Визит Владимира Путина в Крымск был запланирован на прошлую пятницу, а досрочные выборы главы района - на воскресенье. Президент не приехал, выборов тоже никто не заметил.
За тот час, что мы будем разговаривать, Надежда Яковлевна Воронина заплачет дважды. Когда будет говорить про шифоньер и про парня на лодке.
Надежде Яковлевне 75 лет, она живет в Крымске с 1962 года, и июльское наводнение – второе сильное в ее жизни. Первое было десять лет назад, в 2002-м, старшему внуку Ворониной, Артему, тогда было два года.
Я прихожу к Надежде Яковлевне в субботу, а в пятницу здесь же — на большой светлой кухне с балконом, которой Надежда Яковлевна очень гордится, — она угощала чаем женщин из городской администрации: “Мыслимо ли — с самого утра стояли под дождем”. Чуть раньше кто-то из этих женщин позвонил Надежде Яковлевне, чтобы предупредить: из дома выходить только с паспортом, без него обратно не пропустят.
Путина ждали в новом микрорайоне Надежда: три аккуратные, кремовые с белым, девятиэтажки; возле каждой — детская площадка, за забором строится еще одна девятиэтажка, стоят несколько бытовок для рабочих, которых, впрочем, за три дня я не увидела ни разу. Это довольно далеко от центра города, зато в высокой его части — сюда вода, которая приходит с гор по речке Адагум, не поднимается. Надежду начали строить 1 августа, а закончили 1 ноября. Сюда, а еще в новый микрорайон Озерки и в новый дом в центре города переселили людей, которые при наводнении потеряли свои дома и квартиры. Жилье, как здесь говорят.
На улицы Советская, Адагумская, Ленина и еще на десяток улиц, находящихся в так называемой зоне затопления, президента привозить не собирались.
“К приезду Путина в Крымске возводят “потемкинские деревни" — я прочитала с десяток новостных заметок с таким (или приблизительно таким) заголовком на самых разных сайтах, прежде чем вылететь в Крымск. Во всех на разные лады пересказывались и цитировались слова волонтера Натальи Киселевой — координатора волонтерского лагеря “Добрый”, в котором жили сотни съехавшихся со всей страны людей, чтобы разгребать завалы, разносить гуманитарную помощь, сопровождать пострадавших в судах, лечить, играть с детьми. Лагерь простоял в Крымске до середины осени.
“Я не понимаю, почему сейчас все спохватились, я про эти потемкинские деревни уже давно говорю, там непросушенные дома обшивают сайдингом, чтобы не видно было повреждений, а потом в этих домах начинает расползаться плесень”, — сказала мне Наташа по телефону и добавила, что если этот ажиотаж вокруг приезда Путина поможет людям избавиться от плесени, то она готова и дальше справляться со шквалом звонков от журналистов. В пятницу должен был приехать Путин, а на воскресенье были назначены выборы главы района.
Я представила, как дома людей, пострадавших от наводнения, спешно зашивают в сайдинг к приезду президента в обход всех санитарных и этических норм, и полетела в Крымск. В самолете я думала о том, что может происходить в полуразрушенном городе, каким мне тогда представлялся Крымск, получившем за лето прививку гражданского самосознания от мощного волонтерского движения.
***
Сайдинг я нашла сразу — им здесь, как и в любом небольшом российском городе (например, в Александрове, рядом с которым моя дача), отделана большая часть фасадов: магазины, двухэтажные многоквартирные дома, пятиэтажки, небольшие павильоны, в которых продают продукты или одежду.
Центр города — Дом культуры, полицейский участок, здание администрации, площадь, парк — и все улицы, расположенные выше, от наводнения не пострадали. В городе чисто, улицы подметены, листья убраны, но второй день идет дождь, к которому город совершенно не приспособлен: на дорогах воды по щиколотку, на тротуарах — столько же черной, жирной грязи.
На информационном плакате, наклеенном на окно избирательного участка в детской спортивной школе, портреты четырех кандидатов. При этом портрет Евгения Витишко — кандидата от партии “Яблоко”, забракованного избирательной комиссией, — на плакате есть, а портрета самовыдвиженца Александра Гомалицкого, который, наоборот, как раз участвует в выборах, нет. Вместо портрета — пустая рамочка.
Сюжет о выборах в местных новостях выглядит так: вот Анатолий Разумеев, кандидат от “Единой России” и исполняющий обязанности главы района, ходит по рынку и разговаривает с молочницами: “Это тяжелый труд, девчонки, я сам с матерью доить ходил — знаю”. Разумеев — в короткой кожаной куртке, спортивного телосложения, ходит быстро, говорит рублеными фразами. “Как вы на Путина похожи”, — говорит одна из молочниц. Разумеев смущенно улыбается.
После этого еще пара сюжетов: Разумеев беседует с подтопленцами, обещает решить чьи-то проблемы с выплатами. В конце выпуска — голос за кадром: "Остальные кандидаты на пост главы Крымского района отказались предоставить информацию о ходе своей предвыборной кампании".
Надежда Яковлевна Воронина собирается голосовать как раз за Разумеева: “А кто еще нам помогал-то? Люди, да он”.
Когда она скажет о “людях”, я впервые поймаю себя на мысли, что ни разу за те четыре дня, что я была в Крымске, и за много часов разговоров с самыми разными пострадавшими при наводнении не слышала слова “волонтеры”. Мне рассказывали про местных героев, которые всю ночь веревками выдергивали из потока людей, унесенных рекой. Про “Красный Октябрь”, приславший столько конфет, что “до сих пор гостей угощаем”; про эмчеэсовцев, съехавшихся со всех районов Краснодарского края и закрепивших за собой улицы Крымска; наконец, просто про “людей, которые столько всего присылали”.
Здесь же, в моей московской жизни, пока все лето я начинала каждый день с поиска новостей о ситуации в Крымске, слово “волонтер” казалось мне главным, описывающим Крымск.
В ночь наводнения Надежда Яковлевна была дома с дочерью Наташей и внуками: 12-летним Артемом и 5-летним Егором. Когда они обнаружили, что началось наводнение, дверь на улицу открыть уже было нельзя, воды было по пояс. Вода прибывала, детей посадили на шкаф, сами висели в воде, держась за него руками. “Такой оказался шифоньер, второй раз нас спас, в 2002-м тоже за него держались”, — плачет Надежда Яковлевна. Пятилетний Артем все это время сидел на шкафу с новорожденным котенком в руках, кошка родила его незадолго до начала наводнения. Где-то в четыре утра с чудовищным грохотом и скрежетом рухнул соседский дом. “Придавило женщину, ее муж кричал так страшно, что я этот крик до конца жизни буду слышать”. Еще через пять часов — все это время на Ворониных, кроме трусов, ничего не было — в окно увидели парня на надувной лодке. “Мы тогда разбили окно и передали через него детей, Егор с котенком в руке, все в лодку не могли поместиться”.
Потом уже эмчеэсовцы приехали и за женщинами, отвезли в спортивный комплекс “Гигант”, в котором был центр размещения пострадавших, Надежда Яковлевна слегла с давлением, а Наташа ходила отмывать дом. Пока у него целиком не рухнула стена. Тогда Воронины стали претендентами на новое жилье.
***
В “Убить пересмешника” есть такой персонаж Бракстон Андервуд — одновременно и главный редактор, и владелец, и наборщик мейкомбской газетенки. Он жил напротив суда, а потому все новости узнавал первым прямо через окно, потом сам набирал их, а потом печатал газету.
Я вспомнила про Андервуда, когда познакомилась с Ларисой Сафоновой — коммерческим директором и главным редактором одной из главных крымских газет "Электрон-ТВ".
Весь медиахолдинг “Электрон” находится на первом этаже жилой пятиэтажки: прямо от входа — ремонт электроники и бытовой техники, справа — кабинет Ларисы и офис телеканала "Электрон", слева — редакция и радиостудия "Электрон-ФМ".
Все лето холдинг, не получающий ни копейки от властей, живущий исключительно собственными заработками на рекламе и принадлежащий бизнесмену, который начинал с пунктов ремонта техники, был похож на главный медиацентр страны. Сюда в радиоэфир к Валерию Донскому, шеф-редактору "Электрон-ФМ", приходили депутаты, волонтеры, оппозиционеры и разного масштаба знаменитости. Отсюда передавали репортажи и фотографии журналисты, здесь же ночевали: кто на диване, кто на пенке и спальнике. Сам Валерий Донской здесь жил.
Пока я сижу в кабинете Ларисы Сафоновой, к ней прямо с улицы заходят люди. Кто-то приносит открытое письмо об устройстве новой дороги, кто-то интересуется, когда напишут об их случае, кто-то просто приносит бесплатное объявление на специальном бланке. Лариса работает здесь 15 лет, героев каждой заметки, которая выходит у нее в газете, знает лично. “Не хочу сказать, что все идеально в городе, — говорит Лариса, — но очень большой процент пострадавших получили и выплаты, и жилье, и гуманитарную помощь”.
Валерий Донской, совсем молодой, худощавый человек, который всегда бежит в эфир (он выходит с новостями каждый час), в марте приехал в соседний Абинск навестить родителей, да так и остался здесь. “Ну, а как же сайдинг этот, который они везде прибивают? Под ним же плесень!” — возмущается он в ответ на реплику Ларисы, а между делом замечает, что звонили из краевой администрации, ругали, что полощем Путина в эфире, и, кстати, сказали, что президент сегодня не приедет.
“А что еще было делать с этими домами, Валер? Штукатурка бы с них тоже отвалилась”, — миролюбиво отвечает Лариса.
***
“Мы ободрали все до бетона, просушили тепловыми пушками, обработали хлоркой, только после этого наклеили обои”, — говорит мне Карина, показывая в угол комнаты. Там, за отодвинутым шкафом, расползается по стене огромное серое пятно плесени.
Карина Алексанян с мужем и двумя взрослыми детьми (сыну уже 20, дочери — 17) живет на улице Коваля, которая тоже была в зоне затопления. На их улице все дома уцелели, что неудивительно: здесь только крепкие кирпичные двухэтажные строения. Люди на улице, видимо, живут небедные. По крайней мере, асфальтовую дорогу после наводнения проложили на свои деньги.
Перед тем как я попаду на эту дорогу, мне придется пройти — по щиколотку в грязи, которая покрывает в Крымске все, что должно быть тротуарами, — почти по всем улицам зоны затопления. Сначала я останавливаюсь у каждого дома, потому что, если приглядеться, то на каждом, даже самом ухоженном и красивом, можно разглядеть следы наводнения. Где-то это полоска, у которой остановилась вода, где-то — влажный развод на свежей штукатурке, где-то — погнутый забор или припаркованная искореженная машина. Иногда мне попадаются дома с выбитыми стеклами, без стены или с рухнувшей крышей, чаще — просто пустые участки за забором. На них дома уже снесли и вывезли.
Я думаю, что администрация зря не собиралась везти сюда Путина. Здесь нет ничего, что указывало бы, что пострадавшим не помогали: в разрушенных домах никто не живет, те, в которых живут, отремонтированы, люди с пустых участков переехали как раз в новые микрорайоны, в ту же Надежду. Разве что Путин боится плесени.
Плесень появляется в многоквартирных домах, которые администрация отделала сайдингом, и на стенах частных домов, которые люди просушили и оштукатурили, она есть на углах домов, которые не трогали вовсе, в гостинице “Крымск”, в которой я живу, плесень расползается в щелях между кафельной плиткой и по розовой пластиковой занавеске. Плесень есть в бедных малюсеньких домиках и в большом красивом доме Карины, где уже был сделан основательный ремонт.
“Может мы, конечно, поторопились, но не могли же мы вечно жить в беседке на улице, мы и так там три месяца провели”, — говорит мне Карина, показывая на деревянную беседку, в которой до сих пор стоят вышедшие из строя газовая плита и стиральная машина. Весь первый этаж в их доме был затоплен, Карина с детьми всю ночь провела на недостроенном втором, а муж был в городе. Поехал спасать машину, а вернуться уже не смог.
Голосовать семья Карины будет за Разумеева.
***
Я разговаривала с людьми на улицах, в магазинах, в новых микрорайонах и в зоне затопления, в маршрутках и в гостиницах и не нашла почти никого, кто не собирался бы голосовать за Разумеева.
Впрочем, никто не знал больше ни одной фамилии из списка кандидатов. Изначально их было пятеро, но Евгения Витишко, известного эколога из Туапсе, волонтера, одним из первых приехавшего в Крымск, решением Крымского суда сняли с выборов за неделю до голосования. Витишко баллотировался от “Яблока”. Схему объяснил в ЖЖ Сурен Газарян, эколог и коллега Витишко по "Экологической вахте". Некто Петренко раздавал от имени Витишко гуманитарную помощь в период агитационной кампании. Петренко решением суда оштрафовали, и пока Витишко подавал кассационную жалобу, выборы в Крымске уже состоялись. По той же схеме, кстати, сняли кандидата от КПРФ на соседних выборах в Нижнебаканке.
Не было среди баллотирующихся и кандидатов от системной оппозиции. Кандидат от КПРФ не прошел даже регистрацию. Кандидат от краснодарской партии “Гражданская сила”, самовыдвиженец Александр Гомалицкий и Дмитрий Печинский от “Коммунистов России”: я просила рассказать хоть что-то про этих кандидатов журналистов из "Электрона", но даже они не могли вспомнить их фамилий.
В воскресенье, в день выборов, ведущая программы "Вести-Кубань" сказала, что в Крымском и других районах сегодня пройдут досрочные выборы, и добавила: “А теперь перейдем к выбору, который волнует всех без исключения, – выбору елки”.
Какое-то время я еще спрашивала у людей, пытались ли они отстоять Витишко — выйти на митинг, прийти к суду, написать коллективное письмо. Потом я поняла, что люди не понимают, о ком я говорю, и перестала. Евгения Витишко, много лет борющегося с произволом властей, отстаивающего экологию края, никто не знал. Мне казалось, что за три месяца, которые в Крымске стоял волонтерский лагерь, город не может не заразиться идеей гражданского общества, идеей справедливости. Мне также казалось, что любой человек, ассоциирующийся в сознании людей с волонтерским движением, то есть с реальной помощью, поступившей не по разнарядке, а от чистого сердца и совести, уложит на лопатки любого кандидата от партии власти. Сама партия власти, судя по тому, как лихо был снят с выборов Витишко, тоже этого опасалась. Но, кажется, напрасно.
***
Об этом говорят все в городе, даже те пострадавшие, которые в итоге ничего не получили.
Людмила Гнедая жила с сыном и невесткой в съемном доме на улице Переяславской. У сына в ночь наводнения разболелся зуб, и когда ночью он встал, чтобы выпить лекарство, его ноги оказались по щиколотку в воде. Пока будил женщин, пока собирали документы, воды стало по пояс, вылезли в окно, забрались на чердак. Всю ночь Людмила с сыном и невесткой просидела на чердаке. Спасатели не могли к ним подойти, поэтому сидели они долго, пока воды не стало по пояс. Тогда из верхней части города, по пояс в воде, прибрел зять, сын спустился прямо в воду, и вместе они вывели из зоны затопления женщин. Документы на компенсацию подали еще в августе, их дело в суде, и с тех пор они не получили ни копейки. Ни самой первой компенсации — 10 000, ни последующих 150 000 на каждого пострадавшего члена семьи.
Таких случаев мне попадется несколько: людям, которые оказывались в ночь наводнения не там, где они прописаны, приходится доказывать свое право на компенсацию. Очень часто — в судебном порядке. Дело Гнедой сейчас в Крымском суде, как сказали ей по телефону, “приостановлено”. Почему приостановлено, Гнедая выяснить не может. Раньше в городе были юристы-волонтеры, помогали решать проблемы, куда идти сейчас, раз дело и так в суде, а суды переполнены, Гнедая не понимает.
Это — одна из самых частых тем для разговоров и пересудов в городе. Почему одной семье дали трехкомнатную, а другой такой же — только двухкомнатную. Почему кто-то получил компенсацию за мать, его и в городе не было. Чаще говорят только о причине наводнения и количестве жертв.
Прошло пять месяцев, но здесь, как и в первые дни после наводнения, находят десятки убедительных доводов в пользу того, что жертв было 10 000, а в наводнении виноваты не осадки, а какой-то промах властей. Надежда Яковлевна говорит: "Только в нашем квартале девять человек погибло! Сколько же их было всего".
Лариса Сафонова, главный редактор газеты "Электрон-ТВ", грустно отвечает, что ни разу в этих разговорах ей не удалось узнать о смерти человека, не указанного в списках. Номер газеты на прошлой неделе выходил с огромным, на несколько полос, открытым письмом Владимира Улановского, бывшего главы Крымска, в котором он подробно, с перечислением статей всех возможных кодексов рассказывает, что не виноват. И он, и Василий Крутько, бывший глава района, сейчас под арестом в одиночных камерах.
По городу ползут слухи, что Крутько уже умер, просто перед приездом Путина власти об этом не сообщают.
Пять месяцев назад Крымск чуть не смыло огромной волной грязной холодной воды. Сразу за этим такой же огромной волной сюда принесло все, о чем лично я мечтаю, представляя себе идеально устроенную страну. Прозрачность в действиях власти, свободную прессу, помощь богатых нуждающимся, благотворительность, волонтерство, жизненную активность. Потихоньку волна спала, оставив Крымск обычным русским городом — с чистеньким сайдингом и грязным месивом вместо тротуаров.
Путин не приехал и в воскресенье. Явка на выборах дошла до 60%. Почти единогласно проголосовали за Разумеева. Плесень в доме Карины перебралась в гостиную.
Надежде Яковлевне 75 лет, она живет в Крымске с 1962 года, и июльское наводнение – второе сильное в ее жизни. Первое было десять лет назад, в 2002-м, старшему внуку Ворониной, Артему, тогда было два года.
Я прихожу к Надежде Яковлевне в субботу, а в пятницу здесь же — на большой светлой кухне с балконом, которой Надежда Яковлевна очень гордится, — она угощала чаем женщин из городской администрации: “Мыслимо ли — с самого утра стояли под дождем”. Чуть раньше кто-то из этих женщин позвонил Надежде Яковлевне, чтобы предупредить: из дома выходить только с паспортом, без него обратно не пропустят.
Путина ждали в новом микрорайоне Надежда: три аккуратные, кремовые с белым, девятиэтажки; возле каждой — детская площадка, за забором строится еще одна девятиэтажка, стоят несколько бытовок для рабочих, которых, впрочем, за три дня я не увидела ни разу. Это довольно далеко от центра города, зато в высокой его части — сюда вода, которая приходит с гор по речке Адагум, не поднимается. Надежду начали строить 1 августа, а закончили 1 ноября. Сюда, а еще в новый микрорайон Озерки и в новый дом в центре города переселили людей, которые при наводнении потеряли свои дома и квартиры. Жилье, как здесь говорят.
На улицы Советская, Адагумская, Ленина и еще на десяток улиц, находящихся в так называемой зоне затопления, президента привозить не собирались.
“К приезду Путина в Крымске возводят “потемкинские деревни" — я прочитала с десяток новостных заметок с таким (или приблизительно таким) заголовком на самых разных сайтах, прежде чем вылететь в Крымск. Во всех на разные лады пересказывались и цитировались слова волонтера Натальи Киселевой — координатора волонтерского лагеря “Добрый”, в котором жили сотни съехавшихся со всей страны людей, чтобы разгребать завалы, разносить гуманитарную помощь, сопровождать пострадавших в судах, лечить, играть с детьми. Лагерь простоял в Крымске до середины осени.
“Я не понимаю, почему сейчас все спохватились, я про эти потемкинские деревни уже давно говорю, там непросушенные дома обшивают сайдингом, чтобы не видно было повреждений, а потом в этих домах начинает расползаться плесень”, — сказала мне Наташа по телефону и добавила, что если этот ажиотаж вокруг приезда Путина поможет людям избавиться от плесени, то она готова и дальше справляться со шквалом звонков от журналистов. В пятницу должен был приехать Путин, а на воскресенье были назначены выборы главы района.
Я представила, как дома людей, пострадавших от наводнения, спешно зашивают в сайдинг к приезду президента в обход всех санитарных и этических норм, и полетела в Крымск. В самолете я думала о том, что может происходить в полуразрушенном городе, каким мне тогда представлялся Крымск, получившем за лето прививку гражданского самосознания от мощного волонтерского движения.
***
Сайдинг я нашла сразу — им здесь, как и в любом небольшом российском городе (например, в Александрове, рядом с которым моя дача), отделана большая часть фасадов: магазины, двухэтажные многоквартирные дома, пятиэтажки, небольшие павильоны, в которых продают продукты или одежду.
Центр города — Дом культуры, полицейский участок, здание администрации, площадь, парк — и все улицы, расположенные выше, от наводнения не пострадали. В городе чисто, улицы подметены, листья убраны, но второй день идет дождь, к которому город совершенно не приспособлен: на дорогах воды по щиколотку, на тротуарах — столько же черной, жирной грязи.
На информационном плакате, наклеенном на окно избирательного участка в детской спортивной школе, портреты четырех кандидатов. При этом портрет Евгения Витишко — кандидата от партии “Яблоко”, забракованного избирательной комиссией, — на плакате есть, а портрета самовыдвиженца Александра Гомалицкого, который, наоборот, как раз участвует в выборах, нет. Вместо портрета — пустая рамочка.
Крымск, 8 июля 2012
Сюжет о выборах в местных новостях выглядит так: вот Анатолий Разумеев, кандидат от “Единой России” и исполняющий обязанности главы района, ходит по рынку и разговаривает с молочницами: “Это тяжелый труд, девчонки, я сам с матерью доить ходил — знаю”. Разумеев — в короткой кожаной куртке, спортивного телосложения, ходит быстро, говорит рублеными фразами. “Как вы на Путина похожи”, — говорит одна из молочниц. Разумеев смущенно улыбается.
После этого еще пара сюжетов: Разумеев беседует с подтопленцами, обещает решить чьи-то проблемы с выплатами. В конце выпуска — голос за кадром: "Остальные кандидаты на пост главы Крымского района отказались предоставить информацию о ходе своей предвыборной кампании".
Надежда Яковлевна Воронина собирается голосовать как раз за Разумеева: “А кто еще нам помогал-то? Люди, да он”.
Когда она скажет о “людях”, я впервые поймаю себя на мысли, что ни разу за те четыре дня, что я была в Крымске, и за много часов разговоров с самыми разными пострадавшими при наводнении не слышала слова “волонтеры”. Мне рассказывали про местных героев, которые всю ночь веревками выдергивали из потока людей, унесенных рекой. Про “Красный Октябрь”, приславший столько конфет, что “до сих пор гостей угощаем”; про эмчеэсовцев, съехавшихся со всех районов Краснодарского края и закрепивших за собой улицы Крымска; наконец, просто про “людей, которые столько всего присылали”.
Здесь же, в моей московской жизни, пока все лето я начинала каждый день с поиска новостей о ситуации в Крымске, слово “волонтер” казалось мне главным, описывающим Крымск.
В ночь наводнения Надежда Яковлевна была дома с дочерью Наташей и внуками: 12-летним Артемом и 5-летним Егором. Когда они обнаружили, что началось наводнение, дверь на улицу открыть уже было нельзя, воды было по пояс. Вода прибывала, детей посадили на шкаф, сами висели в воде, держась за него руками. “Такой оказался шифоньер, второй раз нас спас, в 2002-м тоже за него держались”, — плачет Надежда Яковлевна. Пятилетний Артем все это время сидел на шкафу с новорожденным котенком в руках, кошка родила его незадолго до начала наводнения. Где-то в четыре утра с чудовищным грохотом и скрежетом рухнул соседский дом. “Придавило женщину, ее муж кричал так страшно, что я этот крик до конца жизни буду слышать”. Еще через пять часов — все это время на Ворониных, кроме трусов, ничего не было — в окно увидели парня на надувной лодке. “Мы тогда разбили окно и передали через него детей, Егор с котенком в руке, все в лодку не могли поместиться”.
Потом уже эмчеэсовцы приехали и за женщинами, отвезли в спортивный комплекс “Гигант”, в котором был центр размещения пострадавших, Надежда Яковлевна слегла с давлением, а Наташа ходила отмывать дом. Пока у него целиком не рухнула стена. Тогда Воронины стали претендентами на новое жилье.
***
В “Убить пересмешника” есть такой персонаж Бракстон Андервуд — одновременно и главный редактор, и владелец, и наборщик мейкомбской газетенки. Он жил напротив суда, а потому все новости узнавал первым прямо через окно, потом сам набирал их, а потом печатал газету.
Я вспомнила про Андервуда, когда познакомилась с Ларисой Сафоновой — коммерческим директором и главным редактором одной из главных крымских газет "Электрон-ТВ".
Весь медиахолдинг “Электрон” находится на первом этаже жилой пятиэтажки: прямо от входа — ремонт электроники и бытовой техники, справа — кабинет Ларисы и офис телеканала "Электрон", слева — редакция и радиостудия "Электрон-ФМ".
Следы от воды на стене в одной из квартир после наводнения
Все лето холдинг, не получающий ни копейки от властей, живущий исключительно собственными заработками на рекламе и принадлежащий бизнесмену, который начинал с пунктов ремонта техники, был похож на главный медиацентр страны. Сюда в радиоэфир к Валерию Донскому, шеф-редактору "Электрон-ФМ", приходили депутаты, волонтеры, оппозиционеры и разного масштаба знаменитости. Отсюда передавали репортажи и фотографии журналисты, здесь же ночевали: кто на диване, кто на пенке и спальнике. Сам Валерий Донской здесь жил.
Пока я сижу в кабинете Ларисы Сафоновой, к ней прямо с улицы заходят люди. Кто-то приносит открытое письмо об устройстве новой дороги, кто-то интересуется, когда напишут об их случае, кто-то просто приносит бесплатное объявление на специальном бланке. Лариса работает здесь 15 лет, героев каждой заметки, которая выходит у нее в газете, знает лично. “Не хочу сказать, что все идеально в городе, — говорит Лариса, — но очень большой процент пострадавших получили и выплаты, и жилье, и гуманитарную помощь”.
Валерий Донской, совсем молодой, худощавый человек, который всегда бежит в эфир (он выходит с новостями каждый час), в марте приехал в соседний Абинск навестить родителей, да так и остался здесь. “Ну, а как же сайдинг этот, который они везде прибивают? Под ним же плесень!” — возмущается он в ответ на реплику Ларисы, а между делом замечает, что звонили из краевой администрации, ругали, что полощем Путина в эфире, и, кстати, сказали, что президент сегодня не приедет.
“А что еще было делать с этими домами, Валер? Штукатурка бы с них тоже отвалилась”, — миролюбиво отвечает Лариса.
***
“Мы ободрали все до бетона, просушили тепловыми пушками, обработали хлоркой, только после этого наклеили обои”, — говорит мне Карина, показывая в угол комнаты. Там, за отодвинутым шкафом, расползается по стене огромное серое пятно плесени.
Карина Алексанян с мужем и двумя взрослыми детьми (сыну уже 20, дочери — 17) живет на улице Коваля, которая тоже была в зоне затопления. На их улице все дома уцелели, что неудивительно: здесь только крепкие кирпичные двухэтажные строения. Люди на улице, видимо, живут небедные. По крайней мере, асфальтовую дорогу после наводнения проложили на свои деньги.
Перед тем как я попаду на эту дорогу, мне придется пройти — по щиколотку в грязи, которая покрывает в Крымске все, что должно быть тротуарами, — почти по всем улицам зоны затопления. Сначала я останавливаюсь у каждого дома, потому что, если приглядеться, то на каждом, даже самом ухоженном и красивом, можно разглядеть следы наводнения. Где-то это полоска, у которой остановилась вода, где-то — влажный развод на свежей штукатурке, где-то — погнутый забор или припаркованная искореженная машина. Иногда мне попадаются дома с выбитыми стеклами, без стены или с рухнувшей крышей, чаще — просто пустые участки за забором. На них дома уже снесли и вывезли.
Я думаю, что администрация зря не собиралась везти сюда Путина. Здесь нет ничего, что указывало бы, что пострадавшим не помогали: в разрушенных домах никто не живет, те, в которых живут, отремонтированы, люди с пустых участков переехали как раз в новые микрорайоны, в ту же Надежду. Разве что Путин боится плесени.
Плесень появляется в многоквартирных домах, которые администрация отделала сайдингом, и на стенах частных домов, которые люди просушили и оштукатурили, она есть на углах домов, которые не трогали вовсе, в гостинице “Крымск”, в которой я живу, плесень расползается в щелях между кафельной плиткой и по розовой пластиковой занавеске. Плесень есть в бедных малюсеньких домиках и в большом красивом доме Карины, где уже был сделан основательный ремонт.
“Может мы, конечно, поторопились, но не могли же мы вечно жить в беседке на улице, мы и так там три месяца провели”, — говорит мне Карина, показывая на деревянную беседку, в которой до сих пор стоят вышедшие из строя газовая плита и стиральная машина. Весь первый этаж в их доме был затоплен, Карина с детьми всю ночь провела на недостроенном втором, а муж был в городе. Поехал спасать машину, а вернуться уже не смог.
Голосовать семья Карины будет за Разумеева.
***
Я разговаривала с людьми на улицах, в магазинах, в новых микрорайонах и в зоне затопления, в маршрутках и в гостиницах и не нашла почти никого, кто не собирался бы голосовать за Разумеева.
Впрочем, никто не знал больше ни одной фамилии из списка кандидатов. Изначально их было пятеро, но Евгения Витишко, известного эколога из Туапсе, волонтера, одним из первых приехавшего в Крымск, решением Крымского суда сняли с выборов за неделю до голосования. Витишко баллотировался от “Яблока”. Схему объяснил в ЖЖ Сурен Газарян, эколог и коллега Витишко по "Экологической вахте". Некто Петренко раздавал от имени Витишко гуманитарную помощь в период агитационной кампании. Петренко решением суда оштрафовали, и пока Витишко подавал кассационную жалобу, выборы в Крымске уже состоялись. По той же схеме, кстати, сняли кандидата от КПРФ на соседних выборах в Нижнебаканке.
Не было среди баллотирующихся и кандидатов от системной оппозиции. Кандидат от КПРФ не прошел даже регистрацию. Кандидат от краснодарской партии “Гражданская сила”, самовыдвиженец Александр Гомалицкий и Дмитрий Печинский от “Коммунистов России”: я просила рассказать хоть что-то про этих кандидатов журналистов из "Электрона", но даже они не могли вспомнить их фамилий.
В воскресенье, в день выборов, ведущая программы "Вести-Кубань" сказала, что в Крымском и других районах сегодня пройдут досрочные выборы, и добавила: “А теперь перейдем к выбору, который волнует всех без исключения, – выбору елки”.
Какое-то время я еще спрашивала у людей, пытались ли они отстоять Витишко — выйти на митинг, прийти к суду, написать коллективное письмо. Потом я поняла, что люди не понимают, о ком я говорю, и перестала. Евгения Витишко, много лет борющегося с произволом властей, отстаивающего экологию края, никто не знал. Мне казалось, что за три месяца, которые в Крымске стоял волонтерский лагерь, город не может не заразиться идеей гражданского общества, идеей справедливости. Мне также казалось, что любой человек, ассоциирующийся в сознании людей с волонтерским движением, то есть с реальной помощью, поступившей не по разнарядке, а от чистого сердца и совести, уложит на лопатки любого кандидата от партии власти. Сама партия власти, судя по тому, как лихо был снят с выборов Витишко, тоже этого опасалась. Но, кажется, напрасно.
***
Новые дома, построенные для пострадавших от наводнения, в новом микрорайоне "Надежда" в Крымске. Ключи от квартир в "Надежде" получили 368 семей
Надежда Яковлевна своей квартирой в Надежде довольна, хотя она меньше, чем был их дом на улице Ленина. “Ну, что ж поделаешь, раз такое произошло — выплаты мы получили, холодильник нам подарили, Наташе — костюм прекрасный, вообще сколько одежды — мы ж были в трусах и в занавесках”. Ворониным дали двухкомнатную на девятом этаже, с большой кухней. Матрасы, подушки, продукты выдали из гуманитарной помощи, и об этом Надежда Яковлевна вспоминает через слово — как люди со всей страны помогали.Об этом говорят все в городе, даже те пострадавшие, которые в итоге ничего не получили.
Людмила Гнедая жила с сыном и невесткой в съемном доме на улице Переяславской. У сына в ночь наводнения разболелся зуб, и когда ночью он встал, чтобы выпить лекарство, его ноги оказались по щиколотку в воде. Пока будил женщин, пока собирали документы, воды стало по пояс, вылезли в окно, забрались на чердак. Всю ночь Людмила с сыном и невесткой просидела на чердаке. Спасатели не могли к ним подойти, поэтому сидели они долго, пока воды не стало по пояс. Тогда из верхней части города, по пояс в воде, прибрел зять, сын спустился прямо в воду, и вместе они вывели из зоны затопления женщин. Документы на компенсацию подали еще в августе, их дело в суде, и с тех пор они не получили ни копейки. Ни самой первой компенсации — 10 000, ни последующих 150 000 на каждого пострадавшего члена семьи.
Таких случаев мне попадется несколько: людям, которые оказывались в ночь наводнения не там, где они прописаны, приходится доказывать свое право на компенсацию. Очень часто — в судебном порядке. Дело Гнедой сейчас в Крымском суде, как сказали ей по телефону, “приостановлено”. Почему приостановлено, Гнедая выяснить не может. Раньше в городе были юристы-волонтеры, помогали решать проблемы, куда идти сейчас, раз дело и так в суде, а суды переполнены, Гнедая не понимает.
Это — одна из самых частых тем для разговоров и пересудов в городе. Почему одной семье дали трехкомнатную, а другой такой же — только двухкомнатную. Почему кто-то получил компенсацию за мать, его и в городе не было. Чаще говорят только о причине наводнения и количестве жертв.
Прошло пять месяцев, но здесь, как и в первые дни после наводнения, находят десятки убедительных доводов в пользу того, что жертв было 10 000, а в наводнении виноваты не осадки, а какой-то промах властей. Надежда Яковлевна говорит: "Только в нашем квартале девять человек погибло! Сколько же их было всего".
Лариса Сафонова, главный редактор газеты "Электрон-ТВ", грустно отвечает, что ни разу в этих разговорах ей не удалось узнать о смерти человека, не указанного в списках. Номер газеты на прошлой неделе выходил с огромным, на несколько полос, открытым письмом Владимира Улановского, бывшего главы Крымска, в котором он подробно, с перечислением статей всех возможных кодексов рассказывает, что не виноват. И он, и Василий Крутько, бывший глава района, сейчас под арестом в одиночных камерах.
По городу ползут слухи, что Крутько уже умер, просто перед приездом Путина власти об этом не сообщают.
Пять месяцев назад Крымск чуть не смыло огромной волной грязной холодной воды. Сразу за этим такой же огромной волной сюда принесло все, о чем лично я мечтаю, представляя себе идеально устроенную страну. Прозрачность в действиях власти, свободную прессу, помощь богатых нуждающимся, благотворительность, волонтерство, жизненную активность. Потихоньку волна спала, оставив Крымск обычным русским городом — с чистеньким сайдингом и грязным месивом вместо тротуаров.
Путин не приехал и в воскресенье. Явка на выборах дошла до 60%. Почти единогласно проголосовали за Разумеева. Плесень в доме Карины перебралась в гостиную.