Польская журналистка Кристина Курчаб-Редлих 15 лет жила в России и написала книгу "Головой о кремлевскую стену". Книга была издана в Варшаве в 2007 году, стала бестселлером и получила две награды. Недавно вышло второе значительно дополненное издание. Одна из тем нового тома – темные места в биографии Владимира Путина. Кристина Курчаб-Редлих рассматривает версию о том, что родная мать президента России Вера Путина живет в Грузии. Об этом много писали в начале века, сама Вера Путина утверждала, что президент России – ее сын, предлагала сделать анализ ДНК. Было снято два документальных фильма, написано множество статей, подтверждающих и отвергающих эту теорию, но точка поставлена не была и шум понемногу улегся. Кристина Курчаб-Редлих объясняет, отчего она заинтересовалась этим сюжетом:
– Меня это не интересует как сенсация. Меня занимает вопрос: почему Владимир Владимирович такой жестокий? Я хочу понять этого человека. Я наблюдала его с 1998 года, когда он возглавил ФСБ. Я 15 лет жила в Москве, не в дипкорпусе, а среди обычных россиян, и смотрела на все без идеологии, только с огромной симпатией к людям, рядом с которыми жила. Первый восторг, который многие испытали из-за появления Путина, у меня был омрачен знанием того, что происходило в Чечне. Чечней я начала интересоваться в 1996 году, когда познакомилась с генералом Лебедем. Мы с ним много беседовали. Он, конечно, был очень российским генералом, но при этом честным человеком, не желающим войны. Потом много раз я бывала в Чечне и видела жестокости первой и второй войны.
Меня удивляло, с какой легкостью Путин лгал. Он знал правду о Чечне, но людям говорил совсем другое. Он знал, что большая бомба разрушила рынок в Грозном, а говорил, что это точечные удары по боевикам. Конечно, когда закрываются возможности честной информации, если все телевидение находится под одним колпаком, независимый журналист чувствует себя обязанным найти правду: правду о Чечне, правду о Путине. Поэтому меня интересовало его детство. Я прочитала книгу о том, как он жил в Грузии, о его матери, которая осталась с внебрачным ребенком. А потом человек, за которого Вера Путина вышла замуж, очень плохо с ним обращался…
– Это книга Вахи Ибрагимова "Тайная биография президента России"…
– Да, и еще до появления этой книги я познакомилась с Вахой Ибрагимовым. Мне он показался серьезным человеком, который хочет рассказать правду. И в этой книге все очень хорошо говорят о Володе, ни одного плохого слова нет. Все ему сочувствуют, многие сочувствуют его матери. И я подумала, что несчастье человека в самом начале его жизни не может не отразиться на его дальнейших поступках. Я по-другому посмотрела на его поступление в КГБ. Все западные биографы Путина смотрят на КГБ как на зло. Но я столько лет прожила в России и попыталась посмотреть на это глазами русского, который думает, что если человек, прошедший школу КГБ, приходит к власти, это неплохо. Я пыталась понять Путина, понять жестокость чеченской войны. Чеченцы, сравнивая две войны, говорили, что первая – это были еще цветочки. А вторая война – кошмар, происходивший за занавесом, очень умно придуманным тем же Путиным. Журналисты не могли проникнуть в Чечню без ведома его администрации. Все, что происходило во время второй чеченской, до сих пор для многих русских, которые черпают информацию из телепередач, остается тайной. А тех, кто читает "Новую газету", – меньшинство. У меня сейчас перед глазами два очень хорошо изданных журнала: "Новое время" и "Коммерсантъ. Власть". Это две разные России. В "Новом времени" – борьба против диктатуры, статьи о том, что происходит с политзаключенными, какие были обыски, как люди борются за свое достоинство. Беру другой журнал, там прекрасный вопрос: что бы вы изменили в окружающей действительности? И очень умные люди на больших должностях говорят – климат, хочется, чтобы белые полосы были шире и прочее. В одном журнале – тюрьмы, пытки, борьба, а в другом – "Ауди", прекрасная жизнь, совершенно другая страна. Я, конечно, совсем чужая для тех, кто читает только "Коммерсантъ. Власть".
– В России мало кто верит, что Вера Путина, живущая в Грузии, – настоящая мать Путина. И мне эта теория кажется совершенно бездоказательной. Почему вы склонны ей верить?
– Здесь очень много вопросов, которые остаются без ответов. Перед первыми выборами Путина Артем Боровик, президент холдинга "Совершенно секретно", сообщал, что скоро будет опубликована история путинского детства. 9 марта 2000 года Артем Боровик и Зия Бажаев погибли, когда собирались лететь за детскими фотографиями Путина, которые кто-то обещал им дать. Почему частный самолет Боровика взорвался в Шереметьево? В тот же день 9 марта был приготовлен большой прием для журналистов, которые ждали в Грузии, что их познакомят с Верой Путиной, но их сразу посадили в автобус и отправили обратно. Никакой возможности добраться туда не было. Наконец, убили Ваху Ибрагимова, который собрал эти факты и написал книгу. То есть на дороге к этому большому секрету лежат уже три трупа.
И есть еще такой вопрос: если Владимир Путин родился в Петербурге, почему нет его детских фотографий, почему нет людей, которые его знали до тех пор, когда ему исполнилось 8 лет? Это говорили коллеги Путина, в том числе и мне. Но сейчас все эти люди уже молчат.
– Но ведь с Верой Путиной общались многие журналисты, сняты фильмы о ней, написано множество статей, никто с ней встречаться не запрещает…
– Сейчас – да. Потому что это уже никому не интересно. Но тогда, перед выборами, это выглядело совершенно по-другому. Это могло сказаться на облике кандидата в президенты. Тогда уже шла вторая чеченская война, были совершенно другие времена. Я разговаривала с Генрихом Боровиком, и у него, журналиста еще советских времен, не было вообще никаких вопросов по этому поводу.
– Он был уверен, что его сына убили именно из-за этой истории?
– Да, и он доказывал, что обледенение самолета при температуре плюс 4 было невозможно. Столько раз в худших условиях этот самолет летал – ничего не случилось.
– Вы расширили часть книги, посвященную Чечне, и эти новые фрагменты основаны на ваших разговорах с чеченцами в Польше. Это люди, которые получили политическое убежище?
– К сожалению, нет. Они просто приезжают в Польшу, и им очень здесь сложно. Вопрос один: говорят, что столько денег в Чечне, почему вы оттуда бежите? Они отвечают: эти деньги не для нас. Семидесятипроцентная безработица, за все надо давать огромные взятки. Чтобы стать учительницей, надо дать тысячу долларов минимум. У людей нет таких денег. От всех своих доходов ты должен отстегнуть 30% на фонд Ахмада Кадырова. Помимо экономической подоплеки есть и другая: все боятся заикнуться, что им не нравится происходящее в Чечне. Например, исламизация. Они никогда фундаменталистами не были. Чеченки одевались совершенно по-другому, чем в Саудовской Аравии или Иране. Это другая нация, другой ислам, другие мусульмане, намного мягче. И вдруг им приказывают надевать платки, одеваться строго, а при этом тот же Кадыров ведет себя совершенно по-другому. Многие боятся: молодой человек может исчезнуть бесследно. Конечно, это случается реже, чем прежде, потому что нет уже оппозиции, нет боевиков. А оставшиеся уже не те, что были во время войны. У них другие лозунги, другие цели, которые тоже не всем нравятся. И чеченцы бегут и от Кадырова, и от этих боевиков. Они говорят: там террор как был, так и есть, мы всего боимся.
– Кристина, вы не можете сейчас посетить Чечню и вообще не можете приехать в Россию как журналист: вам не дают аккредитацию. Проблемы начались еще до выхода первого издания вашей книги?
– Проблемы начались, когда я еще была в России. Я думаю, что из-за Чечни, потому что я опубликовала много фотографий и документов. Я прослеживала судьбы российских солдат, какие люди ехали в Чечню, какие возвращались. Какой миллион несчастий эта война принесла всем россиянам. Я расширила книгу исследованиями о "Норд-Осте" и Беслане. Я описываю, как готовились теракты: об этом далеко не все знают.
– Я слышал, что как минимум одну из ваших статей читал Владимир Путин, и вряд ли она ему понравилась…
– Да, это было в 2002 году. Мне сказали очень ответственные дипломаты, что он читал мою статью из польского издания Newsweek: это был огромный материал о Чечне с фотографиями. Мною занялись спецслужбы. Но меня не изгнали из страны, только так сократили срок обновления аккредитации, что уже остаться в России было невозможно. Сейчас мне не отказывают в аккредитации, но не дают никакого ответа. Я очень скучаю по Москве, скучаю по моим друзьям, мне не хватает московской атмосферы. Там такая большая жизнь, очень хотелось бы туда поехать. Я надеюсь, что это сдвинется, и я смогу еще поработать.
– Меня это не интересует как сенсация. Меня занимает вопрос: почему Владимир Владимирович такой жестокий? Я хочу понять этого человека. Я наблюдала его с 1998 года, когда он возглавил ФСБ. Я 15 лет жила в Москве, не в дипкорпусе, а среди обычных россиян, и смотрела на все без идеологии, только с огромной симпатией к людям, рядом с которыми жила. Первый восторг, который многие испытали из-за появления Путина, у меня был омрачен знанием того, что происходило в Чечне. Чечней я начала интересоваться в 1996 году, когда познакомилась с генералом Лебедем. Мы с ним много беседовали. Он, конечно, был очень российским генералом, но при этом честным человеком, не желающим войны. Потом много раз я бывала в Чечне и видела жестокости первой и второй войны.
Меня удивляло, с какой легкостью Путин лгал. Он знал правду о Чечне, но людям говорил совсем другое. Он знал, что большая бомба разрушила рынок в Грозном, а говорил, что это точечные удары по боевикам. Конечно, когда закрываются возможности честной информации, если все телевидение находится под одним колпаком, независимый журналист чувствует себя обязанным найти правду: правду о Чечне, правду о Путине. Поэтому меня интересовало его детство. Я прочитала книгу о том, как он жил в Грузии, о его матери, которая осталась с внебрачным ребенком. А потом человек, за которого Вера Путина вышла замуж, очень плохо с ним обращался…
– Это книга Вахи Ибрагимова "Тайная биография президента России"…
– В России мало кто верит, что Вера Путина, живущая в Грузии, – настоящая мать Путина. И мне эта теория кажется совершенно бездоказательной. Почему вы склонны ей верить?
– Здесь очень много вопросов, которые остаются без ответов. Перед первыми выборами Путина Артем Боровик, президент холдинга "Совершенно секретно", сообщал, что скоро будет опубликована история путинского детства. 9 марта 2000 года Артем Боровик и Зия Бажаев погибли, когда собирались лететь за детскими фотографиями Путина, которые кто-то обещал им дать. Почему частный самолет Боровика взорвался в Шереметьево? В тот же день 9 марта был приготовлен большой прием для журналистов, которые ждали в Грузии, что их познакомят с Верой Путиной, но их сразу посадили в автобус и отправили обратно. Никакой возможности добраться туда не было. Наконец, убили Ваху Ибрагимова, который собрал эти факты и написал книгу. То есть на дороге к этому большому секрету лежат уже три трупа.
– Но ведь с Верой Путиной общались многие журналисты, сняты фильмы о ней, написано множество статей, никто с ней встречаться не запрещает…
– Сейчас – да. Потому что это уже никому не интересно. Но тогда, перед выборами, это выглядело совершенно по-другому. Это могло сказаться на облике кандидата в президенты. Тогда уже шла вторая чеченская война, были совершенно другие времена. Я разговаривала с Генрихом Боровиком, и у него, журналиста еще советских времен, не было вообще никаких вопросов по этому поводу.
– Он был уверен, что его сына убили именно из-за этой истории?
– Да, и он доказывал, что обледенение самолета при температуре плюс 4 было невозможно. Столько раз в худших условиях этот самолет летал – ничего не случилось.
– Вы расширили часть книги, посвященную Чечне, и эти новые фрагменты основаны на ваших разговорах с чеченцами в Польше. Это люди, которые получили политическое убежище?
– К сожалению, нет. Они просто приезжают в Польшу, и им очень здесь сложно. Вопрос один: говорят, что столько денег в Чечне, почему вы оттуда бежите? Они отвечают: эти деньги не для нас. Семидесятипроцентная безработица, за все надо давать огромные взятки. Чтобы стать учительницей, надо дать тысячу долларов минимум. У людей нет таких денег. От всех своих доходов ты должен отстегнуть 30% на фонд Ахмада Кадырова. Помимо экономической подоплеки есть и другая: все боятся заикнуться, что им не нравится происходящее в Чечне. Например, исламизация. Они никогда фундаменталистами не были. Чеченки одевались совершенно по-другому, чем в Саудовской Аравии или Иране. Это другая нация, другой ислам, другие мусульмане, намного мягче. И вдруг им приказывают надевать платки, одеваться строго, а при этом тот же Кадыров ведет себя совершенно по-другому. Многие боятся: молодой человек может исчезнуть бесследно. Конечно, это случается реже, чем прежде, потому что нет уже оппозиции, нет боевиков. А оставшиеся уже не те, что были во время войны. У них другие лозунги, другие цели, которые тоже не всем нравятся. И чеченцы бегут и от Кадырова, и от этих боевиков. Они говорят: там террор как был, так и есть, мы всего боимся.
– Кристина, вы не можете сейчас посетить Чечню и вообще не можете приехать в Россию как журналист: вам не дают аккредитацию. Проблемы начались еще до выхода первого издания вашей книги?
– Проблемы начались, когда я еще была в России. Я думаю, что из-за Чечни, потому что я опубликовала много фотографий и документов. Я прослеживала судьбы российских солдат, какие люди ехали в Чечню, какие возвращались. Какой миллион несчастий эта война принесла всем россиянам. Я расширила книгу исследованиями о "Норд-Осте" и Беслане. Я описываю, как готовились теракты: об этом далеко не все знают.
– Я слышал, что как минимум одну из ваших статей читал Владимир Путин, и вряд ли она ему понравилась…
– Да, это было в 2002 году. Мне сказали очень ответственные дипломаты, что он читал мою статью из польского издания Newsweek: это был огромный материал о Чечне с фотографиями. Мною занялись спецслужбы. Но меня не изгнали из страны, только так сократили срок обновления аккредитации, что уже остаться в России было невозможно. Сейчас мне не отказывают в аккредитации, но не дают никакого ответа. Я очень скучаю по Москве, скучаю по моим друзьям, мне не хватает московской атмосферы. Там такая большая жизнь, очень хотелось бы туда поехать. Я надеюсь, что это сдвинется, и я смогу еще поработать.