Нечасто случается, чтобы в Москве кто-то был возмущен изменениями, вносимыми в школьную программу во Франции. Тем не менее на сей раз это произошло. Димитрий Агеев, священник православного храма Всех Скорбящих Радость на Большой Ордынке, чрезвычайно недоволен тем, что во французских школах вводится предмет под названием "Теория жанров". По мнению отца Димитрия, речь идет о попытке изменить гендерный менталитет, преподнося сексуальность как "жанр" отношений между людьми. На фоне принятия Национальным собранием Франции закона об однополых браках получается, выражаясь языком уже не французских, а российских законодателей, сплошная "пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений". Димитрий Агеев крайне возмущен: "Я думаю, что Национальная ассамблея Франции примет все законы о так называемом гендерном равенстве, и предмет "Теория жанров" будет введен в школьную программу. Ничего другого от циничной и аморальной политики социалистов ждать не приходится, поскольку социализм является таким же извращением, как и то, что они защищают и пропагандируют".
На первый взгляд, речь идет об обыкновенной смеси мракобесия и невежества. Ведь теория жанров – давнее и весьма почтенное направление в культурологии и социальной антропологии, касающееся, мягко говоря, не только и не столько взаимоотношений между полами. Но заявление московского священника – это идеологический жест, и ему, видимо, совершенно не важно, как обстоят дела на самом деле. Необычность этого заявления – в том, что оно исходит не от какого-нибудь клирика с солнечного Таймыра, а от священника весьма образованного, не один год жившего и работавшего в Европе (Париж, Брюссель, Будапешт, Вена), до недавних пор – сотрудника отдела внешних церковных связей Московского патриархата. Иными словами, это вполне осознанная позиция человека радикальных консервативных взглядов. И надо заметить, что в ходе дискуссии по вопросу об однополых браках в самой Франции выяснилось, что заметная часть общества разделяет подобные взгляды – хотя и формулирует их, как правило, не столь грубо и агрессивно, как московский священник.
Catho Style
На парижских улицах это выглядит примерно так. Молодой французский парень в черных очках, джинсах, модном пиджаке и с крестом на груди отплясывает под музыку хита южнокорейского певца Сая Gangnam Style. То в Люксембургском саду, то на фоне Эйфелевой башни, то перед собором Парижской Богоматери. В созданной молодежным католическим движением пародии на всемирно известный южнокорейский клип юный католик рассказывает о том, как он молится по четвергам, есть рыбу по пятницам, ходит на вечеринки по субботам и исповедуется по воскресеньям. А в припеве вместо Gangnam Style звучит Catho Style, то есть "Католический стиль". Ролик, появившийся на сайте YouTube, явно пользуется успехом, его посмотрели более 700 тысяч интернет-пользователей.
Это молодое раскрепощенное поколение верующих и стало авангардом движения против закона об однополых браках, охватившего Францию в последние несколько месяцев. Они участвовали в многотысячных манифестациях, ставили палатки перед зданием Национальной ассамблеи и устраивали "ночные бдения", во время которых читали философские трактаты и пели религиозные песни при свете свечей на газоне перед Эспланадой Инвалидов в центре Парижа. Напомним, что за последние семь месяцев во Франции прошло пять акций протеста национального масштаба против закона об однополых браках. Последняя манифестация, 26 мая, собрала около миллиона человек.
Такой "крестовый поход" против закона об однополых браках оказался для французского общества полной неожиданностью. СМИ наперебой стали анализировать, кто же эти люди, протестующие против так называемого закона Тобира (автор закона – министр юстиции Кристин Тобира). В своей статье в газете Le Monde историк, специалист по ультраправым движениям Грегуар Кофманн пишет, что противники закона о однополых браках – это наследники так называемого "боевого католицизма", который возник в конце XIX века в ответ на антиклерикальную политику государства. Философ и историк Шанталь Дельсоль на страницах той же газеты вообще пишет о рождении нового движения – левых консерваторов. Это люди левых взглядов, которые считают, однако, что человеческая натура имеет свои границы и что закон об однополых браках – общественная реформа, основанная, по их мнению, на идее, что "все возможно и все дозволено", – тоталитарна по своей сути. Философ называет этих новых консерваторов "экологами, которые заботятся не только о природе, но и о человеке".
А антрополог Эммануэль Террэ, автор вышедшей в 2012 году книги "Придерживаться правых взглядов" (сам ученый в прошлом был коммунистом и до сих пор придерживается левых убеждений), в интервью Радио Свобода рассказал, что сегодняшнее протестное движение для него вовсе не является чем-то новым: "Это протестное движение напоминает мне движение в защиту частных школ в 1984 году. Сегодня против однополых браков выступают те же люди. Это правые католики. На мой взгляд, эти два движения руководствовались одной идеей – не надо путать Божий дар с яичницей. Каждый должен знать свое место. Это было главной идеей защитников частных школ – не нужно мешать детей буржуазии с детьми пролетариата. Сегодня же идея противников однополых браков заключается в том, что следует защищать традиционную, классическую модель семьи. Вообще защита института семьи – одна из их главных идей. Институт семьи всегда был традиционной темой правых. Вспомните хотя бы режим Виши с его девизом "Труд, Семья, Отечество". Защита института семьи – это традиционная, старая и очень прочная линия политики правых".
Другой ученый, религиовед и философ Жан-Луи Шлегель, пишет в статье на информационном сайте Rue 89, что протестное движение далеко не ограничивается католиками. Ведь в современной Франции активно практикующих католиков – тех, кто посещает мессу каждое воскресенье, – не более 5%. Тех, кто называет себя верующими и ходит в церковь несколько раз в год по праздникам, немногим больше – 14%. По мнению Жан-Луи Шлегеля, к протесту против однополых браков присоединились все те французы, которые отстаивают определенные "ценности". И главная ценность для них – семья, в которой ребенок имеет отца и мать и в основе которой лежит традиционный институт брака как союза между мужчиной и женщиной. Это для них универсальная, объективная и неоспоримая истина. Для этих людей закон, разрешающий однополые браки, ведет к антропологическому разрыву, к цивилизационному перелому, чуть ли не к апокалипсису.
Между Бёрком и Фараджем
Конфликты вокруг однополых браков, абортов, курения, других аспектов человеческого поведения, ставшие неожиданно острыми в последнее время, говорят о том, что европейский консерватизм ощутимо меняется. При этом речь идет не только и даже не столько о партиях и других политических силах, презентующих себя в качестве консервативных. У них немало проблем. Так, Консервативная партия Великобритании при своем нынешнем лидере, премьер-министре Дэвиде Кэмероне старается идеологически "модернизироваться". Кэмерон и его соратники много говорят на темы, которые принято считать далекими от традиционной повестки дня тори: об экологических проблемах, энергосберегающих технологиях, да и о тех же однополых браках. Это, однако, не принесло Кэмерону, вопреки ожиданиям, существенных политических дивидендов. Взбунтовалось правое крыло консерваторов – та их часть, которая считает, что премьер перебарщивает с новизной, теряя поддержку традиционного электората и не приобретая при этом достаточного числа новых сторонников.
Второе, очевидно, правда. Скажем, искренности заявлений главы правительства в поддержку однополых браков избиратели не верят. По данным опроса, проведенного газетой Daily Mail, на вопрос "Почему Кэмерон поддерживает браки однополых пар?", лишь 14% респондентов ответили "Потому что он считает это правильным", и целых 67% – "Потому, что хочет приобрести дополнительные голоса". Что касается самих британцев, то бóльшая их часть по этому вопросу настроена либерально: 60% такие союзы поддерживает, 40% выступает против. При этом избиратели Консервативной партии разделились во мнениях ровно пополам.
Суть проблемы, с которой сталкиваются тори, попытался недавно сформулировать философ и публицист Роджер Скрутон, придерживающийся традиционалистских взглядов: "В то время как консерваторы пытаются загладить раскол в своей партии, им в голову непременно должна прийти мысль о том, чтó же на самом деле означает слово "консерватор" и почему оно столь положительно воспринималось британцами в последние 200 лет… Позиции партии оказались под угрозой в ее традиционных избирательных округах, среди тех, кто сознательно считает себя консерватором и живет в соответствии с негласными нормами жизни, разделяемыми им с другими". Действительно, на последних выборах в местные органы власти консерваторов изрядно потеснила Партия независимости Соединенного королевства (UKIP) – популистская организация, выступающая под евроскептическими и антииммигрантскими лозунгами.
Вот фрагмент выступления лидера UKIP Найджела Фараджа в Европарламенте в мае этого года, в котором он заявляет, что "членство в еврозоне совершенно не совместимо с идеей демократического национального государства".
Дело, однако, не только в популистской риторике и ее влиянии на результаты выборов. Проблема лежит глубже, и именно ее попытался обозначить Роджер Скрутон. Консерватизм как идеология "расплылся" во многом потому, что в быстро меняющемся мире непросто найти идейные устои, консервация которых может служить основой долгосрочной политической программы. Зато остался другой консерватизм, который можно назвать консерватизмом привычки. Это консерватизм бытовой, основанный не на идеях, теориях или осмыслении прошлого и настоящего, а на том, что человек считает естественным и правильным определенное поведение, образ жизни, тип общества – и принимает в штыки попытки его изменить.
Такой консерватизм существовал всегда. Но программа консервативных политиков обычно не ограничивалась сохранением и защитой привычек и стереотипов, а в той или иной мере соответствовала умозаключениям Эдмунда Бёрка, основоположника консервативной политической мысли: "Идея наследия обеспечивает неоспоримый принцип сохранения, как и принцип передачи, совсем не исключая принципа совершенствования. Совершенствуясь, мы никогда полностью не обновляемся; а в том, что оставляем, мы никогда полностью не сохраняем устаревшее". Именно на этом основании Бёрк критиковал французскую революцию, считая ее неоправданным разрывом с прошлым и насилием над традицией, способным привести лишь к разрушению общества. При этом он был сторонником поступательных и разумных реформ.
Мать-церковь и еретик Паликот
Нынешние консервативные политики, похоже, стремятся не забредать в столь густые философские дебри, предпочитая стратегии тактику. Иногда это оправданно – в тех случаях, когда их партия почти беспроигрышна. Например, в Польше, одной из наиболее консервативных стран Европы, где традиционно сильно влияние католической церкви. Это имеет исторические причины: в период раздела Польши между тремя соседними империями принадлежность к католической церкви стала важным фактором, способствовавшим сохранению национальной идентичности. Во второй половине ХХ века, при коммунистическом режиме, ситуация во многом повторилась – и на сей раз церковь сыграла важную роль в консолидации общественных сил, которые противостояли власти коммунистов и в конце концов добились ее падения. Неудивительно, что для многих жителей Польши понятия "поляк" и "католик" звучат практически как синонимы. Большинству поляков близка социальная доктрина католической церкви – в частности, негативное отношение к разводам, запрет абортов и осуждение гомосексуализма как извращения.
Это проявилось и в ходе недавней дискуссии о "партнерских союзах". (Речь идет не только о легализации однополых связей, но и партнерства мужчины и женщины, не зарегистрированного официально, как брак). Различные фракции польского парламента подготовили четыре законопроекта на эту тему – каждая свой. Но во время голосования оказалось, что большинство выступило за то, чтобы вообще не работать над этим вопросом и отклонить законопроекты, в том числе и относительно компромиссный, предложенный правящей партией "Гражданская платформа". Из 426 депутатов Сейма, участвовавших в голосовании, лишь 80 высказались за, 324 – против, остальные воздержались. Часть депутатов от "Гражданской платформы" неожиданно проголосовала против своей же партии.
Причиной этого эксперты назвали страх перед консервативной частью избирателей. Премьер-министр Дональд Туск был вынужден провести серьезный разговор с депутатами от своей партии на тему единства и дисциплины: "У нас большая фракция, поэтому споры и даже конфликты неизбежны. Я хотел бы, чтобы мы серьезно поговорили о разногласиях, таких, как, например, в вопросе о партнерских союзах. В этом случае разногласия налицо. Не в том дело, чтобы сказать: посмотрите, вот мы собираемся, а в том, чтобы найти решение, которое служило бы нашим гражданам. Я уверен, что такое решение, быть может, не идеальное, но по крайней мере хорошее, всегда можно найти, если политики хотят этого. Думаю, мы уже сегодня договоримся и примем решение подготовить два законопроекта – консервативный и более либеральный, о незарегистрированных партнерских союзах, с особым упором на гомосексуальные пары".
В результате министр юстиции Ярослав Говин, лидер консервативного крыла "Гражданской платформы", открыто высказался в парламенте против планов своего же правительства — и лишился поста. Позднее он так разъяснил свою позицию: "Как министр юстиции я должен был защищать Конституцию, а в ней ясно сказано, что брак – это союз женщины и мужчины. Поэтому независимо от того, что я сам думаю по поводу гомосексуальных пар или браков, как министр юстиции я был обязан заявить, что все такие проекты противоречат конституции. Если речь идет о моем личном отношении к гомосексуальным союзам, то здесь следует разделять две вещи. Во-первых, толерантность, которой заслуживает каждый из нас, независимо от сексуальной ориентации, ведь это личное дело каждого человека. Но совсем другое, когда это личное, интимное пытаются превратить в оружие политической борьбы, соорудить из этого гей-идеологию. Я против этого".
Это предвыборный видеоролик Шимона Немеца – одного из немногих открыто гомосексуальных кандидатов, баллотировавшихся в Сейм Польши:
Итак, консервативная идеология в Польше так сильна, что заставляет идти против своей же фракции депутатов правящей партии, а также министров действующего правительства. Какие слои населения можно назвать в нынешней Польше сторонниками этой идеологии? На этот вопрос отвечает политолог Ольгерд Аннусевич:
- В Польше консерватизм сильно связан с религиозными традициями. Речь, конечно же, идет о католической церкви. Те, кто причисляет себя к глубоко верующим, и сторонники консервативных моральных ценностей – примерно одни и те же люди. Больше всего людей, мыслящих консервативно, среди старшего поколения. Эта ситуация характерна не только для Польши. Обычно чем лучше люди образованы, тем более либерально они мыслят, но это все же нельзя назвать правилом. Интересно, что юг Польши, а особенно юго-восточная ее часть, чрезвычайно консервативны, но чем дальше мы идем на запад страны, тем общество становится более либеральным. Конечно, из этого географического разделения нужно исключить столицу. Варшава – город особенный, тут много разных людей, приезжих. Это, конечно, наиболее либеральный город во всей стране, но как только мы присмотримся к ближайшим к Варшаве городкам, то там снова консервативное мышление будет доминировать.
– А есть ли консервативно мыслящему поляку за кого проголосовать? Имеются в виду серьезные политические партии, которые уже представлены в парламенте или имеют шанс в него попасть.
– В принципе у нас интересная ситуация. Ведь большинство депутатов польского парламента придерживаются именно консервативных взглядов. Лишь две фракции – "Союз левых демократов" и "Движение Паликота" – выступают с социал-демократических или леволиберальных позиций. Конечно, и в партии "Гражданская платформа", и в крупнейшей оппозиционной – "Право и справедливость" встречаются люди с либеральными взглядами, например, на экономику. Но если речь идет о вопросах, связанных с религией или обществом, то преобладают консерваторы. Свидетельство тому – дискуссия о партнерских союзах, когда правительство теоретически имело за собой большинство в парламенте, но сделать ничего не смогло – именно из-за сильного консерватизма депутатов.
Между тем Лешек Миллер, лидер "Союза левых демократов" – партии, которая выступает за легализацию партнерских союзов, считает, что лишь полная смена власти в стране может сделать ее законодательство менее консервативным: "В нынешнем составе парламента явно преобладают консерваторы, поэтому принятие подобных законопроектов просто невозможно. Если поляки хотят, чтобы были приняты законы, касающиеся религиозной нейтральности государства или партнерских союзов, то нужно выбрать новый парламент, выбрать нашу партию – "Союз левых демократов".
Но есть ли шансы на подобные перемены, или консерватизм в Польше будет укреплять свои позиции? Говорит Ольгерд Аннусевич:
– В Польше сейчас триумф консерватизма. Но я скорее ожидал бы изменения этой тенденции, чем еще большего углубления консервативных взглядов среди поляков.
– Тогда как следует оценивать то, что в католической стране в нынешний польский парламент прошла антиклерикальная партия "Движение Паликота", а среди депутатов фракции этой партии – известный активист гей-движения и транссексуал? Это то, о чем вы говорите, – постепенный отход поляков от консервативного мировоззрения?
– Нет, я бы так не сказал. Обе неконсервативные партии – "Союз левых демократов" и "Движение Паликота" – в сумме получили на выборах немногим менее 20% голосов. Это как раз и показывает, насколько популярным остается консерватизм.
Остается добавить, что в вопросе о "партнерских союзах" польское общественное мнение разделено не столь однозначно, хотя противники такого рода отношений все же имеют заметный перевес: по данным исследовательского центра TNS, их в Польше 55%, в то время как сторонников "партнерских союзов" – 38%.
Чужаки, домой!
Вопрос о "нестандартных" типах партнерства далеко не единственный, вокруг которого ломают копья приверженцы "консерватизма привычки" и их либеральные оппоненты. Характерно, что, несмотря на нынешний кризис, в этой полемике отходят на задний план социально-экономические вопросы. Наиболее ожесточенные дебаты идут по проблемам образа жизни – о браках, разводах, абортах, запретах на алкоголь и наркотики, о религии и, конечно же, об иммиграции.
Вопреки распространенному стереотипу, последний вопрос куда больше связан с психологией, чем с экономикой. Во-первых, нет ни одной европейской страны, в которой мигранты действительно в массовом порядке отбирали бы рабочие места у коренного населения, как часто утверждают сторонники ужесточения миграционного законодательства. Во-вторых, любопытно, что наиболее опасаются "чужаков" те, кто практически не вступал с ними в контакт. Так, по данным недавнего исследования чешского Института социологии, 11% опрошенных граждан Чехии высказались за запрет постоянного или долговременного пребывания иностранцев в стране. При этом среди них заметно преобладали люди, лично не знакомые ни с одним иностранцем. (Для полноты картины: большинство чехов – 77% – не против проживания в их стране иностранцев "на определенных условиях": для воссоединения с семьей, в случае преследования, войн или катастроф на родине и т. д.).
Чехия совсем не исключение. В среднем 56% жителей Евросоюза полагают, что "иммигрантов слишком много". Правда, разброс мнений по отдельным странам велик: от 72% в Бельгии и Великобритании до 29% в Польше. Позитивно воспринимают иммиграцию лишь 17,5% европейцев. Интересно, что именно здесь мнения либералов и консерваторов часто совпадают. 62% граждан ЕС заявляют о себе как о сторонниках "скорее либеральных" взглядов в социальных вопросах, но при этом большинство европейцев настроено в отношении иммиграции негативно – следовательно, немалую часть этих людей составляют такие "самопровозглашенные" либералы. Рост антииммигрантских настроений в Европе отражает и этот репортаж:
Как считает политолог Сёрен Керн, "после десятилетий "хлеба и зрелищ", когда правящая элита могла убаюкивать общественное мнение с помощью социального государства, заботящегося о гражданине от колыбели до гроба, сейчас происходит значительный сдвиг в суждениях европейцев об иммиграции. Более того, рядовые европейцы начинают все более активно выражать это свое мнение публично". Это отражают и результаты выборов, на которых все чаще преуспевают такие партии, как UKIP Найджела Фараджа, "Истинные финны" или сторонники убежденного борца с исламом, голландского политика Герта Вилдерса, заявившего как-то, что "выгнал бы пророка Мухаммеда из страны, если бы он жил в наше время".
Такие партии, не имеющие четкой идеологии, но предлагающие обманчиво простые методы решения сложных проблем, опираются на "консерватизм привычки". Среди причин его подъема экономический кризис – важная, но вряд ли главная. Куда существеннее то, что Евросоюз долго развивался как проект, где большинство новшеств и инициатив было направлено сверху вниз, от правящих слоев к избирателям. Евробюрократы, которых принято поругивать, выступают в роли завзятых идеалистов. Ведь в основе политики ЕС, десятилетиями направленной на рост социальных гарантий, защиту прав меньшинств и общественный мир, лежит представление о том, что общество можно целенаправленно менять в лучшую сторону. Успехи Европы, где по-прежнему уютнее и приятнее жить, чем где-либо еще на этой планете, подтверждают, что это так. Но у всякой социальной инженерии есть пределы. Выяснилось, что толерантностью можно злоупотреблять, а на социальном государстве – паразитировать. Реакцией на все это и стал рост консервативных настроений. Пока неясно, приведет ли он к большей сбалансированности и жизнеспособности европейского проекта, или, наоборот, похоронит социальный мир – возможно, главное достижение современной Европы.
На первый взгляд, речь идет об обыкновенной смеси мракобесия и невежества. Ведь теория жанров – давнее и весьма почтенное направление в культурологии и социальной антропологии, касающееся, мягко говоря, не только и не столько взаимоотношений между полами. Но заявление московского священника – это идеологический жест, и ему, видимо, совершенно не важно, как обстоят дела на самом деле. Необычность этого заявления – в том, что оно исходит не от какого-нибудь клирика с солнечного Таймыра, а от священника весьма образованного, не один год жившего и работавшего в Европе (Париж, Брюссель, Будапешт, Вена), до недавних пор – сотрудника отдела внешних церковных связей Московского патриархата. Иными словами, это вполне осознанная позиция человека радикальных консервативных взглядов. И надо заметить, что в ходе дискуссии по вопросу об однополых браках в самой Франции выяснилось, что заметная часть общества разделяет подобные взгляды – хотя и формулирует их, как правило, не столь грубо и агрессивно, как московский священник.
Catho Style
На парижских улицах это выглядит примерно так. Молодой французский парень в черных очках, джинсах, модном пиджаке и с крестом на груди отплясывает под музыку хита южнокорейского певца Сая Gangnam Style. То в Люксембургском саду, то на фоне Эйфелевой башни, то перед собором Парижской Богоматери. В созданной молодежным католическим движением пародии на всемирно известный южнокорейский клип юный католик рассказывает о том, как он молится по четвергам, есть рыбу по пятницам, ходит на вечеринки по субботам и исповедуется по воскресеньям. А в припеве вместо Gangnam Style звучит Catho Style, то есть "Католический стиль". Ролик, появившийся на сайте YouTube, явно пользуется успехом, его посмотрели более 700 тысяч интернет-пользователей.
Это молодое раскрепощенное поколение верующих и стало авангардом движения против закона об однополых браках, охватившего Францию в последние несколько месяцев. Они участвовали в многотысячных манифестациях, ставили палатки перед зданием Национальной ассамблеи и устраивали "ночные бдения", во время которых читали философские трактаты и пели религиозные песни при свете свечей на газоне перед Эспланадой Инвалидов в центре Парижа. Напомним, что за последние семь месяцев во Франции прошло пять акций протеста национального масштаба против закона об однополых браках. Последняя манифестация, 26 мая, собрала около миллиона человек.
Такой "крестовый поход" против закона об однополых браках оказался для французского общества полной неожиданностью. СМИ наперебой стали анализировать, кто же эти люди, протестующие против так называемого закона Тобира (автор закона – министр юстиции Кристин Тобира). В своей статье в газете Le Monde историк, специалист по ультраправым движениям Грегуар Кофманн пишет, что противники закона о однополых браках – это наследники так называемого "боевого католицизма", который возник в конце XIX века в ответ на антиклерикальную политику государства. Философ и историк Шанталь Дельсоль на страницах той же газеты вообще пишет о рождении нового движения – левых консерваторов. Это люди левых взглядов, которые считают, однако, что человеческая натура имеет свои границы и что закон об однополых браках – общественная реформа, основанная, по их мнению, на идее, что "все возможно и все дозволено", – тоталитарна по своей сути. Философ называет этих новых консерваторов "экологами, которые заботятся не только о природе, но и о человеке".
А антрополог Эммануэль Террэ, автор вышедшей в 2012 году книги "Придерживаться правых взглядов" (сам ученый в прошлом был коммунистом и до сих пор придерживается левых убеждений), в интервью Радио Свобода рассказал, что сегодняшнее протестное движение для него вовсе не является чем-то новым: "Это протестное движение напоминает мне движение в защиту частных школ в 1984 году. Сегодня против однополых браков выступают те же люди. Это правые католики. На мой взгляд, эти два движения руководствовались одной идеей – не надо путать Божий дар с яичницей. Каждый должен знать свое место. Это было главной идеей защитников частных школ – не нужно мешать детей буржуазии с детьми пролетариата. Сегодня же идея противников однополых браков заключается в том, что следует защищать традиционную, классическую модель семьи. Вообще защита института семьи – одна из их главных идей. Институт семьи всегда был традиционной темой правых. Вспомните хотя бы режим Виши с его девизом "Труд, Семья, Отечество". Защита института семьи – это традиционная, старая и очень прочная линия политики правых".
Другой ученый, религиовед и философ Жан-Луи Шлегель, пишет в статье на информационном сайте Rue 89, что протестное движение далеко не ограничивается католиками. Ведь в современной Франции активно практикующих католиков – тех, кто посещает мессу каждое воскресенье, – не более 5%. Тех, кто называет себя верующими и ходит в церковь несколько раз в год по праздникам, немногим больше – 14%. По мнению Жан-Луи Шлегеля, к протесту против однополых браков присоединились все те французы, которые отстаивают определенные "ценности". И главная ценность для них – семья, в которой ребенок имеет отца и мать и в основе которой лежит традиционный институт брака как союза между мужчиной и женщиной. Это для них универсальная, объективная и неоспоримая истина. Для этих людей закон, разрешающий однополые браки, ведет к антропологическому разрыву, к цивилизационному перелому, чуть ли не к апокалипсису.
Между Бёрком и Фараджем
Конфликты вокруг однополых браков, абортов, курения, других аспектов человеческого поведения, ставшие неожиданно острыми в последнее время, говорят о том, что европейский консерватизм ощутимо меняется. При этом речь идет не только и даже не столько о партиях и других политических силах, презентующих себя в качестве консервативных. У них немало проблем. Так, Консервативная партия Великобритании при своем нынешнем лидере, премьер-министре Дэвиде Кэмероне старается идеологически "модернизироваться". Кэмерон и его соратники много говорят на темы, которые принято считать далекими от традиционной повестки дня тори: об экологических проблемах, энергосберегающих технологиях, да и о тех же однополых браках. Это, однако, не принесло Кэмерону, вопреки ожиданиям, существенных политических дивидендов. Взбунтовалось правое крыло консерваторов – та их часть, которая считает, что премьер перебарщивает с новизной, теряя поддержку традиционного электората и не приобретая при этом достаточного числа новых сторонников.
Второе, очевидно, правда. Скажем, искренности заявлений главы правительства в поддержку однополых браков избиратели не верят. По данным опроса, проведенного газетой Daily Mail, на вопрос "Почему Кэмерон поддерживает браки однополых пар?", лишь 14% респондентов ответили "Потому что он считает это правильным", и целых 67% – "Потому, что хочет приобрести дополнительные голоса". Что касается самих британцев, то бóльшая их часть по этому вопросу настроена либерально: 60% такие союзы поддерживает, 40% выступает против. При этом избиратели Консервативной партии разделились во мнениях ровно пополам.
Суть проблемы, с которой сталкиваются тори, попытался недавно сформулировать философ и публицист Роджер Скрутон, придерживающийся традиционалистских взглядов: "В то время как консерваторы пытаются загладить раскол в своей партии, им в голову непременно должна прийти мысль о том, чтó же на самом деле означает слово "консерватор" и почему оно столь положительно воспринималось британцами в последние 200 лет… Позиции партии оказались под угрозой в ее традиционных избирательных округах, среди тех, кто сознательно считает себя консерватором и живет в соответствии с негласными нормами жизни, разделяемыми им с другими". Действительно, на последних выборах в местные органы власти консерваторов изрядно потеснила Партия независимости Соединенного королевства (UKIP) – популистская организация, выступающая под евроскептическими и антииммигрантскими лозунгами.
Вот фрагмент выступления лидера UKIP Найджела Фараджа в Европарламенте в мае этого года, в котором он заявляет, что "членство в еврозоне совершенно не совместимо с идеей демократического национального государства".
Дело, однако, не только в популистской риторике и ее влиянии на результаты выборов. Проблема лежит глубже, и именно ее попытался обозначить Роджер Скрутон. Консерватизм как идеология "расплылся" во многом потому, что в быстро меняющемся мире непросто найти идейные устои, консервация которых может служить основой долгосрочной политической программы. Зато остался другой консерватизм, который можно назвать консерватизмом привычки. Это консерватизм бытовой, основанный не на идеях, теориях или осмыслении прошлого и настоящего, а на том, что человек считает естественным и правильным определенное поведение, образ жизни, тип общества – и принимает в штыки попытки его изменить.
Такой консерватизм существовал всегда. Но программа консервативных политиков обычно не ограничивалась сохранением и защитой привычек и стереотипов, а в той или иной мере соответствовала умозаключениям Эдмунда Бёрка, основоположника консервативной политической мысли: "Идея наследия обеспечивает неоспоримый принцип сохранения, как и принцип передачи, совсем не исключая принципа совершенствования. Совершенствуясь, мы никогда полностью не обновляемся; а в том, что оставляем, мы никогда полностью не сохраняем устаревшее". Именно на этом основании Бёрк критиковал французскую революцию, считая ее неоправданным разрывом с прошлым и насилием над традицией, способным привести лишь к разрушению общества. При этом он был сторонником поступательных и разумных реформ.
Мать-церковь и еретик Паликот
Нынешние консервативные политики, похоже, стремятся не забредать в столь густые философские дебри, предпочитая стратегии тактику. Иногда это оправданно – в тех случаях, когда их партия почти беспроигрышна. Например, в Польше, одной из наиболее консервативных стран Европы, где традиционно сильно влияние католической церкви. Это имеет исторические причины: в период раздела Польши между тремя соседними империями принадлежность к католической церкви стала важным фактором, способствовавшим сохранению национальной идентичности. Во второй половине ХХ века, при коммунистическом режиме, ситуация во многом повторилась – и на сей раз церковь сыграла важную роль в консолидации общественных сил, которые противостояли власти коммунистов и в конце концов добились ее падения. Неудивительно, что для многих жителей Польши понятия "поляк" и "католик" звучат практически как синонимы. Большинству поляков близка социальная доктрина католической церкви – в частности, негативное отношение к разводам, запрет абортов и осуждение гомосексуализма как извращения.
Это проявилось и в ходе недавней дискуссии о "партнерских союзах". (Речь идет не только о легализации однополых связей, но и партнерства мужчины и женщины, не зарегистрированного официально, как брак). Различные фракции польского парламента подготовили четыре законопроекта на эту тему – каждая свой. Но во время голосования оказалось, что большинство выступило за то, чтобы вообще не работать над этим вопросом и отклонить законопроекты, в том числе и относительно компромиссный, предложенный правящей партией "Гражданская платформа". Из 426 депутатов Сейма, участвовавших в голосовании, лишь 80 высказались за, 324 – против, остальные воздержались. Часть депутатов от "Гражданской платформы" неожиданно проголосовала против своей же партии.
Причиной этого эксперты назвали страх перед консервативной частью избирателей. Премьер-министр Дональд Туск был вынужден провести серьезный разговор с депутатами от своей партии на тему единства и дисциплины: "У нас большая фракция, поэтому споры и даже конфликты неизбежны. Я хотел бы, чтобы мы серьезно поговорили о разногласиях, таких, как, например, в вопросе о партнерских союзах. В этом случае разногласия налицо. Не в том дело, чтобы сказать: посмотрите, вот мы собираемся, а в том, чтобы найти решение, которое служило бы нашим гражданам. Я уверен, что такое решение, быть может, не идеальное, но по крайней мере хорошее, всегда можно найти, если политики хотят этого. Думаю, мы уже сегодня договоримся и примем решение подготовить два законопроекта – консервативный и более либеральный, о незарегистрированных партнерских союзах, с особым упором на гомосексуальные пары".
В результате министр юстиции Ярослав Говин, лидер консервативного крыла "Гражданской платформы", открыто высказался в парламенте против планов своего же правительства — и лишился поста. Позднее он так разъяснил свою позицию: "Как министр юстиции я должен был защищать Конституцию, а в ней ясно сказано, что брак – это союз женщины и мужчины. Поэтому независимо от того, что я сам думаю по поводу гомосексуальных пар или браков, как министр юстиции я был обязан заявить, что все такие проекты противоречат конституции. Если речь идет о моем личном отношении к гомосексуальным союзам, то здесь следует разделять две вещи. Во-первых, толерантность, которой заслуживает каждый из нас, независимо от сексуальной ориентации, ведь это личное дело каждого человека. Но совсем другое, когда это личное, интимное пытаются превратить в оружие политической борьбы, соорудить из этого гей-идеологию. Я против этого".
Это предвыборный видеоролик Шимона Немеца – одного из немногих открыто гомосексуальных кандидатов, баллотировавшихся в Сейм Польши:
Итак, консервативная идеология в Польше так сильна, что заставляет идти против своей же фракции депутатов правящей партии, а также министров действующего правительства. Какие слои населения можно назвать в нынешней Польше сторонниками этой идеологии? На этот вопрос отвечает политолог Ольгерд Аннусевич:
- В Польше консерватизм сильно связан с религиозными традициями. Речь, конечно же, идет о католической церкви. Те, кто причисляет себя к глубоко верующим, и сторонники консервативных моральных ценностей – примерно одни и те же люди. Больше всего людей, мыслящих консервативно, среди старшего поколения. Эта ситуация характерна не только для Польши. Обычно чем лучше люди образованы, тем более либерально они мыслят, но это все же нельзя назвать правилом. Интересно, что юг Польши, а особенно юго-восточная ее часть, чрезвычайно консервативны, но чем дальше мы идем на запад страны, тем общество становится более либеральным. Конечно, из этого географического разделения нужно исключить столицу. Варшава – город особенный, тут много разных людей, приезжих. Это, конечно, наиболее либеральный город во всей стране, но как только мы присмотримся к ближайшим к Варшаве городкам, то там снова консервативное мышление будет доминировать.
– А есть ли консервативно мыслящему поляку за кого проголосовать? Имеются в виду серьезные политические партии, которые уже представлены в парламенте или имеют шанс в него попасть.
– В принципе у нас интересная ситуация. Ведь большинство депутатов польского парламента придерживаются именно консервативных взглядов. Лишь две фракции – "Союз левых демократов" и "Движение Паликота" – выступают с социал-демократических или леволиберальных позиций. Конечно, и в партии "Гражданская платформа", и в крупнейшей оппозиционной – "Право и справедливость" встречаются люди с либеральными взглядами, например, на экономику. Но если речь идет о вопросах, связанных с религией или обществом, то преобладают консерваторы. Свидетельство тому – дискуссия о партнерских союзах, когда правительство теоретически имело за собой большинство в парламенте, но сделать ничего не смогло – именно из-за сильного консерватизма депутатов.
Между тем Лешек Миллер, лидер "Союза левых демократов" – партии, которая выступает за легализацию партнерских союзов, считает, что лишь полная смена власти в стране может сделать ее законодательство менее консервативным: "В нынешнем составе парламента явно преобладают консерваторы, поэтому принятие подобных законопроектов просто невозможно. Если поляки хотят, чтобы были приняты законы, касающиеся религиозной нейтральности государства или партнерских союзов, то нужно выбрать новый парламент, выбрать нашу партию – "Союз левых демократов".
Но есть ли шансы на подобные перемены, или консерватизм в Польше будет укреплять свои позиции? Говорит Ольгерд Аннусевич:
– В Польше сейчас триумф консерватизма. Но я скорее ожидал бы изменения этой тенденции, чем еще большего углубления консервативных взглядов среди поляков.
– Тогда как следует оценивать то, что в католической стране в нынешний польский парламент прошла антиклерикальная партия "Движение Паликота", а среди депутатов фракции этой партии – известный активист гей-движения и транссексуал? Это то, о чем вы говорите, – постепенный отход поляков от консервативного мировоззрения?
– Нет, я бы так не сказал. Обе неконсервативные партии – "Союз левых демократов" и "Движение Паликота" – в сумме получили на выборах немногим менее 20% голосов. Это как раз и показывает, насколько популярным остается консерватизм.
Остается добавить, что в вопросе о "партнерских союзах" польское общественное мнение разделено не столь однозначно, хотя противники такого рода отношений все же имеют заметный перевес: по данным исследовательского центра TNS, их в Польше 55%, в то время как сторонников "партнерских союзов" – 38%.
Чужаки, домой!
Вопрос о "нестандартных" типах партнерства далеко не единственный, вокруг которого ломают копья приверженцы "консерватизма привычки" и их либеральные оппоненты. Характерно, что, несмотря на нынешний кризис, в этой полемике отходят на задний план социально-экономические вопросы. Наиболее ожесточенные дебаты идут по проблемам образа жизни – о браках, разводах, абортах, запретах на алкоголь и наркотики, о религии и, конечно же, об иммиграции.
Вопреки распространенному стереотипу, последний вопрос куда больше связан с психологией, чем с экономикой. Во-первых, нет ни одной европейской страны, в которой мигранты действительно в массовом порядке отбирали бы рабочие места у коренного населения, как часто утверждают сторонники ужесточения миграционного законодательства. Во-вторых, любопытно, что наиболее опасаются "чужаков" те, кто практически не вступал с ними в контакт. Так, по данным недавнего исследования чешского Института социологии, 11% опрошенных граждан Чехии высказались за запрет постоянного или долговременного пребывания иностранцев в стране. При этом среди них заметно преобладали люди, лично не знакомые ни с одним иностранцем. (Для полноты картины: большинство чехов – 77% – не против проживания в их стране иностранцев "на определенных условиях": для воссоединения с семьей, в случае преследования, войн или катастроф на родине и т. д.).
Чехия совсем не исключение. В среднем 56% жителей Евросоюза полагают, что "иммигрантов слишком много". Правда, разброс мнений по отдельным странам велик: от 72% в Бельгии и Великобритании до 29% в Польше. Позитивно воспринимают иммиграцию лишь 17,5% европейцев. Интересно, что именно здесь мнения либералов и консерваторов часто совпадают. 62% граждан ЕС заявляют о себе как о сторонниках "скорее либеральных" взглядов в социальных вопросах, но при этом большинство европейцев настроено в отношении иммиграции негативно – следовательно, немалую часть этих людей составляют такие "самопровозглашенные" либералы. Рост антииммигрантских настроений в Европе отражает и этот репортаж:
Как считает политолог Сёрен Керн, "после десятилетий "хлеба и зрелищ", когда правящая элита могла убаюкивать общественное мнение с помощью социального государства, заботящегося о гражданине от колыбели до гроба, сейчас происходит значительный сдвиг в суждениях европейцев об иммиграции. Более того, рядовые европейцы начинают все более активно выражать это свое мнение публично". Это отражают и результаты выборов, на которых все чаще преуспевают такие партии, как UKIP Найджела Фараджа, "Истинные финны" или сторонники убежденного борца с исламом, голландского политика Герта Вилдерса, заявившего как-то, что "выгнал бы пророка Мухаммеда из страны, если бы он жил в наше время".
Такие партии, не имеющие четкой идеологии, но предлагающие обманчиво простые методы решения сложных проблем, опираются на "консерватизм привычки". Среди причин его подъема экономический кризис – важная, но вряд ли главная. Куда существеннее то, что Евросоюз долго развивался как проект, где большинство новшеств и инициатив было направлено сверху вниз, от правящих слоев к избирателям. Евробюрократы, которых принято поругивать, выступают в роли завзятых идеалистов. Ведь в основе политики ЕС, десятилетиями направленной на рост социальных гарантий, защиту прав меньшинств и общественный мир, лежит представление о том, что общество можно целенаправленно менять в лучшую сторону. Успехи Европы, где по-прежнему уютнее и приятнее жить, чем где-либо еще на этой планете, подтверждают, что это так. Но у всякой социальной инженерии есть пределы. Выяснилось, что толерантностью можно злоупотреблять, а на социальном государстве – паразитировать. Реакцией на все это и стал рост консервативных настроений. Пока неясно, приведет ли он к большей сбалансированности и жизнеспособности европейского проекта, или, наоборот, похоронит социальный мир – возможно, главное достижение современной Европы.