Как родилась главная политическая новость последних дней
Заявление Алексея Навального о готовности бороться за пост президента России прокомментировали, кажется, все. От депутата Бурматова и провластных политологов до лидеров оппозиции. От Эдуарда Лимонова до Максима Каца и от The Guardian до чешской газеты Lidové noviny. Само заявление оценили, конечно, по-разному – от "наконец-то" до "это политический инфантилизм", но в одном сошлись: Навальный, мол, специально подготовил сенсацию к началу процесса по делу "Кировлеса", чтобы поставить власти в затруднительное положение – кандидата в президенты сажать как-то неудобно, не то что простого блогера.
Сошлись во мнении все, кроме самого Алексея Навального, написавшего в твиттере на следующее утро после эфира на "Дожде": "Законы СМИ – удивительная тайна. Вчера в @dziadko3 не сказал ничего такого, о чем сто раз не говорил раньше. Но все бросились цитировать".
Навальный прав. Он действительно не только не сказал ничего нового относительно своих планов на президентство, он ничего нового сказать и не мог. Разве что опровергнуть сказанное им ранее.
Тема с возможным президентством Навального обсуждалась даже еще до Болотной площади. Одним из первых, кто всерьез заговорил об этом, был человек по имени Олег Макаренко, некогда популярный блогер Fritzmorgen и "общественный контролер" "Роспила", ныне – прокремлевский пропагандист, мало отличимый от прочих. Сайт "Народный президент", созданный соратниками Навального, когда он отбывал в декабре 2011-го 15 суток, собрал за несколько дней более 15 тысяч подписей в поддержку его президентской кандидатуры. Слова "наш лидер", сказанные Олегом Кашиным о Навальном на Болотной площади, уже тогда мало кого покоробили. На проспекте Сахарова Навального слушали не как человека из "топа ЖЖ", а как политика.
Наконец, в президенты его призывали выдвигаться еще на выборах 2012 года – и он несколько раз объяснял, почему этого не сделал. Не всем его объяснения показались убедительными, но именно в этих объяснениях он и говорил о том, что хотел бы стать президентом, вот только в тех конкретных выборах участвовать смысла не видел. И в недавнем интервью на "Дожде" он никак не опроверг этот тезис. О стремлении стать президентом Навальный сказал ровно одну фразу, скороговоркой, в ответ на прямой вопрос.
Не прав Алексей Навальный в другом. Речь идет не столько о законах СМИ, сколько о законах интерпретации текста.
Текст – это не просто совокупность фраз, объединенных какой-то мыслью. Текст – это прежде всего интерпретация. Текст в современном мире немыслим без контекста. Мало сказать что-то – важнее, как ты будешь понят. Сторонники Навального, те, кого принято называть участниками "гражданского движения", интерпретировали его мимолетный комментарий вполне однозначно. И именно эта реакция – а вовсе не заявления Навального – стала новостью. Именно она и есть та самая "удивительная тайна".
Почему же год назад, хотя Навальный говорил примерно то же самое, его слова не вызывали такую реакцию? Потому что подсознательно никто не находил их новостью. Конечно, не все участники московских протестов были готовы всерьез устанавливать палатки на Манежной площади, но большинство тех, кто всерьез рассчитывал на такую возможность, именно в Навальном видели того, кто мог бы возглавить страну после возможного успеха "Майдана" и проведения честных выборов. И это несмотря на множество слов о безлидерности, о горизонтальных связях, о том, что если не Путин, то кот… То, что Навальный – "первый среди равных", было, конечно, секретом Полишинеля.
Что же изменилось сейчас, за последние несколько месяцев?
Изменился контекст, чувство эйфории от того, что "мы существуем" и "нас много", сменилось разочарованием, а призрак политической оттепели – "закручиванием гаек" и репрессиями. Первая волна гражданского протеста схлынула, и пейзаж после битвы довольно безрадостен. Очевидно, что стране грозит не просто застой, а довольно мрачная реакция, выражающаяся не только в преследовании политических оппонентов (оно не прекращалось и в 2000-е годы), но и в покушении на свободу частной жизни, на конституционный принцип многообразия идеологий. Страна стала другой. Между февралем 2012-го и апрелем 2013-го разница огромная.
"За нашей спиною остались паденья, закаты. Ну хоть бы ничтожный, ну хоть бы невидимый взлет". То, что Алексей Навальный остался прежним и не отказался от планов "посадить жуликов и воров" после прихода к власти, в новом контексте уже воспринимается как такой "взлет", новая надежда, а следовательно, и как новый феномен, хотя сами слова действительно мало отличаются от того, что он говорил год назад.
На протяжении этого года многие выражали если не разочарованность, то недоумение в связи с действиями Навального. Говорили и писали, что он так и не смог стать политиком, что ему гораздо комфортнее быть блогером, разоблачать конкретных членов "Единой России", а не строить партию, чтобы бороться на выборах…Теперь таким разговорам конец: полуслучайная новость о президентских амбициях взорвала интернет сильнее любого "пехтинга". Если от человека подсознательно чего-то ждут, его действия будут интерпретировать в контексте этих ожиданий. Ружье, висящее на сцене, быть может, само стрелять и не хочет, но в сложившемся контексте драмы выстрелить обязано, если оно, конечно, ружье, а не муляж. От Навального – подсознательно или осознанно – ждали лидерства, и первые же после некоторого перерыва сказанные им слова о президентстве были интерпретированы как осознанная готовность взять на себя это бремя. Декларируемая же готовность помочь Навальному и в ходе разбирательства по делу "Кировлеса", и в дальнейшей борьбе внушает надежду, что он не будет оставлен один на один со своими проблемами, что стало бы таким же попранием духа движения, как и превращение лидера в "фюрера".
Не меньшая ответственность сейчас лежит и на самом Алексее Навальном. Намеренно ли он пошел на обострение ситуации или же, как думаю я, все получилось вне какого-то заранее разработанного плана, теперь уже не так важно. Контекст выстроен, и в этом контексте Навальный – кандидат в президенты и лидер оппозиции, которого судят по сфабрикованному обвинению, а не блогер – борец с коррупцией, который перешел кому-то дорогу в Кировской области. Теперь Навальный поставлен в такую ситуацию, что отступление вызовет не просто недоумение, а потерю репутации. Ситуация отныне вынуждает его вести себя как кандидат в президенты, что означает, помимо прочего, и поиск иных путей донесения своих взглядов за пределы "целевой аудитории" в интернете. Иными словами, если у Навального не было какого-то четкого политического плана, ему самое время появиться. Сегодняшняя его статья в The New Times с характерными словами: "Я выбрал этот путь, взял на себя какие-то обязательства перед людьми, которые поверили мне, и знал, на что шел", – показатель, что Навальный, при всем своем чувстве юмора, воспринимает нынешнюю ситуацию серьезно, как никогда. И не только потому, что ему грозит тюрьма.
История с "выдвижением в президенты", кажется, стала-таки неприятным сюрпризом для властей. Все непроговоренное стало явным – и теперь нужно решать в лоб. Сажать лидера оппозиции? Прецеденты в современном мире можно сосчитать по пальцам – одним из последних примеров стала Мьянма, где Аун Сан Су Чжи недавно вышла из-под домашнего ареста с триумфом и имеет все шансы на победу на будущих выборах. Давать условный срок? Но в этом случае Навальный остается на свободе в качестве лидера оппозиции, пусть формально и лишенного права баллотироваться.
С другой стороны, в характере Владимира Путина – не бояться простых решений и рубить гордиевы узлы. В одном можно не сомневаться: в Кремле ситуацию с "выдвижением" Навального в президенты вряд ли недооценивают.
И ждут, как отреагируют на приговор те, на чью поддержку Навальный рассчитывает.
весь блог
Сошлись во мнении все, кроме самого Алексея Навального, написавшего в твиттере на следующее утро после эфира на "Дожде": "Законы СМИ – удивительная тайна. Вчера в @dziadko3 не сказал ничего такого, о чем сто раз не говорил раньше. Но все бросились цитировать".
Навальный прав. Он действительно не только не сказал ничего нового относительно своих планов на президентство, он ничего нового сказать и не мог. Разве что опровергнуть сказанное им ранее.
Тема с возможным президентством Навального обсуждалась даже еще до Болотной площади. Одним из первых, кто всерьез заговорил об этом, был человек по имени Олег Макаренко, некогда популярный блогер Fritzmorgen и "общественный контролер" "Роспила", ныне – прокремлевский пропагандист, мало отличимый от прочих. Сайт "Народный президент", созданный соратниками Навального, когда он отбывал в декабре 2011-го 15 суток, собрал за несколько дней более 15 тысяч подписей в поддержку его президентской кандидатуры. Слова "наш лидер", сказанные Олегом Кашиным о Навальном на Болотной площади, уже тогда мало кого покоробили. На проспекте Сахарова Навального слушали не как человека из "топа ЖЖ", а как политика.
Наконец, в президенты его призывали выдвигаться еще на выборах 2012 года – и он несколько раз объяснял, почему этого не сделал. Не всем его объяснения показались убедительными, но именно в этих объяснениях он и говорил о том, что хотел бы стать президентом, вот только в тех конкретных выборах участвовать смысла не видел. И в недавнем интервью на "Дожде" он никак не опроверг этот тезис. О стремлении стать президентом Навальный сказал ровно одну фразу, скороговоркой, в ответ на прямой вопрос.
Не прав Алексей Навальный в другом. Речь идет не столько о законах СМИ, сколько о законах интерпретации текста.
Текст – это не просто совокупность фраз, объединенных какой-то мыслью. Текст – это прежде всего интерпретация. Текст в современном мире немыслим без контекста. Мало сказать что-то – важнее, как ты будешь понят. Сторонники Навального, те, кого принято называть участниками "гражданского движения", интерпретировали его мимолетный комментарий вполне однозначно. И именно эта реакция – а вовсе не заявления Навального – стала новостью. Именно она и есть та самая "удивительная тайна".
Почему же год назад, хотя Навальный говорил примерно то же самое, его слова не вызывали такую реакцию? Потому что подсознательно никто не находил их новостью. Конечно, не все участники московских протестов были готовы всерьез устанавливать палатки на Манежной площади, но большинство тех, кто всерьез рассчитывал на такую возможность, именно в Навальном видели того, кто мог бы возглавить страну после возможного успеха "Майдана" и проведения честных выборов. И это несмотря на множество слов о безлидерности, о горизонтальных связях, о том, что если не Путин, то кот… То, что Навальный – "первый среди равных", было, конечно, секретом Полишинеля.
Что же изменилось сейчас, за последние несколько месяцев?
Изменился контекст, чувство эйфории от того, что "мы существуем" и "нас много", сменилось разочарованием, а призрак политической оттепели – "закручиванием гаек" и репрессиями. Первая волна гражданского протеста схлынула, и пейзаж после битвы довольно безрадостен. Очевидно, что стране грозит не просто застой, а довольно мрачная реакция, выражающаяся не только в преследовании политических оппонентов (оно не прекращалось и в 2000-е годы), но и в покушении на свободу частной жизни, на конституционный принцип многообразия идеологий. Страна стала другой. Между февралем 2012-го и апрелем 2013-го разница огромная.
"За нашей спиною остались паденья, закаты. Ну хоть бы ничтожный, ну хоть бы невидимый взлет". То, что Алексей Навальный остался прежним и не отказался от планов "посадить жуликов и воров" после прихода к власти, в новом контексте уже воспринимается как такой "взлет", новая надежда, а следовательно, и как новый феномен, хотя сами слова действительно мало отличаются от того, что он говорил год назад.
На протяжении этого года многие выражали если не разочарованность, то недоумение в связи с действиями Навального. Говорили и писали, что он так и не смог стать политиком, что ему гораздо комфортнее быть блогером, разоблачать конкретных членов "Единой России", а не строить партию, чтобы бороться на выборах…Теперь таким разговорам конец: полуслучайная новость о президентских амбициях взорвала интернет сильнее любого "пехтинга". Если от человека подсознательно чего-то ждут, его действия будут интерпретировать в контексте этих ожиданий. Ружье, висящее на сцене, быть может, само стрелять и не хочет, но в сложившемся контексте драмы выстрелить обязано, если оно, конечно, ружье, а не муляж. От Навального – подсознательно или осознанно – ждали лидерства, и первые же после некоторого перерыва сказанные им слова о президентстве были интерпретированы как осознанная готовность взять на себя это бремя. Декларируемая же готовность помочь Навальному и в ходе разбирательства по делу "Кировлеса", и в дальнейшей борьбе внушает надежду, что он не будет оставлен один на один со своими проблемами, что стало бы таким же попранием духа движения, как и превращение лидера в "фюрера".
Не меньшая ответственность сейчас лежит и на самом Алексее Навальном. Намеренно ли он пошел на обострение ситуации или же, как думаю я, все получилось вне какого-то заранее разработанного плана, теперь уже не так важно. Контекст выстроен, и в этом контексте Навальный – кандидат в президенты и лидер оппозиции, которого судят по сфабрикованному обвинению, а не блогер – борец с коррупцией, который перешел кому-то дорогу в Кировской области. Теперь Навальный поставлен в такую ситуацию, что отступление вызовет не просто недоумение, а потерю репутации. Ситуация отныне вынуждает его вести себя как кандидат в президенты, что означает, помимо прочего, и поиск иных путей донесения своих взглядов за пределы "целевой аудитории" в интернете. Иными словами, если у Навального не было какого-то четкого политического плана, ему самое время появиться. Сегодняшняя его статья в The New Times с характерными словами: "Я выбрал этот путь, взял на себя какие-то обязательства перед людьми, которые поверили мне, и знал, на что шел", – показатель, что Навальный, при всем своем чувстве юмора, воспринимает нынешнюю ситуацию серьезно, как никогда. И не только потому, что ему грозит тюрьма.
История с "выдвижением в президенты", кажется, стала-таки неприятным сюрпризом для властей. Все непроговоренное стало явным – и теперь нужно решать в лоб. Сажать лидера оппозиции? Прецеденты в современном мире можно сосчитать по пальцам – одним из последних примеров стала Мьянма, где Аун Сан Су Чжи недавно вышла из-под домашнего ареста с триумфом и имеет все шансы на победу на будущих выборах. Давать условный срок? Но в этом случае Навальный остается на свободе в качестве лидера оппозиции, пусть формально и лишенного права баллотироваться.
С другой стороны, в характере Владимира Путина – не бояться простых решений и рубить гордиевы узлы. В одном можно не сомневаться: в Кремле ситуацию с "выдвижением" Навального в президенты вряд ли недооценивают.
И ждут, как отреагируют на приговор те, на чью поддержку Навальный рассчитывает.
весь блог