Марьяна Торочешникова: На протяжении последних нескольких дней журналисты освещают события, развернувшиеся в исправительной колонии номер 6, которая находится в Копейске Челябинской области. Здесь заключенные устроили акцию протеста, которая больше напоминает восстание, заявив, что сотрудники администрации колонии вымогают у них деньги, называются суммы от 5 до 90 тысяч рублей, и применяют к ним пытки. И хотя заключенные, которые к настоящему времени уже успели пообщаться с членами общественной наблюдательной комиссии, утверждают, что их акция носила исключительно мирный характер и была направлена лишь на то, чтобы их защитили от поборов и пыток, руководство областного управления ФСИН заявляет, что заключенные требовали именно послабления режима и смены руководства колонии. Происшедшее здесь во ФСИНе называют бунтом, добавляя, что никто из родственников осужденных ранее ни с каким жалобами не обращался, во всяком случае к начальнику Главного управления ФСИН по Челябинской области. У меня есть сведения о том, что жаловаться на содержание в копейской колонии заключенные начали задолго до недавних событий. Впрочем, о пытках, вымогательстве, торговле наркотиками и алкоголем в российских колониях много рассказывалось, но пока ситуация не меняется.
В студии Радио Свобода - эксперт президентского Совета по правам человека Михаил Синкевич и директор юридического бюро "Свобода" Денис Солдатов.
Поясните мне, пожалуйста, чем отличается принципиально ситуация в 6-ой колонии Копейска от всех других подобных случаев?
Михаил Синкевич: Я думаю, это не уникальный случай. У нас в каждой области практически есть такие колонии, которые можно назвать пыточными. На "горячую линию" "ГУЛАГу.нет", где я тоже являюсь одним из координаторов, масса звонков со всей России. Не буду перечислять регионы, потому что это практически везде. Жалуются на избиения, на пытки, на угрозы изнасилования.
Марьяна Торочешникова: Говорилось о том, что администрации 6-й колонии в Копейске вымогала деньги. Я так понимаю, вымогали не у заключенных, а у родственников. За что просили денег?
Михаил Синкевич: Просто за то, чтобы нормально сидеть, чтобы не были, не убивали.
Марьяна Торочешникова: Такой налог на посадку в некотором роде получается.
Михаил Синкевич: Да, заплати налоги и живи спокойно. Вот по Владимирской области то же самое - есть колония, которой мы сейчас будем заниматься. Помещают в карантин, и активисты из осужденных подходят к осужденным и пробивают, как у него семейное положение, есть ли бизнес, кто мама, папа, - и начинается обкатка. Сперва в виде "гуманитарки" - пришли на колонию телевизор, краску и так далее. А дальше - больше, давай деньги.
Марьяна Торочешникова: А люди куда жалуются? Почему пишут и звонят на "ГУЛАГу.нет", а не идут в местное управление ФСИН, например? Или к прокурору, или в правоохранительные органы заявить о вымогательстве?
Михаил Синкевич: Мы только что провели дискуссионный клуб "Улей" на площадке сторонников партии "Единая Россия" по поводу Копейска, и точно такой же вопрос там звучал: почему не обращаются? Обращаются! Вот передо мной сколько обращений.
Марьяна Торочешникова: Перед Михаилом лежит объемная пачка. Я так понимаю, что это обращения и от родственников заключенных в Копейске?
Михаил Синкевич: Да. Это было в начале лета, когда уже тоже был крик души у осужденных, и они обратились к нам. У нас нет административных рычагов, мы отправили это и во ФСИН, и в Следственный комитет, и в прокуратуру, но все это спустили в Челябинск, и все умерло. Вот отписки: "Не обнаружено... Не подтвердилось..."
Марьяна Торочешникова: То есть ровно то же, что обсуждается сейчас.
Михаил Синкевич: Конечно. И еще хлеще есть жалобы!
Марьяна Торочешникова: Денис, а можно ли повлиять на прокурора, побудить его провести проверку?
Денис Солдатов: В первую очередь нужно внимание общественности. Нельзя замалчивать факты нарушения прав граждан, они защищены конституцией у нас. Насколько я знаю ситуацию по Копейску, 286-я "Превышение должностных полномочий", часть 3-я возбуждена Следственным комитетом Российской Федерации в отношении сотрудников, пока не установленных. Самая большая проблема в том, что граждане, права которых ущемляются, которые находятся в местах лишения свободы, и их родственники не идут до конца в защите своих прав. Не все доходят до суда в отношении сотрудников, которые нарушали закон, они не готовы дать показания полностью. Они дают первичные показания правозащитникам, на камеру, а потом, когда начинают работать следователи, они начинают отказываться от показаний.
Марьяна Торочешникова: А почему это происходит?
Михаил Синкевич: Есть давление, есть физическое давление конкретно и психологическое, чтобы забрали заявление. Доводят до такой ситуации, что человек просто идет в отказную.
Марьяна Торочешникова: То есть, например, родственник пожаловался, но осужденный остается в колонии, и говорят родственникам чуть ли ни прямым текстом: забирай заявление или получишь груз особый из колонии.
Михаил Синкевич: Сплошь и рядом такое. Если тебя физически начинают мучить, грозят изнасилованием, ты, конечно, заберешь заявление и напишешь, что угодно.
Денис Солдатов: И не только запугивают заключенных, но и предлагают им какие-то блага. Им помогают на УДО пойти. Вымогаются ведь деньги не только за то, чтобы они хорошо сидели, но и за то, чтобы они досрочно вышли, чтобы составить им определенный документ, чтобы не было замечаний. В любом случае ситуация такова, что если есть нарушение закона, оно фиксируется, возбуждается уголовное дело, заключенные и их родственники должны понимать: если они уже дали первичные показания, им надо идти до конца. Если они не идут до конца, они в первую очередь не дают возможность Следственному комитету довести расследование до конца и выявить нерадивых сотрудников ФСИН. Мы не можем говорить, что вся система нарушает закон, но есть конкретные сотрудники, которых надо выявлять. Мы говорим, что такая проблема существует, но надо просто идти до конца. Понятно, что люди запуганы, но они должны понимать это. Если ты заявил, тебя уже должен защищать закон, и Следственный комитет должен как-то обратить внимание, предоставить защиту этому заключенному, на мой взгляд. Из практики я знаю, что когда по отношению к сотрудникам правоохранительных органов что-то возбуждается, они начинают себя вести крайне корректно. И я думаю, что сотрудники ФСИН даже близко не подойдут к этому заключенному, потому что они могут лишиться работы и, более того, получить реальный серьезный срок.
Марьяна Торочешникова: Показательно, что история произошла в Копейске, подобная же история произошла там в 2008 году. В Копейске еще есть исправительная колония номер 1, это колония особого режима, и там в 2008 году сотрудники охраны убили четырех заключенных. Их приговорили к лишению свободы на сроки от 9 до 12 лет, а тогдашний начальник Управления ФСИН Челябинской области, генерал-лейтенант Владимир Жидков, приказавший в целях сокрытия преступления имитировать бунт в колонии, получил 5 лет условно. После этого сменилось начальство в УФСИН в Челябинской области, но ситуация, похоже, лучше не стала. В чем проблема в этом Копейске, что там происходит?
Михаил Синкевич: Проблема очень глубока. Любая структура имеет обыкновение самовоспроизводиться. Убери пять негодных сотрудников из одной колонии, поставь туда новых, и они станут такими же. Эта культура самовоспроизводится сейчас. Надо менять норму, а это трудно. Во-первых, нужно повышать престиж самой ФСИН, чтобы это была гордость профессии. Человек, попавший в колонию, его встречают, как во многих местах, дубинками. Человека осудили к лишению свободы, а не к избиениям, пыткам, унижениям человеческого достоинства, а его начинают там морально и физически гнобить. Если будет повышен духовно-нравственный уровень, личностный уровень каждого сотрудника, если они будут придерживаться принципов гуманизма, климат в колонии изменится. Ты пришел в колонию, и тебе сказали: у нас такие правила, живи, отбывай.
Марьяна Торочешникова: Я думаю, это на уровне мечты. Я сомневаюсь, что вдруг во всех колониях начнут по предписанию, как написано в законе, встречать заключенных. Конечно, им важно сразу показать, кто здесь власть, кто сильнее, как они думают, чтобы застраховать себя от возможных бунтов в дальнейшем, актов неповиновения со стороны заключенных. Если руководство администрации, начальник колонии - тряпка, то, конечно, у него заключенные будут вскрывать вены, требовать послабления режима, смены белья...
Михаил Синкевич: Сомневаюсь, что такое может произойти. Осужденный знает свое место. Если нормальная обстановка в лагере, если соблюдаются все требования, которые предъявляются и к осужденным, и к обслуживающему персоналу, то есть администрация учреждения в рамках все делает, то и в зоне все нормально.
Марьяна Торочешникова: Александр из Петербурга дозвонился до нас. Пожалуйста...
Слушатель: Может быть, колонии должны быть на меньшее количество людей рассчитаны? И если бы в колониях был производительный труд, люди работали бы и меньше гнобили друг друга?
Марьяна Торочешникова: Да, это серьезная проблема для ФСИН. Если в советские времена система труда в колониях работала, то сейчас во многих колониях заключенные ничего не делают, потому что делать просто нечего, производства, которые существовали раньше, развалились, стали невыгодны. Есть еще проблема, связанная с низкой оплатой труда заключенных. Если бы заключенным платили столько же, сколько получает вольный человек за работу, люди бы работали, и им было бы не до бунтов. Почему так сложно найти работу заключенным?
Денис Солдатов: Проблема связана в первую очередь с тем, что производства некоторые развалились, но очень много предпринимателей хотят сотрудничать с ФСИН, и это обсуждается.
Марьяна Торочешникова: Да, ко мне обращался человек, который хотел открыть кондитерское производство сразу в нескольких колониях в России, открывал, поставлял туда оборудование, обучал, все начинало работать, а после этого администрация колонии, глядя, как все хорошо идет, говорила ему "до свидания", оставляла оборудование у себя, и он лишался и оборудования, и денег, которые вложил.
Денис Солдатов: Да, и это произошло из-за того, что человек не соблюдал закон. Как только будет создан прецедент, и несколько дел доведут до конца, и люди получат не условные 5 лет, а реальные 10, или 5, или 2, тогда ситуация начнет меняться. Во ФСИНе в Москве никому не нужно, чтобы с кого-то брали 5, 10, 90 тысяч, а им надо, чтобы система работала, чтобы как можно меньше родственников обращалось с жалобами, чтобы как можно меньше журналистов говорило, как там плохо, чтобы не было таких ситуаций, как в Копейске. Это не может быть, конечно, курортом, мы понимаем, что там сидят и предприниматели, но и убийцы, насильники, разбойники и грабители. И сейчас я даже немножко хочу встать на сторону ФСИНа, потому что давайте не будем общей меркой мерить весь ФСИН, там есть нормальные и порядочные люди. Вот МВД - с приходом Колокольцева что стало меняться? Какой-то милиционер где-то нарушил что-то, совершил серьезное правонарушение - его осудили, задержали, и его начальник снимается с должности. Почему бы ФСИНу ни взять это в практику? Это очень хорошая практика, на самом деле.
Марьяна Торочешникова: Где же столько начальников понабрать?
Денис Солдатов: Наберутся! Плюс зарплата должна пересматриваться. Не может новый руководитель, который пришел туда полгода назад, поменять сразу всю систему, которая до него существовала, и это нормально. ФСИН готов меняться, и я так понимаю, что и в Общественной палате были круглые столы, и понимание есть, но надо решать вопрос на местах. Надо понять, что работа правозащитников и журналистов связана с тем, чтобы выявить проблему. Это полезная вещь - информация, и выявляя, мы делаем полезное дело. Если нарушение будет выявлено и исправлено, система начнет работать лучше.
Марьяна Торочешникова: По телефонной связи к нам подключился Михаил Ермураки, бывший заключенный исправительной колонии номер 6 в Копейске.
Михаил, расскажите, что же такое произошло в колонии, что переполнило чашу терпения заключенных?
Михаил Ермураки: Происходят избиения осужденных с целью вымогательства денег в крупных и особо крупных размерах. Чтобы человек якобы спокойно сидел, нужно платить. А в колонии сейчас произошла реорганизация, чтобы первоходы сидели с первоходами, а те, кто уже неоднократно отбывал наказание, содержались отдельно, люди, которые попали первый раз за решетку... Люди попали за решетку, но чтобы их бить и пытать - в приговоре это не написано. Обстановка на сегодня в колонии такая. Вокруг периметра колонии по 5-8 человек сотрудников в форме ходят и смотрят, чтобы никакие машины не останавливались возле колонии, не стояли люди. Машин спецназа уже нет, которые были позавчера, на момент бунта.
Марьяна Торочешникова: Михаил, а когда вы там отбывали наказание, такие проблемы были, кто-то жаловался?
Михаил Ермураки: И проблемы были, и жаловался. И на тот момент, если ты жалуешься, ты подвергаешься избиению. Меня неоднократно избивали только лишь из-за того, что ко мне приезжал адвокат, и я переписывался с Коллегией адвокатов, прокуратурой, правозащитными организациями. Но администрация препятствует и отправлению обращений. Например, от меня требовали то, что является незаконным, - всякие маршировки, песнопения. То есть вот отряд 20 человек, и час они маршируют и поют, в то время как мне сам прокурор говорил, что такого в правилах внутреннего распорядка нет.
Марьяна Торочешникова: А почему это все там происходит, как вы думаете?
Михаил Ермураки: Во-первых, там молодой начальник колонии, которому около 30 лет, а покровительствует ему некий полковник Калашов, который зам. нового начальника управления Челябинской области Турбанова.
Марьяна Торочешникова: Денис, а почему происходит ситуация, что заключенных заставляют делать то, что они делать не должны?
Денис Солдатов: Может быть, это таким досугом им предлагают заниматься? Люди же должны чем-то заниматься, читать книжки, кто-то может отказываться от песнопений, а кто-то, может быть, захочет петь. Может быть, просто не надо это делать обязательным? Может быть, начальник не нашел ничего лучшего предложить.
Михаил Синкевич: Кто хочет петь, заниматься самодеятельностью, есть клуб колонии, где он может приходить и играть в шахматы, ставить спектакли, организовывать какие-то музыкальные ансамбли, пожалуйста. Но это - на плацу, со строевой подготовкой, строем ходят, учат песню, как в армии.
Марьяна Торочешникова: А для чего?
Михаил Синкевич: Чтобы унизить человека. И это не только в этой колонии. И на малолетке они так все ходят строем и поют песни. И почему-то на это никто не обращает внимания, хотя в ПВР этого нет.
Марьяна Торочешникова: А кто должен обращать внимание? Прокуроры?
Михаил Синкевич: Естественно.
Марьяна Торочешникова: У меня в студии неоднократно были бывшие заключенные, и они рассказывали, что практически в каждой области существует так называемая пыточная колония. И тогда администрациям всех других колоний значительно легче управлять заключенными, потому что они им тогда говорят: если тебе тут что-то не нравится, поедешь туда. А там, в этой страшной пыточной колонии, отрываются прямо от души, чтобы слава дурная разносилась с невероятной скоростью по всем остальным места лишения свободы. Действительно есть такая логика?
Михаил Синкевич: Практика такая есть. Не знаю, чем они это обосновывают, но такое присутствует.
Марьяна Торочешникова: А почему прокуроры сами не реагируют?
Михаил Синкевич: Вот ответ - в жалобах и отписках. В одной области они все вместе там. Приходит прокурор по надзору, наблюдать за соблюдением закона ВТУ в исправительных учреждениях, и он защищает не права осужденного, а отстаивает позицию сотрудников ФСИН.
Марьяна Торочешникова: А почему? Ведь прокурор непосредственного отношения к колонии не имеет. Я понимаю, когда город маленький, они, может, учились вместе - прокурор и начальник колонии, но если они все из разных мест, то почему прокурору есть дело до того, что будет с начальником колонии, в которой нарушают права заключенных?
Михаил Синкевич: Видимо, есть какая-то заинтересованность, связь.
Марьяна Торочешникова: Михаил Ермураки, а вы как считаете, почему так происходит?
Михаил Ермураки: Потому что прокуроры у нас реально приезжают за подарками. Дарятся картины, шкатулки, сабли, нарды лакированные... Лишь бы только прокурор написал отписку.
Марьяна Торочешникова: Рашид из Казани дозвонился на Радио Свобода.
Слушатель: Я хотел спросить, а что делает ОМОН в колонии, который зверствует не только по отношению к заключенных, но и по отношению к родственникам? И второе, там есть заключенные, которые хотят сотрудничать с администрацией, и те там зверствуют.
Михаил Синкевич: Да, некоторых колониях есть дисциплинарные секции, СДИПы. Они сейчас законом отменены. И я знаю, что новый директор ФСИН Корниенко отрицательно к этому относится - к существованию таких секций. И то, что они где-то негласно появляются, с них сняли повязки, допустим, нет отличительных знаков, но они выполняют те же функции, это есть, так называемый актив колонии, - он к этому относится очень отрицательно. Наш коллега - региональный представитель комиссии по проблемам граждан в местах лишения свободы центрального совета партии "Единая Россия", Потапенко Юрий Иванович, в Екатеринбурге у него огромный реабилитационный центр, он уже 10 с лишним лет занимается реабилитацией заключенных, очень плодотворно, он лично знаком с Корниенко, и он сказал: "Мне позвонил Александр Геннадьевич и сказал: "Юра, вот тебе разрешение, езжай по всем колониям области и посмотри, где еще существуют эти СДИПы, и сразу мне доложи. Я их там разгоню!"..." То есть руководство ФСИН в лице нового директора отрицательно настроено против этих СДИПов. А удельные князьки - они далеко от Москвы... Корниенко хочет изменить систему, и он ее изменит!
Марьяна Торочешникова: А для чего нужны эти СДИПы в колониях?
Михаил Синкевич: Это и начало вымогательства денег, и руки не пачкать администрации...
Марьяна Торочешникова: А в 6-ой колонии в Копейске, Михаил, существовали такие активисты?
Михаил Ермураки: Да, на шестерке СДИП существует и процветает! Их крышует непосредственно зам. начальника по безопасности и оперативной работе и сам непосредственно Михайлов. В случае, если приезжает прокурор, объявляется негласно команда через оперативного дежурного "режим прокурора", эти СДИПовцы прячутся в профилактории, и прокурор их не видит. А я Михаилу Синкевичу пришлю пофамильный список "козырей" - это осужденные, которые, во-первых, проводят внутреннюю обработку информации, когда прибыл осужденный в колонию, то есть распознается, какая у него семья, жена, какое финансовое положение. Второе - физическое воздействие. 4-5 СДИПовцев могут в каптерке где-то прижать одного заключенного, который якобы решил воспротивиться режиму администрации, и может произойти якобы драка. При этом если они впятером одного покалечат, им ничего не будет за это. А у сотрудников - руки чистые при этом.
Марьяна Торочешникова: Михаил, а много таких активистов в копейской колонии?
Михаил Ермураки: Полгода назад, когда я оттуда вышел, это было порядка четырех десятков человек.
Марьяна Торочешникова: А эти активисты действительно находятся в лучших условиях? Чем их жизнь в колонии лучше?
Михаил Ермураки: Во-первых, он не знает проблем режима периодичности звонков, то есть он может спокойно пойти и по таксофону позвонить. Во-вторых, у него без ограничений короткие и длительные свиданки, и длительные - фальсифицированные, через гражданский брак сексуальные услуги. У меня есть факты и документы. А если приедет прокурор, то скажут, что осужденный Ермагамбетов Азамат - это один из "козырей" - ходил по режиму, 3-4 раза в год, а не 12. Вот за 13 лет у меня одна длительная свиданка была сроком трое суток.
Марьяна Торочешникова: Михаил, вы отсидели 13 лет в этой колонии...
Михаил Ермураки: Нет, в этой колонии - только 1,5 года. Как жалобщика, меня везде возили.
Марьяна Торочешникова: Но вы 13 лет провели в местах лишения свободы, из них 1,5 года в этой колонии в Копейске. Почему, когда вы вышли оттуда, вы просто не захотели забыть об этом опыте, как о страшном сне, почему вы пошли к прокурору жаловаться?
Михаил Ермураки: Мне этот вопрос уже задавали, кстати. И я просто даю короткий ответ. Когда я однажды сказал одному полковнику, который как раз с положительной характеристикой, осужденные отзываются о нем хорошо, я ему сказал: "Вы в армии были?" Он говорит: "Да". - "А вы были в Афгане?" - "Да". - "Вы были в Чечне?" - "Да". - "Вы это можете выбросить из головы?" Он говорит: "Нет".
Марьяна Торочешникова: То есть, есть вещи, которые невозможно забыть. Другое дело, что не все осужденные готовы идти и рассказывать о нарушениях.
Михаил Синкевич: Это хорошо, что есть осужденные, которые после освобождения не зарываются сразу в свои бытовые дела какие-то, а становятся активными гражданами, положительными со всех сторон, занимаются правозащитой.
Марьяна Торочешникова: То есть необходимы люди, которые пройдут по этому пути до конца, иначе ничего не изменить.
Денис Солдатов: Да, иначе ничего не изменится. Вот сейчас информация - 41 заявление от граждан по событиям в Копейске. Посмотрим, сколько этих людей дойдет до конца. И вот услышав Михаила, я обратил внимание, что прокурору информацию не ту дают.
Марьяна Торочешникова: На волнах Радио Свобода прозвучала передача "Человек имеет право".
Со мной в студии сегодня были - эксперт президентского Совета по правам человека Михаил Синкевич и директор юридического бюро "Свобода" Денис Солдатов, на телефонной связи с нами был недавний заключенный Михаил Ермураки.
В студии Радио Свобода - эксперт президентского Совета по правам человека Михаил Синкевич и директор юридического бюро "Свобода" Денис Солдатов.
Поясните мне, пожалуйста, чем отличается принципиально ситуация в 6-ой колонии Копейска от всех других подобных случаев?
Михаил Синкевич: Я думаю, это не уникальный случай. У нас в каждой области практически есть такие колонии, которые можно назвать пыточными. На "горячую линию" "ГУЛАГу.нет", где я тоже являюсь одним из координаторов, масса звонков со всей России. Не буду перечислять регионы, потому что это практически везде. Жалуются на избиения, на пытки, на угрозы изнасилования.
Марьяна Торочешникова: Говорилось о том, что администрации 6-й колонии в Копейске вымогала деньги. Я так понимаю, вымогали не у заключенных, а у родственников. За что просили денег?
Михаил Синкевич: Просто за то, чтобы нормально сидеть, чтобы не были, не убивали.
Марьяна Торочешникова: Такой налог на посадку в некотором роде получается.
Михаил Синкевич: Да, заплати налоги и живи спокойно. Вот по Владимирской области то же самое - есть колония, которой мы сейчас будем заниматься. Помещают в карантин, и активисты из осужденных подходят к осужденным и пробивают, как у него семейное положение, есть ли бизнес, кто мама, папа, - и начинается обкатка. Сперва в виде "гуманитарки" - пришли на колонию телевизор, краску и так далее. А дальше - больше, давай деньги.
Марьяна Торочешникова: А люди куда жалуются? Почему пишут и звонят на "ГУЛАГу.нет", а не идут в местное управление ФСИН, например? Или к прокурору, или в правоохранительные органы заявить о вымогательстве?
Михаил Синкевич: Мы только что провели дискуссионный клуб "Улей" на площадке сторонников партии "Единая Россия" по поводу Копейска, и точно такой же вопрос там звучал: почему не обращаются? Обращаются! Вот передо мной сколько обращений.
Марьяна Торочешникова: Перед Михаилом лежит объемная пачка. Я так понимаю, что это обращения и от родственников заключенных в Копейске?
Михаил Синкевич: Да. Это было в начале лета, когда уже тоже был крик души у осужденных, и они обратились к нам. У нас нет административных рычагов, мы отправили это и во ФСИН, и в Следственный комитет, и в прокуратуру, но все это спустили в Челябинск, и все умерло. Вот отписки: "Не обнаружено... Не подтвердилось..."
Марьяна Торочешникова: То есть ровно то же, что обсуждается сейчас.
Михаил Синкевич: Конечно. И еще хлеще есть жалобы!
Марьяна Торочешникова: Денис, а можно ли повлиять на прокурора, побудить его провести проверку?
Денис Солдатов: В первую очередь нужно внимание общественности. Нельзя замалчивать факты нарушения прав граждан, они защищены конституцией у нас. Насколько я знаю ситуацию по Копейску, 286-я "Превышение должностных полномочий", часть 3-я возбуждена Следственным комитетом Российской Федерации в отношении сотрудников, пока не установленных. Самая большая проблема в том, что граждане, права которых ущемляются, которые находятся в местах лишения свободы, и их родственники не идут до конца в защите своих прав. Не все доходят до суда в отношении сотрудников, которые нарушали закон, они не готовы дать показания полностью. Они дают первичные показания правозащитникам, на камеру, а потом, когда начинают работать следователи, они начинают отказываться от показаний.
Марьяна Торочешникова: А почему это происходит?
Михаил Синкевич: Есть давление, есть физическое давление конкретно и психологическое, чтобы забрали заявление. Доводят до такой ситуации, что человек просто идет в отказную.
Марьяна Торочешникова: То есть, например, родственник пожаловался, но осужденный остается в колонии, и говорят родственникам чуть ли ни прямым текстом: забирай заявление или получишь груз особый из колонии.
Михаил Синкевич: Сплошь и рядом такое. Если тебя физически начинают мучить, грозят изнасилованием, ты, конечно, заберешь заявление и напишешь, что угодно.
Денис Солдатов: И не только запугивают заключенных, но и предлагают им какие-то блага. Им помогают на УДО пойти. Вымогаются ведь деньги не только за то, чтобы они хорошо сидели, но и за то, чтобы они досрочно вышли, чтобы составить им определенный документ, чтобы не было замечаний. В любом случае ситуация такова, что если есть нарушение закона, оно фиксируется, возбуждается уголовное дело, заключенные и их родственники должны понимать: если они уже дали первичные показания, им надо идти до конца. Если они не идут до конца, они в первую очередь не дают возможность Следственному комитету довести расследование до конца и выявить нерадивых сотрудников ФСИН. Мы не можем говорить, что вся система нарушает закон, но есть конкретные сотрудники, которых надо выявлять. Мы говорим, что такая проблема существует, но надо просто идти до конца. Понятно, что люди запуганы, но они должны понимать это. Если ты заявил, тебя уже должен защищать закон, и Следственный комитет должен как-то обратить внимание, предоставить защиту этому заключенному, на мой взгляд. Из практики я знаю, что когда по отношению к сотрудникам правоохранительных органов что-то возбуждается, они начинают себя вести крайне корректно. И я думаю, что сотрудники ФСИН даже близко не подойдут к этому заключенному, потому что они могут лишиться работы и, более того, получить реальный серьезный срок.
Марьяна Торочешникова: Показательно, что история произошла в Копейске, подобная же история произошла там в 2008 году. В Копейске еще есть исправительная колония номер 1, это колония особого режима, и там в 2008 году сотрудники охраны убили четырех заключенных. Их приговорили к лишению свободы на сроки от 9 до 12 лет, а тогдашний начальник Управления ФСИН Челябинской области, генерал-лейтенант Владимир Жидков, приказавший в целях сокрытия преступления имитировать бунт в колонии, получил 5 лет условно. После этого сменилось начальство в УФСИН в Челябинской области, но ситуация, похоже, лучше не стала. В чем проблема в этом Копейске, что там происходит?
Михаил Синкевич: Проблема очень глубока. Любая структура имеет обыкновение самовоспроизводиться. Убери пять негодных сотрудников из одной колонии, поставь туда новых, и они станут такими же. Эта культура самовоспроизводится сейчас. Надо менять норму, а это трудно. Во-первых, нужно повышать престиж самой ФСИН, чтобы это была гордость профессии. Человек, попавший в колонию, его встречают, как во многих местах, дубинками. Человека осудили к лишению свободы, а не к избиениям, пыткам, унижениям человеческого достоинства, а его начинают там морально и физически гнобить. Если будет повышен духовно-нравственный уровень, личностный уровень каждого сотрудника, если они будут придерживаться принципов гуманизма, климат в колонии изменится. Ты пришел в колонию, и тебе сказали: у нас такие правила, живи, отбывай.
Марьяна Торочешникова: Я думаю, это на уровне мечты. Я сомневаюсь, что вдруг во всех колониях начнут по предписанию, как написано в законе, встречать заключенных. Конечно, им важно сразу показать, кто здесь власть, кто сильнее, как они думают, чтобы застраховать себя от возможных бунтов в дальнейшем, актов неповиновения со стороны заключенных. Если руководство администрации, начальник колонии - тряпка, то, конечно, у него заключенные будут вскрывать вены, требовать послабления режима, смены белья...
Михаил Синкевич: Сомневаюсь, что такое может произойти. Осужденный знает свое место. Если нормальная обстановка в лагере, если соблюдаются все требования, которые предъявляются и к осужденным, и к обслуживающему персоналу, то есть администрация учреждения в рамках все делает, то и в зоне все нормально.
Марьяна Торочешникова: Александр из Петербурга дозвонился до нас. Пожалуйста...
Слушатель: Может быть, колонии должны быть на меньшее количество людей рассчитаны? И если бы в колониях был производительный труд, люди работали бы и меньше гнобили друг друга?
Марьяна Торочешникова: Да, это серьезная проблема для ФСИН. Если в советские времена система труда в колониях работала, то сейчас во многих колониях заключенные ничего не делают, потому что делать просто нечего, производства, которые существовали раньше, развалились, стали невыгодны. Есть еще проблема, связанная с низкой оплатой труда заключенных. Если бы заключенным платили столько же, сколько получает вольный человек за работу, люди бы работали, и им было бы не до бунтов. Почему так сложно найти работу заключенным?
Денис Солдатов: Проблема связана в первую очередь с тем, что производства некоторые развалились, но очень много предпринимателей хотят сотрудничать с ФСИН, и это обсуждается.
Марьяна Торочешникова: Да, ко мне обращался человек, который хотел открыть кондитерское производство сразу в нескольких колониях в России, открывал, поставлял туда оборудование, обучал, все начинало работать, а после этого администрация колонии, глядя, как все хорошо идет, говорила ему "до свидания", оставляла оборудование у себя, и он лишался и оборудования, и денег, которые вложил.
Денис Солдатов: Да, и это произошло из-за того, что человек не соблюдал закон. Как только будет создан прецедент, и несколько дел доведут до конца, и люди получат не условные 5 лет, а реальные 10, или 5, или 2, тогда ситуация начнет меняться. Во ФСИНе в Москве никому не нужно, чтобы с кого-то брали 5, 10, 90 тысяч, а им надо, чтобы система работала, чтобы как можно меньше родственников обращалось с жалобами, чтобы как можно меньше журналистов говорило, как там плохо, чтобы не было таких ситуаций, как в Копейске. Это не может быть, конечно, курортом, мы понимаем, что там сидят и предприниматели, но и убийцы, насильники, разбойники и грабители. И сейчас я даже немножко хочу встать на сторону ФСИНа, потому что давайте не будем общей меркой мерить весь ФСИН, там есть нормальные и порядочные люди. Вот МВД - с приходом Колокольцева что стало меняться? Какой-то милиционер где-то нарушил что-то, совершил серьезное правонарушение - его осудили, задержали, и его начальник снимается с должности. Почему бы ФСИНу ни взять это в практику? Это очень хорошая практика, на самом деле.
Марьяна Торочешникова: Где же столько начальников понабрать?
Денис Солдатов: Наберутся! Плюс зарплата должна пересматриваться. Не может новый руководитель, который пришел туда полгода назад, поменять сразу всю систему, которая до него существовала, и это нормально. ФСИН готов меняться, и я так понимаю, что и в Общественной палате были круглые столы, и понимание есть, но надо решать вопрос на местах. Надо понять, что работа правозащитников и журналистов связана с тем, чтобы выявить проблему. Это полезная вещь - информация, и выявляя, мы делаем полезное дело. Если нарушение будет выявлено и исправлено, система начнет работать лучше.
Марьяна Торочешникова: По телефонной связи к нам подключился Михаил Ермураки, бывший заключенный исправительной колонии номер 6 в Копейске.
Михаил, расскажите, что же такое произошло в колонии, что переполнило чашу терпения заключенных?
Михаил Ермураки: Происходят избиения осужденных с целью вымогательства денег в крупных и особо крупных размерах. Чтобы человек якобы спокойно сидел, нужно платить. А в колонии сейчас произошла реорганизация, чтобы первоходы сидели с первоходами, а те, кто уже неоднократно отбывал наказание, содержались отдельно, люди, которые попали первый раз за решетку... Люди попали за решетку, но чтобы их бить и пытать - в приговоре это не написано. Обстановка на сегодня в колонии такая. Вокруг периметра колонии по 5-8 человек сотрудников в форме ходят и смотрят, чтобы никакие машины не останавливались возле колонии, не стояли люди. Машин спецназа уже нет, которые были позавчера, на момент бунта.
Марьяна Торочешникова: Михаил, а когда вы там отбывали наказание, такие проблемы были, кто-то жаловался?
Михаил Ермураки: И проблемы были, и жаловался. И на тот момент, если ты жалуешься, ты подвергаешься избиению. Меня неоднократно избивали только лишь из-за того, что ко мне приезжал адвокат, и я переписывался с Коллегией адвокатов, прокуратурой, правозащитными организациями. Но администрация препятствует и отправлению обращений. Например, от меня требовали то, что является незаконным, - всякие маршировки, песнопения. То есть вот отряд 20 человек, и час они маршируют и поют, в то время как мне сам прокурор говорил, что такого в правилах внутреннего распорядка нет.
Марьяна Торочешникова: А почему это все там происходит, как вы думаете?
Михаил Ермураки: Во-первых, там молодой начальник колонии, которому около 30 лет, а покровительствует ему некий полковник Калашов, который зам. нового начальника управления Челябинской области Турбанова.
Марьяна Торочешникова: Денис, а почему происходит ситуация, что заключенных заставляют делать то, что они делать не должны?
Денис Солдатов: Может быть, это таким досугом им предлагают заниматься? Люди же должны чем-то заниматься, читать книжки, кто-то может отказываться от песнопений, а кто-то, может быть, захочет петь. Может быть, просто не надо это делать обязательным? Может быть, начальник не нашел ничего лучшего предложить.
Михаил Синкевич: Кто хочет петь, заниматься самодеятельностью, есть клуб колонии, где он может приходить и играть в шахматы, ставить спектакли, организовывать какие-то музыкальные ансамбли, пожалуйста. Но это - на плацу, со строевой подготовкой, строем ходят, учат песню, как в армии.
Марьяна Торочешникова: А для чего?
Михаил Синкевич: Чтобы унизить человека. И это не только в этой колонии. И на малолетке они так все ходят строем и поют песни. И почему-то на это никто не обращает внимания, хотя в ПВР этого нет.
Марьяна Торочешникова: А кто должен обращать внимание? Прокуроры?
Михаил Синкевич: Естественно.
Марьяна Торочешникова: У меня в студии неоднократно были бывшие заключенные, и они рассказывали, что практически в каждой области существует так называемая пыточная колония. И тогда администрациям всех других колоний значительно легче управлять заключенными, потому что они им тогда говорят: если тебе тут что-то не нравится, поедешь туда. А там, в этой страшной пыточной колонии, отрываются прямо от души, чтобы слава дурная разносилась с невероятной скоростью по всем остальным места лишения свободы. Действительно есть такая логика?
Михаил Синкевич: Практика такая есть. Не знаю, чем они это обосновывают, но такое присутствует.
Марьяна Торочешникова: А почему прокуроры сами не реагируют?
Михаил Синкевич: Вот ответ - в жалобах и отписках. В одной области они все вместе там. Приходит прокурор по надзору, наблюдать за соблюдением закона ВТУ в исправительных учреждениях, и он защищает не права осужденного, а отстаивает позицию сотрудников ФСИН.
Марьяна Торочешникова: А почему? Ведь прокурор непосредственного отношения к колонии не имеет. Я понимаю, когда город маленький, они, может, учились вместе - прокурор и начальник колонии, но если они все из разных мест, то почему прокурору есть дело до того, что будет с начальником колонии, в которой нарушают права заключенных?
Михаил Синкевич: Видимо, есть какая-то заинтересованность, связь.
Марьяна Торочешникова: Михаил Ермураки, а вы как считаете, почему так происходит?
Михаил Ермураки: Потому что прокуроры у нас реально приезжают за подарками. Дарятся картины, шкатулки, сабли, нарды лакированные... Лишь бы только прокурор написал отписку.
Марьяна Торочешникова: Рашид из Казани дозвонился на Радио Свобода.
Слушатель: Я хотел спросить, а что делает ОМОН в колонии, который зверствует не только по отношению к заключенных, но и по отношению к родственникам? И второе, там есть заключенные, которые хотят сотрудничать с администрацией, и те там зверствуют.
Михаил Синкевич: Да, некоторых колониях есть дисциплинарные секции, СДИПы. Они сейчас законом отменены. И я знаю, что новый директор ФСИН Корниенко отрицательно к этому относится - к существованию таких секций. И то, что они где-то негласно появляются, с них сняли повязки, допустим, нет отличительных знаков, но они выполняют те же функции, это есть, так называемый актив колонии, - он к этому относится очень отрицательно. Наш коллега - региональный представитель комиссии по проблемам граждан в местах лишения свободы центрального совета партии "Единая Россия", Потапенко Юрий Иванович, в Екатеринбурге у него огромный реабилитационный центр, он уже 10 с лишним лет занимается реабилитацией заключенных, очень плодотворно, он лично знаком с Корниенко, и он сказал: "Мне позвонил Александр Геннадьевич и сказал: "Юра, вот тебе разрешение, езжай по всем колониям области и посмотри, где еще существуют эти СДИПы, и сразу мне доложи. Я их там разгоню!"..." То есть руководство ФСИН в лице нового директора отрицательно настроено против этих СДИПов. А удельные князьки - они далеко от Москвы... Корниенко хочет изменить систему, и он ее изменит!
Марьяна Торочешникова: А для чего нужны эти СДИПы в колониях?
Михаил Синкевич: Это и начало вымогательства денег, и руки не пачкать администрации...
Марьяна Торочешникова: А в 6-ой колонии в Копейске, Михаил, существовали такие активисты?
Михаил Ермураки: Да, на шестерке СДИП существует и процветает! Их крышует непосредственно зам. начальника по безопасности и оперативной работе и сам непосредственно Михайлов. В случае, если приезжает прокурор, объявляется негласно команда через оперативного дежурного "режим прокурора", эти СДИПовцы прячутся в профилактории, и прокурор их не видит. А я Михаилу Синкевичу пришлю пофамильный список "козырей" - это осужденные, которые, во-первых, проводят внутреннюю обработку информации, когда прибыл осужденный в колонию, то есть распознается, какая у него семья, жена, какое финансовое положение. Второе - физическое воздействие. 4-5 СДИПовцев могут в каптерке где-то прижать одного заключенного, который якобы решил воспротивиться режиму администрации, и может произойти якобы драка. При этом если они впятером одного покалечат, им ничего не будет за это. А у сотрудников - руки чистые при этом.
Марьяна Торочешникова: Михаил, а много таких активистов в копейской колонии?
Михаил Ермураки: Полгода назад, когда я оттуда вышел, это было порядка четырех десятков человек.
Марьяна Торочешникова: А эти активисты действительно находятся в лучших условиях? Чем их жизнь в колонии лучше?
Михаил Ермураки: Во-первых, он не знает проблем режима периодичности звонков, то есть он может спокойно пойти и по таксофону позвонить. Во-вторых, у него без ограничений короткие и длительные свиданки, и длительные - фальсифицированные, через гражданский брак сексуальные услуги. У меня есть факты и документы. А если приедет прокурор, то скажут, что осужденный Ермагамбетов Азамат - это один из "козырей" - ходил по режиму, 3-4 раза в год, а не 12. Вот за 13 лет у меня одна длительная свиданка была сроком трое суток.
Марьяна Торочешникова: Михаил, вы отсидели 13 лет в этой колонии...
Михаил Ермураки: Нет, в этой колонии - только 1,5 года. Как жалобщика, меня везде возили.
Марьяна Торочешникова: Но вы 13 лет провели в местах лишения свободы, из них 1,5 года в этой колонии в Копейске. Почему, когда вы вышли оттуда, вы просто не захотели забыть об этом опыте, как о страшном сне, почему вы пошли к прокурору жаловаться?
Михаил Ермураки: Мне этот вопрос уже задавали, кстати. И я просто даю короткий ответ. Когда я однажды сказал одному полковнику, который как раз с положительной характеристикой, осужденные отзываются о нем хорошо, я ему сказал: "Вы в армии были?" Он говорит: "Да". - "А вы были в Афгане?" - "Да". - "Вы были в Чечне?" - "Да". - "Вы это можете выбросить из головы?" Он говорит: "Нет".
Марьяна Торочешникова: То есть, есть вещи, которые невозможно забыть. Другое дело, что не все осужденные готовы идти и рассказывать о нарушениях.
Михаил Синкевич: Это хорошо, что есть осужденные, которые после освобождения не зарываются сразу в свои бытовые дела какие-то, а становятся активными гражданами, положительными со всех сторон, занимаются правозащитой.
Марьяна Торочешникова: То есть необходимы люди, которые пройдут по этому пути до конца, иначе ничего не изменить.
Денис Солдатов: Да, иначе ничего не изменится. Вот сейчас информация - 41 заявление от граждан по событиям в Копейске. Посмотрим, сколько этих людей дойдет до конца. И вот услышав Михаила, я обратил внимание, что прокурору информацию не ту дают.
Марьяна Торочешникова: На волнах Радио Свобода прозвучала передача "Человек имеет право".
Со мной в студии сегодня были - эксперт президентского Совета по правам человека Михаил Синкевич и директор юридического бюро "Свобода" Денис Солдатов, на телефонной связи с нами был недавний заключенный Михаил Ермураки.