Консерватор Владимир Путин неожиданно высказал понимание либеральных процессов в России. Почему и отчего?
Перед саммитом "Большой двадцатки" в Петербурге президент России Владимир Путин дал большое интервью российскому Первому каналу и информационному агентству Ассошиэйтед Пресс. Внимание наблюдателей, прежде всего, привлекло заявление Путина о том, что Россия не исключает участия в военной операции в Сирии.
На вопрос "Какой будет российская позиция, если будут представлены точные доказательства, что эти атаки проведены правительством Сирии? Вы согласитесь с нашей военной операцией?" Путин ответил:
"Я этого не исключаю. Но хочу обратить Ваше внимание на одно абсолютно принципиальное обстоятельство. В соответствии с действующим международным правом санкцию на применение оружия в отношении суверенного государства может дать только Совет Безопасности Организации Объединенных Наций. Любые другие поводы, способы, которые оправдывали бы применение силы в отношении независимого и суверенного государства, недопустимы, и их нельзя квалифицировать иначе как агрессию."
Интервью Владимира Путина комментирует пражский независимый политический аналитик Юрий Федоров
– Я абсолютно уверен в том, что Путин пытался как-то смягчить ситуацию перед саммитом. Потому что и российско-американские отношения, и отношения с рядом европейских стран у Кремля очень напряженные. Буквально несколько дней тому назад Путин назвал "дурью несусветной" то, что, по сути дела, говорил президент Обама, и хотел бы, естественно, избежать скандала перед саммитом. Но я не думаю, что это заявление свидетельствует о серьезных изменениях в российской позиции. Что такое убедительные или неопровержимые доказательства? То, что представили американские власти, многие эксперты считают очень убедительным – перехват переговоров сирийских военных и опубликованная карта, на которой показаны 12 мест, куда были нанесены удары химическим оружием. То есть это массированная атака, рассчитанная на запугивание населения.
Инспекторская группа ООН не имеет мандата на то, чтобы указывать, кто именно применил химическое оружие. Мандат этой группы заключается в том, чтобы зафиксировать факт применения или неприменения химического оружия и сказать, что именно было применено. Но делать выводы о том, откуда эти снаряды прилетели и каким образом были запущены, кто виноват, – не входит в функции инспекторов ООН. Это технически сложно сделать, потому что различить, кто именно применял химическое оружие, даже если будут найдены какие-то устройства, с помощью которых оно было доставлено, это все равно будет неубедительно, потому что инспекторы были на месте, где нужно было проводить анализ, через неделю после применения, и там могло произойти все что угодно. Это ведь зона боев, там можно найти любые осколки и подбросить туда все, что угодно. Я думаю, Путин прекрасно это понимал, следовательно, это просто дипломатическое или политическое...
– На Западе понимают эту игру Путина? И удастся ли ему избежать скандала на саммите?
- На Западе все понимают прекрасно. Вопрос не столько в понимании, сколько в интересах. Мне кажется, что многие западные лидеры сейчас не заинтересованы в обострении отношений с Россией. Они предпочитают закрывать глаза на
позицию Путина как внутри страны (связанную с преследованием оппозиции), так и вне ее. Тем более, что, на самом деле, ничего такого опасного для Запада Путин не в состоянии изобрести. Можно блокировать решения Совета безопасности ООН, это неприятно для западных лидеров, но это даже в чьих-то интересах, потому что европейские политические элиты не заинтересован в том, чтобы европейские войска в нынешних условиях использовались где-то на Ближнем Востоке. И это прекрасный аргумент, чтобы не посылать свои части, своих летчиков участвовать в конфликте вокруг Сирии или в Сирии. Сегодня позиция Кремля отвечает каким-то интересам ряда европейских лидеров, но это чисто конъюнктурные интересы, и я боюсь, что такие люди просто не задумываются о среднесрочных и долгосрочных последствиях того, что они сейчас отстаивают.
– Что-то новое в заявлении Владимира Путина, касающемся дела Сноудена, вы увидели?
– Там представлен ряд деталей, но они выглядят не очень убедительно. Появился Сноуден, он нам не очень понравился, какой-то то ли правозащитник, то ли сотрудник ЦРУ... Мне кажется, вся история Сноудена пока покрыта мраком, там много темных пятен, и интервью Путина, с моей точки зрения, по этому вопросу выглядит не очень убедительно.
– Путину пришлось отвечать на вопросы, касающиеся принятого недавно закона о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних, о Навальном, о деле Фарбера. Как вы считаете, эти все заявления – для внутрироссийского или внешнего употребления?
– Мне представляется, что эти заявления идут в одном русле с новыми нюансами во внутренней политике Кремля, попытками снизить растущее разочарование широкой публики в "Единой России", представить страну и режим способным к демократической эволюции. Причем, на самом деле, то, что говорил Путин, он говорил поневоле, это не соответствует его внутренним убеждениям.
– В завершение Путин сказал, что считает себя консерватором. В этом он был искренен?
– Я думаю, что да, как раз это – его убеждения. Но вопрос в том, что такое "консерватор" и "консерватизм". Разные люди, философы, мыслители и политики вкладывал в это понятие разные понятия. Я боюсь, что Путин видит себя в роли Победоносцева или Александра Третьего, которые вошли в историю скорее как реакционеры, а не консерваторы. Консерватизм Победоносцева – это совсем не тот консерватизм, который отстаивает сегодня, скажем, Дэвид Кэмерон. Путин – сторонник российского консерватизма, очень сильно окрашенного в православно-националистические и имперские тона. В российском консерватизме это сочетается – идея доминирования российской нации и идея возрождения империи.
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"
На вопрос "Какой будет российская позиция, если будут представлены точные доказательства, что эти атаки проведены правительством Сирии? Вы согласитесь с нашей военной операцией?" Путин ответил:
"Я этого не исключаю. Но хочу обратить Ваше внимание на одно абсолютно принципиальное обстоятельство. В соответствии с действующим международным правом санкцию на применение оружия в отношении суверенного государства может дать только Совет Безопасности Организации Объединенных Наций. Любые другие поводы, способы, которые оправдывали бы применение силы в отношении независимого и суверенного государства, недопустимы, и их нельзя квалифицировать иначе как агрессию."
Интервью Владимира Путина комментирует пражский независимый политический аналитик Юрий Федоров
– Я абсолютно уверен в том, что Путин пытался как-то смягчить ситуацию перед саммитом. Потому что и российско-американские отношения, и отношения с рядом европейских стран у Кремля очень напряженные. Буквально несколько дней тому назад Путин назвал "дурью несусветной" то, что, по сути дела, говорил президент Обама, и хотел бы, естественно, избежать скандала перед саммитом. Но я не думаю, что это заявление свидетельствует о серьезных изменениях в российской позиции. Что такое убедительные или неопровержимые доказательства? То, что представили американские власти, многие эксперты считают очень убедительным – перехват переговоров сирийских военных и опубликованная карта, на которой показаны 12 мест, куда были нанесены удары химическим оружием. То есть это массированная атака, рассчитанная на запугивание населения.
– На Западе понимают эту игру Путина? И удастся ли ему избежать скандала на саммите?
- На Западе все понимают прекрасно. Вопрос не столько в понимании, сколько в интересах. Мне кажется, что многие западные лидеры сейчас не заинтересованы в обострении отношений с Россией. Они предпочитают закрывать глаза на
Путин – сторонник российского консерватизма, очень сильно окрашенного в православно-националистические и имперские тона
– Что-то новое в заявлении Владимира Путина, касающемся дела Сноудена, вы увидели?
– Там представлен ряд деталей, но они выглядят не очень убедительно. Появился Сноуден, он нам не очень понравился, какой-то то ли правозащитник, то ли сотрудник ЦРУ... Мне кажется, вся история Сноудена пока покрыта мраком, там много темных пятен, и интервью Путина, с моей точки зрения, по этому вопросу выглядит не очень убедительно.
– Путину пришлось отвечать на вопросы, касающиеся принятого недавно закона о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних, о Навальном, о деле Фарбера. Как вы считаете, эти все заявления – для внутрироссийского или внешнего употребления?
– Мне представляется, что эти заявления идут в одном русле с новыми нюансами во внутренней политике Кремля, попытками снизить растущее разочарование широкой публики в "Единой России", представить страну и режим способным к демократической эволюции. Причем, на самом деле, то, что говорил Путин, он говорил поневоле, это не соответствует его внутренним убеждениям.
– В завершение Путин сказал, что считает себя консерватором. В этом он был искренен?
– Я думаю, что да, как раз это – его убеждения. Но вопрос в том, что такое "консерватор" и "консерватизм". Разные люди, философы, мыслители и политики вкладывал в это понятие разные понятия. Я боюсь, что Путин видит себя в роли Победоносцева или Александра Третьего, которые вошли в историю скорее как реакционеры, а не консерваторы. Консерватизм Победоносцева – это совсем не тот консерватизм, который отстаивает сегодня, скажем, Дэвид Кэмерон. Путин – сторонник российского консерватизма, очень сильно окрашенного в православно-националистические и имперские тона. В российском консерватизме это сочетается – идея доминирования российской нации и идея возрождения империи.
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"