Советская традиция больших кремлевских приемов

Владимир Тольц: Декабрь – время рождественских и новогодних балов и вечеров, «повестка» и многие ритуалы, которых в современной России до сих пор заметно связаны с советской традицией казенных «больших приемов». Несколько лет назад Елене Зубковой – доктору исторических наук, с которой мы долгое время совместно вели на Радио Свобода программу «Документы прошлого», и мне довелось беседовать об этой традиции с ведущим научным сотрудником Института российской истории РАН доктором наук Владимиром Невежиным – некогда частым участником моих исторических программ. Вообще Владимир Александрович был в ту пору более известен как историк советско-нацистской войны и идеологической подготовки к ней в СССР. И как раз из этой последней теме, на мой взгляд, выросла еще одна «специализация» Невежина – изучение кремлевских застолий и речей и тостов на них. Тогда мы с Еленой на основе беседы с ним сделали один из выпусков нашей программы, посвященный «большим кремлевским приемам» В рамках цикла «Как у Дюма… 30 лет спустя» я хочу познакомить вас сейчас с фрагментами той старой записи.

Архивная фонограмма, 2004 г.:
Если на родине с нами встречаются
Несколько старых друзей,
Все, что нам дорого, припоминается,
Песня звучит веселей.
Ну-ка, товарищи, грянем застольную,
Выше стаканы с вином.
Выпьем за родину нашу привольную,
Выпьем и снова нальем.

Елена Зубкова: Мы будем говорить сегодня о кремлевских застольях. Или как их называли на официальном языке - Больших кремлевских приемах. Традиция застолья на Руси уходит своими корнями в глубокую древность. Но не том сейчас речь. Нас интересует не культура бражничества сама по себе, а ритуал Московского двора в его советском, сталинском варианте. С явными и скрытыми смыслами. С "протоколом" и "проколами". И главным вопросом - зачем и кому все это было нужно?
…
Владимир Александрович, а когда, собственно, возникла эта традиция, этот ритуал - больших кремлевских приемов. И вообще что это такое?

Владимир Невежин: Эта традиция возникла в середине 1930 годов прошлого века. Еще в апреле 1935 года политбюро приняло специальных два постановления, где зафиксировано, во-первых, что в Кремле руководители большевистской партии и советского правительства будут принимать представителей военной элиты. И в постановлениях апреля, конца апреля 30-го года зафиксирован термин "прием". Постановление гласило, что выпускников военных академий, которые, как правило, заканчивали курс в мае, традиционно каждый год будут приглашать в Кремль. То есть с 1935 года это стало традицией, хотя и до этого проводились такие застолья. В 35 году уже было принято постановление о том, что участники первомайского парада на Красной площади также будут приглашаться на прием в Кремль. Потом уже распространилась традиция приемов на героических наших летчиков, которые совершали сверхдальние перелеты. Такие же приемы устраивались для полярников, для исследователей Северного полюса.

Владимир Тольц: Пожалуй, о полярниках стоит сказать особо. Ведь им принадлежит не только всем известная роль в освоении Арктики. Но именно на них, участниках северных экспедиций - сначала челюскинцах, потом папанинцах - можно сказать, отрабатывалась "модель" больших сталинских приемов. Как, впрочем, и всего нового советского ритуала. С его культом "героев", "спасителей". Ну, и Сталина, конечно.

Елена Зубкова: Кстати, в этом году исполнилось 70 лет со дня окончания арктической экспедиции парохода "Челюскин". И 70 лет со дня большого кремлевского приема, объявленного в честь челюскинцев. Он состоялся 25 июня 1934 года.

Владимир Тольц: Наверное, для наших молодых слушателей стоит подробнее сказать вот что: что речь идет об экспедиции по Северному морскому пути, организованной под руководством известного ученого, исследователя Арктики Отто Юльевича Шмидта. Уже в самом конце этой в целом вполне успешной экспедиции случилось непредвиденное: пароход "Челюскин", не очень приспособленный для плавания во льдах, затонул. Людей пришлось спасать. Почти два месяца - а именно столько длилась спасательная операция - они дрейфовали на льдине ...

Елена Зубкова: Что же получается? Перед нами типичная аварийная ситуация. И челюскинцы скорее потерпевшие, а вовсе не герои. Зачем же тогда вся эта шумиха в газетах, цветы на улицах, пышный прием в Кремле?

Владимир Тольц: Знаете, довольно точно высказался на сей счет Бернард Шоу. "Вы удивительный народ, - заметил он. - Величайшую трагедию сумели превратить в величайший триумф".

Елена Зубкова: Да, челюскинцы немедленно стали народными героями. Летчики, спасавшие людей, - Героями Советского Союза. Кстати, это звание - Герой Советского Союза, высшая степень отличия в стране, было придумано тогда же, в дни челюскинской экспедиции, которая теперь вполне официально стала называться эпопеей...

Владимир Тольц: Тогда же появилось еще одно новшество. Список имен для наречения младенцев по канонам советского новояза пополнился новым звучным, хотя и трудно произносимым именем - Оюшминальда. Что должно было означать: Отто Юльевич Шмидт на льдине.

Елена Зубкова: Торжественное застолье в Кремле было еще одним пунктом этой программы превращения трагедии в триумф. На прием челюскинцев пригласили вместе с семьями. Так в Кремль попал сын Отто Юльевича Шмидта. Тогда ему было 15. Вот что пишет Сигурд Оттович в своих воспоминаниях.

"Прием был в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца. Видимо, уже выработался отлаженный порядок организации подобных встреч. Сцена оставалась пустой. Перед сценой стоял президиум для членов и кандидатов Политбюро и главных гостей, которых рассаживали между ними и тоже по рангам. В центре члены политбюро, по бокам - кандидаты. Перпендикулярно к столу президиума продолжающиеся ряды столов (примерно восемь человек с каждой стороны стола); между такими столами одно ряда промежутки более широкие. Нам указывали номер стола и даже место. Поскольку прием был в честь экспедиции, возглавляемой Шмидтом, ему предложили сесть за столом президиума, между Сталиным и Молотовым, а его родным - на первых местах ближайшего к президиуму стола (кажется, второго ряда), причем лицом к Сталину. За нашим же столом и на нашей стороне расположили семью Бабушкина во главе с самим летчиком. Напротив нас на таких же почетных местах, но уже не лицом к Сталину, оказались родственники летчика Молокова... Накрыты столы были так, как никогда прежде не видел, поскольку не бывал в ресторанах. Но из того, что было на столе, особенно запомнил сосуд с розовыми черешнями, на которые и налегал. ...

Владимир Тольц: Кремлевские посиделки были довольно утомительным мероприятием. Но, как ни странно, большинство приглашенных, а по сути "допущенных", вспоминают о них почти с детским восторгом. В общем-то это понятно. Среди тех, кто поднимал тосты в честь челюскинцев, был машинист паровоза Томке. Именно он должен был доставить участников экспедиции из Владивостока в Москву. Однако на станции Ростов - Ярославский у паровоза случилась какая-то поломка. Времени на ремонт не было: триумфальное шествие челюскинцев по стране уже было расписано по часам. К эшелону прицепили другой паровоз. Но про машиниста Томке не забыли, и когда пришло время праздновать, пригласили в Кремль. Он вспоминал:

"После первого тоста, провозглашенного Сталиным в честь победителей Арктики, челюскинцы подняли тост за товарища Сталина. Тогда у меня мелькнула мысль принести извинения товарищу Сталину за случай, происшедший в Ростове - Ярославском. Я посоветовался об этом со своим помощником, сидевшим возле меня. Он одобрил мое намерение. Я поднялся, оправил на себе гимнастерку и зашагал через весь зал к столу, за которым сидел товарищ Сталин. Я был настолько взволнован, что словно сквозь сон видел лица товарищей Ворошилова, Куйбышева, Калинина, сидевших рядом с товарищем Сталиным. Все мое внимание сосредоточилось на нем. Я никогда не забуду его доброго лица, слегка прищуренных глаз и ласковой, ободряющей улыбки. Остановившись перед ним, я сказал:
- Дорогой Иосиф Виссарионович! Перед Вами - машинист Томке, ведший поезд с героями - челюскинцами. Я приношу сердечное извинение за случай, происшедший с моим паровозом на станции Ростов - Ярославский.
В ответ на это товарищ Сталин встал и сказал:
- Не волнуйтесь... Будьте всегда зорки в своем деле....
Он пожал мне руку и поднял тост за меня, за машиниста Томке.
Я вернулся на свое место, не чувствуя земли под ногами. Точно вновь я родился....".

Елена Зубкова: Официально кремлевские приемы проводились от имени партии и правительства. Но когда в 1939 году вышла книжка с воспоминаниями их участников, ее назвали просто и правильно: "Встречи с товарищем Сталиным". Ведь большинство приглашенных на приемы шли туда в надежде увидеть, а если посчастливиться, то и пообщаться с Вождем. Вот как вспоминает об этом Иван Папанин, главный герой одного из кремлевских приемов 1938 года.

"Двери Георгиевского зала раскрылись... Я шел, держа в руках бамбуковое древко с нашим знаменем, привезенным с полюса. Торжественная обстановка, ослепительный свет, приветственные крики... И вдруг раздался новый взрыв аплодисментов невиданной силы. Под бурю оваций и крики "ура" в зал вошел товарищ Сталин и члены Политбюро. Я дрожал от волнения...
Товарищ Молотов, улыбаясь, жестом пригласил нас занять места в президиуме. И тут наступила минута, которую я никогда не забуду. Иосиф Виссарионович обнял меня и крепко поцеловал. Затем нас обнял товарищ Молотов и все члены Политбюро. Мы переходили из объятия в объятие. ... Товарищ Сталин посадил меня рядом с собой. Мечта всей моей жизни осуществилась".

Елена Зубкова: Но отвлечемся от этого почти интимного документа и поговорим о приеме, устроенном в честь папанинцев, то есть участников первой полярной экспедиции на дрейфующей льдине. Одна полярная станция, 4 человека - Папанин, Кренкель, Ширшов, Федоров - и 274 дня дрейфа. В конце экспедиции их тоже, как и челюскинцев, пришлось снимать со льдины в аварийном порядке. А дальше все по сценарию - триумфальное возвращение, награды. И торжественный прием в Кремле.

Вьются в море струи дыма,
Льется радость на земле.
Сыновей своих любимых
Мудрый Сталин ждет в Кремле.
Люди в северной пустыне
С этим именем прошли.
Развивается на льдине
Красный флаг родной земли.
Прощай, папанинская льдина,
Полярный мрак, полярный снег.
Окончен грозный поединок,
Смирил стихию человек.

Владимир Тольц: Обычно кремлевские приемы организовывались по принципу "с корабля - на бал". Прошел первомайский парад - пожалуйте в Кремль закусывать. Вернулись летчики с задания - стол уже накрыт. С папанинцами вышла заминка. Их сняли со льдины 19 февраля, а торжественный прием в Кремле был устроен только 17 марта. Больше трех недель полярники провели тогда в Таллинне, ожидая команды, чтобы вернуться на родину. Похоже, Сталину было не до них...

Елена Зубкова: Сталин действительно в те мартовские дни 1938 года был занят совсем другими делами. Он внимательно следил за ходом судебного процесса, который открылся в Москве 2 марта. На скамье подсудимых известные всей стране люди, старые большевики, коммунисты - Бухарин, Рыков, бывший нарком Ягода. Всего 21 человек, из них сталинские помощники и сколотили так называемый "правотроцкистский антисоветский блок". 13 марта всем им был вынесен смертный приговор. Только после этого вновь вспомнили о папанинцах.

Владимир Тольц: Да, психологически это понятно - стране нужны были положительные эмоции. И новые герои. И кремлевский прием оказался как нельзя кстати. Семья Отто Юльевича Шмидта была в числе приглашенных и на этом приеме. Вот что вспоминает об этом его сын Сигурд Оттович Шмидт.

"Поскольку главными гостями в Кремле были папанинцы, а не Шмидт, то брату и мне предложили места за столом номер 17, третьем от стола президиума, в одном из рядов. Соседкой моей была Клавдия Ивановна Николаева - видный тогда функционер, член ЦК партии, секретарь ВЦСПС.
Вскоре после начала банкета Шмидту предложили быть тамадой... Когда был тост за Ленинский комсомол и его руководителя Косарева, тамада порадовался тому, что комсомольцами являются и его здесь присутствующие сыновья. Николаева сказала, что нам обоим следовало бы пойти чокаться со Сталиным и подошедшим к нему Косаревым. Но я не решился и брату отсоветовал. Напал страх оказаться неловким, неумелым в разговоре, продемонстрировать, что у Шмидта сыновья дебилы. Так я объяснял позднее - журналистам, уже в сравнительно недавнее время. Тогда же, вероятно, действовало и какое-то интуитивное чувство самосохранения, была и скромность, чтобы не подумали, что полез чокаться с Хозяином не за свои, а за чужые заслуги".

Владимир Тольц: Однако то, чего не решился позволить себе сын Шмидта, сделал другой почетный гость банкета - Валерий Чкалов. Когда был объявлен тост за летчиков, Чкалов поднялся из-за своего стола и направился к Сталину. Он что-то эмоционально говорил вождю, а в конце пообещал отдать за Сталина жизнь. И тогда Сталин встал и начал говорить. Скорее всего он не планировал выступать, по крайней мере, в тот момент. Но слова Чкалова чем-то задели его. Сохранилась стенографическая запись этого выступления. Это редкий документ, поскольку он, один из немногих, воспроизводит живой язык Сталина, без последующей редакционной правки.
Итак, отвечая Чкалову, Сталин сказал:

"Товарищ Чкалов - человек способный, талантливый человек, каких мало не только у нас, в СССР, но и во всем мире. Там, на Западе, во Франции, в Германии, в Англии, в Америке героев не создают, уверяю вас.
Вот интересное дело. Папанин со своей группой переживал на льдине большой кризис. Стало нам известно, - раньше мы этого не понимали, - что лед, идущий от Полюса, прибивается к гренландским берегам, а если людишки имеются на льдине, они погибают. Раньше мы об этом не знали, потом узнали, встрепенулись. Шмидт говорит, что ничего опасного нет. Мы стали его ругать - неверно это. В конце марта он хотел начинать кампанию. А мы говорили: нет уж, извините, начинайте сейчас. Норвежцы обратились к нам с предложением о помощи. Какая помощь - курам на смех! Мы говорим: милости просим, помогайте. А сами-то знаем, что эти сволочи - я извиняюсь за грубое выражение, - никакой серьезной помощи оказать не могут. Они только прикидываются. Ну какая тут выгода, по-иностранному, профит? А мы решили: никаких денег не жалеть, никаких ледоколов не жалеть. ...
Так вот, товарищи, за то, чтобы европейско-американский критерий прибыли, выгоды, профита у нас был похоронен в гроб. За то, чтобы люди научились ценить смелых, талантливых, способных людей, малоизвестных, может быть, но цены которым нет. Кто знал Ширшова, Папанина, Кренкеля? Кренкеля еще знали больше. Но знали мало. Чего они стоят? Американцы сказали бы: "Ну, два доллара" (общий смех, аплодисменты). Французы сказали бы: "Десять тысяч франков!". А франк стоит копейку. А мы говорим: героям нет цены, стоят они миллиарды.
За мало известных раньше, а теперь известных всему миру наших героев, за папанинцев!
За то, чтобы мы, советские люди, не пресмыкались перед западниками, перед французами, перед англичанами и не заискивали перед ними!"

Елена Зубкова: Эти слова Сталина были встречены бурной овацией. Однако Сталин поднял руку, и овация стихла.

"Я еще не кончил. Товарищ Чкалов говорит - "готов умереть за Сталина". Замечательно способный человек товарищ Чкалов, талант. Я извиняюсь за грубость, меня некоторые вообще считают грубым, - умереть всякий дурак способен. Умереть, конечно тяжко, но не так уж трудно. Есть же у нас самоубийцы, которые умирают, но далеко не герои.
Я пью за тех, которые хотят жить, жить как можно дольше, за победу нашего дела!
Чкалов. От имени всех Героев Советского Союза заверяю товарища Сталина, что мы будем драться, как даже он не знает.
Сталин. За здоровье тех героев - старых, средних и молодых - за здоровье той молодежи, которая нас, стариков, переживут с охотой!
Чкалов. Никто из присутствующих здесь не захочет пережить Сталина (возгласы одобрения). Никто от нас Сталина не отнимет, никому не позволим Сталина от нас отнять. Мы может сказать смело: надо легкие отдать, - отдадим легкие Сталину, сердце отдать - отдадим сердце Сталину, ногу отдать - ногу отдадим Сталину.
Сталин. Сколько вам лет?
Чкалов. Мое сердце здоровее Вашего, и я отдам его Сталину.
Сталин. Сколько Вам все-таки лет?
Чкалов. Тридцать три.
Сталин. Дорогие товарищи большевики, партийные и беспартийные, причем иногда бывает, что непартийные большевики куда лучше партийных! Мне 58 лет, пошел 59-й. Товарищу Чкалову - тЛидцать тЛи. Так вот, я вам советую, дорогие товарищи, не ставить себе задачу умереть за кого-либо. Это - пустая задача. Особенно за стариков, вроде меня. Самое лучшее - жить и бороться, бороться во всех областях нашей хозяйственной и политической жизни, в области промышленности, в области сельского хозяйства, в области культуры, в области военной. Не умирать, а жить и разить врагов.
Я пью за тех, которые, конечно, старикам и старушкам известный почет оказывают, но которые не забывают, что надо идти вперед от стариков и старушек. За людей, идущих вперед, за наших храбрых, мужественных, талантливых товарищей! За Чкалова, ему тлидцать тли года (Смех, шумные аплодисменты)".

Елена Зубкова: Разобравшись таким образом с Чкаловым, Сталин переключился на папанинцев.

"Товарищи большевики, партийные и непартийные! Желают запрячь наших ребят в работу - Папанина и других. Я думаю, надо дать им отдых ден на десять. Пусть они дней 8 - 10 отдыхают, а потом можно их запрячь в работу. А вот у нас какие люди - ты приехал, давай запрягаться. Неправильно это, неправильно. Я пью за то, чтобы наши ребята - Папанин и его дружки - чтобы они дней 8 - 10 отдохнули безо всяких, а потом, спустя 10 дней, пусть народ обсудит, как с ними поступить. Поймите, ребята 9 - 10 месяцев страдали без жен. Я извиняюсь, я буду говорить попросту. Они же одни там были с собакой Веселый, только и разговаривать с ней. Так вот, я и предлагаю дать ребятам дней 10 отдохнуть, чтобы их ничем не нагружать за это время.
Папанин. Благодарю Вас, товарищ Сталин, за Вашу отцовскую заботу.
Сталин. Какую отцовскую? Я - комсомолец! Скорее он мне отец, а не я ему отец".

Елена Зубкова: Вот так, слегка запутавшись в собственных ролях - умудренного отца или юного комсомольца - Сталин закончил свою речь. Она и по стилистике, и по содержанию все-таки выбивалась из традиционного кремлевского церемониала. Сталин в тот раз явно позволил себе расслабиться, отойти от "протокола". Не только папанинцы, но и он переживал тогда своего рода триумф, когда враги повержены, а вокруг одни восторженные обожатели. И этот восторг тоже был частью нового церемониала Кремлевского двора.

Владимир Тольц: Вот тут самое время спросить Владимира Невежина: а зачем он понадобился Сталину, этот церемониал, эти пышные застолья, действительно больше напоминавшие практику старого Московского двора?

Владимир Невежин: Мы уже говорили о том, что сам церемониал и сами приемы кремлевские, традиция складывается в середине 30 годов. Это период, когда Сталин утвердился у власти, когда он стал уже полноправным хозяином не только в партии, но и в стране, то есть он был уже более уверен в своей власти, и он мог ее презентовать и на этих приемах параллельно общаться с элитой. Получается, что таких мероприятий с 35 года по 41 год, до мая 41 года около пятидесяти.

Елена Зубкова: Но не будем забывать, что Сталин - выходец с Кавказа. А на Кавказе застолье - это не просто церемониал, это часть жизни. Это ритуал, где не только пьют и едят, но и решают проблемы. Вспомним хотя бы знаменитые сталинские посиделки на Ближней даче, эти своего рода неформальные заседания Политбюро, где можно было и поговорить, и, если надо, разговорить собеседника благодаря не всегда умеренному употреблению спиртного. А кстати, как обстояло дело с "развязыванием языков" на больших кремлевских приемах?

Владимир Невежин: Нельзя исключать такую возможность и необходимость для Сталина и его окружения, чтобы люди принимали спиртные напитки. Потому что Сталин даже иногда реплику бросал в зал: "Вы сегодня обязаны пить". Но, мне кажется, что все-таки основная задача была не та, чтобы напоить, основная задача была в том, чтобы показать, во-первых, могущество вождя, лидера. И, во-вторых, что в принципе какая-то традиция, не грузинская, конечно, а имперская традиция здесь наблюдается. В этом что-то было имперское, что-то царственное.

Встанем, товарищи, выпьем за гвардию,
Равной ей в мужестве нет.
Тост наш за Сталина, тост наш за партию,
Тост наш за знамя побед.

Разница во времени