Разговор с феминисткой Верой Акуловой о правах, привилегиях и основаниях для солидарности
Уже много лет, с далеких времен проведения первых "маршей несогласных", в сети ведутся бескомпромиссные дискуссии на предмет участия или не участия в них. Классический вариант звучит так: вот мы ходили на митинги в конце 80-х – и что получили взамен? Не участвовать лучше, чем участвовать, потому что участие возлагает на тебя ответственность за конечный результат. А он неидеальный. То есть всегда отличается от идеалов, за которые "мы" выходили.
Ответвлениями этого аргумента можно считать прошлогодний вопрос "если не Путин, то кто?" и не утихающие уже который день споры о Навальном как политике без программы. Как содействовать кандидату, который не представил список будущих начальников департаментов московской мэрии? Вот мы его выберем, а он назначит чудовище. Лучше не участвовать. Из моральных соображений.
Забавно, но в среде активистов дискуссии нередко структурируются точно так же – меняется только знак. Там постулируется ценность участия и вовлеченности, причем обосновывается она из тех же самых моральных соображений: если ты признаешь правильными те или иные принципы, то обязан их отстаивать. Борешься за права ЛГБТ – лезь на крышу Госдумы и поднимай над ней радужный флаг. Причем долг этот распространяется не только на человека, этот призыв высказывающего, но и на всех людей, разделяющих сходные принципы. Яркий пример такого рассуждения – пост активиста Альянса гетеросексуалов за права ЛГБТ Ивана Симочкина. Иван критикует ЛГБТ за бездействие, ставит им в пример героическое сопротивление краснодонских молодогвардейцев и напоминает, что в сегодняшней России никакие формы активизма смертью не караются. Поэтому долг каждого – участвовать.
В этих двух рассуждениях, взаимоотражающих друг друга, упущен, как мне кажется, очень важный момент – момент личного интереса, который реализуется через участие в политической деятельности. Ситуация, когда человек выходит на акции не чтобы поддержать кого-то, а чтобы добиться чего-то конкретного для себя. Интерес – механизм, работающий в общественных реалиях куда надежнее, чем моральный долг. Но как тогда возможна солидарность?
Среди ФБ-реплик, стоящих максимально близко к такому понимаю проблемы, меня особенно заинтересовал пост Веры Акуловой, феминистки и гендерной исследовательницы, члена Московской феминистской группы. Смущала только незнакомая терминология, которую я и хотела прояснить в коротком интервью. Разговор получился длиннее, чем я ожидала, и закончился формулой, солидаризация с которой могла бы отменить безраздельное господство проактивистского и антиактивистского рассуждений и положить начало множеству разговоров о разных, всегда конкретных проблемах.
Вот эта формула: "Я не верю, что можно совершить революцию или государственный переворот и таким образом достичь другого прекрасного общества. Чтобы достичь другого прекрасного общества, требуется много медленной и кропотливой работы по изменению того, что у нас в голове".
