Человек эпохи крайностей

Эрик Хобсбаум


1 октября в Лондоне скончался Эрик Хобсбаум, крупнейший британский историк, марксист, автор многих работ по истории Нового и Новейшего времени.

Эрик Хобсбаум родился в 1917 году в Александрии. После окончания Первой мировой войны его родители переехали в Вену – там, а впоследствии в Берлине, он провел детство. В 1933-м, когда к власти в Германии пришел Гитлер, Хобсбаум, выходец из еврейской семьи, получил убежище в Британии. С раннего возраста он активно участвовал в международном коммунистическом движении; окончив Кембриджский университет, преподавал историю и, по мнению многих, спас эту науку от провинциальной узости, некогда царившей в британской академической среде. Убежденный марксист, Хобсбаум оставался членом Коммунистической партии Великобритании до самого ее распада в конце 80-х – много дольше, чем большинство британских интеллектуалов. За подобный консерватизм журналисты прозвали Хобсбаума “коммунистом-тори”. Ни события 56-го года в Венгрии, ни Пражская весна не заставили его выйти из рядов партии. Однако позже Хобсбаум признавался: “После 68-го мы потеряли надежду. Прага стала страшным ударом. Не верилось, что они готовы пойти на такое”.

Хобсбаум известен, прежде всего, как автор основополагающих трудов по истории: «Век революции», «Век капитала», «Век империи» и «Эпоха крайностей». Они охватывают период с конца XVIII-го по конец XX-го века, от Французской революции до крушения Советского Союза. В «Эпохе крайностей» автор говорит о “беспрецедентной жестокости” сталинского режима; он надеялся, что хрущевская оттепель принесет с собой долгосрочное потепление, но впоследствии признавался, что коммунистический проект “провалился с треском – да и не мог не провалиться, как понятно теперь”.

Оуэн Хэзерли, британский архитектурный критик, эссеист и автор трех книг, в которых в той или иной форме критикуется нынешний общественно-политический строй Великобритании, рассказал о том, какое влияние оказали на него идеи Хобсбаума.

На меня сильно повлияла его книга “Промышленность и империя”. Англия в ней представлена в особом свете. Мы привыкли к тому, что в последние 50 лет о ней принято писать как о стране, давно пребывающей в упадке, реакционной, в некотором смысле чуждой прогрессу. Однако Хобсбаум говорит об индустриальной революции как о событии, словно взорвавшем века мировой истории. Читать это было очень интересно – в результате я взглянул на Британию другими глазами, причем под разными углами зрения. Такое способно полностью переориентировать твое отношение к собственной стране. Труды Хобсбаума, посвященные истории 19-го и 20-го столетий, тоже, разумеется, очень важны. Если хоть сколько-нибудь интересуешься данным периодом, без этих книг невозможно обойтись. На ту же тему писали многие, но так, как он – никто.

Мнения британских интеллектуалов по поводу Хобсбаума неоднозначны: одни считают его величайшим историком нашего времени, другие называют “достойным человеком, служившим кровавой цели”. Интересно, что граница, разделяющая носителей этих точек зрения, проходит не ровно посередине политического спектра: среди его поклонников немало консерваторов, тогда как многие либералы и даже левые не могут простить ему преклонения перед тоталитаризмом. Вот что думает на этот счет Хэзерли.

По-моему, предъявляемые Хобсбауму обвинения в любви к тоталитарным режимам – даже если понимать под этим один лишь коммунизм – не вполне корректны. Да, он успел за свою жизнь высказать множество противоречивых мнений. Например, в 39-м году он, говоря о советско-финской войне, горячо выступал в защиту СССР. Словом, ему случалось говорить вещи, которые трудно простить. Но ведь, начиная с 60-х, он был коммунистом европейского образца – то есть, по сути, социал-демократом, которому случалось читать Маркса. В последние лет 40 он весьма последовательно писал о Советском Союзе как о провалившемся начинании. Конечно, его всегда отличала тесная привязанность к коммунизму, и основных причин мне здесь видится две. Во-первых, он всю жизнь был приверженцем Маркса. Тут нет ничего постыдного – про многих серьезных историков можно сказать то же самое, многие обращаются к Марксу в тот или иной момент. Но есть и другая причина: он пришел в коммунизм во времена Веймарской республики, в начале 30-х, будучи подростком. Вот почему он навсегда сохранил верность международному коммунистическому движению и свойственному ему интернационализму. В то время это движение стояло особняком среди прочих – лишь оно характеризовалось отсутствием националистических идей и противостояло капитализму. Речь идет об эпохе кризиса, войны, разгула антисемитизма и так далее. Итак, дело тут было в сочетании марксизма и сентиментального отношения к собственному прошлому. Именно последнее заставляло его выступать излишне двусмысленно в отношении СССР. Однако выставлять его апологетом тоталитаризма глупо.

Историк, политический обозреватель, редактор журнала Standpoint Дэниел Джонсон – представитель неоконсервативных кругов и отнюдь не разделяет марксистских идей. Он рассказал о том, какой ему видится роль Хобсбаума в современной исторической науке.

На мой взгляд, Эрик Хобсбаум не внес существенного вклада в наше понимание современности. Однако он внес огромный вклад в попытку оправдать ужасный эксперимент, начало которому положила Октябрьская революция, устроенная большевиками в 17-м году. Я считаю, что его главные книги, посвященные истории XX-го и XIX-го веков, сильно искажены его марксистскими идеями, которые не давали ему понять действие современной экономики. Его слепая приверженность марксизму и ленинизму помешала ему осознать значение либеральной демократии.

Интересный парадокс состоит в том, что человек, до такой степени отвергавший устои британского общества, стал одним из столпов истеблишмента – он, кстати, и сам считал себя таковым. Хобсбаум был удостоен государственных почестей, его избрали президентом Биркбек-колледжа, он получал крупные международные награды, стал весьма состоятельным человеком. При этом он всегда стремился выглядеть бунтарем, вел себя, не побоюсь этого слова, как настоящий сноб, особенно в отношении того, что называл мелкобуржуазными британскими идеями. Кроме того, он, по-видимому, считал себя жертвой антикоммунистических настроений, говорил, что от них якобы страдает его академическая карьера. Однако факт остается фактом: британский истеблишмент не только относился к нему терпимо, но и всячески превозносил. И это – несмотря на его членство в компартии, в которой он состоял большую часть жизни, и на суровую критику британского общества. Однажды он дошел до того, что сравнил интернирование евреев британскими властями в 40-м году со сталинскими преступлениями – заявление, что и говорить, смехотворное.

Как бы то ни было, таковы были его убеждения. Да, им восхищались многие, как можно судить по некрологам и материалам, посвященным его памяти, которые в эти дни публикуют все официальные органы, от “Таймс” до Би-би-си. Одной из причин этому я считаю то обстоятельство, что у него огромное количество учеников; некоторые из них занимают довольно высокие места в академическом мире. Эти люди продолжают его боготворить. Разумеется, у него были последователи и в политических кругах. В свое время он даже оказывал определенное влияние на лейбористов, хотя никогда не поддерживал эту партию. Как известно, коммунисты лейбористов не жаловали, считали, что их взгляды почти столь же буржуазные, сколь и у консерваторов. Тем не менее, в поздние годы своей карьеры, в 70-е – 80-е, лейбористы считали Хобсбаума своего рода наставником. Я не могу найти этому объяснения, тем более – когда речь идет о временах, когда его убеждения были целиком и полностью дискредитированы самой историей.

Майкл Игнатьефф в интервью спросил у Хобсбаума, тогда уже человека весьма пожилого, считает ли он, что пятнадцать, если не двадцать миллионов людей – жертва, которую стоило принести, чтобы построить идеальное коммунистическое общество. Он ответил: да. Тем самым, в глазах этого человека цель всегда оправдывала средства. Что касается провала так называемого “реально существующего социализма”, то его он объяснял следующим образом. По словам Хобсбаума, теория была совершенно верна; дело было лишь в неправильной ее реализации на практике, в том, как ее осуществляли эксцентричные личности, вроде Сталина или Мао. Однако если бы они следовали теории Маркса должным образом, как, по его мнению, это делал Ленин, то все было бы хорошо.

Джонсон, не будучи политическим сторонником Хобсбаума, тем не менее, признает, что историк давно превратился в мейнстримную звезду первой величины на британском небосклоне, несмотря на свои марксистские принципы, которые в здешнем обществе не в чести. Хэзерли прокомментировал это явление следующим образом.

Он принадлежал к группе коммунистов-историков – я имею в виду членов крохотной Коммунистической партии Великобритании. Люди, входившие в эту группу, такие, как Э. П. Томпсон, Кристофер Хилл, Рафаэль Сэмюел, публиковали чрезвычайно ясные труды по популярной истории. Хобсбаум был одним из них. Это были прекрасно написанные книги, которые, с одной стороны, отвечали всем необходимым требованиям, а с другой – предназначались для обычного читателя и, соответственно, писались так, чтобы народу было интересно их читать. Мне представляется, что Хобсбаум был всего лишь одним среди многих; просто вышло так, что ему был отпущен более долгий срок.

Невозможно отрицать, что Хобсбаум за свою долгую карьеру оказал огромное влияние на современников. При всем своем отрицательном отношении к политическим пристрастиям Хобсбаума, Дэниел Джонсон согласен с тем, что его деятельность заслуживает пристального внимания в наши дни.

Да, я считаю, что жизнь Эрика Хобсбаума преподнесла нам очень важный урок. Он состоит в том, что нередко – особенно часто это происходило в ХХ-м веке – интеллектуалы увлекаются собственными идеями, забывая о том воздействии, которое эти идеи оказывают на реальных людей, на многие миллионы жертв этих идеологических моделей. В лице Хобсбаума мы имеем классический пример человека, предпочитавшего закрывать глаза на настоящие эффекты политики, которую он защищает, о достоинствах которой рассуждает публично, сидя в своем профессорском кресле. Практически до самого конца жизни он отказывался признавать катастрофы, которые произошли. Верно, в последней части своей серии трудов, «Эпоха крайностей», он признает, что во имя коммунизма совершались ужасные вещи. Тем не менее, тон всей книги сильно отдает апологетикой. Он говорит: совершенно ясно, что эти люди были запутавшимися идеалистами, не желавшими никому ничего дурного; настоящими злодеями прошлого столетия были и остаются нацисты и фашисты, но ни в коем случае не коммунисты. Таким образом, перед нами человек, который до конца своих дней продолжал верить в собственные заблуждения. И в этом, насколько я могу судить, заключается огромная опасность для интеллектуалов нынешней эпохи – опасность в их случае столь же реальная, сколь для людей поколения Хобсбаума.

В день, когда стало известно о смерти Хобсбаума, пресса и социальные сети были переполнены откликами людей, в жизни которых он сыграл важную роль. Среди них был лидер британской оппозиции, глава партии лейбористов Эд Милибэнд, друживший с историком и высоко ценящий его труды. Специалист по истории современной Британии Тристрам Хант назвал его “величайшим деятелем просвещения, уход которого – потеря для всех нас”. Социалист Оуэн Джоунс, чье исследование о плачевном положении британского рабочего класса Хобсбаум отметил как одну из лучших книг прошлого года, говорил о том, что стал изучать историю и писать на политические темы под влиянием идей марксистского автора. Свое мнение о том, какие уроки следует почерпнуть у Хобсбаума нынешним левым, высказал и Оуэн Хэзерли.

Если говорить о нем как о писателе, то стоит запомнить умение Эрика Хобсбаума рассматривать целый спектр сложных исторических идей, причем в очень простом – но при этом никак не упрощенном – свете. Я говорю о его способности излагать историю, сложную дисциплину, в популярной форме, не поступаясь научной строгостью. Это было огромное достижение с его стороны.

Другое качество, которое нам стоит перенять у Хобсбаума, – его интернационализм. Им он обязан, как уже упоминалось, собственному становлению в годы Веймара, в начале 30-х. Ему совершенно несвойственны были какие-либо национальные привязанности. Он не чувствовал в себе преданности какой-либо стране, будь то Британия, Австрия или Израиль. Он считал себя интернационалистом, а это – очень редкое качество. Думаю, оно особенно заслуживает того, чтобы остаться в нашей памяти.

Что касается практических перспектив марксизма, Хобсбаум хотя и писал о качественных переменах, произошедших за последние 150 лет, оптимистом отнюдь не был. По сути, его настроения были едва ли не пораженческими. Многие вещи, которые он говорил о британской политике 70-х – 80-х, представляются более чем умеренными. Почитав Хобсбаума, народ не бежит на баррикады. Однако полезно уяснить себе из его трудов то, что определенные вещи, кажущиеся вечными, на самом деле таковыми не являются. В «Веке империи» он пишет о конце XIX-го столетия, о бель-эпок, об этом самодовольном обществе, полагающем, что все так и останется навеки: спокойная жизнь, прекрасные люди. В действительности же дни его сочтены.

При всей неоднозначности фигуры Хобсбаума не следует забывать, в какие времена и в какой среде он рос – именно эти факторы определили его политическую позицию. Поклонник Хобсбаума Оуэн Джоунс на днях написал в своем микроблоге: “Поразительно: этот человек был на последней антинацистской демонстрации в Германии в 33-м году”. На фоне тогдашних событий коммунизм казался многим единственно правильным решением. Что касается нынешнего строя, существующего в большинстве развитых стран, Эрик Хобсбаум, прожив на свете без малого сотню лет, говорил: “Подавление капитализма до сих пор представляется мне реальной возможностью”.