Новостные сообщения иногда перекликаются самым неожиданным образом. На днях такую перекличку устроили две британские новости, обе – из области медицины. Хотя одна из них касается человека, умершего почти 200 лет назад, а другая – вполне живых, в большинстве своем молодых и полных сил людей, обе многое говорят о том, как устроена общественная жизнь.
Добавим, что несчастный король почти не спал, писал бессмысленные и многословные письма, отдельные фразы в которых были длиной в 400 слов, и то и дело проявлял агрессивность. Такие приступы длились месяцами, после чего наступало просветление. Тогда Георг III вновь становился тем, чем и был в нормальном состоянии – старательным монархом-чиновником, скучноватым семьянином, человеком со вкусами и привычками добропорядочного обывателя. Уже тогда психиатры (впрочем, в те времена эта отрасль медицины была еще в пеленках) много спорили о том, что, собственно, происходит с королем Георгом. Впоследствии появилась версия о порфирии, но сейчас, если верить исследованию, проведенному специалистами из госпиталя Святого Георгия в Тутинге (южный Лондон), стало ясно, что здесь следует скорее говорить об одной из форм маниакально-депрессивного психоза.
Казалось бы, чем именно болел Георг III, правивший 200 с лишним лет назад, – вопрос сугубо академический. Он может интересовать только историков и врачей. Но куда интереснее и актуальнее политический контекст монаршей болезни. Хотя между первым ее приступом и последним, от которого король уже не оправился, прошло более двух десятилетий, Георга III не отстраняли от власти и не принуждали к отречению. Его старшего сына объявили регентом только тогда, когда стало ясно, что глава государства сошел с ума окончательно и бесповоротно – в этом состоянии он провел последние 10 лет своей долгой жизни. Все годы монаршей болезни государственная машина работала четко, Британия вела – и выиграла – войну с Наполеоном, парламент обсуждал и одобрял законы, а сам король в периоды просветления принимал важные политические решения – например, отправил в 1807 году в отставку "правительство всех талантов". Питер Гаррард, один из авторов нынешнего исследования болезни короля, даже утверждает, что его психическое расстройство парадоксальным образом укрепило монархию: в обществе росло сочувствие к Георгу III и преданность короне как институту, олицетворению государства и национальной традиции.
Ну, а теперь новость вторая, современная. Профессор Дэвид Натт, специалист в области нейропсихофармакологии, в прошлом уполномоченный британского правительства по проблеме наркотиков и наркомании, заявил, что одной из основных причин кризиса, постигшего в последние годы финансовую систему Соединенного Королевства и всего мира, явился тот факт, что банкиры злоупотребляют кокаином. По мнению профессора Натта, кокаин – идеальный наркотик для процветающей в среде банковских топ-менеджеров "культуры возбуждения и драйва, культуры "еще, еще, еще". Кокаин – это "еще-наркотик". Это не первое высказывание Дэвида Натта, наделавшее немало шума. Своей правительственной должности он лишился в 2009 году, после того как опубликовал доклад, в котором заявлял, что прием таблеток экстази наносит организму не больше вреда, чем верховая езда. Натт известен также утверждениями, что экстази и ЛСД меньше вредят здоровью, чем алкоголь.
Впрочем, заявление профессора Натта о кокаине и банкирах не столь уж экстравагантно, как может показаться. Популярность в деловых кругах этого наркотика, в былые времена характерного в основном для богемы, давно не секрет. По данным сайта londonlovesbusiness.com, в Лондоне примерно десятая часть менеджеров крупных компаний балуется наркотиками не только в свободное время, но и на работе. При этом, однако, утверждается, что в последние кризисные годы кокаин перестал быть "хитом" среди бизнесменов. Его цена растет слишком быстро – с 2008 года она поднялась примерно вдвое, достигая сегодня более 50 тысяч фунтов за килограмм. Кроме того, соответствующий рынок предлагает новые, более доступные (правда, и более опасные) средства получения кайфа, которые к тому же сложнее выявить при драг-тестах для сотрудников, введенных в ряде фирм и банков. Сам факт появления таких тестов – лучшее свидетельство того, что проблема действительно серьезна.
В США на эту тему вообще развернулась ожесточенная дискуссия. Консервативные политики, в том числе недавний кандидат в президенты Митт Ромни, предлагают ввести тестирование на наркотики для получателей социальных пособий, чтобы предотвратить разбазаривание казенных средств. Их либеральные оппоненты отвечают: а почему бы не подвергнуть такому тестированию менеджеров крупнейших банков, получивших в последние годы многомиллиардную антикризисную помощь из федерального бюджета?
Конечно, накачанные кокаином финансовые тузы, пускающие по ветру мировую банковскую систему, – картина слишком карикатурная для того, чтобы быть правдой. Профессор Натт, очевидно, сгустил краски. Но суть дела это на самом деле не очень-то и меняет. Ведь многие банки накануне кризиса и в самом деле действовали по принципу "еще, еще", раздавая необеспеченные кредиты, покупая сомнительные ценные бумаги, способствуя надуванию "пузырей" на рынке недвижимости – в общем, играя на грани фола. Так, словно благополучие предыдущих полутора десятилетий действительно стало для них дозой кокаина, придав кредитно-банковской системе такой драйв, что вовремя остановиться оказалось невозможно.
Собственно, проблема не в тысячах конкретных банковских менеджеров и биржевых маклеров. Кстати, в большинстве своем это люди, работающие в условиях постоянного стресса, вызванного частой необходимостью принимать быстрые и рискованные решения, – тут волей-неволей начнешь искать что-нибудь расслабляющее. "Накокаиненной" ничем не обеспеченными деньгами оказалась в целом вся финансовая система западных стран. При этом аферы, вызванные авантюризмом отдельных людей, тоже случались – достаточно вспомнить дело Жерома Кервьеля, сотрудника французского банка Société Générale. Кервьель был обвинен в том, что вследствие заключенных им рискованных сделок банк потерял около пяти миллиардов евро. Кстати, он был при этом совершенно трезв: ни пьянства, ни увлечения наркотиками следствие у Кервьеля не установило; напротив, он вел здоровый образ жизни и много лет занимался дзюдо. Своей вины Кервьель не признал – напротив, он обвинил банковскую систему в том, что она относится к рядовым сотрудникам как к "низкооплачиваемым проституткам на большой оргии", поскольку те и другие ценятся, исходя из того, сколько заработали за день.
Возможно, в чем-то он и прав. System failure, дефект системы, основанной на "культуре возбуждения и драйва", оказался явно опаснее, чем human failures, то есть ошибки и злоупотребления индивидов. Иными словами, ситуация оказалась обратной той, что возникла в Великобритании при безумном короле Георге III. Тогда многолетняя психическая болезнь человека, стоявшего во главе государственной системы, из-за относительно разумного и уравновешенного устройства последней не нанесла ей существенного вреда. Сейчас финансовая система, основанная на мании больших и быстрых денег, оказалась настолько безумной и саморазрушительной, что для существования в ее рамках нужны были или очень крепкие нервы, или необычайное везение, или доза кокаина.
Почему все это не стало очевидным гораздо раньше? Возможно, потому что такова природа любого безумия. Вот что писал Роберт Уиллис, который пытался лечить Георга III, считая его состояние более близким к бреду, нежели к настоящему сумасшествию: "При безумии на первый взгляд нет или почти нет нарушений в общем состоянии; ум направлен на какую-то воображаемую навязчивую идею". Так что, возможно, был прав один мой пожилой знакомый, который, смотря телевизионные выпуски новостей, любил, покачивая головой, повторять: "Мы все – заложники безумцев".
Георг III смотрит в подзорную трубу на Бонапарта-Гулливера. Ироническая карикатура Джеймса Гилрея, 1803 год
Итак, новость первая: историки с помощью медиков пришли к выводу, что британский король Георг III (правил с 1760 по 1820 год) был все же психически болен, а не страдал редкой наследственной болезнью под названием порфирия, которая, согласно предыдущим версиям, была причиной отклонений в его поведении. Отклонения эти были весьма серьезны: вот как, к примеру, описывает поведение короля во время одного из приступов болезни историк Вивиан Грин в книге "Безумные короли": "У него появилась навязчивая идея относительно леди Пембрук, ранее леди Элизабет Спенсер, добропорядочной фрейлины королевы... Король вообразил, что он женат на леди Пембрук. Он даже сказал своей жене, разговаривая по-немецки (что было еще одним отклонением, характерным для его состояния), что она ему на самом деле не нравится, что он предпочитает другую, что она сошла с ума и сумасшедшая уже 30 лет. Он решил "по причинам, которые он затем неприлично объяснил", что не будет допускать ее к себе в постель еще пять лет... Если он пытался сыграть в шашки, то беспрерывно, не замечая того, поворачивал доску; если на столе лежала скатерть, он ее тоже поворачивал, не в состоянии удержаться от движений руками... Его состояние заставляло его скручивать носовые платки, из которых он в некоторые дни использовал 40 или 50".Добавим, что несчастный король почти не спал, писал бессмысленные и многословные письма, отдельные фразы в которых были длиной в 400 слов, и то и дело проявлял агрессивность. Такие приступы длились месяцами, после чего наступало просветление. Тогда Георг III вновь становился тем, чем и был в нормальном состоянии – старательным монархом-чиновником, скучноватым семьянином, человеком со вкусами и привычками добропорядочного обывателя. Уже тогда психиатры (впрочем, в те времена эта отрасль медицины была еще в пеленках) много спорили о том, что, собственно, происходит с королем Георгом. Впоследствии появилась версия о порфирии, но сейчас, если верить исследованию, проведенному специалистами из госпиталя Святого Георгия в Тутинге (южный Лондон), стало ясно, что здесь следует скорее говорить об одной из форм маниакально-депрессивного психоза.
Казалось бы, чем именно болел Георг III, правивший 200 с лишним лет назад, – вопрос сугубо академический. Он может интересовать только историков и врачей. Но куда интереснее и актуальнее политический контекст монаршей болезни. Хотя между первым ее приступом и последним, от которого король уже не оправился, прошло более двух десятилетий, Георга III не отстраняли от власти и не принуждали к отречению. Его старшего сына объявили регентом только тогда, когда стало ясно, что глава государства сошел с ума окончательно и бесповоротно – в этом состоянии он провел последние 10 лет своей долгой жизни. Все годы монаршей болезни государственная машина работала четко, Британия вела – и выиграла – войну с Наполеоном, парламент обсуждал и одобрял законы, а сам король в периоды просветления принимал важные политические решения – например, отправил в 1807 году в отставку "правительство всех талантов". Питер Гаррард, один из авторов нынешнего исследования болезни короля, даже утверждает, что его психическое расстройство парадоксальным образом укрепило монархию: в обществе росло сочувствие к Георгу III и преданность короне как институту, олицетворению государства и национальной традиции.
Ну, а теперь новость вторая, современная. Профессор Дэвид Натт, специалист в области нейропсихофармакологии, в прошлом уполномоченный британского правительства по проблеме наркотиков и наркомании, заявил, что одной из основных причин кризиса, постигшего в последние годы финансовую систему Соединенного Королевства и всего мира, явился тот факт, что банкиры злоупотребляют кокаином. По мнению профессора Натта, кокаин – идеальный наркотик для процветающей в среде банковских топ-менеджеров "культуры возбуждения и драйва, культуры "еще, еще, еще". Кокаин – это "еще-наркотик". Это не первое высказывание Дэвида Натта, наделавшее немало шума. Своей правительственной должности он лишился в 2009 году, после того как опубликовал доклад, в котором заявлял, что прием таблеток экстази наносит организму не больше вреда, чем верховая езда. Натт известен также утверждениями, что экстази и ЛСД меньше вредят здоровью, чем алкоголь.
Впрочем, заявление профессора Натта о кокаине и банкирах не столь уж экстравагантно, как может показаться. Популярность в деловых кругах этого наркотика, в былые времена характерного в основном для богемы, давно не секрет. По данным сайта londonlovesbusiness.com, в Лондоне примерно десятая часть менеджеров крупных компаний балуется наркотиками не только в свободное время, но и на работе. При этом, однако, утверждается, что в последние кризисные годы кокаин перестал быть "хитом" среди бизнесменов. Его цена растет слишком быстро – с 2008 года она поднялась примерно вдвое, достигая сегодня более 50 тысяч фунтов за килограмм. Кроме того, соответствующий рынок предлагает новые, более доступные (правда, и более опасные) средства получения кайфа, которые к тому же сложнее выявить при драг-тестах для сотрудников, введенных в ряде фирм и банков. Сам факт появления таких тестов – лучшее свидетельство того, что проблема действительно серьезна.
В США на эту тему вообще развернулась ожесточенная дискуссия. Консервативные политики, в том числе недавний кандидат в президенты Митт Ромни, предлагают ввести тестирование на наркотики для получателей социальных пособий, чтобы предотвратить разбазаривание казенных средств. Их либеральные оппоненты отвечают: а почему бы не подвергнуть такому тестированию менеджеров крупнейших банков, получивших в последние годы многомиллиардную антикризисную помощь из федерального бюджета?
Конечно, накачанные кокаином финансовые тузы, пускающие по ветру мировую банковскую систему, – картина слишком карикатурная для того, чтобы быть правдой. Профессор Натт, очевидно, сгустил краски. Но суть дела это на самом деле не очень-то и меняет. Ведь многие банки накануне кризиса и в самом деле действовали по принципу "еще, еще", раздавая необеспеченные кредиты, покупая сомнительные ценные бумаги, способствуя надуванию "пузырей" на рынке недвижимости – в общем, играя на грани фола. Так, словно благополучие предыдущих полутора десятилетий действительно стало для них дозой кокаина, придав кредитно-банковской системе такой драйв, что вовремя остановиться оказалось невозможно.
Собственно, проблема не в тысячах конкретных банковских менеджеров и биржевых маклеров. Кстати, в большинстве своем это люди, работающие в условиях постоянного стресса, вызванного частой необходимостью принимать быстрые и рискованные решения, – тут волей-неволей начнешь искать что-нибудь расслабляющее. "Накокаиненной" ничем не обеспеченными деньгами оказалась в целом вся финансовая система западных стран. При этом аферы, вызванные авантюризмом отдельных людей, тоже случались – достаточно вспомнить дело Жерома Кервьеля, сотрудника французского банка Société Générale. Кервьель был обвинен в том, что вследствие заключенных им рискованных сделок банк потерял около пяти миллиардов евро. Кстати, он был при этом совершенно трезв: ни пьянства, ни увлечения наркотиками следствие у Кервьеля не установило; напротив, он вел здоровый образ жизни и много лет занимался дзюдо. Своей вины Кервьель не признал – напротив, он обвинил банковскую систему в том, что она относится к рядовым сотрудникам как к "низкооплачиваемым проституткам на большой оргии", поскольку те и другие ценятся, исходя из того, сколько заработали за день.
Возможно, в чем-то он и прав. System failure, дефект системы, основанной на "культуре возбуждения и драйва", оказался явно опаснее, чем human failures, то есть ошибки и злоупотребления индивидов. Иными словами, ситуация оказалась обратной той, что возникла в Великобритании при безумном короле Георге III. Тогда многолетняя психическая болезнь человека, стоявшего во главе государственной системы, из-за относительно разумного и уравновешенного устройства последней не нанесла ей существенного вреда. Сейчас финансовая система, основанная на мании больших и быстрых денег, оказалась настолько безумной и саморазрушительной, что для существования в ее рамках нужны были или очень крепкие нервы, или необычайное везение, или доза кокаина.
Почему все это не стало очевидным гораздо раньше? Возможно, потому что такова природа любого безумия. Вот что писал Роберт Уиллис, который пытался лечить Георга III, считая его состояние более близким к бреду, нежели к настоящему сумасшествию: "При безумии на первый взгляд нет или почти нет нарушений в общем состоянии; ум направлен на какую-то воображаемую навязчивую идею". Так что, возможно, был прав один мой пожилой знакомый, который, смотря телевизионные выпуски новостей, любил, покачивая головой, повторять: "Мы все – заложники безумцев".