«Вы, наверное, форумы не читаете и социальные сети игнорируете, - пишет Вацлав. - И правильно, Анатолий. Много клиники там. И не в том смысле, что много больных людей, а что очень много доморощенных психиатров. С какой-то детской легкостью русские люди раздают друг другу диагнозы, объявляют друг друга дефектными особями - сразу, наотмашь, как только противоположная точка зрения чуть затронет уют твоей личной правды. Ничего в таких масштабах я не наблюдаю в англоязычном интернете. В семидесятые годы советских психиатров изгнали из всех международных организаций за то, что позволили использовать себя в негодных целях. Советская власть сообразила, что в тюрьме несогласный русский человек - мученик, а в дурке – просто псих. Помните? Даже в детском мультике про ежика в тумане ежик объявляет сову психом. Она от этого делается в его глазах не такой страшной. Сомнительное заключение в психушку трагичнее, чем невинная смертная казнь», - говорится в этом письме, а заканчивается оно стихотворением Пушкина: «Не дай мне бог сойти с ума, / Нет, легче посох и сума». Автор начал с того, что русские люди очень легко объявляют друг друга психами, а закончил ссылкой на Пушкина, который страшно боялся действительно сойти с ума и попасть в дурдом по этой причине, а не по недоразумению или чьему-то злому умыслу. Пушкин тут не совсем к делу, зато у нас есть повод вспомнить, как он описывает то, что можно назвать сумасшедшим восторгом от общения с природой в лесу.
Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я
Пустился в темный лес!
…………………………………………………….
И я глядел бы, счастья полн,
В пустые небеса;
И силен, волен был бы я,
Как вихорь, роющий поля,
Ломающий леса.
Так поэт защищает право тихого, безобидного «чайника» на свободу… Наш слушатель подметил такую вещь, которая заслуживает целой книги, и подобные есть. Ставить друг другу диагнозы, объявлять друг друга сумасшедшими советские люди стали задолго до того, как Кремль додумался отправлять недовольных в психушки, а не в тюрьмы. Такие выражения, как «больной, а не лечится», «у него справка» - то есть, бумажка, удостоверяющая, что человек психически больной, звучали в русской речи, кажется, всегда, с тридцатых годов – точно. И надо признать, что в этих словах было много правды, намного больше, чем может показаться. Той же Англии прошлый век принёс много такого, от чего не мудрено сойти с ума, но России – неизмеримо больше. Революция пятого года. Считай, сразу после неё – Первая мировая война, тут же – две подряд революции семнадцатого года, гражданская война. Она одна сделала психами огромное количество людей, огромное… После гражданской войны террор не прекращался три десятилетия. Разгром крестьянства. Война с Гитлером, среди её последствий - миллионы инвалидов. Затем последовал такой удар по советским мозгам, как развенчание Сталина – о земном боге сказали, что он палач… А крах социализма и Советского Союза? Это такие стрессы, что надо удивляться не тому, что люди называют друг друга психами, а тому, что настоящих психов всё-таки несколько меньше, чем могло бы быть. Столетие невообразимо трудной жизни, бесчеловечных, абсурдных общественных порядков не могло пройти бесследно.
Где-то к сему и письмо господина Щукина: «В посевную семьдесят четвёртого года я с другими командированными с военного завода помогал селу, близко наблюдал совхозную жизнь. Директор носился на своём «пирожке» и орал. Он называл себя прикованным к пулемёту пулемётчиком, который должен постоянно строчить по всем. Заградотряд в одном лице. Собственно, совхоз - это был театр одного актёра. Директор играл пулемётчика, а все остальные прятались. Среди загадочных для настоящего времени явлений была, например, «встречная торговля». Житель сдаёт государству молоко, а ему за это продают телевизор. Хочешь Брежнева увидеть - сдавай молоко, а не сдашь, так и не увидишь. Всё сдавали. Оставляли только грудным детям немного. А про масло никто и не вспоминал. Совхозный механик дядя Коля, питаясь в лучшие дни салом с картошкой, еле ходил, свои больные ноги лечил, зарывая их в навозную кучу. Это был пик благословенного застоя, всего через шесть лет страна уже должна была жить при коммунизме, как обещал ей Хрущёв! Я вот думаю: в каком состоянии была степь, когда Чингисхан ввёл свою Ясу? Чтобы появилась новая матка, то есть, новый набор стереотипов, старый должен превратиться в субстрат, иначе говоря, полностью разложиться, что, собственно, и происходит сейчас. Мы не можем поверить, что наш прекрасный мир превращается на наших глазах в труху. Наше хиреющее общество пытается лечить в ней свои больные ноги. Субъектами этого процесса являются не отдельные особи, а этносы. Этим прозрачным намёком позвольте завершить краткий сельскохозяйственный обзор», - пишет господин Щукин.
Иногда мне тоже кажется, господин Щукин, что настоящих советских людей не становится меньше, и я вспоминаю замечание Марио Корти, бывшего директора Русской службы радио «Свобода»: всякий человек на Земле – советский, только в разной степени. Да, советский – и продолжает воевать с радио «Свобода». Читаю письмо из трёх строк: «Может быть, я не умею четко выразить свои мысли, но почему общество, в котором главной ценностью являются деньги, вы упорно называете демократией, я не понимаю», - закрыть кавычки. Современная демократия – это всего-навсего правление большинства при уважении прав меньшинства, свобода слова и совести, строгое разделение властей: законодательной (парламент), исполнительной (правительство) и судебной. Что служит главной ценностью для большинства, решает тоже оно, большинство. Правда, вопрос, что именно оно решило, строго говоря, не есть вопрос для спора, обмена впечатлениями и мнениями, что не мешает людям предаваться сему увлекательному занятию. Общественные ценности исследуют социологи и социальные психологи. Ознакомиться с их работами может любой пользователь Интернета. Не менее важный источник – доброкачественная художественная литература. Она показывает, что основные ценности примерно одинаковы у всех людей во все времена и во всех землях. Люди – везде люди. Коренные пословицы и поговорки у русских, к примеру, те же, что у нигерийцев и у сотен других народов. Об одном и том же поются песни и рассказываются сказки на всех языках мира. Среди всеобщих ценностей выделяются материальные и культурные. Материальные – это, разумеется, деньги, ибо без них в более или менее развитом обществе невозможен обмен товарами и услугами, а без этого, без общественного сотрудничества, нет жизни. В каждом народе были, есть и будут люди, которым такой порядок вещей очень не нравится, подчас – мучительно не нравится. Им хотелось бы, чтобы все исповедовали только высшие, культурные ценности. Такое отношение к окружающей действительности один мудрый человек назвал неврастеническим протестом против жизни. Добавим и завистливость – эту матерь всех пороков. И мечтательность. Бульон получится ещё тот…
Владимир Ражников прислал большую рукопись, из которой я могу взять, к сожалению, только пару кусочков. Он музыкант и психолог, автор работ о дирижёрском и исполнительском мастерстве, близко знал Кирилла Петровича Кондрашина. Читаю: «Главная способность шамана и, соответственно, одаренного дирижера – внушающее воздействие. Заставить всех читать знакомую музыку, воплощенную в тебе, как увлекательную книгу! Каждый твой взгляд, каждый жест, каждый поворот корпуса – передающий твою концепцию, принимаются с готовностью и радостью! Кирилл Петрович, прощаясь со мной в тот вечер, вдруг стал совсем другим человеком, и сказал, как мне показалось, с непомерной, чуть ли не царской, спесью: «Вот что, господин психолог, вы не переживайте за меня. Если надо, я вечером встану Вием перед оркестром, и так гляну на своего кларнетиста, что он мне сыграет тему Франчески, так, как я её и представляю, полную нежности, свежести, счастья, вечернего изыска и излома». И, закрывая за мной дверь, маэстро раскатисто хохотнул». А вот что пишет Владимир Ражников об Алле Пугачёвой: «Она показала неповторимое и неизвестное эстрадным мастерам пения достижение. Не только Шульженко, - никто во всем мире так не умеет. Алла Пугачева пела все песни в кинофильме «Ирония судьбы» другим голосом. Голосом другого человека. Она перевоплотилась в другую женщину, как полноценную класснейшую новую певицу, плюс еще и в ее лирических героев. Я надеюсь, вы понимаете меня. Конечно, конечно, есть много приличных эстрадных певцов и певиц. Они поют все песни своими голосами. Голоса их нам известны. Пугачёва же в «Иронии судьбы»
пела антропологически, полностью преобразившись в себя-другую, в человека с другим тембром. Она пела собой-другой певицей. Полностью другой! Она смогла сменить манеру вибрировать, сменить способ звукообразования. Она из гулёны стала целомудренной (на момент исполнения). Она отказалась от мясистости вечернего тембра ресторанной эстрады – и это только одна часть ее огромного таланта. Ну, как ее не полюбить?», - пишет Ражников. Спасибо за письмо, Владимир Григорьевич, желаю удачи вашей рукописи. Слащавые советские комедии отличались одним необычным, в те времена - крамольным достоинством: человечностью, позаимствованной у французов, тёплым вниманием к обыкновенному человеку в его повседневности, к его чувствам, всем понятным и близким. На языке коммунизма и декаданса, что в данном случае одно и то же, это было мещанство, мелкобуржуазность. Каждая такая комедия была тихой бомбой под бесчеловечный, надуманный общественный строй. По-настоящему, будь у этого строя силы, эти бомбы надо было бы обезвреживать ещё до их изготовления. Так христианские вероучители и начальники в своё время искореняли язычество – все эти колядки, безудержный народный смех, солёную шутку-прибаутку – всё живое, полнокровное.
По-своему нам вторит Алексей Падя, ему тридцать пять лет: «Около года назад я подключился к кабельному телевидению, среди прочего смотрю различные старые передачи. И вы знаете, что бросается в глаза? Женщины, которые снимались на телевидении двадцать пять лет назад, страшнее были в молодости, чем сейчас. Одежда - это какой-то мрак. Обувь - сумерки разума. Мужчины напоминают подростков. Зубы - это просто какой-то стоматологический ужас. Атмосфера затхлости, тухлости. А самое главное, что все происходящее описывается фразой украинского поэта Подеревянского: «Они ищут то, чего нет, чтобы доказать то, чего не существует». Вам, кстати, не приходилось бывать в наши дни в Ялте? Неотъемлемая часть пейзажа уже на подъезде к Симферополю - всевозможные развалины, будто война закончилась вчера. Дух безнадёги. В Ялте вы увидите тех блеклых существ, о которых я написал выше. Все их потуги что-то сделать ограничиваются сдачей квартир и домишек. Лень просто запредельная – даже выбросить мусор куда надо. Сервис ниже плинтуса. Все пропитано запущенностью и безалаберностью», - пишет Алексей Падя. Жестоко пишет. Беспощадность человека, у которого всё пока хорошо и который знает, что это – от его трудов. Мне кажется, ему не помешало бы немножко доброты, участия к людям, которым не повезло, как они считают, а кому-то и в самом деле не повезло.
А теперь нам предстоит ответить на вопрос, поставленный ребром в письме старинного нашего слушателя Чудакова из Санкт-Петербурга: «Так будет ли Путин стрелять в нас? Мы ведь тоже вооружены: у нас на вооружении белые ленточки, которые он ненавидит сегодня больше всего на свете. Для него мы в буквальном смысле слова вооружённая толпа. Будет ли он стрелять в эту толпу, как делали почти все его предшественники в истории России?». На прямой вопрос этого слушателя и ответ требуется прямой, но я не могу знать, что будет делать Путин, когда его охватит смертельный страх. Не знаю, что он успеет сделать, когда изготовятся тащить его на Лобное место. Один из тех, кого я называю оригинальными мислителями, говорит, что Путин может уйти тихо-мирно только при условии, что его не будут обижать, не будут считать его миллиарды, если ему дадуть не пинка, а прощальный обед. Но спрашивается: возможно ли такое? Можно ли представить себе оппозицию, которая устроит Путину такие проводы? Если сорок украденных миллиардов – не выдумка, если даже там не сорок, а в сорок раз менше, то как люди могут закрыть на это глаза? Можно ли представить себе вождя пусть самой мирной революции, который обратися к ней, к революции, с речью: давайте поблагодарим Путина за работу, за то, что трудился столько лет, как раб на галерах, давайте простим ему все кражи и грабежи, беззаконные судилища, лишь бы он ушёл и дал нам устромить новую жизнь, где будет законность, порядок и свобода? Допустим, что этот вождь революции - лучший его друг. Всё равно: ну, как он сможет заткнуть людям рты? Ведь первым делом он объявит свободу слова. А свобода слова и свобода Путина несовместимы. Свободный суд и свободный Путин, особенно если он наворовал таки десятки миллиардов (а ни следствия, ни суда, ни какого-либо опровержения этих обвинений, как и наказания тех, кто выдвигает эти обвинения, и уже не первый год, не было) - так вот, свобода слова и свобода Путина, свобода суда и свобода Путина несовместимы. Думайте сами, что ему останется делать.
И опять о спорте. Читаю: «Так называемый большой спорт есть продукт западного торгашества и плутократии. Он не имеет ничего общего с гармонично развивающей человека физической культурой, - сразу прерву чтение этого письма, чтобы напомнить автору, что выражение «физическая культура» тоже является западным продуктом, как и всё, что надето на этом джентльмене, до последней нитки, не говоря уже о компьютере, на котором он настучал свой текст. Теперь читаю дальше. - Доказывать величие державы метанием шара на цепи, который почему-то называют молотом, - значит принимать правила игры, навязываемые нам мировой закулисой. Настоящий лидер Державы поступил бы по-другому. Он открыто бы заявил: «Мы плюем на ваш спорт и ваши олимпиады». Что же касается народного спорта, то он необходим, поэтому в школах для детей с десяти лет вводится обязательная спортивная подготовка по программе военных элитных частей: бег, марш-броски с полной выкладкой, ориентирование на местности, стрельба, не спортивная, а боевая, не из стендовых «винтовок», а из настоящего оружия, рукопашный бой, плавание, не в бассейне, а в одежде и открытых водоемах, альпинизм, проникновение в здания, бег на лыжах и т.д», - этим «т.д.» автор заканчивает своё письмо. Не знаю: то ли валяет дурака, то ли написал пародию, а я чуть не стал говорить об этом сочинении всерьёз. А может быть, и стоит – всерьёз. Не одному этому человеку захотелось удариться в самобытность. Она неистребима, потребность в самоутверждении такого рода. Кто-то – с жиру, кто-то – наоборот. Тут ещё и мода, и дух противоречия, вернее, мода на дух противоречия. Забавно вообще-то… Россия только что вступила во Всемирную торговую организацию, а если послушать таких людей, их вождей и телевизионных воспитателей, то можно подумать, что она демонстративно вышла из этой и всех прочих международных организаций. Я вам скажу, друзья, что это такое. Это – обман трудового народа, как выразились бы лет восемьдесят назад. Настраивают его против Запада, а сами под сурдинку тащат его туда. Не верят, что он может двигаться в ту сторону сознательно, с открытыми глазами, трезво, не под кайфом. Опасная игра.
«Анатолий Иванович! - следующее письмо. - Сергей Пархоменко посидел в Хамовниках и изумился, запаниковал: «Суд над «Pussy Riot» - разрушение правосудия, значит, разрушение государства». Проснулся. А суды над Лебедевым и Ходорковским – не разрушают, а бесконечные суды над случайно, для цифры, выхваченными митингующими? Чуть не с самого начала объявили, что демократия должна быть управляемой. Потом её назвали суверенной - палкой, вертикалью в руках суверена. Тут и замена выборов власти назначением. Потом и глава законодателей провозгласил, что Дума - не место для дискуссий. При таком настрое и правосудие, конечно, должно быть управляемым. Браво, чекисты! А вы что думали, что демократия, власть народа сама, по своему разумению и для своих нужд, будет строить государственную власть? Такое возможно только при полном капитализме и то без гарантии. А у нас ещё больше половины собственности - социалистическая, в госуправлении. А уж менталитет - почти поголовно социалистический, то есть, феодальный. Конечно, всё разумное - действительно, но насчет разумности всего действительного есть сомнения», - пишет автор. В стык прозвучали нападки «Справедливой России» и других левых на новый виток приватизации. Употреблялось звучащее в российских условиях по-ленински выражение «жирные коты». Вот чем оборачивается попытка поставить власть на две ноги. Предполагалось, что одной ногой будет служить партия «Единая Россия». Зачатая при Ельцине, она, пройдя ряд волшебных изменений, к нашим дням воплотилась в Партию жуликов и воров. Жуликов – кто бы спорил, воров – да, но не социалистов. Не социалистов! Левой ногой назначили эту самую «Справедливую Россию». Ожидалась борьба нанайских мальчиков, каковыми из Москвы давно видятся американские республиканцы и демократы. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги России, заполненные социалистическим мусором. Думалось, что левым избирателем будет так же легко управлять, как и его вождями. Не ожидалось, что в некий час не они поведут его, а он – их. Говорят, что под российским спудом разворачивается невиданная операция: ещё больше обогатить самых богатых и одновременно смешать их состояния с западными, чтобы к ним не могла дотянуться мозолистая рука с Уралвагонзавода. Что ж, худая приватизация всё равно лучше доброй национализации. Но где, спрашивается, соответствующее пропагандистское обеспечение? Это, конечно, шутка, но вообще говоря… Прошло двадцать лет, а социализм остаётся как следует не развенчанным. Человек с улицы легче склоняется к тому, чтобы всех свести под одно, чем к тому, чтобы была свободная конкуренция частников. Так повсюду - что уж говорить о России! Но вместо того, чтобы воспитывать её в духе демократического капитализма, перед ней выставляют страшилку в виде США. Понятно, в чём тут дело. Жулики и воры не могут быть убедительными просветителями такого толка, они и не берутся. Но и другим не дают, вот же трагедия! Народ остаётся в этом смысле безнадзорным, а с такими народами лучше всего управляются левые. Так путинизм рождает свого могильщика, от которого вреда может быть ещё больше.
Вот слушайте. «Все торгуют! Никто ничего не делает – только торгует. Вы называете это жизнью?»,- восклицает Надежда Крупнова из Смоленска. Да, дорогая, да, можно сказать и так, хотя точнее будет так: без торговли нет жизни, ибо то, что получается без торговли, жизнью можно назвать с большой натяжкой. Сейчас отмечают двухсотлетие Отечественной войны 1812 года. Уместно вспомнить кое-что из того времени. В сентябре Кутузов привёл русскую армию из-под Бородина под Тарутин. Чем же занялась действующая, героическая из героических, армия в дни затишья? На месте села Тарутина и в окрестностях возник, как пишет, например, участник событий, поручик Фёдор Глинка, «новый город, которого граждане – солдаты, а дома – шалаши и землянки. В этом городе, - продолжает он, - есть улицы, площади и рынки… Здесь, сверх необходимых жизненных припасов, можно покупать арбузы, виноград и даже ананасы»… Солдаты продают «отнятые у французов вещи: серебро, платье, часы, перстни и прочее». Казаки продают или, как выражается Глинка, водят лошадей – можете себе представить? Торговля лошадьми в действующей армии! Почему, спрашивается, армия между страшными, не на жизнь, а на смерть, боями занималась таким презренным, с точки зрения декадентов всех времён и народов, делом, как торговля? Потому что она хотела жить. Потому что она была живым человеческим организмом. Потому что надо было что-то делать с трофейным серебром, - его невозможно было таскать с собой. Нельзя было отказаться от припасов, которые потекли в Тарутин со всей России, - потекли сами собой, по закону свободного рынка, а не по царскому указу (по указу не притекло бы ничего, уж это-то мы знаем!), и деньги были незаменимым посредником…
Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я
Пустился в темный лес!
…………………………………………………….
И я глядел бы, счастья полн,
В пустые небеса;
И силен, волен был бы я,
Как вихорь, роющий поля,
Ломающий леса.
Так поэт защищает право тихого, безобидного «чайника» на свободу… Наш слушатель подметил такую вещь, которая заслуживает целой книги, и подобные есть. Ставить друг другу диагнозы, объявлять друг друга сумасшедшими советские люди стали задолго до того, как Кремль додумался отправлять недовольных в психушки, а не в тюрьмы. Такие выражения, как «больной, а не лечится», «у него справка» - то есть, бумажка, удостоверяющая, что человек психически больной, звучали в русской речи, кажется, всегда, с тридцатых годов – точно. И надо признать, что в этих словах было много правды, намного больше, чем может показаться. Той же Англии прошлый век принёс много такого, от чего не мудрено сойти с ума, но России – неизмеримо больше. Революция пятого года. Считай, сразу после неё – Первая мировая война, тут же – две подряд революции семнадцатого года, гражданская война. Она одна сделала психами огромное количество людей, огромное… После гражданской войны террор не прекращался три десятилетия. Разгром крестьянства. Война с Гитлером, среди её последствий - миллионы инвалидов. Затем последовал такой удар по советским мозгам, как развенчание Сталина – о земном боге сказали, что он палач… А крах социализма и Советского Союза? Это такие стрессы, что надо удивляться не тому, что люди называют друг друга психами, а тому, что настоящих психов всё-таки несколько меньше, чем могло бы быть. Столетие невообразимо трудной жизни, бесчеловечных, абсурдных общественных порядков не могло пройти бесследно.
Где-то к сему и письмо господина Щукина: «В посевную семьдесят четвёртого года я с другими командированными с военного завода помогал селу, близко наблюдал совхозную жизнь. Директор носился на своём «пирожке» и орал. Он называл себя прикованным к пулемёту пулемётчиком, который должен постоянно строчить по всем. Заградотряд в одном лице. Собственно, совхоз - это был театр одного актёра. Директор играл пулемётчика, а все остальные прятались. Среди загадочных для настоящего времени явлений была, например, «встречная торговля». Житель сдаёт государству молоко, а ему за это продают телевизор. Хочешь Брежнева увидеть - сдавай молоко, а не сдашь, так и не увидишь. Всё сдавали. Оставляли только грудным детям немного. А про масло никто и не вспоминал. Совхозный механик дядя Коля, питаясь в лучшие дни салом с картошкой, еле ходил, свои больные ноги лечил, зарывая их в навозную кучу. Это был пик благословенного застоя, всего через шесть лет страна уже должна была жить при коммунизме, как обещал ей Хрущёв! Я вот думаю: в каком состоянии была степь, когда Чингисхан ввёл свою Ясу? Чтобы появилась новая матка, то есть, новый набор стереотипов, старый должен превратиться в субстрат, иначе говоря, полностью разложиться, что, собственно, и происходит сейчас. Мы не можем поверить, что наш прекрасный мир превращается на наших глазах в труху. Наше хиреющее общество пытается лечить в ней свои больные ноги. Субъектами этого процесса являются не отдельные особи, а этносы. Этим прозрачным намёком позвольте завершить краткий сельскохозяйственный обзор», - пишет господин Щукин.
Иногда мне тоже кажется, господин Щукин, что настоящих советских людей не становится меньше, и я вспоминаю замечание Марио Корти, бывшего директора Русской службы радио «Свобода»: всякий человек на Земле – советский, только в разной степени. Да, советский – и продолжает воевать с радио «Свобода». Читаю письмо из трёх строк: «Может быть, я не умею четко выразить свои мысли, но почему общество, в котором главной ценностью являются деньги, вы упорно называете демократией, я не понимаю», - закрыть кавычки. Современная демократия – это всего-навсего правление большинства при уважении прав меньшинства, свобода слова и совести, строгое разделение властей: законодательной (парламент), исполнительной (правительство) и судебной. Что служит главной ценностью для большинства, решает тоже оно, большинство. Правда, вопрос, что именно оно решило, строго говоря, не есть вопрос для спора, обмена впечатлениями и мнениями, что не мешает людям предаваться сему увлекательному занятию. Общественные ценности исследуют социологи и социальные психологи. Ознакомиться с их работами может любой пользователь Интернета. Не менее важный источник – доброкачественная художественная литература. Она показывает, что основные ценности примерно одинаковы у всех людей во все времена и во всех землях. Люди – везде люди. Коренные пословицы и поговорки у русских, к примеру, те же, что у нигерийцев и у сотен других народов. Об одном и том же поются песни и рассказываются сказки на всех языках мира. Среди всеобщих ценностей выделяются материальные и культурные. Материальные – это, разумеется, деньги, ибо без них в более или менее развитом обществе невозможен обмен товарами и услугами, а без этого, без общественного сотрудничества, нет жизни. В каждом народе были, есть и будут люди, которым такой порядок вещей очень не нравится, подчас – мучительно не нравится. Им хотелось бы, чтобы все исповедовали только высшие, культурные ценности. Такое отношение к окружающей действительности один мудрый человек назвал неврастеническим протестом против жизни. Добавим и завистливость – эту матерь всех пороков. И мечтательность. Бульон получится ещё тот…
Владимир Ражников прислал большую рукопись, из которой я могу взять, к сожалению, только пару кусочков. Он музыкант и психолог, автор работ о дирижёрском и исполнительском мастерстве, близко знал Кирилла Петровича Кондрашина. Читаю: «Главная способность шамана и, соответственно, одаренного дирижера – внушающее воздействие. Заставить всех читать знакомую музыку, воплощенную в тебе, как увлекательную книгу! Каждый твой взгляд, каждый жест, каждый поворот корпуса – передающий твою концепцию, принимаются с готовностью и радостью! Кирилл Петрович, прощаясь со мной в тот вечер, вдруг стал совсем другим человеком, и сказал, как мне показалось, с непомерной, чуть ли не царской, спесью: «Вот что, господин психолог, вы не переживайте за меня. Если надо, я вечером встану Вием перед оркестром, и так гляну на своего кларнетиста, что он мне сыграет тему Франчески, так, как я её и представляю, полную нежности, свежести, счастья, вечернего изыска и излома». И, закрывая за мной дверь, маэстро раскатисто хохотнул». А вот что пишет Владимир Ражников об Алле Пугачёвой: «Она показала неповторимое и неизвестное эстрадным мастерам пения достижение. Не только Шульженко, - никто во всем мире так не умеет. Алла Пугачева пела все песни в кинофильме «Ирония судьбы» другим голосом. Голосом другого человека. Она перевоплотилась в другую женщину, как полноценную класснейшую новую певицу, плюс еще и в ее лирических героев. Я надеюсь, вы понимаете меня. Конечно, конечно, есть много приличных эстрадных певцов и певиц. Они поют все песни своими голосами. Голоса их нам известны. Пугачёва же в «Иронии судьбы»
пела антропологически, полностью преобразившись в себя-другую, в человека с другим тембром. Она пела собой-другой певицей. Полностью другой! Она смогла сменить манеру вибрировать, сменить способ звукообразования. Она из гулёны стала целомудренной (на момент исполнения). Она отказалась от мясистости вечернего тембра ресторанной эстрады – и это только одна часть ее огромного таланта. Ну, как ее не полюбить?», - пишет Ражников. Спасибо за письмо, Владимир Григорьевич, желаю удачи вашей рукописи. Слащавые советские комедии отличались одним необычным, в те времена - крамольным достоинством: человечностью, позаимствованной у французов, тёплым вниманием к обыкновенному человеку в его повседневности, к его чувствам, всем понятным и близким. На языке коммунизма и декаданса, что в данном случае одно и то же, это было мещанство, мелкобуржуазность. Каждая такая комедия была тихой бомбой под бесчеловечный, надуманный общественный строй. По-настоящему, будь у этого строя силы, эти бомбы надо было бы обезвреживать ещё до их изготовления. Так христианские вероучители и начальники в своё время искореняли язычество – все эти колядки, безудержный народный смех, солёную шутку-прибаутку – всё живое, полнокровное.
По-своему нам вторит Алексей Падя, ему тридцать пять лет: «Около года назад я подключился к кабельному телевидению, среди прочего смотрю различные старые передачи. И вы знаете, что бросается в глаза? Женщины, которые снимались на телевидении двадцать пять лет назад, страшнее были в молодости, чем сейчас. Одежда - это какой-то мрак. Обувь - сумерки разума. Мужчины напоминают подростков. Зубы - это просто какой-то стоматологический ужас. Атмосфера затхлости, тухлости. А самое главное, что все происходящее описывается фразой украинского поэта Подеревянского: «Они ищут то, чего нет, чтобы доказать то, чего не существует». Вам, кстати, не приходилось бывать в наши дни в Ялте? Неотъемлемая часть пейзажа уже на подъезде к Симферополю - всевозможные развалины, будто война закончилась вчера. Дух безнадёги. В Ялте вы увидите тех блеклых существ, о которых я написал выше. Все их потуги что-то сделать ограничиваются сдачей квартир и домишек. Лень просто запредельная – даже выбросить мусор куда надо. Сервис ниже плинтуса. Все пропитано запущенностью и безалаберностью», - пишет Алексей Падя. Жестоко пишет. Беспощадность человека, у которого всё пока хорошо и который знает, что это – от его трудов. Мне кажется, ему не помешало бы немножко доброты, участия к людям, которым не повезло, как они считают, а кому-то и в самом деле не повезло.
А теперь нам предстоит ответить на вопрос, поставленный ребром в письме старинного нашего слушателя Чудакова из Санкт-Петербурга: «Так будет ли Путин стрелять в нас? Мы ведь тоже вооружены: у нас на вооружении белые ленточки, которые он ненавидит сегодня больше всего на свете. Для него мы в буквальном смысле слова вооружённая толпа. Будет ли он стрелять в эту толпу, как делали почти все его предшественники в истории России?». На прямой вопрос этого слушателя и ответ требуется прямой, но я не могу знать, что будет делать Путин, когда его охватит смертельный страх. Не знаю, что он успеет сделать, когда изготовятся тащить его на Лобное место. Один из тех, кого я называю оригинальными мислителями, говорит, что Путин может уйти тихо-мирно только при условии, что его не будут обижать, не будут считать его миллиарды, если ему дадуть не пинка, а прощальный обед. Но спрашивается: возможно ли такое? Можно ли представить себе оппозицию, которая устроит Путину такие проводы? Если сорок украденных миллиардов – не выдумка, если даже там не сорок, а в сорок раз менше, то как люди могут закрыть на это глаза? Можно ли представить себе вождя пусть самой мирной революции, который обратися к ней, к революции, с речью: давайте поблагодарим Путина за работу, за то, что трудился столько лет, как раб на галерах, давайте простим ему все кражи и грабежи, беззаконные судилища, лишь бы он ушёл и дал нам устромить новую жизнь, где будет законность, порядок и свобода? Допустим, что этот вождь революции - лучший его друг. Всё равно: ну, как он сможет заткнуть людям рты? Ведь первым делом он объявит свободу слова. А свобода слова и свобода Путина несовместимы. Свободный суд и свободный Путин, особенно если он наворовал таки десятки миллиардов (а ни следствия, ни суда, ни какого-либо опровержения этих обвинений, как и наказания тех, кто выдвигает эти обвинения, и уже не первый год, не было) - так вот, свобода слова и свобода Путина, свобода суда и свобода Путина несовместимы. Думайте сами, что ему останется делать.
И опять о спорте. Читаю: «Так называемый большой спорт есть продукт западного торгашества и плутократии. Он не имеет ничего общего с гармонично развивающей человека физической культурой, - сразу прерву чтение этого письма, чтобы напомнить автору, что выражение «физическая культура» тоже является западным продуктом, как и всё, что надето на этом джентльмене, до последней нитки, не говоря уже о компьютере, на котором он настучал свой текст. Теперь читаю дальше. - Доказывать величие державы метанием шара на цепи, который почему-то называют молотом, - значит принимать правила игры, навязываемые нам мировой закулисой. Настоящий лидер Державы поступил бы по-другому. Он открыто бы заявил: «Мы плюем на ваш спорт и ваши олимпиады». Что же касается народного спорта, то он необходим, поэтому в школах для детей с десяти лет вводится обязательная спортивная подготовка по программе военных элитных частей: бег, марш-броски с полной выкладкой, ориентирование на местности, стрельба, не спортивная, а боевая, не из стендовых «винтовок», а из настоящего оружия, рукопашный бой, плавание, не в бассейне, а в одежде и открытых водоемах, альпинизм, проникновение в здания, бег на лыжах и т.д», - этим «т.д.» автор заканчивает своё письмо. Не знаю: то ли валяет дурака, то ли написал пародию, а я чуть не стал говорить об этом сочинении всерьёз. А может быть, и стоит – всерьёз. Не одному этому человеку захотелось удариться в самобытность. Она неистребима, потребность в самоутверждении такого рода. Кто-то – с жиру, кто-то – наоборот. Тут ещё и мода, и дух противоречия, вернее, мода на дух противоречия. Забавно вообще-то… Россия только что вступила во Всемирную торговую организацию, а если послушать таких людей, их вождей и телевизионных воспитателей, то можно подумать, что она демонстративно вышла из этой и всех прочих международных организаций. Я вам скажу, друзья, что это такое. Это – обман трудового народа, как выразились бы лет восемьдесят назад. Настраивают его против Запада, а сами под сурдинку тащат его туда. Не верят, что он может двигаться в ту сторону сознательно, с открытыми глазами, трезво, не под кайфом. Опасная игра.
«Анатолий Иванович! - следующее письмо. - Сергей Пархоменко посидел в Хамовниках и изумился, запаниковал: «Суд над «Pussy Riot» - разрушение правосудия, значит, разрушение государства». Проснулся. А суды над Лебедевым и Ходорковским – не разрушают, а бесконечные суды над случайно, для цифры, выхваченными митингующими? Чуть не с самого начала объявили, что демократия должна быть управляемой. Потом её назвали суверенной - палкой, вертикалью в руках суверена. Тут и замена выборов власти назначением. Потом и глава законодателей провозгласил, что Дума - не место для дискуссий. При таком настрое и правосудие, конечно, должно быть управляемым. Браво, чекисты! А вы что думали, что демократия, власть народа сама, по своему разумению и для своих нужд, будет строить государственную власть? Такое возможно только при полном капитализме и то без гарантии. А у нас ещё больше половины собственности - социалистическая, в госуправлении. А уж менталитет - почти поголовно социалистический, то есть, феодальный. Конечно, всё разумное - действительно, но насчет разумности всего действительного есть сомнения», - пишет автор. В стык прозвучали нападки «Справедливой России» и других левых на новый виток приватизации. Употреблялось звучащее в российских условиях по-ленински выражение «жирные коты». Вот чем оборачивается попытка поставить власть на две ноги. Предполагалось, что одной ногой будет служить партия «Единая Россия». Зачатая при Ельцине, она, пройдя ряд волшебных изменений, к нашим дням воплотилась в Партию жуликов и воров. Жуликов – кто бы спорил, воров – да, но не социалистов. Не социалистов! Левой ногой назначили эту самую «Справедливую Россию». Ожидалась борьба нанайских мальчиков, каковыми из Москвы давно видятся американские республиканцы и демократы. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги России, заполненные социалистическим мусором. Думалось, что левым избирателем будет так же легко управлять, как и его вождями. Не ожидалось, что в некий час не они поведут его, а он – их. Говорят, что под российским спудом разворачивается невиданная операция: ещё больше обогатить самых богатых и одновременно смешать их состояния с западными, чтобы к ним не могла дотянуться мозолистая рука с Уралвагонзавода. Что ж, худая приватизация всё равно лучше доброй национализации. Но где, спрашивается, соответствующее пропагандистское обеспечение? Это, конечно, шутка, но вообще говоря… Прошло двадцать лет, а социализм остаётся как следует не развенчанным. Человек с улицы легче склоняется к тому, чтобы всех свести под одно, чем к тому, чтобы была свободная конкуренция частников. Так повсюду - что уж говорить о России! Но вместо того, чтобы воспитывать её в духе демократического капитализма, перед ней выставляют страшилку в виде США. Понятно, в чём тут дело. Жулики и воры не могут быть убедительными просветителями такого толка, они и не берутся. Но и другим не дают, вот же трагедия! Народ остаётся в этом смысле безнадзорным, а с такими народами лучше всего управляются левые. Так путинизм рождает свого могильщика, от которого вреда может быть ещё больше.
Вот слушайте. «Все торгуют! Никто ничего не делает – только торгует. Вы называете это жизнью?»,- восклицает Надежда Крупнова из Смоленска. Да, дорогая, да, можно сказать и так, хотя точнее будет так: без торговли нет жизни, ибо то, что получается без торговли, жизнью можно назвать с большой натяжкой. Сейчас отмечают двухсотлетие Отечественной войны 1812 года. Уместно вспомнить кое-что из того времени. В сентябре Кутузов привёл русскую армию из-под Бородина под Тарутин. Чем же занялась действующая, героическая из героических, армия в дни затишья? На месте села Тарутина и в окрестностях возник, как пишет, например, участник событий, поручик Фёдор Глинка, «новый город, которого граждане – солдаты, а дома – шалаши и землянки. В этом городе, - продолжает он, - есть улицы, площади и рынки… Здесь, сверх необходимых жизненных припасов, можно покупать арбузы, виноград и даже ананасы»… Солдаты продают «отнятые у французов вещи: серебро, платье, часы, перстни и прочее». Казаки продают или, как выражается Глинка, водят лошадей – можете себе представить? Торговля лошадьми в действующей армии! Почему, спрашивается, армия между страшными, не на жизнь, а на смерть, боями занималась таким презренным, с точки зрения декадентов всех времён и народов, делом, как торговля? Потому что она хотела жить. Потому что она была живым человеческим организмом. Потому что надо было что-то делать с трофейным серебром, - его невозможно было таскать с собой. Нельзя было отказаться от припасов, которые потекли в Тарутин со всей России, - потекли сами собой, по закону свободного рынка, а не по царскому указу (по указу не притекло бы ничего, уж это-то мы знаем!), и деньги были незаменимым посредником…