Чтобы попасть в центр Помпиду, нужно полчаса смотреть на черных Зидана и Матерацци, выясняющих на декабрьском морозе свои никчемные отношения. Выставка Аделя Абдессемеда, породившего пару футболистов-исполинов, пустует: публика упрямо стоит на Сальвадора Дали. Имитатор Абдессемед повесил на стену одинаковых стальных Иисусов, слепил гадкое панно из волчьих чучел и снял на видео голую пятку, вдрызг давящую лимон. Все это весело, но мгновенно забывается, когда спускаешься на минус первый этаж, отданный под двойную ретроспективу Йонаса Мекаса и Хосе-Луиса Герина. В видеопереписке режиссеров (см. мой список лучших фильмов 2011 года) два слоя: сверху сегодняшняя постиндустриальная благодать, где бездельники перебираются с одного фестиваля на другой и придумывают ''проекты'', а под нею – вековечные кошмары. Мекас снимает еврейское кладбище в Кракове: вернее, то, что от него осталось, потому что нацисты устроили тут свалку, а надгробия разбили. Это вчерашний день, свидетелем которого был и сам Й. М. (его первую кинокамеру разбили советские солдаты, оккупировавшие Литву), но и день сегодняшний небезопасен. Одно из посланий Герина посвящено судьбе редактора люблянского журнала ''Экран'' Ники Бохинц, которую в 2009 году убили бандиты на Филиппинах. А последняя видеооткрытка отправлена из Японии. Герин возвращается на могилу Ясудзиро Одзу. По надгробию, на котором изображен иероглиф ''му'' – пустота, ничто, – ползут два муравья и тащат вверх былинку. Она падает, муравьи безропотно спускаются и снова начинают восхождение со своей ношей.
24 декабря Йонасу Мекасу исполнится 90. Мекаса-автора отчасти скрывает
В дневниках Мекаса прекрасны даже кляксы и помарки. «Литва и крах СССР», американские телепередачи времен перестройки, снятые с экрана – думал, что уйду через двадцать минут, но остался на четыре часа. За кляксами следует необъяснимое, свалившееся в ущелье забвения. Что это за нарумяненный юноша в платье из деревянных бельевых прищепок бредет по Сохо с пучком петрушки в руке? Зачем благородная седая дама придирчиво осматривает конюшни? Как оказался в Нью-Йорке Донатас Банионис и почему он бесстрашно позирует перед эмигрантской кинокамерой с книжкой Лема, которую собирается экранизировать Тарковский?
А вот этого одноглазого человека можно узнать. Юргис Мачюнас, смертельно больной, устраивает Флюкссвадьбу – невеста и жених обмениваются одеждой. It's not lost yet, – вставляет Мекас. Муравьи бегут по великим могилам, не все еще пропало.
http://www.youtube.com/embed/SofH0I0qERw
24 декабря Йонасу Мекасу исполнится 90. Мекаса-автора отчасти скрывает
Йонас Мекас
огромная тень Мекаса-культуртрегера, хранителя Anthology Film Archives, муравья на могиле камеры "Болекс". Но его дневники (в Бобуре я посмотрел на пленке единственную часть, которую не видел прежде: He Stands in a Desert Counting the Seconds of His Life) – великий документ, мост между временами: уже не настоящее, но еще не совсем прошлое. Вот мертвецы: Леннон, Уорхол, Ланглуа. Но Кеннет Энгер жив, и Адольфо Аррьета жив, и Йоко Оно, и Питер Кубелка, и Герман Нитч. И главное, сам Йонас Мекас снимает новый фильм, и этот фильм завершит 7 января парижскую ретроспективу.В дневниках Мекаса прекрасны даже кляксы и помарки. «Литва и крах СССР», американские телепередачи времен перестройки, снятые с экрана – думал, что уйду через двадцать минут, но остался на четыре часа. За кляксами следует необъяснимое, свалившееся в ущелье забвения. Что это за нарумяненный юноша в платье из деревянных бельевых прищепок бредет по Сохо с пучком петрушки в руке? Зачем благородная седая дама придирчиво осматривает конюшни? Как оказался в Нью-Йорке Донатас Банионис и почему он бесстрашно позирует перед эмигрантской кинокамерой с книжкой Лема, которую собирается экранизировать Тарковский?
А вот этого одноглазого человека можно узнать. Юргис Мачюнас, смертельно больной, устраивает Флюкссвадьбу – невеста и жених обмениваются одеждой. It's not lost yet, – вставляет Мекас. Муравьи бегут по великим могилам, не все еще пропало.
http://www.youtube.com/embed/SofH0I0qERw