илья Смирнов: По поводу этого сырья возможны самые мрачные сценарии для антиутопии. Вот коровы тоже производят сырье - молоко, пчелы - мед, сформируются и человеческие популяции, у которых будет такая функция – производство мусора.
Марина Тимашева: А автор книги понимает, откуда этот “мусорный ветер” дует?
Илья Смирнов: Читаешь некоторые главы: вроде бы, понимает. “Каждый сезон или по мере выхода из моды ее (одежду – И.С.) выбрасывают” (187). “Реклама вбивает в сознание эмоционально насыщенные настоятельные призывы, которые трансформируются в потребности, мечты и почти рефлекторную тягу к покупкам…” (228) “Уже редко кто решит чинить свою мебель, стиральную машину, часы или ботинки” (219). Кстати, лично я с удовольствием пользуюсь еще советской “Вяткой-автомат”.
Марина Тимашева: У нее программ мало.
Илья Смирнов: Всего 16. А зачем мне 80? Знаете ли, не часто приходится стирать на дому балетные пачки. А пылесос мой вообще при Хрущеве произведён.
Марина Тимашева: Он тяжёлый.
Илья Смирнов: А что, мы в городах так измучены физическим трудом, что не можем раз в три дня поднять лишний килограмм? Продолжаю цитировать “Историю мусора”. “Производители и торговцы побуждают к ускорению товарооборота, предлагают всё новые и новые модели…, отчего предыдущие быстро устаревают, ибо в наших обществах изобилия потребление играет уже не только утилитарную роль, оно должно внушать чувство безопасности и подпитывать эмоционально” (8). Видите, ключевое слово сказано. Массовое потребление, которое уже не утилитарное, а какое-то другое – это совершенно новое явление общественной жизни. Не зря для него придумано и новый термин, грубоватый, но точный: потреблятство.
Вот последнюю цитату и поставить бы ближе к финалу, туда, где, по Штирлицу “запоминается последнее слово”. Ан нет. Там у нас глава “Отбросы и их место в искусстве”. Конечно, бывает, что скульпторы используют какие-то нетрадиционные материалы, Вадим Сидур, например. Но понятно, что задействованные в этом количества металлолома или другого какого вторсырья – пренебрежимо малые для статистики. Поэтому автор книги быстро переходит от искусства как такового к искусству “актуальному”. Некто “Арман назвал свое творение “Полнота” … заполнил галерею от пола до потолка содержимым мусороперевозчика” (270). Оказывается, он не просто нагадил – нет, “мастер.. внес свой вклад в борьбу художников, пребывающих не в ладу страдиционными вкусами, и направил свои усилия против условностей культурного мэйнстрима” (270).
Марина Тимашева: По-моему, это давно уже “мэйнстрим” самого конъюнктурного толка.
Илья Смирнов: Все характерные штампы: “людей искусства волнуют заботы настоящего дня: всё то, что шокирует, вносит смуту…” (269).
Марина Тимашева: То есть, переработка обычного мусора в “шокирующий”?
Илья Смирнов: Технология переработки очень уж расточительная и дорогая. Когда в Дортмунде уборщица уничтожила “инсталляцию художника Мартина Киппенбергера”, приняв ее за обычный мусор, выяснилось, что “страховочная ценность шедевра составляет 800 тысяч евро”. То есть, мусор “актуальный” еще и требует для своего обслуживания огромных ресурсов и денег, включая зарплату т.н. “специалистов”, убеждающих нас в том, что это якобы искусство.
Интересно получается. Если под лозунгом “свободы личности” изъять из жизни всё высшее, будь то религиозный катехизис, космическая миссия человечества, эстетический идеал и даже “семейные добродетели”, в общем, всё, что могло бы отвлечь от себя любимого, то освобождённая личность сначала производит кучу мусора в процессе потребления, потом мусорит уже просто так, по привычке – как в приведённом Вами примере: что-то мы давно асфальт не ломали! – потом перестает отличать мусор от полезных вещей, как то, например, произведения искусства. И финал – еще одна цитата, уже не из книги, а из недавно опубликованной статьи про шведский, извините за выражение, “социализм”. “В …Стокгольме 90% умерших кремируют, 45% урн родственники не забирают. В подавляющем большинстве похороны проходят “без церемоний”.