Эрл Рудольф Пауэл родился 27 сентября 1924 года в Нью-Йорке и прожил 41 год. Его брат Риччи, пианист, игравший с Клиффордом Брауном, погиб в 25 лет. Старший брат, Уильям, был трубачом. Дед и отец Бада Пауэла так же были джазменами, но отец пригласил для Бада (малышу было пять лет) учителя классического фортепьяно и лишь в десять лет Бад заинтересовался джазом.
Каждый джазмен в Париже, без исключения, рано или поздно появлялся в клубе “Сен-Жермен”: Милт Джексон, Перси Хис, Кенни Кларк, Майлз Дейвис, Дон Байес. Бад приходил с Buttercup, Лютиком, прямой, как мачта, руки переплетены с её руками.
Он шел, как человек в полной темноте спускающийся по лестнице, ощупывая ногой несуществующие ступени. В глазах его не отражалось ровным счетом ничего, быть может, лишь малая толика счастья. Местные посетители с любопытством разглядывали толпу американцев у стойки бара. Штатники хлопали друг друга по спине, били в ладоши, громко смеялись и негритянская речь поднималась к потолку, как сигаретный дым.
Пробираясь сквозь толпу, они улыбались, вежливо извинялись, останавливались выслушивая комплименты, пожимая руки, спрашивая имена тех, кто ими интересовался. Подростки шептались с подругами, спрашивали, кто из них Майлз. Завсегдатаи за столиками с полупустыми бокалами, с веером развернутыми книгами, внимательно смотрели в сторону бара, пытаясь понять, расшифровать жесты и возгласы этих людей из другого мира, чувствуя лишь одно – их инакость и их великолепие.
Тишина у бара постепенно сгущалась, головы поворачивались в сторону сцены, тишина разливалась по всему клубу. Кто-то шептал: Бад, Бад Пауэл будет играть…
Монк написал для Бада Пауэла две пьесы: In Walked Bud и 52nd Street. Первую композицию он играл и сам, вторую никогда – это был подарок, и он к нему не прикасался.
http://www.youtube.com/embed/TaSDinL6pC8
Никто и не заметил, как Бад отделился от компании друзей у стойки, добрался до рояля и сел. Шепот из глубины зала медленно, но в клочья рвал влажный бриз уплотняющегося молчания: Он не может больше играть! Бад больше не может…
Потрескивание льда, его звон в стаканах наконец растаял до тишины. Сигаретный дым превратился в колонны голубого света. Выдвинутый ящик кассы прогремел, как сигнализация охраны. Бад прикоснулся к клавишам, согнулся пополам и нырнул в гершвинскую Nice Work.
Он играл так, как будто ничего иного в жизни никогда и не делал, как будто он играл Nice Work ребенком с пяти лет… Ему не нужно было думать, все получалось само собой, было естественным, как дыхание. Его пальцы сами знали все что и как.
Они знали все куда и зачем, как знают птицы дорогу в небе. Посетители клуба почувствовали волну, расслабления, которая накатилась от стойки бара, от стайки американских джазменов. Пот бисером выступил у него на лбу, и он улыбнулся. Улыбнулся, как будто с ним никогда ничего и не случалось. Никаких катастроф, никаких провалов. Свет софита бил сбоку, отбрасывая тень его головы на стену, четкий силуэт, тень, повторяющую все его движения - незлая дразнилка, усевшаяся у него на плечах.
http://www.youtube.com/embed/1EJTC09bvr8
И затем его рука, как канатоходец, пошатнувшийся от первого спазма неуверенности, словно забыв ноту, повисла над клавишей, споткнулась, выправила равновесие, затем засомневалась вновь, забыв все эти что и как, все куда и зачем и приподнятые руки растопырились на стене, как крылья птицы, и заминка, задержка переплела пальцы рук, запутала их и всё начало сползать. Импульс, который гнал его сквозь мелодию был потерян, песня разорвалась, как сгнившие кружева, он выбил из рояля еще несколько нот, и всё было кончено.
Не было смысла продолжать. Он встал, отшвырнув стул, его тень попятилась за ним. Гримаса, скорее шрам, перекосила его лицо, по которому теперь не тек, а струился пот, он оттирал его белым платком, с трудом вытащенным из кармана, оттирал пот с силой, словно стараясь, что-то стереть.
Бад Пауэлл появился в Нью-Йорке в начале сороковых. По сути дела он все еще был подростком и пробирался в ночные клубы, нарушая закон. В 42 году он познакомился с Телониусом Монком, который буквально взял его под свое мускулистое крылышко. Бад играл на jam-sessions в клубе “Минтон’с”. В ту эпоху он рос, как на дрожжах, под влиянием Арта Тейтума и Монка. Трубач Кути Уильямс зазвал Бада Пауэлла в свой оркестр и именно Кути мы обязаны первыми записями (в том числе и сольных) импровизаций Бада. Пауэлл играл у Кути Уильямса с 42 по 44 год.
В 45 году Бад Пауэлл познал значение слова би-боп в совсем ином смысле. Поэт Ленгстон Хьюз писал: “Каждый раз, когда полицейский опускает дубинку на голову черного, раздается боп-боп и опять боп! Би-боп!”.
Бад Пауэл, который после выступления в филадельфийском клубе был задержан полицией в нетрезвом состоянии, был избит так, что, вернувшись в Нью-Йорк, в Гарлем, был госпитализирован в манхэттенскую больницу “Бельвю”, а затем попал на два с половиной месяца в психиатрический госпиталь. Можно сказать, что это и жестко определило всю его дальнейшую судьбу. От лечения электрошоком, мощных транквилизаторов до полных провалов в сознании и медленного соскальзывания в зловещее никуда.
В редкие и счастливые моменты ремиссии, он играл и записывался, но, как сказал про него Майлз Дейвис, с которым Пауэллу довелось играть:- “Я бы с удовольствием взял его бы на контракт, но он еще более задвинут, чем я!”
Бад Пауэлл полностью изменил технику игры на фортепьяно: он вел линию контрабаса и ударных левой рукой, а правой на невероятной скорости свободно импровизировал, доводя до предела возможного развития темы. Он был Чарли Паркером фортепьяно. Оно пело и вопило, оно больше не было ударным инструментом ритм-группы. Под влиянием Бада Пауэлла выросли такие пианисты, как Оскар Питерсон, Хорас Сильвер, Билл Эванс, Барри Харрис, МаКой Тайнер, Томми Фленегэн и Хэнк Джоунз.
В ранних шестидесятых Бад Пауэлл гастролировал по странам Европы, но в 63 году у него обострился запущенный туберкулез и он провалялся по европейским больничкам до июня 64 года. В августе 64-го он вернулся в США. Увы, условия жизни, проблемы с администрацией, отсутствие его французского ангела-хранителя Франсиса Подра, все это погрузило его в глубокую депрессию и на этот раз окончательно. Он скончался в августе 66 года в возрасте 41 года.
Подробно - в очередной программе "Время джаза", которая выйдет в радиоэфир 23 сентября в 23:00 мск.
Он шел, как человек в полной темноте спускающийся по лестнице, ощупывая ногой несуществующие ступени. В глазах его не отражалось ровным счетом ничего, быть может, лишь малая толика счастья. Местные посетители с любопытством разглядывали толпу американцев у стойки бара. Штатники хлопали друг друга по спине, били в ладоши, громко смеялись и негритянская речь поднималась к потолку, как сигаретный дым.
Пробираясь сквозь толпу, они улыбались, вежливо извинялись, останавливались выслушивая комплименты, пожимая руки, спрашивая имена тех, кто ими интересовался. Подростки шептались с подругами, спрашивали, кто из них Майлз. Завсегдатаи за столиками с полупустыми бокалами, с веером развернутыми книгами, внимательно смотрели в сторону бара, пытаясь понять, расшифровать жесты и возгласы этих людей из другого мира, чувствуя лишь одно – их инакость и их великолепие.
Тишина у бара постепенно сгущалась, головы поворачивались в сторону сцены, тишина разливалась по всему клубу. Кто-то шептал: Бад, Бад Пауэл будет играть…
Монк написал для Бада Пауэла две пьесы: In Walked Bud и 52nd Street. Первую композицию он играл и сам, вторую никогда – это был подарок, и он к нему не прикасался.
http://www.youtube.com/embed/TaSDinL6pC8
Никто и не заметил, как Бад отделился от компании друзей у стойки, добрался до рояля и сел. Шепот из глубины зала медленно, но в клочья рвал влажный бриз уплотняющегося молчания: Он не может больше играть! Бад больше не может…
Потрескивание льда, его звон в стаканах наконец растаял до тишины. Сигаретный дым превратился в колонны голубого света. Выдвинутый ящик кассы прогремел, как сигнализация охраны. Бад прикоснулся к клавишам, согнулся пополам и нырнул в гершвинскую Nice Work.
Он играл так, как будто ничего иного в жизни никогда и не делал, как будто он играл Nice Work ребенком с пяти лет… Ему не нужно было думать, все получалось само собой, было естественным, как дыхание. Его пальцы сами знали все что и как.
Они знали все куда и зачем, как знают птицы дорогу в небе. Посетители клуба почувствовали волну, расслабления, которая накатилась от стойки бара, от стайки американских джазменов. Пот бисером выступил у него на лбу, и он улыбнулся. Улыбнулся, как будто с ним никогда ничего и не случалось. Никаких катастроф, никаких провалов. Свет софита бил сбоку, отбрасывая тень его головы на стену, четкий силуэт, тень, повторяющую все его движения - незлая дразнилка, усевшаяся у него на плечах.
http://www.youtube.com/embed/1EJTC09bvr8
И затем его рука, как канатоходец, пошатнувшийся от первого спазма неуверенности, словно забыв ноту, повисла над клавишей, споткнулась, выправила равновесие, затем засомневалась вновь, забыв все эти что и как, все куда и зачем и приподнятые руки растопырились на стене, как крылья птицы, и заминка, задержка переплела пальцы рук, запутала их и всё начало сползать. Импульс, который гнал его сквозь мелодию был потерян, песня разорвалась, как сгнившие кружева, он выбил из рояля еще несколько нот, и всё было кончено.
Не было смысла продолжать. Он встал, отшвырнув стул, его тень попятилась за ним. Гримаса, скорее шрам, перекосила его лицо, по которому теперь не тек, а струился пот, он оттирал его белым платком, с трудом вытащенным из кармана, оттирал пот с силой, словно стараясь, что-то стереть.
Бад Пауэлл появился в Нью-Йорке в начале сороковых. По сути дела он все еще был подростком и пробирался в ночные клубы, нарушая закон. В 42 году он познакомился с Телониусом Монком, который буквально взял его под свое мускулистое крылышко. Бад играл на jam-sessions в клубе “Минтон’с”. В ту эпоху он рос, как на дрожжах, под влиянием Арта Тейтума и Монка. Трубач Кути Уильямс зазвал Бада Пауэлла в свой оркестр и именно Кути мы обязаны первыми записями (в том числе и сольных) импровизаций Бада. Пауэлл играл у Кути Уильямса с 42 по 44 год.
В 45 году Бад Пауэлл познал значение слова би-боп в совсем ином смысле. Поэт Ленгстон Хьюз писал: “Каждый раз, когда полицейский опускает дубинку на голову черного, раздается боп-боп и опять боп! Би-боп!”.
Бад Пауэл, который после выступления в филадельфийском клубе был задержан полицией в нетрезвом состоянии, был избит так, что, вернувшись в Нью-Йорк, в Гарлем, был госпитализирован в манхэттенскую больницу “Бельвю”, а затем попал на два с половиной месяца в психиатрический госпиталь. Можно сказать, что это и жестко определило всю его дальнейшую судьбу. От лечения электрошоком, мощных транквилизаторов до полных провалов в сознании и медленного соскальзывания в зловещее никуда.
В редкие и счастливые моменты ремиссии, он играл и записывался, но, как сказал про него Майлз Дейвис, с которым Пауэллу довелось играть:- “Я бы с удовольствием взял его бы на контракт, но он еще более задвинут, чем я!”
Бад Пауэлл полностью изменил технику игры на фортепьяно: он вел линию контрабаса и ударных левой рукой, а правой на невероятной скорости свободно импровизировал, доводя до предела возможного развития темы. Он был Чарли Паркером фортепьяно. Оно пело и вопило, оно больше не было ударным инструментом ритм-группы. Под влиянием Бада Пауэлла выросли такие пианисты, как Оскар Питерсон, Хорас Сильвер, Билл Эванс, Барри Харрис, МаКой Тайнер, Томми Фленегэн и Хэнк Джоунз.
В ранних шестидесятых Бад Пауэлл гастролировал по странам Европы, но в 63 году у него обострился запущенный туберкулез и он провалялся по европейским больничкам до июня 64 года. В августе 64-го он вернулся в США. Увы, условия жизни, проблемы с администрацией, отсутствие его французского ангела-хранителя Франсиса Подра, все это погрузило его в глубокую депрессию и на этот раз окончательно. Он скончался в августе 66 года в возрасте 41 года.
Подробно - в очередной программе "Время джаза", которая выйдет в радиоэфир 23 сентября в 23:00 мск.