Яков Кротов: Сегодня у нас в гостях Евгений Ихлов и Мария Липман. Наша программа посвящена простому, но всегда актуальному вопросу - что важнее в политике: личность или программа? Поводов для такого вопроса два. Одновременно проходят дебаты по программам выборов в Координационный совета оппозиции (я так понимаю, что это не вся оппозиция, а какая-то ее часть). В Интернете сайт. Там 40 программ. Причем, кандидаты известны, но программы идут без имен. А в Америке в это же самое время проходят теледебаты, уже вторые. Телебаты - это что? Это обсуждается не программа. Программа - зашел в Интернет, скачал, почитал. А телебедаты - значит, важна внешность, как держится человек, насколько уверенно. Это конкурс личностей. Значит, как минимум два разных подхода - либо выбирают личность, либо выбирают программы. Что за этой разницей стоит?
Мой вопрос Марии Липман из Московского центра Карнеги.
Мария Липман: Если мы все сведем к такому выбору либо программами, либо личностями, то мы упустим содержательную сторону дела. Нельзя все свести только к программам и только к личностям. И то, и другое играет свою роль, а также играет роль целый ряд других факторов.
Если посмотреть на американские выборы, которые имеют гораздо большую традицию, то очень грубо можно поделить электораты на три категории. Это рациональные избиратели, которые внимательно изучают программу и соглашаются или не соглашаются, выбирают себе кандидата. Те, кто традиционно, чтобы ни было, как бы он не выглядел, будет голосовать только за демократа или только за республиканца. Это семейная традиция. Это во многом зависит от географии, зависит от его социального происхождения. Это абсолютно несдвигаемо.
Яков Кротов: А можно в процентах примерно?
Мария Липман: Рациональная часть избирателей не очень велика. Люди, которые готовы свой выбор делать на основании серьезных рассуждений, интеллектуального анализа и рационального выбора, такой контингент в любой стране невелик. Наконец, есть всегда люди, которые никак не могут решить. Собственно, количество не определившихся остается достаточно большим. Не определившимися являются штаты, поскольку в Америке не прямые выборы, а через коллегию выборщиков, то очень важно, в чью пользу проголосует штат. Количество тех штатов, которые на сегодня считаются не определившимся - 11. Их много. И на таких действует именно личность. И не просто личность, а облик! Потому что есть дебаты, можно видеть, кто как-то держится уверенно, кто меньше, кто лучше говорит, кто лучше жестикулирует. На примере последних дебатов видно, свои первые дебаты с Ромни Обама проиграл. В этом согласились абсолютно все. И все его сторонники и противники решили, что он проиграл. А вот только что прошедшие дебаты в штате Нью-Йорк он выиграл.
Евгений Ихлов: В России, я считаю, важнее программа, для Америки важнее личность. Для Франции важнее программа, иначе Олланд никого бы никогда в жизни не победил. Конечно, программа, скаченная из Интернета, номер 2, не говорит ни уму, ни сердцу, а говорит только политическим журналистам, которые дают анализ происходящей кампании. Программа должны быть пропущена через личность. При этом есть некие коренные вещи, о которые ломаются копья, и люди определяются. Почему я сказал про личность? Потому что с социальной программой с треском провалился Гор, потом на том же самом с треском выиграл Обама. Как-то он стал личностью коалиции.
А в России каким бы ни был обаятельный человек, который национализировать банк, я не проголосую никогда. Или человек, который мне скажет, что мы отказываемся от горизонтальной шкалы налогов, если там еще чего-то, я не проголосую никогда. Я не хочу, чтобы в мой карман залезали. В этом смысле речь идет об интуитивно угаданной программе. Человек может писать любую трескотню, но по каким-то вопросам он определится все равно. И люди, которые не могу разбираться, они какие-то вещи все-таки схватывают и понимают, кто залезет к ним в карман, а кто не залезет, кто пошлет мыть ноги в Индийском океане, а кто скажет, что за Кавказским хребтом все лишнее, за Моздоком все лишнее, не надо нам этого ничего.
Мария Липман: Я бы здесь совершенно не согласилась. Потому что российский режим, кроме как персоналистским его не назовешь, с этой точки зрения.
Яков Кротов: Режим или культуру?
Мария Липман: И культуру тоже, поскольку есть доминирование государства как такового и человека, который его воплощает, который стоит во главе. Конкуренции нет. 80% с лишним людей говорят - от нас ничего не зависит, от нашего выбора ничего не зависит, выборы нас не интересуют, потому что заранее известен результат. Кроме того, в той системе, которая у нас существует на сегодняшний день, что мы знали о программе Путина перед какими бы то ни было его выборами? Мы точно знали, что он будет делать то, что он захочет. А что он захочет - мы не знаем. Он нам не рассказывает. Он опубликовал несколько статей перед выборами, но, я думаю, что без труда мы обнаружим противоречия уже даже внутри этих статей, особенно в том, что происходит сегодня.
Яков Кротов: То, что говорил Евгений Витальевич, что личность дает представление о том, какую программу она исповедует. Еще в 1999 году, глядя на будущего президента по его лицу, по его биографии, по немногим фактам его жизни, было совсем невозможно угадать его программу?
Мария Липман: Я думаю, что дело даже не в программе, а действия президента Владимира Путина носят в огромной степени реактивный характер. Он лидер не стратегической политики, а тактической политики. Он очень хорошо реагирует, хорошо адаптируется к возникающим обстоятельствам, хорошо решает проблемы по мере их поступления. Разве он знал, какие будут в России теракты? Разве он знал про "оранжевую" революцию заранее? Разве он мог предполагать, что ему придется действовать в обстоятельствах, когда на Украине приходят к власти как будто бы люди, которые поддерживают человека, который категорически кажется ему неприемлемым, и придется вмешаться лично в предвыборную кампанию и проиграть?! Конечно, ничего этого он не знал.
С этой точки зрения, мне кажется, как раз в Америке я бы сказала, что программы, но такая вещь, о которой мы не говорим, то есть конкретные вопросы играет очень существенную роль. Это вопросы налогообложения. Это вопросы о реформе здравоохранения. Конечно, американский электорат не делится на бедных и богатых, где богатые голосуют за республиканцев, а бедные - за демократов. Это совершенно не так. Электорат дробится на множество разнообразных кластеров, на множество разнообразных групп, а в Америке всего две партии. В Америке принято описывать политическую систему, как коалицию избирателей. За Обаму, конечно, голосует чернокожее население Америки. Это процентов 13. За Обаму голосует интеллектуальная элита, что огромная аудитория.
Яков Кротов: Больше 13% или меньше?
Мария Липман: Не могу сказать, но это довольно влиятельная аудитория.
Яков Кротов: А Голливуд?
Мария Липман: Конечно, Голливуд. Есть бизнес, который поддерживает Ромни, а есть бизнес, который поддерживает Обаму. Если бы это было не так, если на стороне Обамы не было крупного бизнеса, он бы просто не мог соревноваться сейчас.
Яков Кротов: В России роль 13% афроамериканцев играет интеллигенция или кто?
Евгений Ихлов: Я подумал, кем бы у нас мог быть аналог Обамы? Правозащитный адвокат татарского происхождения. Это означает подтягивание либералов, подтягивание Кавказа и тюрков Поволжья. Уже совершенно разные коалиции. Плюс еще какое-то варьирование может быть - грозит отменить ЕГЭ и у него в кармане вся академическая тусовка и т. д. Так и наберется коалиция. Тут программа очень важная.
Никто не знал, кто такой Путин. Путин был понятен на 80% словами, кажется Пелевин сочинил для его штата, "мочить в сортире". И люди, которые голосовали за Путина, они голосовали за "мочить в сортире".
Яков Кротов: Совпадает программа и личность в этих словах, по Вашему мнению?
Евгений Ихлов: Личность подбирали самую незаметную, замухрыстую. Личность подбирали, когда шел кастинг в администрации Ельцина. Это выбор личности, который может с более-менее особых ужимок и прыжков произнести под телекамеры "буду мочить в сортире". Все! Дальше программу "правый поворот" пишет Улюкаев, мозговой центр, кажется, Греф возглавлял, где все эти наработки были. Нужен был человек, который мог изображать из себя крутого перца. Народ, уставший от правозащитников, пьяных дебошей, коррупции и хаоса, поддержал крутого перца. Ему тут же сунули либеральную программу. А когда он сделал ФСБ правящей партий, это тоже была программа. Но те, кто голосовал за ФСБэшника, были согласны на то, что это будет ФСБэшник. Выбирали программу. А если бы шел на выборы ФСБэшник Бакатин и говорил, что гражданский контроль над спецслужбами, кругом законность и т. д., получил бы он свои 5%.
Яков Кротов: То, что в России сейчас называют несистемной оппозицией (митинги Сахарова, "белые ленточки", Болотная), я так понимаю, где голосуется программа, люди говорят, что нет лидера, что стоит за этой декларацией, за боязнью? Страх нового культа личности?
Мария Липман: Мне кажется, что с самого начала нашего протестного движения, с активизации действий наблюдателей, чувствовалось, что люди как-то сторонятся политики. Это было видно по тому, кого именно они с наибольшим жаром принимали в качестве выступающих перед ними на митингах. С гораздо большим жаром приветствовали и слушали таких людей как журналисты или писатели.
Яков Кротов: Евгения Чирикова политик или нет?
Мария Липман: Евгения Чирикова - гражданский активист.
Яков Кротов: Поэтому она особенно пользовалась...
Мария Липман: Акунин, Парфенов. Вот два человека, которые захватили аудиторию 10 декабря. Тогда еще звучали отчасти какие-то конкретные требования. Потом протест весь свелся к лозунгу "Россия без Путина", который выражает общий смысл остальных протестов, когда от конкретных требований, которые звучали 10 декабря, люди перешли просто к этому выкрику, которые как и слова "мочить в сортире", не программа. В разговорах с людьми очень чувствовалось, что не нравится им политика вообще. Они говорили - это хорошо, что у нас нет партии, это хорошо, что у нас нет общей для всех единой программы, это хорошо, что мы такие разные, это хорошо, что у нас нет единого лидера. Вся истории России - это история подавления государства обществом.
Яков Кротов: ДНК всюду одно, геном всюду один. Почему в Америке личность на посту главы государства не подавляет общество, а в России подавляет?
Мария Липман: В Америке огромную роль играет институты, которые легитимны, которые приняты, которые никто не ставит под сомнение. Никто не ставит под сомнение ни полномочий парламента, ни полномочий президента, ни ту систему сдержек и противовесов, которая не дает никому монополизировать власть. В России такие механизмы прописаны в нашей новой Конституции впервые, но они пока не укореняются. Потому что в нашей исторической традиции, традиция нашей политической культуры оказывается пока мощнее. Именно от того, что впервые в России относительно значимое количество людей, больше чем в какие бы то иные периоды российской истории, хотят заниматься чем-то, что изменит жизнь их страны и открыто об этом говорят, я думаю, что у них...
Яков Кротов: Больше, чем в 1989?
Мария Липман: Я думаю - да. Огромная разница, что происходило в конце 80-х и теперь, состоит в том, что в конце 80-х сначала произошел раскол элит. Сейчас, что особенно ценно в этом движении, оно возникает снизу, без раскола наверху. Нет раскола наверху в явном виде, и нет того лидера, про которого протестующие моАгли бы сказать, что это наш лидер. Именно поэтому откат, отход от лидерской политики.
Яков Кротов: Валерий Викторович.
Слушатель: Вот Путин. "Мочить в сортире". Это сказано конкретно по определенному поводу. Сейчас вы размазали, что это имеет к этому отношение, к тому, к другому. Общий вывод - Ваша программа настроена на то, чтобы стабилизировать обстановку.
Яков Кротов: Что с милитаризмом американским и пацифизмом российским?
Мария Липман: Нельзя отрицать того, что Америка на сегодняшний день единственная страна, которая использует свои вооруженные силы за пределами своих границ. Это факт.
Яков Кротов: В порядке справки. Америка, может быть, и единственная такая страна. Но Россия, по-моему, единственная страна в Третьем тысячелетии, которая, не взирая ни на что, отвоевала кусок соседней страны. И российские войска находятся на территории Грузии.
Мария Липман: Я бы не стала говорить про российско-грузинскую войну. Я говорю - на сегодняшний день Америка ведет как минимум две войны. Идут разговоры о том, что не исключена война с Ираном. Америка остается самой мощной военной державой в мире. В этом нет ни малейших сомнений. Это страна, которая считает возможным вмешиваться в дела других стран с помощью своей военной силы. Во имя хороших целей, плохих целей - это другое дело. На этом, в какой-то степени, строится американская политика, что наша безопасность во главе угла.
Кстати говоря, традиционная критика республиканцев, направленная не демократов, что они проявляют недостаточно твердости в отстаивании американской безопасности, проявляют мягкость. Надо сказать, что Ромни в этой кампании использует этот аргумент против Обамы на основании политики перезагрузки. Это то, как фигурирует Россия в американской кампании сегодня. Отмечу, что Америка не является членом Организации международного уголовного суда, который судит за военные преступления. И, тем самым, чтобы не делали американские военнослужащие, они не подсудны этому суду, а могут быть судимы только в своей стране. Это тоже важно.
Я бы все-таки вернулись к словам "мочить в сортире". Там, где есть программа, там очень важна подотчетность. Если считать, что "мочить в сортире" это был программный тезис, то давайте вспомним волну чудовищных террористических актов, которые происходили в первом сроке Владимира Путина. Никто не призвал его к ответственности за это и не сказал, у тебя же программа была, если мы считаем, что люди голосовали за программу. Он будет последовательно защищать российских граждан от террористов. У нас случилась Дубровка. У нас случился Беслан. У нас случилось столкновение самолетов. У нас случился теракт на стадионе в Москве. Это был кошмарный период, когда огромное количество людей погибло и в Москве, и не в Москве от терактов. Не было анализа того, как программа, если это программа, как она выполнена.
Мне кажется, что люди, которые голосовали за "мочить в сортире", наверное, были и такие… Я напомню, что начало президентства Путина – это был период, когда люди, весьма продвинутые, образованные, журналисты, считали, что программа Путина – это авторитарная модернизация. Я помню ожесточенные дискуссии на вполне либеральных радиостанциях, где люди более-менее одного образа мыслей и одних и тех же политических предпочтений спорили о том, это возможно при Путине – авторитарная модернизация? Мы готовы пожертвовать нашими свободами, то, что Путин называл укрепление государства, то, что сразу ознаменовало собой наступление на самые разнообразные свободы во имя модернизации, поскольку это цель России? Это был вполне содержательный спор. Так что, Путин не сводился к "мочить в сортире".
Яков Кротов: Виктор Викторович из Москвы.
Слушатель: У меня давно вопрос витает вокруг "мочить в сортире". Мне кажется, тут надо внести ясность. По-моему, все неправильно понимают, что это такое.
Евгений Ихлов: Во-первых, должен внести некую соматическую ясность. "Мочить" – это ударить бритвой. На блатном диалекте "моча" – это бритва или половина бритвы. "Мочить в сортире" – это зарезать бритвой. Такая классическая хулиганская разборка, то есть хулиган отзывает свою жертву в общественную уборную и там бьет бритвой. Пелевин, который придумал для кампании эту фразу, понимал все коннотации в криминогенном сознании большинства населения. Он понимал, какую необычайную скрытую теплоту патриотизма этот лозунг вызовет в сердцах.
Когда выдвигали Путина, все были согласны на авторитарную модернизацию, да, хотели "бархатного Пиночета", особенно даже без 3000 расстрельных, без 100 тыс. на стадионах. А вот 5-6 политзэков приемлемо. Перелом начался с дела Ходорковского, когда началось перераспределение собственности среди своих, его же поддержавших. Умеренную коррупцию были согласны поддерживать. Умеренные репрессии согласны поддерживать.
Что такое, на самом деле "мочить в сортире"? Это не идти на переговоры с чеченцами, а додавить до конца, утопить чеченскую независимость в крови. Настоять на том, что там будут российские ставленники любой ценой. Эта программа была выполнена. Это не только террор. Это исламизация партизанского движения. Это интернационализация конфликта, который оказался включен в международные структуры, либо международные терроризмы, либо международные исламские революции – можно говорить как угодно. Это распространение конфликта на Дагестан, Ингушетию, Кабардино-Балкарию. Это была плата за эту линию – доведение до предела, то есть отказ от ельцинской политики компромиссов и идти до упора.
Путин – это был человек программы. Человек, который решительно доведет до конца любое начинание. И сейчас, когда голосовали за Путина, все понимали, что сейчас Путин – это чуровские выборы, но не будет увеличен пенсионный возраст, но будут подкидывать какие-то копеечки, особенно силовикам, и даже не копеечки, чиновникам будут подкидывать и лояльному бизнесу. Это понятно.
Яков Кротов: А программа оппозиции?
Евгений Ихлов: Какой оппозиции?
Яков Кротов: Те же выборы в Координационный совет, Болотная, белоленточное движение – там есть какая-то общая?..
Евгений Ихлов: Есть.
Яков Кротов: Какая?
Евгений Ихлов: Там есть и те, кто хочет увеличить налоги.
Яков Кротов: С других?
Евгений Ихлов: Да, с богатых. И те, кто этого не хочет. И те, кто готов на некоторое увеличение налогов в ответ на искоренение государственной коррупции, на ситуацию правового государства и прочее. На самом деле, идет мучительная выработка компромисса. На какие социальные издержки будет готов бизнес и средний класс для того, чтобы получить поддержку широких трудящихся масс, чтобы они поддержали либерально-демократическую программу. Как только эта программа возникнет и будет осознанна как таковая, кирдык настанет режиму "мочить в сортире".
Мария Липман: Вопрос о том, что Путин доводит все до конца, и у него есть программа. Во-первых, я бы все-таки провела различия между программой кандидата на выборах и программой действий у человека, который управляет государством. Конечно, у него есть какая-то программа действий. Это не то, что обязательно совершенно придается огласке. Вопрос в том – она у него на 1 год, на 2 года, на 10 лет или на 15.
Почему такое непосредственное отношение к программе имеет подотчетность. Вообще, программа кандидата может существовать, поскольку есть конкуренция. Иначе это программа КПСС. Мы сами ее пишем, сами интерпретируем, сами подводим итог, сами сообщаем заинтересованным или незаинтересованным гражданам, что мы свою программу выполнили и перевыполнили.
Я говорю не про предвыборную программу Путина, а про те лозунги программного характера, а не "мочить в сортире", который не так легко широко интерпретировать. Диверсификация экономики. Это то, что Путин провозглашал с самого первого года своего президентства. За это время зависимость российской экономики от нефти и газа только выросла. Это всего один пример. Таких примеров можно привести много. Но когда у человека подотчетности нет, когда никто ему ни говорит: "Ты же обещал, что будет диверсификация экономики! Где же она?!" Мы на нефтяной игле как сидели, так и сидим!
Яков Кротов: Хочется побольше конструктивности – вернуться к программе, зарождающейся программе зарождающейся оппозиции. Ведь есть партии "Яблоко", "Демократический союз", многие зарегистрированы. Тем не менее, вместо того, чтобы использовать имеющиеся партийные программы, имеющихся партийных лидеров с механизмами подотчетностями, люди предпочли выйти на площадь и до сих пор не идут в имеющиеся партии. Почему?
Мария Липман: Я думаю, что люди в России совершенно не глупые и не слепые. Они прекрасно видят, что политическая жизнь в стране находится 100% под контролем Кремля. И возможности Кремля не допустить тех, кто им не нужен, тех, кто им мешает на политическое поле, на сегодняшний день безраздельно. Это возможность снять партию с выборов, снять кандидата, не пропустить и т. д.
Яков Кротов: Новодворскую снимут с выборов, а Удальцова не снимут?
Мария Липман: Пока что Удальцов находится под следствием.
Яков Кротов: Я не очень понимаю логику. Если "Демосоюз" не допускают, то кто допустит белоленточный Координационный совет куда бы то ни было?
Мария Липман: Вот я и говорю! У нас только что прошли региональные выборы. Явка низкая. Почему явка низкая? Люди здравым образом относятся к этим выборам. 80% граждан год за годом говорят – от нас ничего не зависит, исход выборов решаем не мы, не наши голоса. Если бы была настоящая конкуренция, мы бы участвовали. Кстати, в Химках была конкуренция. Там по региональным меркам неплохая явка. Активисты Чириковой говорят, что эти выборы были досрочные, поэтому у них очень мало времени было на подготовку. А если бы было больше, они бы постарались обеспечить явку больше. И на низком уровне, муниципальном, есть конкуренция. Это допускается властями.
В легислатуре должен быть контроль обязательно "Единой России" – он есть. Губернаторы все должны быть от "Единой России" – так есть. В Госдуме должно быть надежное большинство, которое примет любой закон за 1-2 дня, если это понадобиться. В этих условиях вовлекаться в политику и проявлять простодушие и наивность – этого очень боится российский человек с его ментальностью. Он, скорее, будет циничным, чем простодушным. Он будет циником, чем дураком – меня опять обвили вокруг пальца, я опять поверил каким-то, которые что-то говорят, что они могут сделать лучше. Мы знаем прекрасно все свои недостатки. Процентов 60-70 людей твердо говорят, что российские чиновники не живут по закону, что в России полиция – это угроза, а не средство защиты граждан. Что если они станут жертвой произвола властей, то никакой суд их не защитит. Но они голосуют за статус-кво, потому что привычно, у этого есть свои достоинства. Но мы не верим, что от этой политической конкуренции будет лучше.
Яков Кротов: Евгений Витальевич, Ваш взгляд на то, почему имеющиеся партии с достаточно ясными демократическими программами? Только из цинизма?
Евгений Ихлов: Причем здесь цинизм?!
Яков Кротов: Люди не хотят, чтобы их обдурили и предпочитают циники с номенклатурой, чем наивно с "Яблоком". Почему?
Евгений Ихлов: Во-первых, чтобы получить поддержку, "Яблоко" должно иметь определенный жирок, то есть быть сильно представлено на уровне муниципальных образований, иметь мало-мальски приличных кандидатов и иметь выход в медиа. Ничего этого нет!
Яков Кротов: У тех, кто собирался 10 декабря, тоже ничего этого не было. За ними же пошли. Туда-то пришли.
Евгений Ихлов: Куда пошли?
Яков Кротов: На Сахарова.
Евгений Ихлов: Мы говорим о разных вещах. Первое. 10 декабря массовое движение. Люди пришли на митинг протеста. Люди не приходили и не придут на митинг протеста партии "Яблоко" в нужном масштабе.
Яков Кротов: Почему?
Евгений Ихлов: Потому что не та тональность. Потому что выступающие на этом митинге будут не те, и говорить будут не так. Не хочу их сейчас критиковать. Кисло-сладкое не устраивает. На митинг под кисло-сладкую программу люди не выходят.
Яков Кротов: А на митинг с националистами выйдут и с коммунистами? Я не очень понимаю логику. Почему оказывается, что фашизоидные митинги…
Евгений Ихлов: Я не понял. По поводу фашизоидных митингов чуть подробнее.
Яков Кротов: Националист Тор выступал 10 декабря? Выступал.
Евгений Ихлов: Это не делает митинг фашизоидным. В августе 1991 года у Белого дома были левоанархисты и казаки монархисты. Это традиция общего сопротивления, традиция "Народного фронта".
Яков Кротов: Почему в Америке люди выбирают, и цинизма так такого преобладающего нет, а в России Ельцина выбирали под лозунгом, что угодно, только не Горбачев, что угодно, только не Хасбулатов, что угодно, только не Зюганов. Это миф или реальность, что в России все время какая-то оккупация? А есть страны, которые свободны от оккупантов, и там можно позволить себе личности, программы.
Мария Липман: Приходится опять вернуться к российской истории, в которой демократическое государственное устройство насчитывает очень немного лет.
Яков Кротов: С перерывами.
Мария Липман: Можно надеяться, что мы вначале этого пути. Хотя, к сожалению, мы уже достаточно длительный период идем назад, а не вперед.
Яков Кротов: Но ведь в Америке есть политические силы, они очень маленькие, которые считают, что Америка оккупирована масонами, жидами, либералами. У них та же психология, что у русской оппозиции? Но там это меньшинство, а тут доминирует.
Мария Липман: Это важная история. Она имеет отношение к институтализованности американской политики. Наличие двух партий – это в каком-то смысле препятствие в американских условиях для появления третьей. Настолько устоялась эта система, что новые партии постоянно появляются или где-то существуют, но они остаются маргинальными.
Яков Кротов: Причина доминирования двух партий в психологической стабильности?
Мария Липман: Нет, я бы сказала, что это структурные институциональные причины. У них есть одно важное различие, которое многих устраивает - большая роль государства, меньшая роль государства, большая роль для духа предприимчивости или большая зависимость от государства. Вот так они различаются и вбирают всех в себя.
Мой вопрос Марии Липман из Московского центра Карнеги.
Мария Липман: Если мы все сведем к такому выбору либо программами, либо личностями, то мы упустим содержательную сторону дела. Нельзя все свести только к программам и только к личностям. И то, и другое играет свою роль, а также играет роль целый ряд других факторов.
Если посмотреть на американские выборы, которые имеют гораздо большую традицию, то очень грубо можно поделить электораты на три категории. Это рациональные избиратели, которые внимательно изучают программу и соглашаются или не соглашаются, выбирают себе кандидата. Те, кто традиционно, чтобы ни было, как бы он не выглядел, будет голосовать только за демократа или только за республиканца. Это семейная традиция. Это во многом зависит от географии, зависит от его социального происхождения. Это абсолютно несдвигаемо.
Яков Кротов: А можно в процентах примерно?
Мария Липман: Рациональная часть избирателей не очень велика. Люди, которые готовы свой выбор делать на основании серьезных рассуждений, интеллектуального анализа и рационального выбора, такой контингент в любой стране невелик. Наконец, есть всегда люди, которые никак не могут решить. Собственно, количество не определившихся остается достаточно большим. Не определившимися являются штаты, поскольку в Америке не прямые выборы, а через коллегию выборщиков, то очень важно, в чью пользу проголосует штат. Количество тех штатов, которые на сегодня считаются не определившимся - 11. Их много. И на таких действует именно личность. И не просто личность, а облик! Потому что есть дебаты, можно видеть, кто как-то держится уверенно, кто меньше, кто лучше говорит, кто лучше жестикулирует. На примере последних дебатов видно, свои первые дебаты с Ромни Обама проиграл. В этом согласились абсолютно все. И все его сторонники и противники решили, что он проиграл. А вот только что прошедшие дебаты в штате Нью-Йорк он выиграл.
Евгений Ихлов: В России, я считаю, важнее программа, для Америки важнее личность. Для Франции важнее программа, иначе Олланд никого бы никогда в жизни не победил. Конечно, программа, скаченная из Интернета, номер 2, не говорит ни уму, ни сердцу, а говорит только политическим журналистам, которые дают анализ происходящей кампании. Программа должны быть пропущена через личность. При этом есть некие коренные вещи, о которые ломаются копья, и люди определяются. Почему я сказал про личность? Потому что с социальной программой с треском провалился Гор, потом на том же самом с треском выиграл Обама. Как-то он стал личностью коалиции.
А в России каким бы ни был обаятельный человек, который национализировать банк, я не проголосую никогда. Или человек, который мне скажет, что мы отказываемся от горизонтальной шкалы налогов, если там еще чего-то, я не проголосую никогда. Я не хочу, чтобы в мой карман залезали. В этом смысле речь идет об интуитивно угаданной программе. Человек может писать любую трескотню, но по каким-то вопросам он определится все равно. И люди, которые не могу разбираться, они какие-то вещи все-таки схватывают и понимают, кто залезет к ним в карман, а кто не залезет, кто пошлет мыть ноги в Индийском океане, а кто скажет, что за Кавказским хребтом все лишнее, за Моздоком все лишнее, не надо нам этого ничего.
Мария Липман: Я бы здесь совершенно не согласилась. Потому что российский режим, кроме как персоналистским его не назовешь, с этой точки зрения.
Яков Кротов: Режим или культуру?
Мария Липман: И культуру тоже, поскольку есть доминирование государства как такового и человека, который его воплощает, который стоит во главе. Конкуренции нет. 80% с лишним людей говорят - от нас ничего не зависит, от нашего выбора ничего не зависит, выборы нас не интересуют, потому что заранее известен результат. Кроме того, в той системе, которая у нас существует на сегодняшний день, что мы знали о программе Путина перед какими бы то ни было его выборами? Мы точно знали, что он будет делать то, что он захочет. А что он захочет - мы не знаем. Он нам не рассказывает. Он опубликовал несколько статей перед выборами, но, я думаю, что без труда мы обнаружим противоречия уже даже внутри этих статей, особенно в том, что происходит сегодня.
Яков Кротов: То, что говорил Евгений Витальевич, что личность дает представление о том, какую программу она исповедует. Еще в 1999 году, глядя на будущего президента по его лицу, по его биографии, по немногим фактам его жизни, было совсем невозможно угадать его программу?
Мария Липман: Я думаю, что дело даже не в программе, а действия президента Владимира Путина носят в огромной степени реактивный характер. Он лидер не стратегической политики, а тактической политики. Он очень хорошо реагирует, хорошо адаптируется к возникающим обстоятельствам, хорошо решает проблемы по мере их поступления. Разве он знал, какие будут в России теракты? Разве он знал про "оранжевую" революцию заранее? Разве он мог предполагать, что ему придется действовать в обстоятельствах, когда на Украине приходят к власти как будто бы люди, которые поддерживают человека, который категорически кажется ему неприемлемым, и придется вмешаться лично в предвыборную кампанию и проиграть?! Конечно, ничего этого он не знал.
С этой точки зрения, мне кажется, как раз в Америке я бы сказала, что программы, но такая вещь, о которой мы не говорим, то есть конкретные вопросы играет очень существенную роль. Это вопросы налогообложения. Это вопросы о реформе здравоохранения. Конечно, американский электорат не делится на бедных и богатых, где богатые голосуют за республиканцев, а бедные - за демократов. Это совершенно не так. Электорат дробится на множество разнообразных кластеров, на множество разнообразных групп, а в Америке всего две партии. В Америке принято описывать политическую систему, как коалицию избирателей. За Обаму, конечно, голосует чернокожее население Америки. Это процентов 13. За Обаму голосует интеллектуальная элита, что огромная аудитория.
Яков Кротов: Больше 13% или меньше?
Мария Липман: Не могу сказать, но это довольно влиятельная аудитория.
Яков Кротов: А Голливуд?
Мария Липман: Конечно, Голливуд. Есть бизнес, который поддерживает Ромни, а есть бизнес, который поддерживает Обаму. Если бы это было не так, если на стороне Обамы не было крупного бизнеса, он бы просто не мог соревноваться сейчас.
Яков Кротов: В России роль 13% афроамериканцев играет интеллигенция или кто?
Евгений Ихлов: Я подумал, кем бы у нас мог быть аналог Обамы? Правозащитный адвокат татарского происхождения. Это означает подтягивание либералов, подтягивание Кавказа и тюрков Поволжья. Уже совершенно разные коалиции. Плюс еще какое-то варьирование может быть - грозит отменить ЕГЭ и у него в кармане вся академическая тусовка и т. д. Так и наберется коалиция. Тут программа очень важная.
Никто не знал, кто такой Путин. Путин был понятен на 80% словами, кажется Пелевин сочинил для его штата, "мочить в сортире". И люди, которые голосовали за Путина, они голосовали за "мочить в сортире".
Яков Кротов: Совпадает программа и личность в этих словах, по Вашему мнению?
Евгений Ихлов: Личность подбирали самую незаметную, замухрыстую. Личность подбирали, когда шел кастинг в администрации Ельцина. Это выбор личности, который может с более-менее особых ужимок и прыжков произнести под телекамеры "буду мочить в сортире". Все! Дальше программу "правый поворот" пишет Улюкаев, мозговой центр, кажется, Греф возглавлял, где все эти наработки были. Нужен был человек, который мог изображать из себя крутого перца. Народ, уставший от правозащитников, пьяных дебошей, коррупции и хаоса, поддержал крутого перца. Ему тут же сунули либеральную программу. А когда он сделал ФСБ правящей партий, это тоже была программа. Но те, кто голосовал за ФСБэшника, были согласны на то, что это будет ФСБэшник. Выбирали программу. А если бы шел на выборы ФСБэшник Бакатин и говорил, что гражданский контроль над спецслужбами, кругом законность и т. д., получил бы он свои 5%.
Яков Кротов: То, что в России сейчас называют несистемной оппозицией (митинги Сахарова, "белые ленточки", Болотная), я так понимаю, где голосуется программа, люди говорят, что нет лидера, что стоит за этой декларацией, за боязнью? Страх нового культа личности?
Мария Липман: Мне кажется, что с самого начала нашего протестного движения, с активизации действий наблюдателей, чувствовалось, что люди как-то сторонятся политики. Это было видно по тому, кого именно они с наибольшим жаром принимали в качестве выступающих перед ними на митингах. С гораздо большим жаром приветствовали и слушали таких людей как журналисты или писатели.
Яков Кротов: Евгения Чирикова политик или нет?
Мария Липман: Евгения Чирикова - гражданский активист.
Яков Кротов: Поэтому она особенно пользовалась...
Мария Липман: Акунин, Парфенов. Вот два человека, которые захватили аудиторию 10 декабря. Тогда еще звучали отчасти какие-то конкретные требования. Потом протест весь свелся к лозунгу "Россия без Путина", который выражает общий смысл остальных протестов, когда от конкретных требований, которые звучали 10 декабря, люди перешли просто к этому выкрику, которые как и слова "мочить в сортире", не программа. В разговорах с людьми очень чувствовалось, что не нравится им политика вообще. Они говорили - это хорошо, что у нас нет партии, это хорошо, что у нас нет общей для всех единой программы, это хорошо, что мы такие разные, это хорошо, что у нас нет единого лидера. Вся истории России - это история подавления государства обществом.
Яков Кротов: ДНК всюду одно, геном всюду один. Почему в Америке личность на посту главы государства не подавляет общество, а в России подавляет?
Мария Липман: В Америке огромную роль играет институты, которые легитимны, которые приняты, которые никто не ставит под сомнение. Никто не ставит под сомнение ни полномочий парламента, ни полномочий президента, ни ту систему сдержек и противовесов, которая не дает никому монополизировать власть. В России такие механизмы прописаны в нашей новой Конституции впервые, но они пока не укореняются. Потому что в нашей исторической традиции, традиция нашей политической культуры оказывается пока мощнее. Именно от того, что впервые в России относительно значимое количество людей, больше чем в какие бы то иные периоды российской истории, хотят заниматься чем-то, что изменит жизнь их страны и открыто об этом говорят, я думаю, что у них...
Яков Кротов: Больше, чем в 1989?
Мария Липман: Я думаю - да. Огромная разница, что происходило в конце 80-х и теперь, состоит в том, что в конце 80-х сначала произошел раскол элит. Сейчас, что особенно ценно в этом движении, оно возникает снизу, без раскола наверху. Нет раскола наверху в явном виде, и нет того лидера, про которого протестующие моАгли бы сказать, что это наш лидер. Именно поэтому откат, отход от лидерской политики.
Яков Кротов: Валерий Викторович.
Слушатель: Вот Путин. "Мочить в сортире". Это сказано конкретно по определенному поводу. Сейчас вы размазали, что это имеет к этому отношение, к тому, к другому. Общий вывод - Ваша программа настроена на то, чтобы стабилизировать обстановку.
Яков Кротов: Что с милитаризмом американским и пацифизмом российским?
Мария Липман: Нельзя отрицать того, что Америка на сегодняшний день единственная страна, которая использует свои вооруженные силы за пределами своих границ. Это факт.
Яков Кротов: В порядке справки. Америка, может быть, и единственная такая страна. Но Россия, по-моему, единственная страна в Третьем тысячелетии, которая, не взирая ни на что, отвоевала кусок соседней страны. И российские войска находятся на территории Грузии.
Мария Липман: Я бы не стала говорить про российско-грузинскую войну. Я говорю - на сегодняшний день Америка ведет как минимум две войны. Идут разговоры о том, что не исключена война с Ираном. Америка остается самой мощной военной державой в мире. В этом нет ни малейших сомнений. Это страна, которая считает возможным вмешиваться в дела других стран с помощью своей военной силы. Во имя хороших целей, плохих целей - это другое дело. На этом, в какой-то степени, строится американская политика, что наша безопасность во главе угла.
Кстати говоря, традиционная критика республиканцев, направленная не демократов, что они проявляют недостаточно твердости в отстаивании американской безопасности, проявляют мягкость. Надо сказать, что Ромни в этой кампании использует этот аргумент против Обамы на основании политики перезагрузки. Это то, как фигурирует Россия в американской кампании сегодня. Отмечу, что Америка не является членом Организации международного уголовного суда, который судит за военные преступления. И, тем самым, чтобы не делали американские военнослужащие, они не подсудны этому суду, а могут быть судимы только в своей стране. Это тоже важно.
Я бы все-таки вернулись к словам "мочить в сортире". Там, где есть программа, там очень важна подотчетность. Если считать, что "мочить в сортире" это был программный тезис, то давайте вспомним волну чудовищных террористических актов, которые происходили в первом сроке Владимира Путина. Никто не призвал его к ответственности за это и не сказал, у тебя же программа была, если мы считаем, что люди голосовали за программу. Он будет последовательно защищать российских граждан от террористов. У нас случилась Дубровка. У нас случился Беслан. У нас случилось столкновение самолетов. У нас случился теракт на стадионе в Москве. Это был кошмарный период, когда огромное количество людей погибло и в Москве, и не в Москве от терактов. Не было анализа того, как программа, если это программа, как она выполнена.
Мне кажется, что люди, которые голосовали за "мочить в сортире", наверное, были и такие… Я напомню, что начало президентства Путина – это был период, когда люди, весьма продвинутые, образованные, журналисты, считали, что программа Путина – это авторитарная модернизация. Я помню ожесточенные дискуссии на вполне либеральных радиостанциях, где люди более-менее одного образа мыслей и одних и тех же политических предпочтений спорили о том, это возможно при Путине – авторитарная модернизация? Мы готовы пожертвовать нашими свободами, то, что Путин называл укрепление государства, то, что сразу ознаменовало собой наступление на самые разнообразные свободы во имя модернизации, поскольку это цель России? Это был вполне содержательный спор. Так что, Путин не сводился к "мочить в сортире".
Яков Кротов: Виктор Викторович из Москвы.
Слушатель: У меня давно вопрос витает вокруг "мочить в сортире". Мне кажется, тут надо внести ясность. По-моему, все неправильно понимают, что это такое.
Евгений Ихлов: Во-первых, должен внести некую соматическую ясность. "Мочить" – это ударить бритвой. На блатном диалекте "моча" – это бритва или половина бритвы. "Мочить в сортире" – это зарезать бритвой. Такая классическая хулиганская разборка, то есть хулиган отзывает свою жертву в общественную уборную и там бьет бритвой. Пелевин, который придумал для кампании эту фразу, понимал все коннотации в криминогенном сознании большинства населения. Он понимал, какую необычайную скрытую теплоту патриотизма этот лозунг вызовет в сердцах.
Когда выдвигали Путина, все были согласны на авторитарную модернизацию, да, хотели "бархатного Пиночета", особенно даже без 3000 расстрельных, без 100 тыс. на стадионах. А вот 5-6 политзэков приемлемо. Перелом начался с дела Ходорковского, когда началось перераспределение собственности среди своих, его же поддержавших. Умеренную коррупцию были согласны поддерживать. Умеренные репрессии согласны поддерживать.
Что такое, на самом деле "мочить в сортире"? Это не идти на переговоры с чеченцами, а додавить до конца, утопить чеченскую независимость в крови. Настоять на том, что там будут российские ставленники любой ценой. Эта программа была выполнена. Это не только террор. Это исламизация партизанского движения. Это интернационализация конфликта, который оказался включен в международные структуры, либо международные терроризмы, либо международные исламские революции – можно говорить как угодно. Это распространение конфликта на Дагестан, Ингушетию, Кабардино-Балкарию. Это была плата за эту линию – доведение до предела, то есть отказ от ельцинской политики компромиссов и идти до упора.
Путин – это был человек программы. Человек, который решительно доведет до конца любое начинание. И сейчас, когда голосовали за Путина, все понимали, что сейчас Путин – это чуровские выборы, но не будет увеличен пенсионный возраст, но будут подкидывать какие-то копеечки, особенно силовикам, и даже не копеечки, чиновникам будут подкидывать и лояльному бизнесу. Это понятно.
Яков Кротов: А программа оппозиции?
Евгений Ихлов: Какой оппозиции?
Яков Кротов: Те же выборы в Координационный совет, Болотная, белоленточное движение – там есть какая-то общая?..
Евгений Ихлов: Есть.
Яков Кротов: Какая?
Евгений Ихлов: Там есть и те, кто хочет увеличить налоги.
Яков Кротов: С других?
Евгений Ихлов: Да, с богатых. И те, кто этого не хочет. И те, кто готов на некоторое увеличение налогов в ответ на искоренение государственной коррупции, на ситуацию правового государства и прочее. На самом деле, идет мучительная выработка компромисса. На какие социальные издержки будет готов бизнес и средний класс для того, чтобы получить поддержку широких трудящихся масс, чтобы они поддержали либерально-демократическую программу. Как только эта программа возникнет и будет осознанна как таковая, кирдык настанет режиму "мочить в сортире".
Мария Липман: Вопрос о том, что Путин доводит все до конца, и у него есть программа. Во-первых, я бы все-таки провела различия между программой кандидата на выборах и программой действий у человека, который управляет государством. Конечно, у него есть какая-то программа действий. Это не то, что обязательно совершенно придается огласке. Вопрос в том – она у него на 1 год, на 2 года, на 10 лет или на 15.
Почему такое непосредственное отношение к программе имеет подотчетность. Вообще, программа кандидата может существовать, поскольку есть конкуренция. Иначе это программа КПСС. Мы сами ее пишем, сами интерпретируем, сами подводим итог, сами сообщаем заинтересованным или незаинтересованным гражданам, что мы свою программу выполнили и перевыполнили.
Я говорю не про предвыборную программу Путина, а про те лозунги программного характера, а не "мочить в сортире", который не так легко широко интерпретировать. Диверсификация экономики. Это то, что Путин провозглашал с самого первого года своего президентства. За это время зависимость российской экономики от нефти и газа только выросла. Это всего один пример. Таких примеров можно привести много. Но когда у человека подотчетности нет, когда никто ему ни говорит: "Ты же обещал, что будет диверсификация экономики! Где же она?!" Мы на нефтяной игле как сидели, так и сидим!
Яков Кротов: Хочется побольше конструктивности – вернуться к программе, зарождающейся программе зарождающейся оппозиции. Ведь есть партии "Яблоко", "Демократический союз", многие зарегистрированы. Тем не менее, вместо того, чтобы использовать имеющиеся партийные программы, имеющихся партийных лидеров с механизмами подотчетностями, люди предпочли выйти на площадь и до сих пор не идут в имеющиеся партии. Почему?
Мария Липман: Я думаю, что люди в России совершенно не глупые и не слепые. Они прекрасно видят, что политическая жизнь в стране находится 100% под контролем Кремля. И возможности Кремля не допустить тех, кто им не нужен, тех, кто им мешает на политическое поле, на сегодняшний день безраздельно. Это возможность снять партию с выборов, снять кандидата, не пропустить и т. д.
Яков Кротов: Новодворскую снимут с выборов, а Удальцова не снимут?
Мария Липман: Пока что Удальцов находится под следствием.
Яков Кротов: Я не очень понимаю логику. Если "Демосоюз" не допускают, то кто допустит белоленточный Координационный совет куда бы то ни было?
Мария Липман: Вот я и говорю! У нас только что прошли региональные выборы. Явка низкая. Почему явка низкая? Люди здравым образом относятся к этим выборам. 80% граждан год за годом говорят – от нас ничего не зависит, исход выборов решаем не мы, не наши голоса. Если бы была настоящая конкуренция, мы бы участвовали. Кстати, в Химках была конкуренция. Там по региональным меркам неплохая явка. Активисты Чириковой говорят, что эти выборы были досрочные, поэтому у них очень мало времени было на подготовку. А если бы было больше, они бы постарались обеспечить явку больше. И на низком уровне, муниципальном, есть конкуренция. Это допускается властями.
В легислатуре должен быть контроль обязательно "Единой России" – он есть. Губернаторы все должны быть от "Единой России" – так есть. В Госдуме должно быть надежное большинство, которое примет любой закон за 1-2 дня, если это понадобиться. В этих условиях вовлекаться в политику и проявлять простодушие и наивность – этого очень боится российский человек с его ментальностью. Он, скорее, будет циничным, чем простодушным. Он будет циником, чем дураком – меня опять обвили вокруг пальца, я опять поверил каким-то, которые что-то говорят, что они могут сделать лучше. Мы знаем прекрасно все свои недостатки. Процентов 60-70 людей твердо говорят, что российские чиновники не живут по закону, что в России полиция – это угроза, а не средство защиты граждан. Что если они станут жертвой произвола властей, то никакой суд их не защитит. Но они голосуют за статус-кво, потому что привычно, у этого есть свои достоинства. Но мы не верим, что от этой политической конкуренции будет лучше.
Яков Кротов: Евгений Витальевич, Ваш взгляд на то, почему имеющиеся партии с достаточно ясными демократическими программами? Только из цинизма?
Евгений Ихлов: Причем здесь цинизм?!
Яков Кротов: Люди не хотят, чтобы их обдурили и предпочитают циники с номенклатурой, чем наивно с "Яблоком". Почему?
Евгений Ихлов: Во-первых, чтобы получить поддержку, "Яблоко" должно иметь определенный жирок, то есть быть сильно представлено на уровне муниципальных образований, иметь мало-мальски приличных кандидатов и иметь выход в медиа. Ничего этого нет!
Яков Кротов: У тех, кто собирался 10 декабря, тоже ничего этого не было. За ними же пошли. Туда-то пришли.
Евгений Ихлов: Куда пошли?
Яков Кротов: На Сахарова.
Евгений Ихлов: Мы говорим о разных вещах. Первое. 10 декабря массовое движение. Люди пришли на митинг протеста. Люди не приходили и не придут на митинг протеста партии "Яблоко" в нужном масштабе.
Яков Кротов: Почему?
Евгений Ихлов: Потому что не та тональность. Потому что выступающие на этом митинге будут не те, и говорить будут не так. Не хочу их сейчас критиковать. Кисло-сладкое не устраивает. На митинг под кисло-сладкую программу люди не выходят.
Яков Кротов: А на митинг с националистами выйдут и с коммунистами? Я не очень понимаю логику. Почему оказывается, что фашизоидные митинги…
Евгений Ихлов: Я не понял. По поводу фашизоидных митингов чуть подробнее.
Яков Кротов: Националист Тор выступал 10 декабря? Выступал.
Евгений Ихлов: Это не делает митинг фашизоидным. В августе 1991 года у Белого дома были левоанархисты и казаки монархисты. Это традиция общего сопротивления, традиция "Народного фронта".
Яков Кротов: Почему в Америке люди выбирают, и цинизма так такого преобладающего нет, а в России Ельцина выбирали под лозунгом, что угодно, только не Горбачев, что угодно, только не Хасбулатов, что угодно, только не Зюганов. Это миф или реальность, что в России все время какая-то оккупация? А есть страны, которые свободны от оккупантов, и там можно позволить себе личности, программы.
Мария Липман: Приходится опять вернуться к российской истории, в которой демократическое государственное устройство насчитывает очень немного лет.
Яков Кротов: С перерывами.
Мария Липман: Можно надеяться, что мы вначале этого пути. Хотя, к сожалению, мы уже достаточно длительный период идем назад, а не вперед.
Яков Кротов: Но ведь в Америке есть политические силы, они очень маленькие, которые считают, что Америка оккупирована масонами, жидами, либералами. У них та же психология, что у русской оппозиции? Но там это меньшинство, а тут доминирует.
Мария Липман: Это важная история. Она имеет отношение к институтализованности американской политики. Наличие двух партий – это в каком-то смысле препятствие в американских условиях для появления третьей. Настолько устоялась эта система, что новые партии постоянно появляются или где-то существуют, но они остаются маргинальными.
Яков Кротов: Причина доминирования двух партий в психологической стабильности?
Мария Липман: Нет, я бы сказала, что это структурные институциональные причины. У них есть одно важное различие, которое многих устраивает - большая роль государства, меньшая роль государства, большая роль для духа предприимчивости или большая зависимость от государства. Вот так они различаются и вбирают всех в себя.