Один из обвиняемых по «делу Болотной», Сергей Кривов, описывает условия и распорядок в изоляторе временного содержания.
Сергей Кривов голодает уже 28 дней в знак протеста против продления содержания под стражей. Радио Свобода публикует дневниковые записи Сергея Кривова, сделанные ещё до объявления голодовки.
Глава «Продлёнка»: как заключённых возят в суд
Главы «Арест» и «Классификация»: чем ИВС отличается от СИЗО
Главу, которую мы публикуем сегодня, Сергей Кривов написал незадолго до перевода из изолятора временного содержания в СИЗО «Матросская Тишина».
ИВС
Итак, ИВС №1 ГУ МВД. Москва, Петровка, 38, корпус 8.
Каждого прибывающего (естественно, в наручниках) помещают в специальную клетку для обыска и досмотра размером два на метр с небольшой лавкой. Если клетка занята, есть несколько стальных стаканов размером метр на метр. В прутьях решётки имеется проём 40–20 см. Просовываю (далее от первого лица) в него руки – снимают наручники. Приказывают полностью раздеться. Раздеваюсь до нижнего белья, потом, действительно, всю одежду просовываю в проём. Тщательно проверяют все швы, складки, загибы одежды. Сгибают обувь и проверяют её металлоискателем. Не должно быть ничего металлического: ни набоек, ни супинаторов, ни декора. Хорошо, что у меня ботинки примитивные, а то бы могли оторвать стельку внутри. Нельзя также веревок, шнурков, ремней и пр.
Заставляют присесть три раза голым, отдают обратно одежду. На стене на крючке висят штук двадцать различных нательных крестиков, отобранных при обыске.
Руки в проём – надевают наручники. Выписывают протокол обыска. Расписываюсь, получаю копию. В ней перечислено всё, что на мне есть.
Это стандартная процедура при каждом пересечении границ ИВС на вход.
Ведут в камеру на второй этаж. Множество дверей, перед каждой по команде останавливаюсь лицом к стене. Открыли, команда: «Проходим!». Через каждые полтора метра на всех стенах крупные тревожные кнопки. Завели в камеру, заперли, открыли окошко, просунул руки, сняли наручники. «Дома».
Камеры. Есть узкие (шесть на два метра), трехместные. Есть пошире – приблизительно шесть на три с половиной метра; четырех-пятиместные. Высота около трёх с половиной метров. Внутри всё одинаково: кровати, стол, полочки, раковина – всё стальное, прикручено к полу или стенам. Туалет «вокзального» типа без унитаза, на возвышении в половину метра, отделён металлической ширмой по пояс высотой, с дверцей. Для слива – шаровой кран на трубе. На торцевой, противоположной окну, стене – два светильника. Горят круглосуточно. На потолке – ещё четыре, но на ночь они выключаются. Днём читать-писать можно, но света маловато. Ночью – только глаза портить. Окно двухстворчатое (размером полтора метра на метр двадцать). Можно открывать. За ним две решётки и стальные жалюзи. На просвет свободно приблизительно 10–15% площади окна. Батарея вдоль окна в виде двух толстых труб – чуть тёпленькая. Температура в камере нормальная, около +21° С, не жарко и не холодно.
Выдали эмалированную кружку (0,4 л), матрац ватный, наволочку, две простыни, полотенце. Мне повезло. Временно закончилось нормальное белье, включая полотенца, и мне выдали всё бельё из нетканого материала, одноразовое, на просвет, как калька, которым огородники укрывают грядки вместо полиэтиленовой плёнки.
Ужин уже прошёл, и я поинтересовался, будут ли меня кормить. Предложили холодный несладкий чай и большой кусок белого хлеба. Не отказался, однако.
Режим дня. В 6:00 – подъём, включают гимн. С 8 – завтрак, в 10 – обход (пересменка охранников), с 13 – обед, с 18 – ужин.
В районе 11 может быть прогулка. Все обычно пишут расписку об отказе, т.к. прогулка проводится в помещении размером четыре на шесть метров без окон. Из мебели – прикрепленная к полу скамейка. Крыша приподнята над стенами, всё продувается ветром, и температура, как на улице. Неба за крышей не видно вообще. Я ходил два раза – делал зарядку, отжимался от скамейки и пр. Потом похолодало и я решил, что один час там находиться без зимней куртки я не выдержу.
Несколько раз в день по два часа работает радио. Только «Радио России». Примерно в 12 часов приносят 2–3 газеты: «МК», «Московская правда», «Тверская, 13». Можно взять почитать книги – сплошь наши самые дешёвые и примитивные детективы и очень плохая фантастика. Читать всё это невозможно.
В 22.00 отрубается радио и верхний свет. Освещённость уменьшается в два раза, и спать приходится при приличном освещении. Сделал повязку из «полотенца», чтобы завязывать глаза.
Круглосуточно, примерно раз в 5 минут (!), открывается глазок и надзиратель осматривает помещение. Днём можно лежать только поверх одеяла, ночью – как хочешь.
После ужина – обход врача: спрашивают, нет ли жалоб, и дают таблетки (кому надо).
В первый день предлагают душ. Отказался, следующий – через неделю.
По воскресеньям «шмон» – тщательный обыск всей камеры. Неожиданно был обыск во вторник, сказали – внеплановый. Тоже дело!
Питание. Завтрак: каша (перловая, кукурузная, ячневая или овсяная), чай. Хлеб и чай выдают с утра на весь день: половину буханки «Дарницкого» (700 г) в нарезке и треть от батона белого подового хлеба (0,5 кг), сахарного песка насыпают мерным стаканчиком – приблизительно 50 мл.
Обед: суп без мяса (бульон иногда ощущается), на второе – немного мяса, курицы или рыбы с гарниром, чай. Обед – половина дневного рациона.
Ужин – как второе в обед, чай. На ужин часто бывают макароны или гречка с тушёнкой. Тушёнки, естественно, немного, и она дешёвая (с соей и пр.).
Чёрный хлеб частично остаётся, всё остальное съедается. Калорий хватает, но лишнее не полезет. А мне как раз 15 кг надо сбросить. Удачно я попал!
Сокамерники. Народ в камере меняется быстро, раз в один-два дня. Одному оставаться не положено. Остаёшься один – или тебя, или к тебе кого-то переводят. На шестой день пребывания сижу уже в третьей по счёту камере. Народ за это время подбирался отзывчивый, можно сказать, душевный:
Дима (1969 г.р.), взяли за кражу, плюс 2 года в розыске за другую кражу в Рязани;
Никита (1989 г.р.) – разбой, в Северном Бутово «отжал» мобильник;
Фёдор (1967 г.р.), в розыске за разбой, подробностей не рассказывал;
Алексей (1989 г.р.), белорус, вскрыли и обчистили машину;
Александр (1970 г.р.), ношение ствола; наколки – свастики, купола на пальцах и пр.
Отношения со всеми уважительные, приветливые и доброжелательные. Ни намёка на конфликт. Бросилось в глаза, что люди в 40–45 лет выглядят заметно старше меня. Может, я себя со стороны не вижу и оцениваю неадекватно?
Некоторый недостаток (мой) – не курю и поэтому, если курят много, то чувствую себя немного некомфортно.
Ну так ведь, чай, курорт и не обещали!
В СИЗО, говорят, будет свободнее и ещё лучше. Хотя куда уж лучше! Так ведь может понравиться, что на вторую ходку пойдешь…
Балуют, балуют нас власти.
На сем изложение о ИВС заканчиваю до следующей точки моего назначения — СИЗО.
В течение нескольких дней должны перевести.
Глава «Продлёнка»: как заключённых возят в суд
Главы «Арест» и «Классификация»: чем ИВС отличается от СИЗО
Главу, которую мы публикуем сегодня, Сергей Кривов написал незадолго до перевода из изолятора временного содержания в СИЗО «Матросская Тишина».
ИВС
Итак, ИВС №1 ГУ МВД. Москва, Петровка, 38, корпус 8.
Каждого прибывающего (естественно, в наручниках) помещают в специальную клетку для обыска и досмотра размером два на метр с небольшой лавкой. Если клетка занята, есть несколько стальных стаканов размером метр на метр. В прутьях решётки имеется проём 40–20 см. Просовываю (далее от первого лица) в него руки – снимают наручники. Приказывают полностью раздеться. Раздеваюсь до нижнего белья, потом, действительно, всю одежду просовываю в проём. Тщательно проверяют все швы, складки, загибы одежды. Сгибают обувь и проверяют её металлоискателем. Не должно быть ничего металлического: ни набоек, ни супинаторов, ни декора. Хорошо, что у меня ботинки примитивные, а то бы могли оторвать стельку внутри. Нельзя также веревок, шнурков, ремней и пр.
Заставляют присесть три раза голым, отдают обратно одежду. На стене на крючке висят штук двадцать различных нательных крестиков, отобранных при обыске.
Руки в проём – надевают наручники. Выписывают протокол обыска. Расписываюсь, получаю копию. В ней перечислено всё, что на мне есть.
Это стандартная процедура при каждом пересечении границ ИВС на вход.
Ведут в камеру на второй этаж. Множество дверей, перед каждой по команде останавливаюсь лицом к стене. Открыли, команда: «Проходим!». Через каждые полтора метра на всех стенах крупные тревожные кнопки. Завели в камеру, заперли, открыли окошко, просунул руки, сняли наручники. «Дома».
Камеры. Есть узкие (шесть на два метра), трехместные. Есть пошире – приблизительно шесть на три с половиной метра; четырех-пятиместные. Высота около трёх с половиной метров. Внутри всё одинаково: кровати, стол, полочки, раковина – всё стальное, прикручено к полу или стенам. Туалет «вокзального» типа без унитаза, на возвышении в половину метра, отделён металлической ширмой по пояс высотой, с дверцей. Для слива – шаровой кран на трубе. На торцевой, противоположной окну, стене – два светильника. Горят круглосуточно. На потолке – ещё четыре, но на ночь они выключаются. Днём читать-писать можно, но света маловато. Ночью – только глаза портить. Окно двухстворчатое (размером полтора метра на метр двадцать). Можно открывать. За ним две решётки и стальные жалюзи. На просвет свободно приблизительно 10–15% площади окна. Батарея вдоль окна в виде двух толстых труб – чуть тёпленькая. Температура в камере нормальная, около +21° С, не жарко и не холодно.
Выдали эмалированную кружку (0,4 л), матрац ватный, наволочку, две простыни, полотенце. Мне повезло. Временно закончилось нормальное белье, включая полотенца, и мне выдали всё бельё из нетканого материала, одноразовое, на просвет, как калька, которым огородники укрывают грядки вместо полиэтиленовой плёнки.
Ужин уже прошёл, и я поинтересовался, будут ли меня кормить. Предложили холодный несладкий чай и большой кусок белого хлеба. Не отказался, однако.
Режим дня. В 6:00 – подъём, включают гимн. С 8 – завтрак, в 10 – обход (пересменка охранников), с 13 – обед, с 18 – ужин.
В районе 11 может быть прогулка. Все обычно пишут расписку об отказе, т.к. прогулка проводится в помещении размером четыре на шесть метров без окон. Из мебели – прикрепленная к полу скамейка. Крыша приподнята над стенами, всё продувается ветром, и температура, как на улице. Неба за крышей не видно вообще. Я ходил два раза – делал зарядку, отжимался от скамейки и пр. Потом похолодало и я решил, что один час там находиться без зимней куртки я не выдержу.
Несколько раз в день по два часа работает радио. Только «Радио России». Примерно в 12 часов приносят 2–3 газеты: «МК», «Московская правда», «Тверская, 13». Можно взять почитать книги – сплошь наши самые дешёвые и примитивные детективы и очень плохая фантастика. Читать всё это невозможно.
В 22.00 отрубается радио и верхний свет. Освещённость уменьшается в два раза, и спать приходится при приличном освещении. Сделал повязку из «полотенца», чтобы завязывать глаза.
Круглосуточно, примерно раз в 5 минут (!), открывается глазок и надзиратель осматривает помещение. Днём можно лежать только поверх одеяла, ночью – как хочешь.
После ужина – обход врача: спрашивают, нет ли жалоб, и дают таблетки (кому надо).
В первый день предлагают душ. Отказался, следующий – через неделю.
По воскресеньям «шмон» – тщательный обыск всей камеры. Неожиданно был обыск во вторник, сказали – внеплановый. Тоже дело!
Питание. Завтрак: каша (перловая, кукурузная, ячневая или овсяная), чай. Хлеб и чай выдают с утра на весь день: половину буханки «Дарницкого» (700 г) в нарезке и треть от батона белого подового хлеба (0,5 кг), сахарного песка насыпают мерным стаканчиком – приблизительно 50 мл.
Обед: суп без мяса (бульон иногда ощущается), на второе – немного мяса, курицы или рыбы с гарниром, чай. Обед – половина дневного рациона.
Ужин – как второе в обед, чай. На ужин часто бывают макароны или гречка с тушёнкой. Тушёнки, естественно, немного, и она дешёвая (с соей и пр.).
Чёрный хлеб частично остаётся, всё остальное съедается. Калорий хватает, но лишнее не полезет. А мне как раз 15 кг надо сбросить. Удачно я попал!
Сокамерники. Народ в камере меняется быстро, раз в один-два дня. Одному оставаться не положено. Остаёшься один – или тебя, или к тебе кого-то переводят. На шестой день пребывания сижу уже в третьей по счёту камере. Народ за это время подбирался отзывчивый, можно сказать, душевный:
Дима (1969 г.р.), взяли за кражу, плюс 2 года в розыске за другую кражу в Рязани;
Никита (1989 г.р.) – разбой, в Северном Бутово «отжал» мобильник;
Фёдор (1967 г.р.), в розыске за разбой, подробностей не рассказывал;
Алексей (1989 г.р.), белорус, вскрыли и обчистили машину;
Александр (1970 г.р.), ношение ствола; наколки – свастики, купола на пальцах и пр.
Отношения со всеми уважительные, приветливые и доброжелательные. Ни намёка на конфликт. Бросилось в глаза, что люди в 40–45 лет выглядят заметно старше меня. Может, я себя со стороны не вижу и оцениваю неадекватно?
Некоторый недостаток (мой) – не курю и поэтому, если курят много, то чувствую себя немного некомфортно.
Ну так ведь, чай, курорт и не обещали!
В СИЗО, говорят, будет свободнее и ещё лучше. Хотя куда уж лучше! Так ведь может понравиться, что на вторую ходку пойдешь…
Балуют, балуют нас власти.
На сем изложение о ИВС заканчиваю до следующей точки моего назначения — СИЗО.
В течение нескольких дней должны перевести.