Ирина Лагунина: Международная федерация за права человека опубликовала доклад, в котором утверждается, что отдельные документы Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) – особенно в области борьбы с терроризмом - закрепляют в качестве региональной нормы грубые нарушения прав человека и противоречат международному законодательству. Доклад называется «ШОС: благодатная почва для нарушений прав человека».
«Основным принципом деятельности ШОС является взаимное признание. Принятая в 2005 г. Концепция по кооперации ШОС требует от государств-участников организации обеспечить взаимное признание совершенных на территории любого из ее членов актов терроризма, сепаратизма и экстремизма, независимо от того, признаются ли имевшие место действия в качестве таковых в рамках национальных законодательств остальных государств-участников, и невзирая на возможное несоответствие законодательной терминологии, используемой в разных странах» - с этого утверждения начинается содержательная часть доклада. При этом терроризмом – в соответствии с конвенцией ШОС 2009 года – признана «идеология насилия». А в конвенции 2001 года использована теория «трех зол» - терроризм, сепаратизм, экстремизм. Напомню, что участниками ШОС являются Китай, Россия, Казахстан, Киргизстан, Таджикистан и Узбекистан. Мы беседуем с одной из составительниц этого доклада директором отдела Восточной Европы и Центральной Азии Международной Федерации по правам человека Сашей Кулаевой. Почему Международная федерация решила заняться столь секретной международной группой, как ШОС?
Саша Кулаева: Международная федерация за права человека уже более 10 лет во всем мире ведет программу по соблюдению прав человека в рамках антитеррористических действий. На самом деле это не касается исключительно региона ни Азии, ни Восточной Европы, ни Центральной Азии – это глобальная программа, наши коллеги работают и в Америке, и в самых разных странах, проблема эта повсеместная. То есть, конечно, нарушения в рамках борьбы с терроризмом допускаются, иногда приветствуются, во всяком случае, активно оправдываются очень многими актерами этой проблемы. В рамках работы глобальной по соблюдению прав человека в борьбе с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом, которые, к сожалению, очень часто смешиваются без малейшего различия, мы быстро столкнулись с деятельностью Шанхайской организации сотрудничества, разрастающейся и набирающей силу международной организацией, которая борьбу за безопасность ставит во главу угла и так же подчеркивает во всех своих основных документах. К сожалению, стало достаточно ясно, что конвенция и основные документы Шанхайской организации сотрудничества просто противоречат международным соглашениям, которые так же подписали страны-участницы этой организации. И работая все ближе и плотнее с ситуацией в этих странах, мы поняли, что существует закономерность между вступлением в Шанхайскую организацию сотрудничества и усилением антиправовых действий, я бы сказала, все большей незакомплексованности по их поводу. То есть секретные службы одних стран почти открыто работают в других странах, нарушается целый ряд внутренних законов и международных обязательств.
И у нас родилась идея, что поскольку страны этого региона сочли нужным объединиться в некую организацию, которая позволяет им работать вместе и плотнее сотрудничать, то необходимо это делать и тем, кто работает по соблюдению прав человека. Мы созвали семинар представителей правозащитных организаций стран, входящих в ШОС, которые сталкиваются с конкретными проявлениями нарушения прав человека и зачастую не могут доказать с документами в руках, допустим, связано это с конвенциями ШОС или нет, поскольку эта организация, как вы правильно заметили, просто удивительно секретная и непрозрачная для гражданского общества. Этот семинар, который длился несколько дней, позволил придти к некоторым выводам и позволил укрепиться сотрудничеству между людьми, работающим по этим темам. Мы решили, что необходимо это доработать, выпустить доклад, основной документ и поделиться и нашими находками, и нашими наблюдениями, и ссылками на бесконечное количество документов, на самом деле на то, чтобы их найти, ушло очень много времени, перевести на английский многие документы, потому что очень много существует только на китайском и русском, и наконец сделать нечто вроде пособия для тех, кто пытается бороться с безнаказанностью под прикрытием документов ШОС.
Ирина Лагунина: Саша, какие документы ШОС в первую очередь вызывали тревогу правозащитников?
Саша Кулаева: На самом деле достаточно зайти на сайт ШОСа, чтобы посмотреть основные конвенции. И первое, что бросается в глаза – это теория «трех зол», которая была вначале озвучена китайской стороной и потом стала одним из краеугольных камней стратегии и концепции ШОС – это то, что терроризм, экстремизм и сепаратизм пишутся через запятые, не имеют никаких достаточно точных рабочих определений о том, что же под этим понимается. И практически эта теория «трех зол», как ее называет китайская дипломатия, сливается во что-то единое и ужасное, которое оправдывает все, что направлено на борьбу с этими тремя злами. И фактически мы прекрасно понимаем, что в условиях нашего региона под экстремизмом может быть понято абсолютно все, что угодно, под сепаратизмом, допустим, в Китае может быть понято любое проявление уйгурской самобытности и попытки, допустим, защитить культуру уйгурского народа, а под терроризмом опять-таки могут быть поняты разнообразные вещи. И это смешение очень опасно, как нам представляется, надо начать с этого.
Потом, если мы идем в разбор работы каждого конкретного документа, то мы видим, что нарушается и принцип невыдачи напрямую в страны, где, допустим, существует смертная казнь, что категорически запрещается целым рядом международных документов, а страны-участницы ШОС обязаны по своим внутренним документам выдавать людей, которые подозреваются в терроризме, экстремизме или сепаратизме, в любую страну-участницу ШОС, которая этого потребует. Более того, не надо это даже доказывать, если мы подозреваем человека в одном из этих трех зол, то мы уже можем требовать его экстрадиции. К сожалению, как показывает опыт, не только требовать, но и добиваться этого.
Требуется конкретная и сильная задействованность стран-участниц организации в непосредственной поимке этих людей, составляются общие списки. И конечно, обращает внимание на себя абсолютная непрозрачность, я это уже упоминала. Допустим, везде написано, что существует список организаций, лиц, литературы, но к этому списку нет ни малейшего доступа. Кстати, ООН и специальный докладчик по терроризму и правам человека ООН неоднократно отмечал, что это, безусловно, недопустимо, что никто не имеет доступа, помимо людей, которые непосредственно с этим работают, ни к базе данных, ни к списку, ни даже к приблизительному пониманию сколько и кто именно находится в этих списках.
Ирина Лагунина: Прерву разговор с директором отдела Восточной Европы и Центральной Азии Международной Федерации по правам человека Сашей Кулаевой.
Чем определение терроризма, принятое в ШОС, отличается от остальных используемых в международной практике определений? Вопрос старшему преподавателю Школы права в Университете Гринвича Ричарду Уайлду.
Ричард Уайлд: Это определение порождает сразу две проблемы. Первая состоит в том, что – в отличие от остальных международно признанных определений – это определение включает преступления против государства, а не преступления против граждан государства. И поэтому им можно манипулировать, можно применять его против инакомыслия. А вторая проблема – и здесь я сошлюсь как раз на доклад Международной федерации по правам человека – заключается именно в том, что оно соединяет так называемые «три зла», то есть терроризм привязан к сепаратизму и экстремизму. Для сравнения можно посмотреть на определение, которое используется Организацией Объединенных Наций. Как вы знаете, единого, приемлемого для всего мира, определения терроризма нет, но есть рабочее определение, которое содержится в документе Генеральной Ассамблеи ООН, осуждающей террористические акты, а также в конвенции о международном терроризме.
Ирина Лагунина: Терроризм в них рассматривается как акт против людей как таковой. К каким последствиям приводит вот это смешение так называемых «трех зол» под шапкой терроризма?
Ричард Уайлд: Последствия в том, что такое широкое определение можно так же широко применять. И оно применяется в нарушение целого ряда международных конвенции, включая конвенцию о защите прав беженцев. И надо различать риторику и практику. В ШОСе много говорят о правах человека, об экономическом развитии и торговле, о защите окружающей среды. То же записано и в уставе ШОС. Но если посмотреть на то, что делается на практике, то в основном это международные контакты в сфере безопасности, основанные как раз на этой теории так называемых «трех зол». Трудно найти пример, когда ШОС реально работала бы над экологической проблемой, а вот примеров того, что какое-то национальное меньшинство, какая-то политическая оппозиционная группа, какая-то религиозная группа оказываются под давлением властей стразу всех правительств стран-участниц организации - много. И все это – прямое следствие применения документов ШОС. А ведь речь идет о неотъемлемых правах человека, о правах, которые невозможно отнять ни в условиях чрезвычайного положения, ни под предлогом угрозы национальной безопасности.
Ирина Лагунина: Ричард Уайлд, старший преподаватель Школы права в Университете Гринвича.
Продолжим разговор со старшим преподавателем Школы права в Университете Гринвича Ричардом Уайлдом. Насколько серьезно на самом деле стоит проблема терроризма в странах-участницах ШОС? Заслуживает ли она того внимания, которое ей уделяется в рамках этой организации?
Ричард Уайлд: Нет, не настолько серьезно, если вы спрашиваете мое мнение. Если посмотреть широко на действия правоохранительных органов, то в Китае, например, большинство операций проводится против уйгурского движения. В России это в основном Чечня и Дагестан, хотя сейчас они распространились, например, и на мусульманские меньшинства на Южном Урале и даже на марийские языческие группы. Эти тенденции мы видели и в других государствах-членах ШОС. В Узбекистане президент Каримов использует лозунг борьбы с терроризмом против различных мусульманских течений и политических оппозиционных групп. Президент Назарбаев в Казахстане опят-таки борется с уйгурским меньшинством, страна выдала немало уйгурских активистов. И когда я говорю «выдала», я имею в виду тайную передачу этих людей соседней стране, что никак не отвечает никаким правовым нормам, и тем более – международным. Аналогичные действия совершаются и Таджикистаном, и Киргизстаном. Так что есть совершенно явно тенденция борьбы не с теми группами, которые признаны международным сообществом как террористические. Кстати, если посмотреть на основные террористические акты, которые произошли в этих странах, то картина получается тоже какая-то странная. Например, если взять Россию, то основные два акта террора – Норд Ост и взрывы жилых домов. В обоих случаях власти возложили вину на чеченских сепаратистов. Но многие до сих пор подвергают официальную версию сомнению и доказывают, что в обоих случаях была рука ФСБ и какая-то роль государства, указывают на то, что оба были накануне выборов и перевыборов Владимира Путина и так далее. Так что у этого использования риторики борьбы с террором есть и политический аспект, и правовой, который как раз и подчеркивается в докладе Международной федерации за права человека, а именно, нарушение закона, отсутствие справедливого и честного правосудия, тайный характер и нарушение взятых на себя этими государствами международных обязательств в области прав человека в более широком контексте.
Ирина Лагунина: Говоря об открытости. Вам удалось получить списки организаций, которые эти государства считают террористическими?
Ричард Уайлд: Нет, не удалось. Это называется региональной базой данных террористических организаций, но она недоступна для публики, не известна точная процедура, как отдельные лица или организации попадают в этот список и как можно добиться, чтобы организацию вычеркнули из списка. Я столкнулся с этим в России, а до этого – в Узбекистане. Мы выяснили, что в прессе и неправительственных организациях циркулируют совершенно различные списки, просочившиеся из спецслужб. В Узбекистане, кстати, это использовалось больше для того, чтобы запретить определенную литературу, а не какие-то отдельные группы. Так что подобные утечки просто служат тому, чтобы приструнить неправительственные организации, потому что над ними висит угроза, что они могут быть включены в этот список или могут быть объявлены пособниками тех, кто уже в списке. Например, наличие любой литературы, связанной с организацией «Хизб-Ут-Тахрир», уже рассматривается как достаточный повод для того, чтобы начать полицейскую антитеррористическую операцию.
Ирина Лагунина: Если учесть, что ни одна из этих стран не отличается особым уважением к правам человека, то что заставляет вас думать, что ШОС только усугубляет ситуацию. Может быть, они и без ШОС могли бы так же успешно делать то же самое?
Ричард Уайлд: Они бы делали это, но это было бы сложнее и менее скоординировано. Если посмотреть на период до 2001 года, то отдельные государства предпринимали соответствующие действий, но у себя дома. Каримов, например, боролся с различными мусульманскими течениями, и не всегда удачно. Эти страны заключали между собой двусторонние соглашения, но практика договоров с соседями была не столь эффективной. Я думаю, что ЩОС на самом деле представляет угрозу правам человека, потому что, с одной стороны, эта организация внешне играет по правилам международного сообщества – то есть много говорит о правах человека, заявляет о соблюдении прав человека в своем уставе, что приводит к определенному сближению с ведущими международными организациями, как НАТО или ООН, у ШОС, например, есть статус наблюдателя в ООН. То есть этой организации оказывается определенное доверие. Но, с другой стороны, результат ее действий – единая региональная система выдачи людей, основанная на подозрении, а не на доказательствах. И эта система абсолютно закрыта для внешнего мира и международного контроля. И именно поэтому она еще больше представляет собой угрозу правам человека в государствах, которые являются ее членами. Если говорить прямо, то она не дает людям возможности укрыться. Представители политической оппозиции или национальных или религиозных меньшинств просто не могут безопасно выехать в соседнюю страну, потому что конвенция ШОС предписывает всем этим государствам признавать обвинения в терроризме как сигнал к действию – вне зависимости от доказательств.
Ирина Лагунина: Ричард Уайлд, старший преподаватель Школы права в Университете Гринвича. Итак, теорию «трех зол», то есть обобщение терроризма, экстремизма и сепаратизма, привнес в практику и официальную документацию ШОС Китай. Хотя, на мой взгляд, статистика похищений людей из России и их насильственное выдворение, как видно из доклада, намного более тревожная, чем в Китае. Насколько сильно влияние Китая в этой организации. Международная федерация за права человека, Саша Кулаева.
Саша Кулаева: Я думаю, что в целом мы можем говорить о том, что роль России и Китая в ШОС и вообще в регионе необыкновенно важная и возрастающая. Собственно именно эти две страны во многом определяют и функционирование ШОС, и очень многие конвенции и документы, которые распространяются. Понятно, что даже название само Шанхайская организация сотрудничества – это достаточно ясно подчеркивает. Мы, конечно, выделили в рамках работы с Российской Федерацией похищения граждан с территории России, в том числе агентами иностранных служб и предъявление арестованным сфабрикованных обвинений, и замена экстрадиции просто процедурой выдворения, и лишение гражданства. И на самом деле очень похожие нарушения мы констатируем, скажем, в Центральной Азии в том, что касается высылки, выдворения или выдачи граждан в Китай. Особенно это касается приграничных стран. Но принимает это и другие формы, это может быть, например, случай, на котором мы останавливаемся в отчете, когда люди, имеющие право находиться в других странах, просто лишаются возможности передвигаться, а именно ехать на какие-то встречи, на которые, как китайская сторона сигнализирует своим странам-коллегам, их присутствие нежелательно. То есть нарушение свободы передвижения.
Конечно, беда в том, что когда кот-то выдан в Китай, то наша проблема в том, что еще меньше, чем в Центральной Азии, а и там с этим есть больше проблемы, есть возможность отследить судьбу этого человека, то есть человек реально исчезает, вполне возможно подвергается заключению, вероятно, пыткам и жестокому обращению и, возможно, смертной казни. Но это опять-таки очень скрытая информация, с которой очень трудно работать, учитывая ситуацию в Китае.
Ирина Лагунина: Какова общая практика отношения к экстремизму, сепаратизму, терроризму, я беру китайскую формулировку в данном случае, в Китае?
Саша Кулаева: Как вы знаете, ситуация в Китае достаточно вообще репрессивная и авторитарная. Но есть определенные провинции, в которых она наиболее сложная, это касается в основном провинций, в которых живут меньшинства либо религиозные, либо национальные. И власть с большим подозрением и страхом относится к этим провинциям, поскольку в силу своих культурных, религиозных и исторических особенностей эти люди склонны бороться за свою самобытность историческую и культурную. И это может принимать самые разные формы.
Опять-таки, чего мы не хотим делать, я хотела это особо подчеркнуть, хотя это кажется очевидным – это в любой форме оправдывать какие бы ни было антизаконные, преступные действия и так далее. Естественно, это нисколько не входит в наши намерения. И иногда формы защиты своей национальной самобытности, как неоднократно показывала история, могут принимать экстремальные формы, с которыми, безусловно, необходимо и нужно бороться. Единственное, что это должно происходить в соответствии с буквой и духом закона, и именно это в Китае представляет наибольшую сложность.
Ирина Лагунина: Саша Кулаева, директор отдела Восточной Европы и Центральной Азии Международной Федерации за права человека. Цитата из доклада:
«Отсутствие четкого определения явления, для борьбы с которым ШОС и была создана, с правовой точки зрения представляет собой значительную проблему. Что еще более важно, такое положение дел делает возможным появление альтернативных трактовок, часть которых может напрямую способствовать нарушению прав человека. Проведенная в конвенциях ШОС грань между терроризмом и сепаратизмом весьма тонка; так, членов оппозиции и представителей нацменьшинств, таких, например, как уйгуры в Китае, регулярно обвиняют в «преступном» сепаратизме.
Более того, ряд документов ШОС подразумевают признание всеми государствами-участниками ШОС в качестве террористов не только лиц, которым в какой-либо из этих стран предъявлены обвинения в этом преступлении, но и тех, кого лишь подозревают в причастности к терроризму. В результате эти лица практически лишены возможности ходатайствовать о предоставлении им убежища в соседних государствах-участниках ШОС.
Требования государства-участника ШОС об экстрадиции или выдворении лиц, обвиняемых или подозреваемых в терроризме, должны безоговорочно удовлетворяться прочими участниками организации. Подобная безоговорочная высылка противоречит международным нормам, согласно которым обязательным условием экстрадиции является принцип «двойной криминальности»11.
В противоречие этому принципу от государств-участников ШОС не требуется признания преступного характера действий, в связи с совершением которых предъявляются требования об экстрадиции конкретных лиц. Более того, лица, осужденные за границей на основании принципа взаимного признания преступлений, предположительно совершенных в своей собственной стране, после высылки на родину зачастую рискуют вновь оказаться на скамье подсудимых по обвинению в совершении тех же преступлений».
Ирина Лагунина: Доклад Международной федерации приводит немало конкретных примеров. Вот результаты сотрудничества Казахстана с Китаем: «В конце мая 2011 г. Казахстан выдворил уйгурского журналиста и беженца Аршидина Исраила в Китай. В качестве корреспондента Радио «Свободная Азия», Исраил вел репортажи о выступлениях протеста в Урумчи в 2009 г., в ходе подавления которых были человеческие жертвы. Вслед за этим брат Исраила и двое его друзей были арестованы китайскими спецслужбами, а сам он бежал в соседний Казахстан.
После того, как в конце 2009 г. Представительство Управления Верховного Комиссара ООН по делам беженцев в г. Алматы признало Исраила беженцем и предложило ему переселиться в Швецию, в начале 2010 г. он был задержан сотрудниками миграционной полиции Казахстана, а вскоре после этого помещен под домашний арест. 30 мая 2010 г. он был передан в руки китайских властей. Ни адвокату, ни родственникам Аршидина Исраила не было предъявлено постановление о его экстрадиции. Исраилу было также отказано в возможности подать ходатайство о пересмотре решения об экстрадиции в апелляционном порядке, поскольку его выдворили из страны на следующий же день после того, как его адвокат подал жалобу на отказ казахских властей признать его беженцем».
А в 2005 году из России в Таджикистан был секретно вывезен бывший дилер Демократической партии страны Махмадрузи Искандаров. И это тоже было прямым следствием работы ШОС. Впрочем, это уже мнение не только составителей доклада, но и таджикских правозащитников. Мы беседуем с руководителем общественного фонда «Перспектива» в Таджикистане Ойнихол Бобоназаровой.
Ойнихол Бобоназарова: Я вполне соглашаюсь с позицией Международной федерации по правам человека. Дело в том, что надо исходить всегда исходить из того, что члены организации шанхайской, насколько они внутри сами демократичные. Если это государство не нарушает права человека, демократичное, тогда они не будут нарушать. Вы представляете, если эти государства, члены этой организации, включая Россию, не могут сказать, что они демократические государства. Дело в том, что последние изменения в законе о неправительственных организациях в России говорят о том, что они настолько далеко от защиты прав человека. Если учитывать, что Россия – это Европа, член многих международных организаций, если она допускает это, значит организация является агентом других государств. Эти положения шанхайской организации нарушают права человека, теперь им очень легко любого человека обвинить. Даже без этого и раньше они передавали друг другу людей, которых не должны были передавать. Я знаю несколько случаев в Таджикистане, даже Европейский суд запретил передавать этих людей в Таджикистан, но они передали.
Поэтому для меня эта организация не имеет значения, пока эти государства сами не будут демократическими, не будут нарушать права человека. Они нарушали и будут нарушать, есть эта организация или нет.
Ирина Лагунина: Ойнихол, в докладе приводится случай человека по имени Махмадрузи Искандаров, который в 2005 году был фактически похищен в России, потом таджикские власти заявили о том, что они его задержали в аэропорту в Душанбе при том, что он пытался нелегально пересечь границу. Что это за случай и в чем обвинялся господин Искандаров в Таджикистане? Я знаю, что он был лидером Демократической партии Таджикистана.
Ойнихол Бобоназарова: Он был председателем Демократической партии Таджикистана. Во время, когда было перемирие, он был на стороне оппозиции, когда было соглашение о перемирии, он получил должность во власти. Потом это было недолго, его сняли. И после этого в один прекрасный день возбудили против него уголовное дело, много статей. Потом он уехал в Россию, но, к сожалению, Россия его арестовала, потом освободила и красиво передана Таджикистану. Европейский суд по правам человека опротестовал, даже оштрафовал Россию, мне кажется, 30 тысяч евро, за нарушение прав господина Искандарова.
Ирина Лагунина: А что сейчас происходит с Искандаровым?
Ойнихол Бобоназарова: Я была в тюрьме, где сидел Искандаров. Я с ним разговаривала об условиях содержания и так далее, он очень обижен, недоволен, что Россия его передала незаконно Таджикистану. Он, конечно, отрицает все пункты обвинения, которые есть в приговоре. Он считает, что его дело не уголовное, я политическое. Я его знаю давно, он держится пока, надеется, что международные организации, поскольку Таджикистан является членом многих организаций, все-таки они будут работать над тем, чтобы его освободили. Он прошел все стадии и опротестовал. Сейчас опять, мне кажется, в какой-то международной организации его дело. Европейский суд запретил России передавать его в Таджикистан, но, к сожалению, они передали, хотя Россия обязана перед всеми организациями, в которых является членом. Если Россия так делает, о государствах Центральной Азии какая может быть речь.
Ирина Лагунина: Руководитель общественного фонда «Перспектива» в Таджикистане Ойнихол Бобоназарова. Строки из доклада в разделе, где описывается судьба Искандарова. 23 сентября 2010 г. Европейский Суд по правам человека объявил арест и принудительное возвращение Искандарова в Таджикистан незаконным. Суд также признал, что российские власти нарушили запрет на бесчеловечное обращение, а также право на свободу и неприкосновенность личности. Было установлено, что российские правоохранительные органы незаконно задержали Искандарова и отправили его в Душанбе. Суд принял решение, обязывающее Россию выплатить Искандарову 30000 евро в качестве компенсации за моральный ущерб и покрыть его юридические издержки. По имеющейся информации, это решение так и не было выполнено. /…/ 20 августа 2011 г. срок определенного Искандарову тюремного заключения был уменьшен на два года по закону об амнистии в связи с 20-летием независимости страны. Однако сделано это было вне всякой связи с конкретными обстоятельствами дела Искандарова.
Ни постановление Европейского Суда о противозаконном характере экстрадиции Искандарова из России в Таджикистан, ни решение Комитета ООН по правам человека о признании нарушения прав Искандарова в Таджикистане не было выполнено».
В течение последнего года в программе «Время и мир» мы отслеживали судьбу тех, кто пытался найти убежище в России, но был либо выдворен из страны, либо похищен при странных обстоятельствах, а потом так же странно его следы находили в одной из стран ШОС. Еще раз цитирую доклад Международной федерации за права человека: «По данным российского Института прав человека, российские службы безопасности активно используют следующие методы при экстрадиции или выдворения находящихся в розыске лиц:
похищение граждан с территории России, в том числе агентами иностранных служб при помощи российских коллег;
предъявление арестованным сфабрикованных обвинений для формального удовлетворения требований к экстрадиции, предусмотренным уголовным правом России;
замена экстрадиции значительно более простой и быстрой процедурой административного выдворения;
лишение российского гражданства для окончательного устранения препятствий к их экстрадиции».
Вопрос руководителю программы «Право на убежище» Лене Рябининой. Обеспокоенность правозащитников, судя по этому докладу, вызывают два момента. С одной стороны, практика действий спецслужб, когда похищаются и выдаются лица, защищенные международным правом – то есть имеющие статус беженца, например, или люди, которым грозит смертная казнь или пытки в стране, куда их выдают. А с другой стороны, наличие практически секретного списка террористических организаций и такой же литературы, за которую можно привлечь к ответственности кого угодно – при этом человек может даже не знать, что он читает запрещенную книгу. И сотрудничество в рамках ШОС расширяет возможности спецслужб применять эти списки по всему пространству организации. Я права?
Лена Рябинина: Совершенно верно, с маленьким уточнением. Если список организаций, запрещенных в государствах ШОС, действительно существует общий, то списки литературы в России свой, в каких-то государствах свой, в таких странах как Узбекистан там вообще, насколько я знаю, никакого списка не существует, а запрещено все, что не разрешено специально. Но тем не менее, это все равно влияет на ситуацию и создает угрозу для людей, которые подвергаются преследованиям по идеологическим мотивам.
Ирина Лагунина: Саша Кулаева отмечает в интервью с нами, что в последнее время деятельность спецслужб становится все более и более безнаказанной, это наблюдается по российским службам?
Лена Рябинина: Действительно, спецслужбы себя ведут не то, что незаконно, а переходят все мыслимые и немыслимые пределы и выражается это и в незаконных высылках людей, в похищениях, о которых мы с вами много говорили. И вместе с тем в последнее время более заметна, чем в предыдущие год-полтора, эскалация кампаний с фабрикацией уголовных дел об экстремизме так называемом.
Ирина Лагунина: В чем это выражается в цифрах и фактах?
Лена Рябинина: Если говорить о фабрикации уголовных дел, то, наверное, самый яркий пример, который сейчас могу привести – это последствия сравнительно недавнего убийства в Казани одного мусульманского деятеля и покушение на другого. Преступления серьезнейшие, страшные, безусловно, требующие расследования. Но, к сожалению, я не ошиблась в мрачных прогнозах, когда буквально на следующий же день после того, как это произошло, в одном из интервью на вопрос о том, чего можно ожидать, я ответила, что боюсь, что теперь это послужит спусковым крючком для охоты на ведьм. Насколько мне известно, так оно и оказалось. В Казани, по крайней мере, всю первую половину августа шли интенсивные задержания, аресты всех, кто был на учете у ФСБ и у Центра по противодействию экстремизму, тех, кто отбыл сроки наказания по приговорам, вынесенным по идеологическим мотивам. Множество народу, я не могу называть цифры, самые разные доносились, в том числе и превышающие сотни человек. Я не могу гарантировать, так или не так. То, что очень интенсивно шли эти аресты – это безусловно. Связывать это напрямую с ШОС, конечно, так не очевидно, но это одно из следствий всех тех соглашений, в которых государства –участники договорились, что они будут признавать терроризмом экстремизмом, сепаратизмом все то, что признают в таком качестве их коллеги по этой, мягко скажем, не самой демократической организации. И это выражается не только во взаимодействии, а в том, что действительно используются одни и те же методы. Эта картинка в Татарстане, которую я только что говорила, очень похожа на процессы в том же Узбекистане происходящие, когда любое преступление, любой теракт используется в первую очередь не для того, чтобы его расследовать, найти реально виновных, что было бы необходимо делать – находить виновных и предотвращать повторение таких вещей, а для того, чтобы как можно больше народу, находящегося на каких-то учетах, в каких-то списках, на заметках и прочее, подвергнуть аресту и попытаться увязать их религиозные или политические взгляды с экстремизмом и под этим соусом упечь их за решетку.
Общие методы, общие способы действия, к сожалению, действительно, за годы существования этой «замечательной» организации выработались, чем дальше, тем лучше они видны.
Что касается похищений и проблем с получением убежища, в течение года из России мы точно знаем о пяти похищенных и незаконно вывезенных. У меня есть информация, не имеющая документальных подтверждений, о том, что эта цифра, по крайней мере, в три-четыре раза больше. Пять человек, о которых идет речь – это заявители Европейского суда, а сколько людей не являющихся заявителями Европейского суда, о которых неизвестно таким европейским структурам, как Совет Европы и Международный европейский суд. Боюсь, что это никаким подсчетам не поддается.
Ирина Лагунина: Не менее тревожно выглядит и сотрудничество киргизских и узбекских спецслужб. Может быть, кстати, выглядит даже более тревожно, потому что у Киргизстана после стольких революций есть шанс несколько отличаться от окружающих стран с авторитарными режимами. Насколько ШОС является помехой? В составлении этого доклада участвовала глава киргизского правозащитного центра «Граждане против коррупции» Толекан Исмаилова. И вот ее впечатления.
Толекан Исмаилова: Вы правы, Киргизстан отличается от других стран в этом регионе. Но, к сожалению, системный мониторинг нарушений прав человека и особенно групп уязвимых, которые находятся в закрытых учреждениях, например, в тюрьмах Киргизстана или предварительное заключение, в СИЗО, показывает такую картину, что люди, которые вынуждены бежать от авторитарных режимов, спасаться от преследования и смерти, часто попадают в руки правоохранительных органов. Когда мы ожидаем справедливого доступа к правосудию, оказывается, что их экстрадировали или незаконно возвратили домой. Так было после андижанских событий. Мы видели, как люди, которые бежали от смерти, Генеральная прокуратура выдворила их. Это были пять узбекских граждан, обвиненные в участии в андижанских событиях в 2005 году.
Поэтому, когда касается таких стратегических вещей, как проведение международного документального фильма по правам человека в 2010 году, показал такую картину, что в программе был указан просмотр фильма об уйгурской правозащитнице, сотрудники нашего офиса и волонтеры, которые содействовали показу этого фильма, преследовались спецслужбами и нам открыто угрожали и говорили о том, что не то, что организовать просмотр, а просто требовали, чтобы мы не смотрели этот фильм. Но мы смогли показать этот фильм и в открытом, и в закрытом режиме. Но мы поняли, что огромное влияние для переходного правительства, была угроза со стороны посольства Китая, которое находится в Бишкеке. Всеми этими запретами руководил тогдашний руководитель администрации президента. И мы об этом писали. В прошлом году был 5 фестиваль документальных фильмов по правам человека. И Марек Вошка, который приехал из Чехии, исполнительный директор «Люди в нужде», был остановлен в аэропорту в Бишкеке и в течение пяти часов мы вели переговоры. Хорошо, что вмешалась Роза Отунбаева, и он спокойно прошел границу, но пять часов он был арестован. И было объяснение такое, что в списках ФСБ России, которые были высланы по линии ШОС в Киргизстане, есть список людей, которые не могут осуществлять свое право, которое есть во всех странах, декларация по правам человека, о том, что свобода передвижения ограничивается этими списками. Поэтому база данных выявленных нарушений влияния ШОС на Киргизстан начинается с начала подписания. Мы видели так же, когда мы изучали принимаемые нами правовые акты, как только проходит заседание ШОС, появляются новые поправки в законодательство, особенно в закон о беженцах, в закон о борьбе с терроризмом. И мы увидели, что есть и такие, которые напрямую нарушают права человека. Поэтому те факты, которые были уже опубликованы нашими партнерами, нашими членами нашей организации, это были, например, 2008 года было положение о статусе партнеров по диалогу ШОС опубликовано, и тут же прошли массовые задержания участников праздника, 32 человека, с которыми очень сильно работали наши правозащитники, были экспертами в этих вопросах. Мы видели в октябре-ноябре 2008 года массовые задержания прихожан в мечети, 7 человек были задержаны. И всегда мы говорили о том, что сами факты незаконных задержаний, закрытость операций и самое главное, что они проходят после встреч в рамках ШОС, все это говорило и давало повод, чтобы правозащитные организации начали понимать, начали отслеживать все, что делает ШРС в этом регионе.
Мы так же видели, что октябрь 2010 года, ноябрь 2010 года были проведены спецоперации в городе Ош, был убит имам мечети. В ноябре прошли массовые задержания по подозрению в подготовке террористического акта у УВД города Бишкек. Так же были массовые задержания по подозрению в подготовке террористического акта у Дворца спорта в городе Бишкек. Спецоперация, которая вызвала большой резонанс в нашей стране, было убито два человека. Сама закрытость деятельности ШОС вызывает очень большое волнение, потому что часто эти военные операции или спецоперации дают масштабное насилие в отношении уязвимых групп как бедных, так и религиозных.
И в политическом формате это те люди, которые ищут убежища, они подвергаются таким страданиям, потому что, руководствуясь международными обязательствами, они бегут в третьи страны как Киргизстан или из Узбекистана в Казахстан или в Россию и попадают в базу данных ШОС, они буквально выдворяются из этих стран или выдаются незаконно.
Ирина Лагунина: Случай с этими пятерыми беженцами из Узбекистана, которых власти Киргизстана вернули режиму Каримова и о которых только что говорила Толекан Исмаилова, описан в докладе Международной федерации по правам человека так: «Власти Кыргызстана не уведомили адвокатов беженцев и Управление Верховного Комиссара ООН по делам беженцев о предстоящей экстрадиции. Более того, невзирая на предоставленный им охранный статус, 8 августа 2006 г. их доставили на машине на кыргызско-узбекскую границу и передали представителям Узбекистана – государства, где они могли стать жертвами преследований и пыток. Тем самым Кыргызстан допустил явное нарушение своих обязательств в рамках Конвенции о статусе беженцев 1951 г. и Конвенции против пыток 1984 г».
Политика в рамках ООН и международные конвенции - далеко не единственные механизмы, с помощью которых можно оказывать давление на страны ШОС. В докладе Международной федерации за права человека отдельно сказано, например, об отношениях Европейского Союза с регионом. И подчеркнуто, что есть достаточно рычагов влияния. Вот один пример: «Все соглашения о торговле или сотрудничестве между ЕС и третьими странами содержат положения о правах человека, согласно которым вопросы прав человека являются неотъемлемой частью взаимоотношений между сторонами. В заключительной части таких положений может говориться о том, что в случае грубого нарушения этого принципа «каждая из Сторон имеет право принять соответствующие меры при условии предварительного уведомления о них Совета сотрудничества, если только чрезвычайный характер обстоятельств не требует незамедлительных действий».
Саша Кулаева, директор отдела Восточной Европы и Центральной Азии Международной федерации за права человека, прочитав ваш доклад, я сделала для себя один вывод: может быть, международное сообщество даже до конца не понимает, какую организацию оно включило и привечает в своей семье?
Саша Кулаева: Безусловно, знают о ней очень мало, и это, наверное, не совсем случайно. Поскольку если вы зайдете на сайт Шанхайской организации сотрудничества, вы очень быстро убедитесь в том, что очень немногое там переведено на английский язык, большинство текстов, имеющих значение для практических исполнений этих соглашений, существуют на национальных языках или только на русском и китайском. Соответственно, когда мы, допустим, встречались со специалистами, экспертами по этому вопросу ООН, Европейского союза, ОБСЕ, при том, что последняя организация в своем названии содержит практически те же самые концептуальные слова, что и ШОС, то есть это организация, нацеленная на борьбу за безопасность и противодействие каким-то угрозам безопасности в Европе. Выясняется, что большинство специалистов не читали основных документов ШОС, их не допускали ни на одну из встреч организации. Пресс-релизы, которые заканчивают встречи, необыкновенно размывчатые. Хотя иногда мы можем по ним судить о многом, но, тем не менее, никакой конкретики в этом нет, на которую международная организация могла бы среагировать. И люди, которые реально этой темой занимаются, они понимают, что проблема есть. Неслучайно ШОС неоднократно упоминался спецдокладчиком ООН по антитерроризму и правам человека, как пример того, как не надо бороться с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом и насколько эти практики могут быть пагубны. Этому посвящены несколько его выступлений, несколько его докладов и неоднократные призывы быть более открытыми и сотрудничать более плотно с соответствующими механизмами. Так же в самых сложных с точки зрения прав человека и антиттерористической борьбы структурах обычно есть какой-то формат возможного взаимодействия с гражданским обществом, ШОС абсолютно лишен этой возможности и наоборот принимает все меры для того, чтобы гражданское общество ничего про это не знало, не могло реагировать и никак не могло воздействовать. Конечно, в результате этого создается ситуация, когда международное сообщество знает об этом всем очень мало. Именно поэтому в рекомендациях, которые выработали мы вместе с нашими коллегами, мы обращаемся и к ООН, и к Европейскому союзу, и к ОБСЕ именно с призывами работать на большую транспарантность, на большую прозрачность взаимодействия с ШОС и требовать это как необходимое условие взаимодействия с этой организацией. Поскольку при всем при том ШОС необыкновенно активно пытается занять место на международной арене, быть воспринята как активный партнер на равных с Организацией Объединенных Наций, ОБСЕ и так далее.
Ирина Лагунина: Правозащитники подчеркивают, что все это остается вне поля зрения внешнего мира, потому что документация ШОС ведется на двух языках – китайском и русском. А статус России и Китая как постоянных членов Совета Безопасности ООН ставит эту организацию вне досягаемости для критиков и «в значительной мере способствовали усилению влияния ШОС на усилия мирового сообщества в борьбе с терроризмом».