На Украине начинаются мероприятия четвертого ежегодного международного поэтического фестиваля Meridian Czernowitz, в этом году он проходит в Киеве и Черновцах. Участники фестиваля – поэты, переводчики, публицисты и музыканты из Германии, Австрии, Швейцарии, Румынии, Молдавии, Польши, Израиля, Великобритании, Белоруссии, России, США и Украины.
Избранные произведения авторов – участников фестиваля будут изданы отдельным поэтическим сборником. В программе фестиваля – поэтические чтения, презентации книг, театральные и музыкальные перформансы, винно-поэтические вечера. О современной поэзии и черновицком поэтическом фестивале рассказывает один из организаторов этого мероприятия, поэт, обозреватель РС Игорь Померанцев.
– Чем фестиваль этого года отличается от прежних поэтических форумов в Черновцах?
– Я отвечу словами Пастернака: "Талант – единственная новость, которая всегда нова". В фестивале принимают участие очень талантливые, одаренные поэты из разных стран – из Украины, Германии, Австрии, Швейцарии. Это просто грозди талантов, и они всегда ошарашивают. Я помню, на первом фестивале поэтесса из Германии, очень маститая, когда в мраморном зале открылось торжественное заседание, подошла к микрофону и завыла выпью. Вот как должен себя вести поэт! На каждом фестивале есть хотя бы один или два поэта, которые шокируют публику...
– Жива ли традиция площадного стиха, громкой декламации в стиле Маяковского или Вознесенского? В Черновцах она практикуется?
– Она жива, это текучая традиция. К тому же теперь есть поэтический слэм, есть рэп, есть разные способы нового отношения к поэзии как к площадному или театральному перформансу. Но я, честно говоря, чувствую себя в такой атмосфере немного неуютно, поскольку я – традиционалист верлибра.
– Метр и ритм стиха меняются, поскольку меняется жизнь, а жизнь меняется очень быстро, прежде всего под воздействием новых информационных технологий. Поэтому сейчас стихам не обязательна рифма?
– Поэзия – вообще подвижная материя. Как, например, возник рэп? Это реакция негритянской американской молодежи на изыски авангардного джаза Джона
Колтрейна и Майлза Дэвиса. Логика такова: вы хотите, чтобы мы были интеллектуальными? - тогда мы вам противопоставим импровизацию вербальную, и она будет погрубее, но она будет новой! В поэзии все время происходят свои столкновения, свои сшибки, свои диалоги стилей. Это сосуществование чувствуется и на фестивале в Черновцах... Там, кстати, еще и музыка звучит, как правило, электронная; как раз такое акустическое богатство, я думаю, – еще одно достоинство фестиваля.
– Но кто-нибудь в рифму пишет сейчас стихи или нет?
– К сожалению, очень многие пишут. Беда в том, что рифма предполагает почти детский страх – ты держишься за перила, знакомые с детства перила. Знаете, школам иногда пеняют, что из-за заучивания стихов взрослые люди потом не любят поэзию. Но школа ставит перед собой совершенно другую задачу – развивать аппарат памяти с помощью рифмы. Поэтому в школе пусть будет рифмовано. Но я вообще люблю рискованные стихи.
– То есть вы хотите сказать, что писать в рифму – слишком просто и тупо?
– Ну нет, не тупо. Если я вижу замечательные стихи в рифму, то просто развожу руками – надо же, получилось! Но в общем, в рифмическом стихосложении слишком много самопотакания, традиция переходит в эпигонство. В таких стихах ты не открываешь собственный голос, ты не прислушиваешься к собственному горлу, к глотке.
– То есть все слова уже срифмованы, поэтому получается эпигонство?
– В такой поэзии слишком много стандартного. Кроме того, есть и другая опасность: перебор культуры, возникновение ситуации, при которой культура вдруг становится удушающей. С одной стороны, это твой перегной, ты из него вырос, но с другой стороны – такая атмосфера может тебя и задушить. Вот в четвертый раз проходит фестиваль в Черновцах, и я надеюсь, что не слишком часто будут звучать имена Пауля Целана или Розы Ауслендер. По-моему, мы слегка уже объелись этими именами.
– Русскоязычное стихотворное пространство (очевидно, у вас есть возможность сравнения, вы частый гость на такого рода международных фестивалях) – в авангарде поэтического мира? С точки зрения техники письма, с точки зрения "чугунного производства" поэзии.
– Мы обязательно приглашаем талантливых поэтов, русская поэзия в Черновцах звучит. В прошлом году, например, приезжал Борис Херсонский, выдающийся поэт из Одессы, в этом году приглашена нша коллега Елена Фанайлова из Москвы (кстати, она приглашена в том числе и потому, что переводила украинского поэта Сергея Жадана; у нас всегда есть мотивация, почему приглашены русские поэты). Но в целом я полагаю, что русская поэзия архаична, она слишком робка. Конечно, есть выдающиеся поэты, но в целом русское поэтическое мышление немножко заскорузлое. Я не говорю об отдельных ярких личностях, однако в целом русская поэзия немножко удушена самой культурой стиха. Покойная поэтесса Елена Шварц с восхищением говорила о русской поэзии: "Это закрытый сад". А вот мне в нем душно. Я иногда представляю себе калитку этого сада, а на ней - ржавый замок.
– Пушкин давит, традиции?
– Да нет, не в Пушкине дело. Не получается, чтобы поэзия была авангардная, а жизнь – арьергардная. В России большие проблемы с демократическими институтами, с пониманием свободы, с взаимоотношением государства и личности. Эти процессы связаны между собой. Из-за этого, в частности, за границей даже крупнейших русских поэтов и писателей издают очень маленькими тиражами, буквально для филологов. Кого вообще издают и кого читают? Тех, чьи книги понятны, где есть пересечение с мировыми процессами. То, что производит сейчас русская литература, как правило, слишком замкнуто на себе, провинциально, поэтому не вызывает резонанса.
– В советское время была установка: каждый человек должен читать стихи, любить стихи, слушать стихи на стадионах или по телевизору. Эти времена прошли, и 90-е годы были ознаменованы, с одной стороны, оздоровлением поэтического мира, а с другой – его маргинализацией в общественной жизни. Поэзия перестала быть частью популярной культуры. Теперь поэзия возвращается в популярную культуру?
– Есть поэзия массовая, и мы помним имена Эдуарда Асадова, Игоря Кобзева, Роберта Рождественского. Ну, и пусть будут эти имена, у читателей должен быть широкий выбор, хоть я лично не читатель этой поэзии, этих стихов. Другое дело, что есть такой социальный механизм под названием "мода", и вот бывает, что возвращается мода на поэзию. Это относится не только к России - в Голландии, например, в последние годы необычно модна поэзия. Почему-то пересеклось, в обществе зазвучало, срезонировала поэзия. А что касается поэта… Ну, "Не спи, не спи, художник, не предавайся сну" – это с одной стороны. А с другой стороны – "не убирайте ладоней со лба, маэстро" при любых обстоятельствах. Поэзия как кошка – ее сбросишь с высотного здания, она приземлится на четыре лапки и будет жить.
– Мы говорили о русскоязычной поэзии и тяжком бремени культурной традиции, которая ржавым замком на ней висит. А на Украине – живая поэзия?
– Украинский язык – архаичный, в этом его сила и его беда. Говоря "архаичный", я имею в виду, что Велимир Хлебников потирает руки, когда читает украинскую поэзию. Что касается беды языка, то особенность украинской поэзии заключалась вот в чем: украинский язык вообще выжил благодаря поэзии. Такой проблемы у русских не было, и в Англии такой проблемы не было, а вот украинский язык выжил именно в стихах и выжил благодаря стихам. Это высокая и трагическая миссия, но она завершена, и это немножко мешает теперь. Потому что хочется раскрытия индивидуальности, и мне очень радостно, что есть украинские поэты, которые вообще переменили образ поэта. Никаких Тарасов Шевченко, никакого трагизма. Современный украинский поэт может и рэп читать, может петь со сцены, и это как раз говорит о здоровье поэзии. Значит, есть в ней силы и открытость. То, что было недостатком, вдруг становится достоинством.
– Назовите, пожалуйста, имена трех поэтов, которые приедут на фестиваль в Черновцы, чтобы позавидовали наши слушатели и читатели: вот вы там будете, а они таких стихов не услышат. Себя и Лену Фанайлову не называть!
– Помимо украинских поэтов, у нас будут выдающиеся поэты из Германии, Швейцарии, Австрии. Эрих Рихтер, ветеран, тяжеловес австрийской поэзии. Сравнительно молодая поэтесса из Швейцарии Нора Гомрингер, и тут нам действительно можно позавидовать, потому что она устраивает из чтения стихов настоящие перформансы и зрелища. Будут гости из Польши и Израиля. Вообще фестиваль, конечно, праздник – приехали, почитали стихи, чокнулись, все хорошо... Но я ценю Meridian Czernowitz еще и за то, что происходит между фестивалями, за кропотливую работа над изданием книг. Культура – это возделывание почвы, это процесс обработки, и длинные плодотворные перерывы между фестивалями свидетельствуют о том, что "идет работа не по сборке эшафота", а как раз по сборке здания поэзии, – говорит Игорь Померанцев.
Разговор о взаимопроникновении русской и украинкой поэтических культур РС продолжает с главным редактором киевского интернет-ресурса Alarum Дианой Клочко. Она – председатель жюри учрежденной в минувшем году премии литературных переводов "Метафора". 3 сентября определен лауреат премии 2013 года, им стал черновицкий поэт и переводчик Остап Ножак за переводы с польского на украинский язык.
– Диана, почему на Украине охотно переводят стихи, например, с польского и не переводят с русского?
– Cовременных украинских поэтов на русский язык переводят очень много, я сама в журнале Alarum сделала несколько подборок. А вот обратного процесса –
перевода современных русских поэтов на украинский – почти не существует. Отчасти потому, что украинцы все еще читают очень много самих себя и очень любят самих себя, пока что мало осматриваются вокруг. С русского на украинский переводят отдельные тексты, очень-очень мало, и как правило, это не поэтические тексты. Все-таки стихи русские и украинские очень разные. Я не думаю, что это проблема билингвизма в современной Украине, просто не поставлена задача совмещения этих двух разных регистров – украинского и русского. Кроме того, современная русская поэзия, даже стихи живущих на Украине русскоязычных поэтов, например, поэзия Бориса Херсонского, которого переводил не кто-нибудь, а Сергей Жадан, читается лучше по-русски.
– Это особенность восприятия или качество перевода?
– Это особенность восприятия. Не могу сказать, что переводы Жадана плохие, это неплохие переводы, вопрос в особенностях мелоса поэтики.
– Иными словами, поэтический текст, написанный на русском языке, на украинском воспринимается хуже, чем на родном для поэта?
– Значительно хуже. К тому же есть еще одна старая проблема: долгие десятилетия попытки переводов поэзии с русского на украинский подвергались жестокому осмеянию. Много пародийных опытов переводов с русского на украинский. Понятно, что пародия – это снижение уровня философии текста. Так что с русского нам нужно переводить больше, чтобы ломать эту традицию. Вполне вероятно, что в следующем году мы "внутри" премии "Метафора" объявим специальный конкурс переводов с русского языка. Хотелось бы, чтобы переводчики посмотрели и в другую сторону, в сторону русской культуры.
– А в какую сторону они сейчас смотрят? Что показал ваш конкурс?
– По сравнению с минувшим годом возросло число соискателей премии, но
сузился языковой диапазон. На Украине переводят в основном с польского, чешского, немецкого, очень много – с английского. Лауреат премии "Метафора" этого года – поэт и переводчик с польского языка из Черновцов Остап Ножак, очень интересный молодой человек, он настойчиво присылал и присылал нам переводы. Ножак выбирает очень сложные тексты современных польских писателей и переводит их на не менее сложный современный украинский язык. Вообще на Украине повышается внимание к художественному переводу. В этом году значительно больше было поэтических переводов, нежели переводов эссеистических. Поэтическая нота вообще остается самой сильной в современной украинской литературе. Поэтому вернусь к тому, с чего начала разговор с вами: нам нужно попробовать использовать эту ситуацию и переводить с русского, – рассказала киевский литературовед Диана Клочко.
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"
Избранные произведения авторов – участников фестиваля будут изданы отдельным поэтическим сборником. В программе фестиваля – поэтические чтения, презентации книг, театральные и музыкальные перформансы, винно-поэтические вечера. О современной поэзии и черновицком поэтическом фестивале рассказывает один из организаторов этого мероприятия, поэт, обозреватель РС Игорь Померанцев.
– Чем фестиваль этого года отличается от прежних поэтических форумов в Черновцах?
– Я отвечу словами Пастернака: "Талант – единственная новость, которая всегда нова". В фестивале принимают участие очень талантливые, одаренные поэты из разных стран – из Украины, Германии, Австрии, Швейцарии. Это просто грозди талантов, и они всегда ошарашивают. Я помню, на первом фестивале поэтесса из Германии, очень маститая, когда в мраморном зале открылось торжественное заседание, подошла к микрофону и завыла выпью. Вот как должен себя вести поэт! На каждом фестивале есть хотя бы один или два поэта, которые шокируют публику...
– Жива ли традиция площадного стиха, громкой декламации в стиле Маяковского или Вознесенского? В Черновцах она практикуется?
– Она жива, это текучая традиция. К тому же теперь есть поэтический слэм, есть рэп, есть разные способы нового отношения к поэзии как к площадному или театральному перформансу. Но я, честно говоря, чувствую себя в такой атмосфере немного неуютно, поскольку я – традиционалист верлибра.
– Метр и ритм стиха меняются, поскольку меняется жизнь, а жизнь меняется очень быстро, прежде всего под воздействием новых информационных технологий. Поэтому сейчас стихам не обязательна рифма?
– Поэзия – вообще подвижная материя. Как, например, возник рэп? Это реакция негритянской американской молодежи на изыски авангардного джаза Джона
К сожалению, очень многие поэты пишут в рифму
– Но кто-нибудь в рифму пишет сейчас стихи или нет?
– К сожалению, очень многие пишут. Беда в том, что рифма предполагает почти детский страх – ты держишься за перила, знакомые с детства перила. Знаете, школам иногда пеняют, что из-за заучивания стихов взрослые люди потом не любят поэзию. Но школа ставит перед собой совершенно другую задачу – развивать аппарат памяти с помощью рифмы. Поэтому в школе пусть будет рифмовано. Но я вообще люблю рискованные стихи.
– То есть вы хотите сказать, что писать в рифму – слишком просто и тупо?
– Ну нет, не тупо. Если я вижу замечательные стихи в рифму, то просто развожу руками – надо же, получилось! Но в общем, в рифмическом стихосложении слишком много самопотакания, традиция переходит в эпигонство. В таких стихах ты не открываешь собственный голос, ты не прислушиваешься к собственному горлу, к глотке.
– То есть все слова уже срифмованы, поэтому получается эпигонство?
– В такой поэзии слишком много стандартного. Кроме того, есть и другая опасность: перебор культуры, возникновение ситуации, при которой культура вдруг становится удушающей. С одной стороны, это твой перегной, ты из него вырос, но с другой стороны – такая атмосфера может тебя и задушить. Вот в четвертый раз проходит фестиваль в Черновцах, и я надеюсь, что не слишком часто будут звучать имена Пауля Целана или Розы Ауслендер. По-моему, мы слегка уже объелись этими именами.
– Русскоязычное стихотворное пространство (очевидно, у вас есть возможность сравнения, вы частый гость на такого рода международных фестивалях) – в авангарде поэтического мира? С точки зрения техники письма, с точки зрения "чугунного производства" поэзии.
– Пушкин давит, традиции?
– Да нет, не в Пушкине дело. Не получается, чтобы поэзия была авангардная, а жизнь – арьергардная. В России большие проблемы с демократическими институтами, с пониманием свободы, с взаимоотношением государства и личности. Эти процессы связаны между собой. Из-за этого, в частности, за границей даже крупнейших русских поэтов и писателей издают очень маленькими тиражами, буквально для филологов. Кого вообще издают и кого читают? Тех, чьи книги понятны, где есть пересечение с мировыми процессами. То, что производит сейчас русская литература, как правило, слишком замкнуто на себе, провинциально, поэтому не вызывает резонанса.
– В советское время была установка: каждый человек должен читать стихи, любить стихи, слушать стихи на стадионах или по телевизору. Эти времена прошли, и 90-е годы были ознаменованы, с одной стороны, оздоровлением поэтического мира, а с другой – его маргинализацией в общественной жизни. Поэзия перестала быть частью популярной культуры. Теперь поэзия возвращается в популярную культуру?
– Есть поэзия массовая, и мы помним имена Эдуарда Асадова, Игоря Кобзева, Роберта Рождественского. Ну, и пусть будут эти имена, у читателей должен быть широкий выбор, хоть я лично не читатель этой поэзии, этих стихов. Другое дело, что есть такой социальный механизм под названием "мода", и вот бывает, что возвращается мода на поэзию. Это относится не только к России - в Голландии, например, в последние годы необычно модна поэзия. Почему-то пересеклось, в обществе зазвучало, срезонировала поэзия. А что касается поэта… Ну, "Не спи, не спи, художник, не предавайся сну" – это с одной стороны. А с другой стороны – "не убирайте ладоней со лба, маэстро" при любых обстоятельствах. Поэзия как кошка – ее сбросишь с высотного здания, она приземлится на четыре лапки и будет жить.
– Мы говорили о русскоязычной поэзии и тяжком бремени культурной традиции, которая ржавым замком на ней висит. А на Украине – живая поэзия?
– Украинский язык – архаичный, в этом его сила и его беда. Говоря "архаичный", я имею в виду, что Велимир Хлебников потирает руки, когда читает украинскую поэзию. Что касается беды языка, то особенность украинской поэзии заключалась вот в чем: украинский язык вообще выжил благодаря поэзии. Такой проблемы у русских не было, и в Англии такой проблемы не было, а вот украинский язык выжил именно в стихах и выжил благодаря стихам. Это высокая и трагическая миссия, но она завершена, и это немножко мешает теперь. Потому что хочется раскрытия индивидуальности, и мне очень радостно, что есть украинские поэты, которые вообще переменили образ поэта. Никаких Тарасов Шевченко, никакого трагизма. Современный украинский поэт может и рэп читать, может петь со сцены, и это как раз говорит о здоровье поэзии. Значит, есть в ней силы и открытость. То, что было недостатком, вдруг становится достоинством.
– Назовите, пожалуйста, имена трех поэтов, которые приедут на фестиваль в Черновцы, чтобы позавидовали наши слушатели и читатели: вот вы там будете, а они таких стихов не услышат. Себя и Лену Фанайлову не называть!
– Помимо украинских поэтов, у нас будут выдающиеся поэты из Германии, Швейцарии, Австрии. Эрих Рихтер, ветеран, тяжеловес австрийской поэзии. Сравнительно молодая поэтесса из Швейцарии Нора Гомрингер, и тут нам действительно можно позавидовать, потому что она устраивает из чтения стихов настоящие перформансы и зрелища. Будут гости из Польши и Израиля. Вообще фестиваль, конечно, праздник – приехали, почитали стихи, чокнулись, все хорошо... Но я ценю Meridian Czernowitz еще и за то, что происходит между фестивалями, за кропотливую работа над изданием книг. Культура – это возделывание почвы, это процесс обработки, и длинные плодотворные перерывы между фестивалями свидетельствуют о том, что "идет работа не по сборке эшафота", а как раз по сборке здания поэзии, – говорит Игорь Померанцев.
Разговор о взаимопроникновении русской и украинкой поэтических культур РС продолжает с главным редактором киевского интернет-ресурса Alarum Дианой Клочко. Она – председатель жюри учрежденной в минувшем году премии литературных переводов "Метафора". 3 сентября определен лауреат премии 2013 года, им стал черновицкий поэт и переводчик Остап Ножак за переводы с польского на украинский язык.
– Диана, почему на Украине охотно переводят стихи, например, с польского и не переводят с русского?
– Cовременных украинских поэтов на русский язык переводят очень много, я сама в журнале Alarum сделала несколько подборок. А вот обратного процесса –
Десятилетиями попытки переводов поэзии с русского на украинский подвергались жесткому осмеянию
– Это особенность восприятия или качество перевода?
– Это особенность восприятия. Не могу сказать, что переводы Жадана плохие, это неплохие переводы, вопрос в особенностях мелоса поэтики.
– Иными словами, поэтический текст, написанный на русском языке, на украинском воспринимается хуже, чем на родном для поэта?
– Значительно хуже. К тому же есть еще одна старая проблема: долгие десятилетия попытки переводов поэзии с русского на украинский подвергались жестокому осмеянию. Много пародийных опытов переводов с русского на украинский. Понятно, что пародия – это снижение уровня философии текста. Так что с русского нам нужно переводить больше, чтобы ломать эту традицию. Вполне вероятно, что в следующем году мы "внутри" премии "Метафора" объявим специальный конкурс переводов с русского языка. Хотелось бы, чтобы переводчики посмотрели и в другую сторону, в сторону русской культуры.
– А в какую сторону они сейчас смотрят? Что показал ваш конкурс?
– По сравнению с минувшим годом возросло число соискателей премии, но
сузился языковой диапазон. На Украине переводят в основном с польского, чешского, немецкого, очень много – с английского. Лауреат премии "Метафора" этого года – поэт и переводчик с польского языка из Черновцов Остап Ножак, очень интересный молодой человек, он настойчиво присылал и присылал нам переводы. Ножак выбирает очень сложные тексты современных польских писателей и переводит их на не менее сложный современный украинский язык. Вообще на Украине повышается внимание к художественному переводу. В этом году значительно больше было поэтических переводов, нежели переводов эссеистических. Поэтическая нота вообще остается самой сильной в современной украинской литературе. Поэтому вернусь к тому, с чего начала разговор с вами: нам нужно попробовать использовать эту ситуацию и переводить с русского, – рассказала киевский литературовед Диана Клочко.
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"