1812-й. Глава девятая. Война и мир

"Битва за Москву, 7 сентября 1812", Луи Лежен, 1822 г.

Конец 1804 – начало 1805 года – это время триумфа Наполеона, его полного торжества. Он стал императором Франции и королем Италии. Тем временем Россия готовилась к новой войне с Францией. Олег Валерьевич, поговорим сегодня об отношении русского общества к предстоявшей военной кампании.
Тема эта обширная, мы к ней еще вернемся, потому что отношение со временем менялось. Но именно в тот исторический момент, к которому мы сейчас подошли, в июле 1805 года, начинается действие романа «Война и мир». Поэтому так называется и наша сегодняшняя глава.

Некоторые считают, что Толстой имел в виду «мир» не в смысле противоположности войне, а в смысле «общество». Тут я должен заметить, что сам граф, по-видимому, не решил окончательно, какое значение роману больше подходит, ему, вероятно, нравилась эта двусмысленность. В дореволюционной орфографии эти два слова писались по-разному. При жизни Толстого роман издавался то под одним, то под другим вариантом заголовка. Но мы в данном случае имеем в виду именно мир как общество.

Действие начинается в салоне петербургской великосветской дамы Анны Павловны Шерер, фрейлины императрицы Марии Федоровны, то есть вдовы Павла I и матери Александра I. Круг Марии Федоровны составлял отдельную партию при дворе. Что же она говорит? А вот что:

«Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника».

Под праведником имеется в виду герцог Энгиенский, отпрыск династии Бурбонов, казненный Наполеоном по обвинению в роялистском заговоре. В сущности, слова Анны Павловны – это пародийное изложение аргументов императора Александра. Получается, войну поддерживают либо вот такие Анны Павловны, либо романтики вроде Николая Ростова, либо военные карьеристы вроде Берга. Здравомыслящие люди целей войны не понимают. Болконский идет на войну для того, чтобы заполнить пустоту своей жизни и потому, что он мечтает о своем Тулоне, а Безухов вообще считает войну с Наполеоном чуть ли не преступной. Если мы забежим вперед, то можно вспомнить, как князь Василий перепутал салоны Анны Павловны и своей дочери Элен Безуховой, забыл, в каком из них надо ругать Кутузова, а в каком хвалить. В результате обругал у Анны Павловны, а ее салон был как раз патриотический. В салоне же Элен и после вторжения наполеоновских армий в Россию говорили о Франции и Наполеоне как о "великой нации и великом человеке". Но, может быть, Толстой дает искаженную картину? Олег Валерьевич, каковы были настроения русского общества перед войной 1805 года?

- Вы знаете, в 1802-1803 году, в 1804 буквально русский рынок был завален произведениями, где можно было прочитать такое – вот послушайте:
«Но деятельный Гений сей, не токмо посреди войск блистает в полном своем сиянии; но и во время мира рождаются в нем новые силы, и он предпринимает и производит в действие те великие намерения, которые должны соделать счастливыми народы, пресечь все гражданские бедствия, приводящие их в отчаяние...

В недре покоя видим мы его размышляющего о сих великих и важных предприятиях, которые должны освободить один народ от угнетения другого, и восстановить то равновесие властей, без которых общество не что иное есть, как пустое слово...

К пылкой и непоколебимой храбрости присовокупляет он спокойное хладнокровие; к природным великим дарованиям и обширному разуму ту изобретательную хитрость, которую часто употреблял Ганнибал против Римлян; к мудрой медленности в размышлении всю скорость в исполнении; к стремительности юных лет опытность и зрелость старости; с познаниями воина соединяет он познание утонченного политика и добродетель мудростию путеводимую; к чувствам человеколюбивого сердца и воздержанию любовь к славе и отважность победителя. Тщательное воспитание, глубокое познание инженерной науки,
обширный театр, который доставила ему Италия для военных его подвигов, все способствовало к развитию чрезвычайных дарований сего удивления достойного мужа, и к показанию Франции, что и она также имеет своего Вашингтона».
Я процитировал одну брошюру, таких брошюр была огромная куча на русском рынке. «Вестник Европы», знаменитый журнал, который издавал Карамзин, просто буквально захлебывался от подобных дифирамбов Первому консулу. Как можно говорить, что в России общественное мнение было враждебно Первому консулу?

- Но брошюры и журнальные статьи не всегда выражают общественное мнение...

- Да, были, конечно, и другие настроения. Толстой это великолепно в романе показывает. Кстати, его строки романа, посвященные 1805 году, обществу русскому 1805 года, просто блистательные. Я могу сказать как историк, я просто снимаю шляпу перед Толстым, я просто удивлен был и изумлен, насколько он точно описал. Кто в этом романе является врагами Наполеона, кто хочет войны? Анна Павловна Шерер, женщина, которая только и думает об угождении Марии Федоровне, составлявшей центр консервативного влияния. Кто еще? Немножко туповатый немецкий полковник, который на балу у Толстого говорит: «Мы должны драться до послэднэй капли кров и умэрэт за своэго импэратора, и тогда всэй будэт хорошо. А рассуждать как можно менше». И дальше говорит: «А что думают молодые гусары?». И Ростов, молодой гусар, который не нюхал пороху, вскакивает и говорит: «Я думаю, русские должны либо побеждать, либо умирать». При этом он почувствовал себя неловко, что он что-то не то сказал. Это вызывает у всех иронию. И помните, некто Шиншин, старый холостяк, двоюродный брат графини, на балу у Ростова говорит: «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена». Это мнение большинства московского дворянского общества, я уже не говорю про общество провинциальное. «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома». Зачем мы лезем куда-то в непонятную драку, которая нам совершенно чужда, неясна, не дает никакой выгоды...

- А ведь была выгода – русские помещики продавали хлеб Англии.

- Да, без сомнения. Часть высшего дворянства России очень была заинтересована в продаже зерна, в этом нет ни малейшего сомнения. Но огромное большинство русского дворянства не торговало зерном с Англией. Например, если взять Московскую губернию, то определяющим было безземелье, там очень не хватало земли, там было много населения по отношению к количеству земли. И что вы думаете? Московская губерния даже импортировала зерною Московским помещикам было безразлично, будет Россия торговать зерном с Англией, не будет она торговать... Поэтому не надо выдавать интересы узкой группы, которая сейчас, модернизируя, можно назвать узкой группой олигархов, выдавать за интересы всего правящего класса России. Просто-напросто здесь происходит подмена понятий. Россия практически начала в 1803 году активную подготовку к войне, войне, абсолютно не нужной России, не нужной подавляющему большинству дворянства, нужная только лично императору Александру и узкой группе дворян, которые были связаны экономическими интересами с Англией. Да и им тоже не особенно она была нужна. Потому что, еще раз подчеркиваю, ведь речь не вставала о выборе, что нужно немедленно воевать либо с Францией, либо воевать с Англией, можно было не воевать ни с теми, ни с другими. В принципе, такая возможность совершенно была. Более того, за эту возможность выступало подавляющее большинство представителей правящего класса России.

- Мы еще не сказали о молодой, европейски образованной, мыслящей России.

- Пьер Безухов как раз символизирует всех образованных молодых людей, которые интересовались Францией, событиями во Франции. Он говорит великолепную фразу, смешно, конечно, романом что-то доказывать, но этф фраза написана на основе десятков мемуаров, дневников: «Теперь война против Наполеона, - говорит он Болконскому. - Если бы была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил на военную службу. Но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире – это нехорошо». Вот это мнение большинства передовой дворянской молодежи. При этом, разумеется, линия Николая Ростова – это некоторые молодые офицеры, такие как Жаркевич, гвардейский офицер, который вспоминал: «Трудно представить, какой дух одушевлял тогда всех нас, русских воинов, и какая странная смешная самонадеянность была спутницей такого благородного чувства. Нам казалось, что мы идем прямо в Париж». Вот этот офицер Николай Ростов, да, это молодые офицеры, которые... вы знаете, война тогда была совсем другая, чем сейчас, война была эффектная, яркая, красочная, героическая. И потому молодые офицеры тех армий, которые привыкли одерживать победы, а русская армия привыкла одерживать победы, они были всегда в восторге от войны. Потому что война – это возможность отличиться, посмотреть новые страны, это яркие, красочные картины, возможность проявить свой героизм и так далее. Поэтому молодые офицеры шли на войну с энтузиазмом не потому, что они хотели чего-то плохого Наполеону, они шли с энтузиазмом потому, что война – это интересное дело, которому они посвятили свою жизнь. А основная масса дворянского общества - это осуждение, неприятие, нежелание этой войны, непонимание этой войны. Разумеется, какая-то часть англофилов, таких как Воронцов, посол в Лондоне, Разумовский, посол в Вене, тоже англофил и резко антинаполеоновски настроенный, Татищев в Неаполе - эти люди поддерживали войну. Но я еще раз подчеркиваю: эта часть дворянства была в меньшинстве. То есть война 1805 года – это, скажем так, самая непонятная война России. Позже изменится настроение русского общества, но в 1804-1805 году никто не понимал – зачем? Именно поэтому Наполеон до самого последнего момента не верил в то, что русские начнут войну. Даже его агенты, представители в России говорили, что никто этой войны не хочет, поэтому Наполеону было это непонятно, он не верил до последнего момента, что это произойдет.