Кампания к 50-летию российского политического заключенного
20 июня. Письмо обычной московской семьи Арины и Андрея Чернышевых опубликовала Татьяна Лазарева (Благотворительный фонд "Созидание"). Чернышевы откликнулись на призыв в социальных сетях послать видеописьмо Михаилу Ходорковскому в связи с 50-летием бывшего владельца ЮКОСа.
За десять лет своего существования "дело ЮКОСа", по мнению защиты Михаила Ходорковского, стало плохим примером для подражания многих российских следователей и прокуроров. Здесь были не только опробованы, но и мастерски отточены приемы манипуляций с законом, создания видимости правосудия, которые теперь кочуют из дела в дело. О наиболее распространенных из них в интервью Радио Свобода рассказал адвокат Михаила Ходорковского Вадим Клювгант (о первых двух приемах читайте здесь).
– В этом деле многие термины, которые до сих пор всеми понимались одним образом, и даже многие из них законодательно определены в своем значении, они заиграли новыми красками, не всегда даже понятными. Это сделано в сочетании с совершенно беспрецедентным по масштабам забалтыванием простой сути тоннами пустопорожних бумаг, слов, фраз, в которых еще понять ничего нельзя, потому что все слова в них переворачиваются каким-то другим боком. Яркий пример – как делается смена вывесок, назовем это так. Была компания ЮКОС, в ней была организационная структура, органы управления, подразделения: все занимались своим делом. Следствие вывеску "юридическое лицо компания ЮКОС" заменяет на "организованная группа ЮКОС". И вся деятельность компании становится организованной преступной деятельностью и так и называется. А больше ничего не меняется. И в доказательство распределения ролей в преступной группе приводятся должностные инструкции компании.
Поскольку речь идет о создании видимости – как бы следствие, как бы суд, как бы оценили, как бы доказали – соответственно, нужно создать масштаб, сотни томов дела... Это же не может быть, чтобы такое огромное дело и там доказательств не было. Много страшных слов, этих эпитетов, бессодержательных, но страшных. «Члены организованной группы», все фиктивное, все подставное. Причем этих терминов нет в законе. И еще одно из любимых следствием слов – фактически. То есть вот он продал, а фактически украл. Как это – фактически он украл – не объясняют. Вот он не работал там никогда, но он фактически руководил. Каким способом, что конкретно он делал, как – не объясняется.
– И не доказывается.
– Естественно, доказать же нельзя то, чего не существует. Но хотя бы даже объяснили, лживо, но объяснили как-то. И используется целый набор этих магических слов, этот новояз, как я это называю.
– Сейчас это используется в основном в уголовных делах, связанных с предпринимательской деятельностью в России?
– В основном да, но не только. Я и в "болотном деле" это вижу. "Болотное дело", кстати, по масштабам или по количеству примененных в нем технологий, наверное, наиболее близко примыкает к делу ЮКОСа. Хотя в нем не 200 томов, а под 90, наверное, но по количеству примененных в нем технологий оно очень близко. Там тоже это есть. То есть "массовые беспорядки", а дальше – много-много слов про что-то, что беспорядками на самом деле не является, и в конце опять "массовые беспорядки".
– Или как в случае с Алексеем Навальным по дулу "Кировлеса".
– Да. Мы же сразу сказали, что в экономических делах это просто абсолютно копируется. Это клоны, младшие клоны, но там это все просто, можно сказать, один к одному: фиктивные, фактически, подставные...
– Это то, что войдет в учебники для студентов, которых когда-нибудь будут учить, как делать нельзя. Я верю в это и даже по мере своих сил тому способствую всеми не запрещенными законом способами.
Это явление, которое очень точно и образно названо – уголовное гражданское право. То есть с римских времен существует гражданское право как одно из главнейших достижений цивилизации, регулирующее отношения в сфере делового оборота: как продавать, как дарить, как сдавать в аренду, как договоры заключать, все. Частное право, гражданское. Оно предоставляет сторонам большую свободу, только рамочные условия задает: сюда ходи, а вот сюда уже не ходи.
– Из разряда: что не запрещено, то разрешено.
– Да. В рамках дозволенного ты свободен в определении условий сделок и так далее. И там есть правила, а до правил там есть еще некий свой понятийный аппарат, то есть понятия с конкретным совершенно значением. Например, в Гражданском кодексе есть определение слову "безвозмездно". Там сказано, что безвозмездная сделка – это сделка, по которой отсутствует встречное предоставление. Иначе говоря, вспоминая известный мультфильм, безвозмездно – значит даром. Все, больше никакого понимания безвозмездности в гражданском праве нет. Потом приходят следователь с прокурором и говорят: нет, у нас безвозмездность – это другое, это вот как мы решим. Вот мы считаем, что здесь именно безвозмездность, потому что это встречное предоставление на самом деле не встречное предоставление.
– Вы сейчас имеете в виду ситуацию в деле ЮКОСа, при которой оплачивалась нефть, акции...
– Я имею в виду, что стороны договорились: я продаю – ты покупаешь – согласовали цену. В гражданском праве есть норма, согласно которой цена договора определяется соглашением сторон, более ничем. Ну, кроме редчайших случаев, когда она фиксируется или регулируется государством. В остальном у сторон может быть миллион причин, по которым они договорились так, а не иначе, что цена там может быть чуть выше, чуть ниже. Это их дело. А следователь с прокурором говорят: нет, это неправильная цена, это цена заниженная, эта цена завышенная, а мы тут знаем, в Следственном комитете, какая цена правильная. Вот это и называется уголовное гражданское право.
То есть они совершенно игнорируют, в лучшем случае, а чаще всего просто совершают надругательство над пониманием гражданско-правовым, каких-то вот базовых, ключевых вещей, даже законодательно определенных, я уже не говорю про обычаи, про практику делового оборота. Для них эти вещи все звучат и означают то, что они хотят, что им выгодно. И это означает, что экономика страны начинает регулироваться уголовно-правовыми методами.
Вообще говоря, в нормальном обществе в основе всего лежит экономика. Получается, что уголовно-правовыми методами управляется не только экономика, но и через нее вся страна, и общество, и государство в целом. И управляется, и перераспределяется. Потому что в результате этого управления собственность куда-то перетекает и оказывается в нужных местах в нужные моменты.
– По этой логике граждане оказываются фигурантами одного большого уголовного дела под названием "жизнь в Российской Федерации".
– Да. И в 21-м веке подрыв такого фундамента, как институт частной собственности, – это подрыв, вообще говоря, устоев страны. Потому что ведь не стесняются говорить, что этот собственник неправильный, этот собственник фактический, этот по документам, а этот еще какой-то, сколько-то видов собственников они изобрели в этом деле ЮКОСа. Это то, что во времена товарищей Ленина и Сталина называлось вредительство и диверсия. В чистом виде, не меньше. И сегодня в любом совершенно деле, где нет реального преступления, заказном, если это дело о преступлении в сфере экономики, там все это будет обязательно. И решать, какой договор правильный, какая цена правильная и какие сроки оплаты правильные, будет следователь, а не стороны и даже не арбитражный суд, как это должно быть в подобных спорах. Создается параллельная реальность, с помощью Уголовного кодекса. А Гражданский кодекс там совсем не нужен и вообще забыт.
Приемы, опробованные следствием в деле ЮКОСа
За десять лет своего существования "дело ЮКОСа", по мнению защиты Михаила Ходорковского, стало плохим примером для подражания многих российских следователей и прокуроров. Здесь были не только опробованы, но и мастерски отточены приемы манипуляций с законом, создания видимости правосудия, которые теперь кочуют из дела в дело. О наиболее распространенных из них в интервью Радио Свобода рассказал адвокат Михаила Ходорковского Вадим Клювгант (о первых двух приемах читайте здесь).
Прием 3: "новояз"
– В этом деле многие термины, которые до сих пор всеми понимались одним образом, и даже многие из них законодательно определены в своем значении, они заиграли новыми красками, не всегда даже понятными. Это сделано в сочетании с совершенно беспрецедентным по масштабам забалтыванием простой сути тоннами пустопорожних бумаг, слов, фраз, в которых еще понять ничего нельзя, потому что все слова в них переворачиваются каким-то другим боком. Яркий пример – как делается смена вывесок, назовем это так. Была компания ЮКОС, в ней была организационная структура, органы управления, подразделения: все занимались своим делом. Следствие вывеску "юридическое лицо компания ЮКОС" заменяет на "организованная группа ЮКОС". И вся деятельность компании становится организованной преступной деятельностью и так и называется. А больше ничего не меняется. И в доказательство распределения ролей в преступной группе приводятся должностные инструкции компании.
Поскольку речь идет о создании видимости – как бы следствие, как бы суд, как бы оценили, как бы доказали – соответственно, нужно создать масштаб, сотни томов дела... Это же не может быть, чтобы такое огромное дело и там доказательств не было. Много страшных слов, этих эпитетов, бессодержательных, но страшных. «Члены организованной группы», все фиктивное, все подставное. Причем этих терминов нет в законе. И еще одно из любимых следствием слов – фактически. То есть вот он продал, а фактически украл. Как это – фактически он украл – не объясняют. Вот он не работал там никогда, но он фактически руководил. Каким способом, что конкретно он делал, как – не объясняется.
– И не доказывается.
– Естественно, доказать же нельзя то, чего не существует. Но хотя бы даже объяснили, лживо, но объяснили как-то. И используется целый набор этих магических слов, этот новояз, как я это называю.
– Сейчас это используется в основном в уголовных делах, связанных с предпринимательской деятельностью в России?
– В основном да, но не только. Я и в "болотном деле" это вижу. "Болотное дело", кстати, по масштабам или по количеству примененных в нем технологий, наверное, наиболее близко примыкает к делу ЮКОСа. Хотя в нем не 200 томов, а под 90, наверное, но по количеству примененных в нем технологий оно очень близко. Там тоже это есть. То есть "массовые беспорядки", а дальше – много-много слов про что-то, что беспорядками на самом деле не является, и в конце опять "массовые беспорядки".
– Или как в случае с Алексеем Навальным по дулу "Кировлеса".
– Да. Мы же сразу сказали, что в экономических делах это просто абсолютно копируется. Это клоны, младшие клоны, но там это все просто, можно сказать, один к одному: фиктивные, фактически, подставные...
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Прием 4: "уголовное гражданское право"
– Это то, что войдет в учебники для студентов, которых когда-нибудь будут учить, как делать нельзя. Я верю в это и даже по мере своих сил тому способствую всеми не запрещенными законом способами.
Это явление, которое очень точно и образно названо – уголовное гражданское право. То есть с римских времен существует гражданское право как одно из главнейших достижений цивилизации, регулирующее отношения в сфере делового оборота: как продавать, как дарить, как сдавать в аренду, как договоры заключать, все. Частное право, гражданское. Оно предоставляет сторонам большую свободу, только рамочные условия задает: сюда ходи, а вот сюда уже не ходи.
– Из разряда: что не запрещено, то разрешено.
– Да. В рамках дозволенного ты свободен в определении условий сделок и так далее. И там есть правила, а до правил там есть еще некий свой понятийный аппарат, то есть понятия с конкретным совершенно значением. Например, в Гражданском кодексе есть определение слову "безвозмездно". Там сказано, что безвозмездная сделка – это сделка, по которой отсутствует встречное предоставление. Иначе говоря, вспоминая известный мультфильм, безвозмездно – значит даром. Все, больше никакого понимания безвозмездности в гражданском праве нет. Потом приходят следователь с прокурором и говорят: нет, у нас безвозмездность – это другое, это вот как мы решим. Вот мы считаем, что здесь именно безвозмездность, потому что это встречное предоставление на самом деле не встречное предоставление.
– Вы сейчас имеете в виду ситуацию в деле ЮКОСа, при которой оплачивалась нефть, акции...
– Я имею в виду, что стороны договорились: я продаю – ты покупаешь – согласовали цену. В гражданском праве есть норма, согласно которой цена договора определяется соглашением сторон, более ничем. Ну, кроме редчайших случаев, когда она фиксируется или регулируется государством. В остальном у сторон может быть миллион причин, по которым они договорились так, а не иначе, что цена там может быть чуть выше, чуть ниже. Это их дело. А следователь с прокурором говорят: нет, это неправильная цена, это цена заниженная, эта цена завышенная, а мы тут знаем, в Следственном комитете, какая цена правильная. Вот это и называется уголовное гражданское право.
То есть они совершенно игнорируют, в лучшем случае, а чаще всего просто совершают надругательство над пониманием гражданско-правовым, каких-то вот базовых, ключевых вещей, даже законодательно определенных, я уже не говорю про обычаи, про практику делового оборота. Для них эти вещи все звучат и означают то, что они хотят, что им выгодно. И это означает, что экономика страны начинает регулироваться уголовно-правовыми методами.
Вообще говоря, в нормальном обществе в основе всего лежит экономика. Получается, что уголовно-правовыми методами управляется не только экономика, но и через нее вся страна, и общество, и государство в целом. И управляется, и перераспределяется. Потому что в результате этого управления собственность куда-то перетекает и оказывается в нужных местах в нужные моменты.
– По этой логике граждане оказываются фигурантами одного большого уголовного дела под названием "жизнь в Российской Федерации".
– Да. И в 21-м веке подрыв такого фундамента, как институт частной собственности, – это подрыв, вообще говоря, устоев страны. Потому что ведь не стесняются говорить, что этот собственник неправильный, этот собственник фактический, этот по документам, а этот еще какой-то, сколько-то видов собственников они изобрели в этом деле ЮКОСа. Это то, что во времена товарищей Ленина и Сталина называлось вредительство и диверсия. В чистом виде, не меньше. И сегодня в любом совершенно деле, где нет реального преступления, заказном, если это дело о преступлении в сфере экономики, там все это будет обязательно. И решать, какой договор правильный, какая цена правильная и какие сроки оплаты правильные, будет следователь, а не стороны и даже не арбитражный суд, как это должно быть в подобных спорах. Создается параллельная реальность, с помощью Уголовного кодекса. А Гражданский кодекс там совсем не нужен и вообще забыт.
Ваш браузер не поддерживает HTML5