Иммуностимуляторы как российский социокультурный феномен
Это такой обычный разговор. Чувствуешь, что заболеваешь, да, давай, скорее, выпей эту штуку. Мне помогает. И сестре моей, и жене, и всей семье помогло, дуй в аптеку немедленно, пока не слег. И не забудь еще шипучий витамин С, тысяча миллиграмм.
Чего скрывать, слаб человек, я и сам при первых симптомах простуды тайком выпиваю таблетку, которая стоит абсурдно дорого и за пределами моей родины никому не известна. Бог с ними, с деньгами, мы за ценой не постоим, когда речь идет о здоровье. Но вот то, что производится этот препарат единственным заводом в российской глубинке и аналогов не имеет ни в одной западной стране с развитой медициной, – это как-то странно. Лекарства с доказанной эффективностью обычно известны всему миру. Они защищены патентами, а когда патенты заканчиваются, на рынке появляются десятки дженериков – дешевых аналогов.
А иммуномодуляторы, противовирусные и гомеопатические лекарства, которыми плотно заставлены полки “От гриппа и простуды” в российских аптеках, аналогов в мире почти не имеют. Хуже того, выражения вроде “уникальные разработки отечественных ученых” используются как реклама, хотя здравомыслящего человека должны заставить задуматься.
У уникальности препаратов против гриппа есть причины культурные и финансовые, тесно переплетающиеся между собой. В России велика сила авторитета, а бизнес принято делать быстрый и сверхприбыльный. Эти два обстоятельства многое определяют в подходах к лечению простуды.
Академик РАМН, главный терапевт России Александр Чучалин хвалит, например, противовирусный препарат ингавирин. Академик Чучалин, между тем, участвовал в разработке патента витаглутама – действующего вещества ингавирина (тот же витаглутам лежит в основе и другого препарата, дикарбамина, применяемого в российской онкологии для стимуляции кроветворения).
Арбидол компании “Фармстандарт” также за пределами России известен разве что в сопредельных государствах. Зарубежное исследование эффективности арбидола проводилось в Китае, и его не раз критиковали специалисты. Младший брат арбидола – амиксин имеет более сложную биографию. Лежащую в его основе молекулу тилорон запатентовали в Америке еще в 1968 году, но все попытки сделать из нее лекарства там провалились еще в 1970-х. Зато наши фармацевты пошли дальше американских коллег и сделали на основе тилорона амиксин, которым лечатся в России, Грузии и на Украине.
Иммуномодулятор кагоцел, в отличие от амиксина, аналогов в мире не имеет. Он сделан на основе полимеров хлопка и, согласно странице в "Википедии", прошел слепое плацебо-контролируемое исследование эффективности на 1100 пациентах. Однако, если пройти по ссылке, можно увидеть не научную статью, а лишь материалы коллоквиума в журнале "Лечащий врач".
Вчера я слышал на средних волнах рекламу полиоксидония. Сердце дрогнуло, как у старой гончей: восемь лет назад мне довелось делать небольшое журналистское расследование про этот иммуномодулятор, созданный в Институте иммунологии. Там, конечно, труба пониже и дым пожиже, чем у “Фармстандарта”. Полиоксидоний был разработан, проверен на эффективность, выпущен на рынок и активно рекламировался на разных конференциях одними и теми же людьми. Оппозиционно настроенный сотрудник института, исследовавший эффективность полиоксидония, честно рассказал мне, что никакого эффекта, кроме легкого токсического, у препарата они не нашли. Вышел ужасный скандал, меня вызывали в дирекцию института и очень громко кричали, грозясь подать в суд за клевету. Однако не подали. Придраться в тексте было не к чему: методами современной доказательной медицины эффективность полиоксидония на тот момент никто не проверял.
Словом, у всех подобных препаратов много общего: авторитетный покровитель (академик или чиновник Минздрава), широкая рекламная кампания, ареал распространения в пределах России и бывшего Советского Союза, отсутствие доказательной базы на уровне мировых стандартов.
“Доказательную медицину не древние греки придумали, это явление новое во всем мире, – говорит профессор Василий Власов, президент Общества специалистов доказательной медицины. – Идея, что эффективность и безопасность лечения должны быть убедительно доказаны, даже в США стала распространяться только в 1990-е годы. Правда, сейчас на Западе ни один препарат не выходит на рынок, если он не прошел рендомизированных контролируемых испытаний, есть четкие требования к количеству пациентов, на которых проводят клинические испытания и так далее. Российский закон говорит только, что лекарства разрешаются к использованию на основании экспертного анализа научных данных. Качество этих научных данных никак не прописано”.
Принципы доказательности предполагают, например, что эффективность препарата доказывается не сама по себе, а в сравнении с уже существующим методом или с плацебо, то есть пустышкой. Для сравнения нужны как минимум две группы людей, пациенты в группы набираются случайным (рендомным) способом, а само исследование проводится двойным слепым методом, когда все данные зашифрованы, и ни пациент, ни даже врач не знают, что кому достается. И крайне важен размер групп: чем слабее терапевтический эффект, тем больше должна быть выборка для его доказательства. Обычно речь идет о десятках и даже сотнях тысяч пациентов. Так вот, ни один иммуномодулятор, которыми у нас советуют врачевать простуду, так даже не изучался.
“Американцам и англичанам проще, – говорит профессор Власов. – У них простуда называется просто cold или common cold. Они вообще не делают вид, что знают, что это за болезнь и как ее лечить, поэтому работают только с симптомами. А у нас есть острые респираторные вирусные инфекции, грипп, вирусные инфекции верхних дыхательных путей и прочая. И сложные способы все это лечить”.
Неприятный факт, с которым придется смириться, состоит в том, что простуда не лечится. Нет ни одной таблетки, которая способна была бы предотвратить болезнь на ранней стадии или ускорить выздоровление. Максимум, на что мы можем рассчитывать, – это облегчение симптомов. Парацетамол достоверно снижает температуру (вне зависимости от его цены, красоты упаковки и ароматизаторов), обезболивающее ослабляет головную боль и ломоту в теле, снотворное помогает заснуть. Все. Кроме симптоматического лечения и карантина современная наука не может предложить ничего для борьбы с тем, что у нас расплывчато называют гриппом или ОРВИ. К слову, неприятное осложнение этой болезни, гайморит, также не лечится. В середине прошлого века считалось, что нужно делать чудовищные проколы и откачивать гной, потом – что лечить гайморит следует антибиотиками. Сегодня доказано: оба подхода, как правило, не лучше, чем элементарное симптоматическое лечение, сосудосуживающие капли или мази от насморка, покой и обезболивающее по мере необходимости. Да, и последнее: витамин С совершенно бесполезен при простуде. То есть абсолютно. Это мы тоже знаем теперь наверняка благодаря доказательной медицине.
Это такой обычный разговор. Чувствуешь, что заболеваешь, да, давай, скорее, выпей эту штуку. Мне помогает. И сестре моей, и жене, и всей семье помогло, дуй в аптеку немедленно, пока не слег. И не забудь еще шипучий витамин С, тысяча миллиграмм.
Чего скрывать, слаб человек, я и сам при первых симптомах простуды тайком выпиваю таблетку, которая стоит абсурдно дорого и за пределами моей родины никому не известна. Бог с ними, с деньгами, мы за ценой не постоим, когда речь идет о здоровье. Но вот то, что производится этот препарат единственным заводом в российской глубинке и аналогов не имеет ни в одной западной стране с развитой медициной, – это как-то странно. Лекарства с доказанной эффективностью обычно известны всему миру. Они защищены патентами, а когда патенты заканчиваются, на рынке появляются десятки дженериков – дешевых аналогов.
А иммуномодуляторы, противовирусные и гомеопатические лекарства, которыми плотно заставлены полки “От гриппа и простуды” в российских аптеках, аналогов в мире почти не имеют. Хуже того, выражения вроде “уникальные разработки отечественных ученых” используются как реклама, хотя здравомыслящего человека должны заставить задуматься.
У уникальности препаратов против гриппа есть причины культурные и финансовые, тесно переплетающиеся между собой. В России велика сила авторитета, а бизнес принято делать быстрый и сверхприбыльный. Эти два обстоятельства многое определяют в подходах к лечению простуды.
Академик РАМН, главный терапевт России Александр Чучалин хвалит, например, противовирусный препарат ингавирин. Академик Чучалин, между тем, участвовал в разработке патента витаглутама – действующего вещества ингавирина (тот же витаглутам лежит в основе и другого препарата, дикарбамина, применяемого в российской онкологии для стимуляции кроветворения).
Арбидол компании “Фармстандарт” также за пределами России известен разве что в сопредельных государствах. Зарубежное исследование эффективности арбидола проводилось в Китае, и его не раз критиковали специалисты. Младший брат арбидола – амиксин имеет более сложную биографию. Лежащую в его основе молекулу тилорон запатентовали в Америке еще в 1968 году, но все попытки сделать из нее лекарства там провалились еще в 1970-х. Зато наши фармацевты пошли дальше американских коллег и сделали на основе тилорона амиксин, которым лечатся в России, Грузии и на Украине.
Иммуномодулятор кагоцел, в отличие от амиксина, аналогов в мире не имеет. Он сделан на основе полимеров хлопка и, согласно странице в "Википедии", прошел слепое плацебо-контролируемое исследование эффективности на 1100 пациентах. Однако, если пройти по ссылке, можно увидеть не научную статью, а лишь материалы коллоквиума в журнале "Лечащий врач".
Вчера я слышал на средних волнах рекламу полиоксидония. Сердце дрогнуло, как у старой гончей: восемь лет назад мне довелось делать небольшое журналистское расследование про этот иммуномодулятор, созданный в Институте иммунологии. Там, конечно, труба пониже и дым пожиже, чем у “Фармстандарта”. Полиоксидоний был разработан, проверен на эффективность, выпущен на рынок и активно рекламировался на разных конференциях одними и теми же людьми. Оппозиционно настроенный сотрудник института, исследовавший эффективность полиоксидония, честно рассказал мне, что никакого эффекта, кроме легкого токсического, у препарата они не нашли. Вышел ужасный скандал, меня вызывали в дирекцию института и очень громко кричали, грозясь подать в суд за клевету. Однако не подали. Придраться в тексте было не к чему: методами современной доказательной медицины эффективность полиоксидония на тот момент никто не проверял.
Словом, у всех подобных препаратов много общего: авторитетный покровитель (академик или чиновник Минздрава), широкая рекламная кампания, ареал распространения в пределах России и бывшего Советского Союза, отсутствие доказательной базы на уровне мировых стандартов.
“Доказательную медицину не древние греки придумали, это явление новое во всем мире, – говорит профессор Василий Власов, президент Общества специалистов доказательной медицины. – Идея, что эффективность и безопасность лечения должны быть убедительно доказаны, даже в США стала распространяться только в 1990-е годы. Правда, сейчас на Западе ни один препарат не выходит на рынок, если он не прошел рендомизированных контролируемых испытаний, есть четкие требования к количеству пациентов, на которых проводят клинические испытания и так далее. Российский закон говорит только, что лекарства разрешаются к использованию на основании экспертного анализа научных данных. Качество этих научных данных никак не прописано”.
Принципы доказательности предполагают, например, что эффективность препарата доказывается не сама по себе, а в сравнении с уже существующим методом или с плацебо, то есть пустышкой. Для сравнения нужны как минимум две группы людей, пациенты в группы набираются случайным (рендомным) способом, а само исследование проводится двойным слепым методом, когда все данные зашифрованы, и ни пациент, ни даже врач не знают, что кому достается. И крайне важен размер групп: чем слабее терапевтический эффект, тем больше должна быть выборка для его доказательства. Обычно речь идет о десятках и даже сотнях тысяч пациентов. Так вот, ни один иммуномодулятор, которыми у нас советуют врачевать простуду, так даже не изучался.
“Американцам и англичанам проще, – говорит профессор Власов. – У них простуда называется просто cold или common cold. Они вообще не делают вид, что знают, что это за болезнь и как ее лечить, поэтому работают только с симптомами. А у нас есть острые респираторные вирусные инфекции, грипп, вирусные инфекции верхних дыхательных путей и прочая. И сложные способы все это лечить”.
Неприятный факт, с которым придется смириться, состоит в том, что простуда не лечится. Нет ни одной таблетки, которая способна была бы предотвратить болезнь на ранней стадии или ускорить выздоровление. Максимум, на что мы можем рассчитывать, – это облегчение симптомов. Парацетамол достоверно снижает температуру (вне зависимости от его цены, красоты упаковки и ароматизаторов), обезболивающее ослабляет головную боль и ломоту в теле, снотворное помогает заснуть. Все. Кроме симптоматического лечения и карантина современная наука не может предложить ничего для борьбы с тем, что у нас расплывчато называют гриппом или ОРВИ. К слову, неприятное осложнение этой болезни, гайморит, также не лечится. В середине прошлого века считалось, что нужно делать чудовищные проколы и откачивать гной, потом – что лечить гайморит следует антибиотиками. Сегодня доказано: оба подхода, как правило, не лучше, чем элементарное симптоматическое лечение, сосудосуживающие капли или мази от насморка, покой и обезболивающее по мере необходимости. Да, и последнее: витамин С совершенно бесполезен при простуде. То есть абсолютно. Это мы тоже знаем теперь наверняка благодаря доказательной медицине.