Марина Тимашева: С 1 по 14 октября в Театральном центре СТД РФ “На Страстном” состоится V Международный театральный фестиваль моноспектаклей “SOLO”. В его программе – спектакли из России, Киргизии, Франции, Италии, Испании, Германии, Польши и Австралии.
Фестиваль открывается премьерой Евгения Гришковца “Прощание с бумагой”. А в последние несколько дней зрителей ждет встреча с европейскими знаменитостями, которые прежде в России не показывались. В первую очередь, это француз Дэни Лаван (напомню, звезда “Священных моторов” Лео Каракса), он представит спектакль под завлекательным названием “Заставить аллигатора танцевать под флейту Пана”, основанный на письмах писателя и реформатора французского языка Луи-Фердинанда Селина. Если кто любит театральный мазохизм, милости просим на выступление в этом жанре испанки Анхелики Лидделл. Сообщают, что в спектакле “Моё поражение сделает тебя непобедимым” она не только говорит, но еще режет саму себя бритвенными лезвиями, вонзает в грудь булавки и обнажается. Поскольку Ник Рок-н-Ролл и другие герои контркультуры давно перестали баловать публику такими представлениями, зрительской молодежи впервые предстоит пройти через подобное испытание. Если оно кому-нибудь нужно, конечно. Как говорил о некоторых моноспектаклях мой покойный коллега Виктор Калиш: “Моно, но не нуно”. Знаменитый итальянец Данио Манфредини представит спектакль “В настоящем”. Тут больно будут делать не телу, а душе. Завершится V Фестиваль спектаклем “Июньские рассказы” итальянского актера и режиссера Пиппо Дельбоно – разрушителя и нарушителя всех мыслимых табу и границ. Если кто не сильно жалует подобные перфомансы, не бойтесь. Приходите на моноспектакль Алексея Девотченко “Вальс на прощание” и посмотрите “Бабилей” по рассказам Федора Абрамова актрисы труппы Льва Додина Веры Быковой. “Бабилей”. Тут ваших тел и душ никто истязать не станет.
А теперь представляю вам директора Центра на Страстном, режиссера и организатора фестиваля “Соло” Михаила Пушкина.
Сам жанр моноспектакля стар, почти как мир, но в самом театре что-то меняется, это совершенно очевидно. В театр входят новые технологии, театр все время комбинирует различные жанры, он вплетает в себя кино, телевидение. Моноспектакль кажется достаточно консервативным жанром?
Алексей Девотченко в спектакле "Вальс на прощание"
Михаил Пушкин: Иногда за этими технологиями артиста не видно - он становится функцией технологий. Артист, а не вспомогательная функция к свету, звуку, видеоряду, музыкальному или оперному исполнению. Вот такие спектакли для меня не моно, а некие художественно-визуальные обои, где артист - один из элементов. Тем не менее, мы пытаемся представить всю палитру жанра моноспектакля, где все-таки во главе - артист. Тут можно говорить о нормальном, здоровом консерватизме, где артист на сцене - это артист, а все остальное, что происходит на сцене, только помогает ему донести ту мысль, которая существует изначально в спектакле. Любимая пьеса, которую берут все артисты - “Записки сумасшедшего”. Любой артист, который дома репетирует, на кухне у себя, это “Записки сумасшедшего”. Западные артисты – “Записки сумасшедшего”. Мы придумали День сумасшедших, и 2-го числа у нас будет три спектакля по “Запискам сумасшедшего”.Марина Тимашева: Мне кажется, что об актерской технике, о той или иной школе проще судить по моноспектаклям, потому что тут меньше видно влияние и давление режиссера, интерпретатора. Вот у вас есть ощущение, что по-настоящему отличаются актерские школы - немецкая, итальянская, польская, российская, или они, на самом деле, куда ближе друг к другу, чем представляют театральные критики?
Михаил Пушкин: Редкий случай, когда театральные критики правы. Ну, условно, американские спектакли. Как правило, выходит человек и долго, нудно рассказывает о чем-то, некую историю, и называет это моноспектаклем. Итальянская школа это, чаще, некие перформансы, где артист и утюг равнозначны. Польская школа - очень сильная форма, очень точное, иногда до гротеска, проживание. Французская школа это, чаще, говорение, декламация, внимание к слову. Поэтому все школы очень разные и спектакли очень разные. Немецкие спектакли - фантастический визуальный ряд, огромные затраты на моноспектакль. Действительно, один человек играет, тридцать человек с ним ездят - и техника, и всё. Удивительная сценография, удивительный, на грани фола, спектакль, откровенный, без табуированных зон, в плотном контакте со зрителем, где идет обратная связь, что, кстати, тяжело делать с этими спектаклями, вывозя их в Россию, потому что сиюминутность диалога зрителя и актера теряется при переводе, поэтому хотелось некоего отстранения. Есть спектакли, которые я не принимаю за моноспектакли – человек вышел, сел, читает газету. Он долго ее читает, с ним ничего не происходит, он рассчитывает на вербальный ряд, который объединит его и зрителя. Истории местечковые, для себя, для своих, для диспетчеров, которые бастуют где-то на юге Италии, или для домохозяек, которые обсуждают рост цен - для них это близко. Это такой сиюминутный социальный театр, не политический даже, который интересен узкому кругу людей в определенное время и в определенной географической точке. Это не является художественным произведением, которое интересно смотреть всем.
Марина Тимашева: Фестиваль открывается ударно - премьерой спектакля Евгения Гришковца, спектакль называется “Прощание с бумагой”. Когда Евгений Гришковец появился, отдельно от кемеровского театра “Ложа”, он говорил, что не фиксирует тексты на бумаге, что он импровизирует их всякий раз. Потом он их стал фиксировать, потом он вошел в мир большой литературы. Почему он снова прощается с бумагой, и правда ли, что он с ней прощается?
Михаил Пушкин: Простится Гришковец с бумагой или он с ней останется навсегда, я и сам это узнаю только на спектакле. Будем считать, что это такая темная лошадка. Смешно, что Гришковец - – темная лошадка, но, тем не менее. Но то, что он покажет, этого никто не знает, это держится в тайне, это закрытая информация.
Анхелика Лидделл в спектакле “Моё поражение сделает тебя непобедимым”
Марина Тимашева: Мы говорили о том, что один день у нас ушел фактически под сумасшедших. И здесь - три спектакля. Это Московский драматический театр “Сфера”, играет Сергей Рудзевич, есть Петербургский Николаевский драматический театр - Александр Худяков, и еще Баденский театр (Германия), играет Тиль Флориан Бауербах. Но еще есть один день, в котором у нас значатся два спектакля с примерно одинаковым названием. Один - “Этюд-театр”, мастерская Фильштинского, из Петербурга, спектакль “Медея”, а второй – театр “Школа драматического искусства”, лаборатория Владимира Березина - "Театр Медеи". То есть вы дважды, насколько я понимаю, в программе этого года…Михаил Пушкин: "Театр Медеи". Медея - Оксана Мысина, это пьеса Клима, и тут - свое отношение к мифу и судьба актрисы, которая очень хочет сыграть эту роль. И вторая девочка, которая, честное слово, мне безумно понравилась - Карина Медведева. Я бы хотел, чтобы популярность и известность Оксаны Мысиной столкнулась с подлинностью проживания Медведевой, без постмодернистских историй и отношения Клима к пьесе, к мифу, вживую, впрямую, как пьеса, которая возвращает нас к Еврипиду. Что ближе кому - тут уж выбирать зрителю.
Марина Тимашева: Расскажите, все-таки, что вам кажется самым важным и самым интересным в этой программе, на чем бы вы сами фиксировали внимание?
Михаил Пушкин: На самом деле, спектакли такие разные, что мне кажется, что каждый может зафиксироваться на любимой теме. От киргизского спектакля по Чингизу Айтматову, который, в общем, традиционный, до очень популярной итальянской пьесы “Все, наконец!” из Ханты-Мансийска. Мне кажется, что замечательный актер и спектакль из Нижнего Новгорода по Альберу Камю “Посторонний”. Я два года ждал этого спектакля. В прошлом году артист, едущий на фестиваль, сломал себе руку. Но, самое главное, когда я показал эту программу нашим европейским партнерам и друзьям, они сказали: “Как вы могли это собрать под одной крышей?”. Вот начнем просто с совершенно убийственной истории, когда мне удалось договориться с Дэни Лаваном. Я посмотрел его спектакль, подошел к нему после спектакля с переводчиком и сказал: “А почему бы тебе не приехать в Москву на фестиваль “Соло”?”. Он мне отвечает на русском: “А почему, собственно, нет?”. Он говорит по-русски, помимо всего прочего. Спектакль Лавана абсолютно интеллектуальный, абсолютное проживание, и лучшие моменты спектакля мне напоминали Константина Аркадьевича Райкина в спектакле Фокина по Кафке “Превращение”. Я думаю, что это спектакль гения о гении. Вот этот спектакль - очень умный, который дает размышлять, для его очень важно слово, очень важен перевод. Анхелика Лидделл, ее спектакль, история связанная только с преданностью профессии . Там нет никаких табу. Она обнажена, она раздета. Это похоже на знаменитый спектакль “Медея” Анатолия Александровича Васильева с Валери Древиль. И еще у нас - Данио Манфредини. Это очень странный человек, Дон Кихот театра. Он отказался от всех коммерческих проектов, он заперся на несколько лет, репетируя, он продал дом отца, чтобы довести работу до конца. Я видел его последнюю работу “Гамлет” - сделаю все, чтобы привезти его в Москву. Мы видели этот спектакль в Модене, во время землетрясения, когда в зале было 20 человек - больше было нельзя, он прошел подпольно.
Марина Тимашева: Запретили?
Пиппо Дельбоно в спектакле “Июньские рассказы”
Михаил Пушкин: Землетрясение - опасно. Мы сидели в двух центральных проходах, чтобы в случае возникновения вибрации (это было) мы могли быстро выйти в боковые проходы. Чуть больше - была бы угроза паники. Но сейчас его спектакль “В настоящем” - это он и двойник, творческое -не творческое, рассуждение, взаимосвязь и конфликт между ними. А закрываем фестиваль моим любимым, самым хулиганским, воинствующим, анфан терриблем всей Европы Пиппо Дельбоно. Этот человек - он театр. Все, что бы он ни делал на сцене, будь это спектакль, разговор, интервью, превращается в брызги шампанского, когда он зло, немотивированно обвиняет кого угодно, ругается со всем миром, и, в то же время, нежно любит театр. Я видел Пиппо Дельбоно в Авиньоне несколько лет тому назад, когда не пошел синхронный перевод. Он вышел один перед огромной толпой и 40 минут вел диалог. Если мы начинаем с неизвестной истории - спектакля Жени Гришковца, то заканчиваем совершенно непредсказуемым Пиппо Дельбоно. Обидно одно - что этих великих артистов, на самом деле великих - Анхелика Лидделл, Манфредини, Пиппо Дельбоно, Дэни Лаван - не знают в России. Замечательные наши российские артисты, мы их знаем, мы их можем увидеть, мы можем увидеть новые работы Девотченко, Константина Аркадьевича, можем увидеть Женю Гришковца, но вот этих вы больше никогда не увидите вместе.
Марина Тимашева: Вот вы говорите: “Я подхожу к Дэни Лавану, говорю ему с переводчиком, он отвечает по-русски “а почему бы и нет?”. И все-таки иностранные актеры работают через агентов. Соответственно, что бы он вам ни сказал, вы должны связываться с агентами.
Михаил Пушкин: Агенты очень жестко отстаивают свои технические райдеры, но не от того, что они бесчувственные люди, хотят только денег, а для того, чтобы артисту было комфортно. С Дэни Лаваном все было гораздо проще, и агент вошел позже в наши взаимоотношения. Но самое страшное у нас не агент, не артист, самое страшное, и это вам скажет руководитель любого фестиваля - это русская таможня. За перевозку трех стульев или двух сундуков для спектакля надо платить, как за новую элитную мебель. Вот если бы эта история исчезла, наконец, из пространственно-экономических театральных взаимоотношений с Западом, это было бы счастье для всех. Я безумно завидую людям, которые, я вижу, сегодня играют в Италии, завтра играют в Германии, в одном грузовике перевозят без всякой таможни. Им не надо декларировать, условно, вулканический пепел, на который нет сертификата, который невозможно ввезти в Россию, это будет криминал. Дурацкие отношения с таможней портят все. А артисты, слухи об их заоблачных гонорарах очень преувеличены. Гонорары этих артистов в разы меньше, чем если бы они играли в Европе. Артисты ругаются со своим агентом, заставляя снижать цифры собственных гонораров. Вот это для меня уникальная вещь. Я понимаю, что альтруизм возможен не только как умозрительное понятие, он возможен в жизни. Пиппо Дельбоно играет по 40 спектаклей в Европе, я знаю сумму его сборов и гонораров. Он дорого стоит, но для истории, связанной с фестивалем, он готов на это. Дэни Лаван останавливает свои съемки, прилетает утром, играет спектакль, на следующее утро улетает. Единственный свободный день в жестком графике съемок. И так практически со всеми. Эти актеры оказались здесь, потому что они очень трепетно относятся к России театральной.
Марина Тимашева: Обыкновенно после спектакля вы устраиваете обсуждение со зрителями. Эти люди тоже сами, лично выйдут на обсуждение?
Михаил Пушкин: Все согласились. Пока все готовы к этой встрече со зрителем.
Марина Тимашева: По тому, как вы рассказываете , прослушивается, что человек, выходящий на сцену в моноспектакле, в гораздо большей степени склонен разговаривать о самом себе, о своей жизни, о своих переживаниях.
Михаил Пушкин: Артист больше открывается, больше приоткрывает свое тайное, сокровенное, что ему достаточно сложно проявить в работе в большой форме с другими партнерами. А здесь он - сам оркестр, играет на себе, на собственных нервах, струнах, или, как Анхелика Лидделл, на собственном теле.