В подмосковном городе Королеве открывается новая экспозиция мемориального Дома-музея Марины Цветаевой. Поэтесса прожила в этом здании пять драматических месяцев 1939 года после возвращения из эмиграции. О новой экспозиции рассказывает директор Дома-музея Зоя Атрохина.
– Дом после реставрации стал прежним, каким он был в 1939 году – я имею в виду, по планировке. Мы прежде имели выездную экспозицию, а теперь каждый предмет, связанный с Мариной Ивановной, займет свое место в своей комнате. В комнате Цветаевой будут предметы быта, подлинные вещи. В комнате Сергея Яковлевича Эфрона мы также максимально постарались сделать все мемориальным. Дальше идет комната, которая была гостиной, но мы ее приспособили для выставок, литературных вечеров, для концертов. Кухня тоже останется в том виде, в каком была при Цветаевой, – восстановлены печи, камин. В комнате, где жили соседи Цветаевой Клепинины, теперь – экспозиция, которая будет отражать судьбу русской интеллигенции в 1937-1939 годах. Многие из этих людей прошли тот же путь, который прошли Марина Ивановна и семья. Многие – и Ахматова, и Пастернак, и Балтрушайтис – в общем, многие литературные персонажи бывали в нашем городе.
Но самое главное, парк напротив музея, в котором Марина Ивановна собирала хворост, теперь получил статус Цветаевского сквера. Его чудно восстановили, сделали там кострище, установили скамеечки. Уютно, красиво. Сквер будет называться – сквер Марины Ивановны. В центре сквера будет стоять камень, на котором написано: "Здесь будет поставлен памятник всей семье Цветаевой". Ведь семья Цветаевой в последний раз встретилась у нас в городе – мать, отец, дочь Ариадна и сын Георгий. По скверу идут извилистые дорожки, это жизненный путь поэтессы, родина и чужбина Цветаевой: Москва, Александров, Прага, Париж. Я думаю, этот парк у нас станет летней площадкой для поэтов, тех, кто хотел провести презентацию. Музей преобразился. Таких дорог, как у Цветаевой, в России было много в 1937-1939 годах, но мы очень хотели, чтобы наш дом рассказывал о Цветаевой как о поэте, рассказывал о ее семье, – рассказала директор Мемориального дома-музея Марины Цветаевой в Королеве Зоя Атрохина.
О жизни Марины Цветаевой в Болшеве я беседую с обозревателем РС, историком литературы Иваном Толстым.
– 19 июня 1939 года Марина Ивановна поселилась в Болшеве. Болшево – это поселок, который теперь входит в город Королев, в котором был еще как бы такой поднаселенный пункт – Новый Быт, маленький поселочек, который принадлежал НКВД. Правда, официально так не называлось, и это не афишировалось. Сергей Яковлевич Эфрон, муж Марины Цветаевой, был сотрудником НКВД, поэтому получил комнату в загородном доме, под Москвой, в этом самом Болшеве, и там семья Марины Ивановны впервые после возвращения из эмиграции поселилась вместе. Все четверо, полный состав семьи: Марина Ивановна, Сергей Яковлевич и дети – Ариадна и Георгий, которого в семье звали Мур. Это было место, где Цветаева ощутила свое пристанище на родине, первое полное и последнее пристанище в Советском Союзе для всей семьи.
– Почему Цветаева вернулась в Советский Союз из Парижа?
– Потому что на родину вернулся ее муж, и одновременно вернулась и дочка Ариадна, Аля. Марина Цветаева считала, что вернуться – это ее долг, а слово "долг" для нее стояло в начале словарного списка русских слов. Цветаева вернулась, потому что она не могла жить без своей семьи, потому что она всегда шла за своим мужем. Ее доверие к мужу было абсолютным, это распространялось даже на возвращение в СССР.
– Означает ли это, что литературоведы больше не спорят о причинах самоубийства Марины Цветаевой? Была уничтожена семья – и умерла поэтесса…
– Что вы, конечно, литературоведы спорят! Потому что однозначного ответа не может быть. Это и внутрисемейные конфликты, и конфликт с режимом, и конфликт с собственным мировоззрением, с тем тупиком, в который зашла Марина Ивановна. Причин тут масса, это комплекс причин. Это настоящая драма человека, из которой не стало выхода. И поэтому драма превратилась – по определению! – в трагедию.
– Цветаева и Эфрон делили эту дачу с кем-то еще?
– Это был довольно большой дом, большой избяной сруб, во второй половине которого жила семья Клепининых. Это были друзья Цветаевой и Эфрона по Парижу, а также сотрудники Эфрона, люди, близкие к советской заграничной разведке. Они разделили этот дом совершенно симметрично: одним веранда – другим веранда, одним две комнаты – другим две комнаты. Дом, к счастью, сохранился. Все вокруг в этом Болшеве, в этом Королеве уже перестроено, имеет совершенно иной, послевоенный вид, а вот дом цветаевский так и простоял… Это находка, это удача, это чудо для музея, в котором все подлинное. Паркет подлинный, подлинная, например, задвижка на форточке в комнате Сергея Яковлевича. Все больше и больше с каждым годом появлялось и появляется подлинных вещей, принадлежавших современникам Цветаевой. Это книги, рукописи, мебель, картины и так далее. Это чудное, намоленное место! Место, где и слезы пролились, где были отпеты многие молитвы поклонниками Цветаевой.
– Там образовалось нечто вроде литературного салона?
– О, да! Болшевский музей – это совсем не только музей в провинции, это и место, где собираются цветаеведы, где выпускаются книги, проходят научные семинары и конференции. Больше 30 книг издано болшевским цветаевским музеем.
– Марина Цветаева, насколько я помню, практически не писала собственных стихов в последние годы жизни, занималась в основном переводами. Очевидно, это относится и к болшевскому периоду ее жизни. С чем это связано? Это творческий кризис, предчувствие трагического конца?
– Трудно было бы говорить о том, что неустроенность не позволяла Марине Цветаевой писать. У Марины Цветаевой вся жизнь была – неустроенность. Неустроенность есть творческое состояние, которое она преодолевает и в котором она создает гениальные вещи. Но в данном случае через два месяца после того, как она поселилась в Болшево, в середине августа 1939-го, арестовывают ее дочь, еще через полтора месяца арестовывают ее мужа. Просто не до стихов! Цветаева постоянно пишет в инстанции, в НКВД, все время хлопочет за арестованных. Она заботится о своем маленьком сыне Муре. Она ездит все время в Москву, ищет помощи у самых разных влиятельных людей. Ей кажется (как и всей стране кажется), что аресты людей – ошибка, а не планомерное уничтожение определенной группы и слоев населения. Тем не менее, она переводит на французский язык стихи Лермонтова, понимая, что печататься в СССР ей, может быть, не удастся. На французский переводить Лермонтова – вот какова была сила воли, какова была культура, каково было языковое совершенство этого человека, – рассказывает историк литературы Иван Толстой.
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"
– Дом после реставрации стал прежним, каким он был в 1939 году – я имею в виду, по планировке. Мы прежде имели выездную экспозицию, а теперь каждый предмет, связанный с Мариной Ивановной, займет свое место в своей комнате. В комнате Цветаевой будут предметы быта, подлинные вещи. В комнате Сергея Яковлевича Эфрона мы также максимально постарались сделать все мемориальным. Дальше идет комната, которая была гостиной, но мы ее приспособили для выставок, литературных вечеров, для концертов. Кухня тоже останется в том виде, в каком была при Цветаевой, – восстановлены печи, камин. В комнате, где жили соседи Цветаевой Клепинины, теперь – экспозиция, которая будет отражать судьбу русской интеллигенции в 1937-1939 годах. Многие из этих людей прошли тот же путь, который прошли Марина Ивановна и семья. Многие – и Ахматова, и Пастернак, и Балтрушайтис – в общем, многие литературные персонажи бывали в нашем городе.
О жизни Марины Цветаевой в Болшеве я беседую с обозревателем РС, историком литературы Иваном Толстым.
– 19 июня 1939 года Марина Ивановна поселилась в Болшеве. Болшево – это поселок, который теперь входит в город Королев, в котором был еще как бы такой поднаселенный пункт – Новый Быт, маленький поселочек, который принадлежал НКВД. Правда, официально так не называлось, и это не афишировалось. Сергей Яковлевич Эфрон, муж Марины Цветаевой, был сотрудником НКВД, поэтому получил комнату в загородном доме, под Москвой, в этом самом Болшеве, и там семья Марины Ивановны впервые после возвращения из эмиграции поселилась вместе. Все четверо, полный состав семьи: Марина Ивановна, Сергей Яковлевич и дети – Ариадна и Георгий, которого в семье звали Мур. Это было место, где Цветаева ощутила свое пристанище на родине, первое полное и последнее пристанище в Советском Союзе для всей семьи.
– Почему Цветаева вернулась в Советский Союз из Парижа?
– Потому что на родину вернулся ее муж, и одновременно вернулась и дочка Ариадна, Аля. Марина Цветаева считала, что вернуться – это ее долг, а слово "долг" для нее стояло в начале словарного списка русских слов. Цветаева вернулась, потому что она не могла жить без своей семьи, потому что она всегда шла за своим мужем. Ее доверие к мужу было абсолютным, это распространялось даже на возвращение в СССР.
– Означает ли это, что литературоведы больше не спорят о причинах самоубийства Марины Цветаевой? Была уничтожена семья – и умерла поэтесса…
– Что вы, конечно, литературоведы спорят! Потому что однозначного ответа не может быть. Это и внутрисемейные конфликты, и конфликт с режимом, и конфликт с собственным мировоззрением, с тем тупиком, в который зашла Марина Ивановна. Причин тут масса, это комплекс причин. Это настоящая драма человека, из которой не стало выхода. И поэтому драма превратилась – по определению! – в трагедию.
– Цветаева и Эфрон делили эту дачу с кем-то еще?
– Это был довольно большой дом, большой избяной сруб, во второй половине которого жила семья Клепининых. Это были друзья Цветаевой и Эфрона по Парижу, а также сотрудники Эфрона, люди, близкие к советской заграничной разведке. Они разделили этот дом совершенно симметрично: одним веранда – другим веранда, одним две комнаты – другим две комнаты. Дом, к счастью, сохранился. Все вокруг в этом Болшеве, в этом Королеве уже перестроено, имеет совершенно иной, послевоенный вид, а вот дом цветаевский так и простоял… Это находка, это удача, это чудо для музея, в котором все подлинное. Паркет подлинный, подлинная, например, задвижка на форточке в комнате Сергея Яковлевича. Все больше и больше с каждым годом появлялось и появляется подлинных вещей, принадлежавших современникам Цветаевой. Это книги, рукописи, мебель, картины и так далее. Это чудное, намоленное место! Место, где и слезы пролились, где были отпеты многие молитвы поклонниками Цветаевой.
– Там образовалось нечто вроде литературного салона?
– О, да! Болшевский музей – это совсем не только музей в провинции, это и место, где собираются цветаеведы, где выпускаются книги, проходят научные семинары и конференции. Больше 30 книг издано болшевским цветаевским музеем.
– Марина Цветаева, насколько я помню, практически не писала собственных стихов в последние годы жизни, занималась в основном переводами. Очевидно, это относится и к болшевскому периоду ее жизни. С чем это связано? Это творческий кризис, предчувствие трагического конца?
– Трудно было бы говорить о том, что неустроенность не позволяла Марине Цветаевой писать. У Марины Цветаевой вся жизнь была – неустроенность. Неустроенность есть творческое состояние, которое она преодолевает и в котором она создает гениальные вещи. Но в данном случае через два месяца после того, как она поселилась в Болшево, в середине августа 1939-го, арестовывают ее дочь, еще через полтора месяца арестовывают ее мужа. Просто не до стихов! Цветаева постоянно пишет в инстанции, в НКВД, все время хлопочет за арестованных. Она заботится о своем маленьком сыне Муре. Она ездит все время в Москву, ищет помощи у самых разных влиятельных людей. Ей кажется (как и всей стране кажется), что аресты людей – ошибка, а не планомерное уничтожение определенной группы и слоев населения. Тем не менее, она переводит на французский язык стихи Лермонтова, понимая, что печататься в СССР ей, может быть, не удастся. На французский переводить Лермонтова – вот какова была сила воли, какова была культура, каково было языковое совершенство этого человека, – рассказывает историк литературы Иван Толстой.
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"