Бывшего министра обороны Анатолия Сердюкова вызывали на допросы в рамках уголовного дела о злоупотреблениях в холдинге «Оборонсервис». Сердюков, отстраненный от должности главы военного ведомства после возбуждения этого уголовного дела, пока привлекается следствием в качестве свидетеля. Новый министр обороны Сергей Шойгу занимается тем временем инвентаризацией оставленного Сердюковым военного хозяйства и переустройством армейской реформы, вызывавшей и восторженные отклики, и недовольство значительной части офицерского и генеральского корпусов. Военный эксперт «Ежедневного журнала» Александр Гольц размышляет об одном из направлений этой реформы, о реформе военного образования.
– До Сердюкова в России существовала трехзвенная система военного образования: училище – 4 года, потом Академия вида или рода войск – 3 года и потом для тех, кто двигался дальше по службе, Академия Генштаба – 2 года. Офицер, таким образом, проводил в отрыве от войск, за учебной партой по меньшей мере треть своей карьеры со всеми вытекающими отсюда последствиями. Помощники Сердюкова взяли за пример (или, точнее, хотели взять) ту систему, которая существует в США и Великобритании. В этих странах базовое военное образование получается один раз – перед тем, как человек надевает лейтенантские погоны, а потом – и это очень важно – продолжается непрерывное образование. Перед присвоением каждого нового звания офицер отправляется в научно-образовательный центр (в России таких предполагалось создать 10) и там проходит шестимесячные курсы, получает новые знания.
– Все это выглядит довольно логично. Что плохого в такой системе?
– Ничего плохого, однако такая реформа бьет по интересам гигантского количества людей в погонах, поскольку предполагает расформирование большого числа военных учебных заведений. А там люди хорошо и спокойно жили на разных кафедрах. Помимо прочего, частью реформы стал перевод военных училищ и академий поближе к месту службы. Ну, например, сначала Воздушно-инженерную академию имени Можайского слили с Академией Гагарина и перевели в поселок Монино под Москвой, а потом эту общую академию перевели в Воронеж, где расположена большая авиабаза, которая должна была стать основой для ВВС.
– Верно я понимаю вашу мысль, что раньше было три академии и три генерала – начальника академий, а теперь потребовался только один генерал и у двух оставшихся это вызвало большое неудовольствие?
– Ну представьте себе: люди живут в Москве, а им предлагают переехать в Воронеж. Понятно, что сложилась разветвленная система лоббирования. К выпускникам, у которых большие звезды, которые оказались на каких-то высоких государственных постах, обращался личный состав и профессорско-преподавательский состав «Краснознаменной ордена такого-то академии такой-то» с просьбой спасти родной военный вуз. Понятно, что этот бывший выпускник, у которого слезы наворачиваются на глаза при воспоминании о своей учебе в этой академии, бодро подписывал эти письма.
– Что развернул обратно новый министр обороны?
– Пока что еще недоразвернул, я бы сказал. Но уже восстановлены военные училища и военные академии родов войск, что означает косвенное возвращение к этой трехзвенной системе. Я боюсь, что мы можем вернуться в итоге к системе военного образования советских времен, которая была рассчитана на четырехмиллионную армию, а не армию численностью меньше одного миллиона человек. Официальные данные Министерства обороны свидетельствовали о том, что в армии образовался переизбыток офицерских кадров, поэтому – как один из этапов реформы – был прекращен прием в военные училища.
– А что тогда делали военные училища?
– У военных училищ оставались две задачи. Первая – создание на своей базе учебных центров по подготовке сержантов, что жизненно важно для российских вооруженных сил. Вторая – подготовка новых программ военного образования. Сердюков относился к этой задаче серьезно, была создана специальная группа, которая изучала иностранный опыт, чтобы использовать его в России.
В чем главная ущербность военного образования советского типа? Хантингтон придумал офицеру такое определение – «менеджер насилия». Советские и скопированные с них российские военные учебные заведения готовили «ремесленников насилия», специалиста, знакомого только с одной системой вооружений. Поэтому в советской и отчасти в современной российской армии проблема перехода на новую военную технику – чудовищный кошмар. Похоже, что Сердюков хотел заимствовать ту форму военного образования, при которой человека «учат учиться», когда ему дают базовые знания, которые позволяют пусть с некоторыми усилиями, но без титанического труда освоить любую новую систему вооружений. Сердюков хотел резко увеличить количество часов изучения иностранного языка, чтобы дать офицерам кругозор, возможность ориентироваться в мире. Я подозреваю, что и эти реформы будут остановлены.
– Что говорит вам опыт военного обозревателя: хотя бы какие-то половинчатые меры, которые успели предпринять при Сердюкове, изменят систему военного образования или все вернется к «точке А»?
– Нет, фарш назад уже не провернуть. Все-таки усилиями Сердюкова довольно значительное количество военных учебных заведений было закрыто, и вряд ли их будут восстанавливать. Но если брать не количественную, а качественную сторону дела, то, боюсь, случится следующее: под мантры о том, что советская система военного образования была наилучшей в мире, бодро вернутся к давно и хорошо известным методам образования.
Фрагмент итогового выпуска программы «Время Свободы»
– До Сердюкова в России существовала трехзвенная система военного образования: училище – 4 года, потом Академия вида или рода войск – 3 года и потом для тех, кто двигался дальше по службе, Академия Генштаба – 2 года. Офицер, таким образом, проводил в отрыве от войск, за учебной партой по меньшей мере треть своей карьеры со всеми вытекающими отсюда последствиями. Помощники Сердюкова взяли за пример (или, точнее, хотели взять) ту систему, которая существует в США и Великобритании. В этих странах базовое военное образование получается один раз – перед тем, как человек надевает лейтенантские погоны, а потом – и это очень важно – продолжается непрерывное образование. Перед присвоением каждого нового звания офицер отправляется в научно-образовательный центр (в России таких предполагалось создать 10) и там проходит шестимесячные курсы, получает новые знания.
– Все это выглядит довольно логично. Что плохого в такой системе?
– Ничего плохого, однако такая реформа бьет по интересам гигантского количества людей в погонах, поскольку предполагает расформирование большого числа военных учебных заведений. А там люди хорошо и спокойно жили на разных кафедрах. Помимо прочего, частью реформы стал перевод военных училищ и академий поближе к месту службы. Ну, например, сначала Воздушно-инженерную академию имени Можайского слили с Академией Гагарина и перевели в поселок Монино под Москвой, а потом эту общую академию перевели в Воронеж, где расположена большая авиабаза, которая должна была стать основой для ВВС.
– Верно я понимаю вашу мысль, что раньше было три академии и три генерала – начальника академий, а теперь потребовался только один генерал и у двух оставшихся это вызвало большое неудовольствие?
– Ну представьте себе: люди живут в Москве, а им предлагают переехать в Воронеж. Понятно, что сложилась разветвленная система лоббирования. К выпускникам, у которых большие звезды, которые оказались на каких-то высоких государственных постах, обращался личный состав и профессорско-преподавательский состав «Краснознаменной ордена такого-то академии такой-то» с просьбой спасти родной военный вуз. Понятно, что этот бывший выпускник, у которого слезы наворачиваются на глаза при воспоминании о своей учебе в этой академии, бодро подписывал эти письма.
– Что развернул обратно новый министр обороны?
– Пока что еще недоразвернул, я бы сказал. Но уже восстановлены военные училища и военные академии родов войск, что означает косвенное возвращение к этой трехзвенной системе. Я боюсь, что мы можем вернуться в итоге к системе военного образования советских времен, которая была рассчитана на четырехмиллионную армию, а не армию численностью меньше одного миллиона человек. Официальные данные Министерства обороны свидетельствовали о том, что в армии образовался переизбыток офицерских кадров, поэтому – как один из этапов реформы – был прекращен прием в военные училища.
– А что тогда делали военные училища?
– У военных училищ оставались две задачи. Первая – создание на своей базе учебных центров по подготовке сержантов, что жизненно важно для российских вооруженных сил. Вторая – подготовка новых программ военного образования. Сердюков относился к этой задаче серьезно, была создана специальная группа, которая изучала иностранный опыт, чтобы использовать его в России.
В чем главная ущербность военного образования советского типа? Хантингтон придумал офицеру такое определение – «менеджер насилия». Советские и скопированные с них российские военные учебные заведения готовили «ремесленников насилия», специалиста, знакомого только с одной системой вооружений. Поэтому в советской и отчасти в современной российской армии проблема перехода на новую военную технику – чудовищный кошмар. Похоже, что Сердюков хотел заимствовать ту форму военного образования, при которой человека «учат учиться», когда ему дают базовые знания, которые позволяют пусть с некоторыми усилиями, но без титанического труда освоить любую новую систему вооружений. Сердюков хотел резко увеличить количество часов изучения иностранного языка, чтобы дать офицерам кругозор, возможность ориентироваться в мире. Я подозреваю, что и эти реформы будут остановлены.
– Что говорит вам опыт военного обозревателя: хотя бы какие-то половинчатые меры, которые успели предпринять при Сердюкове, изменят систему военного образования или все вернется к «точке А»?
– Нет, фарш назад уже не провернуть. Все-таки усилиями Сердюкова довольно значительное количество военных учебных заведений было закрыто, и вряд ли их будут восстанавливать. Но если брать не количественную, а качественную сторону дела, то, боюсь, случится следующее: под мантры о том, что советская система военного образования была наилучшей в мире, бодро вернутся к давно и хорошо известным методам образования.
Фрагмент итогового выпуска программы «Время Свободы»