Американский вирусолог Роберт Галло был самым цитируемым ученым в мире на протяжении целого десятилетия – с 1981 по 1990 год. Это неудивительно, ведь Галло делит с французскими учеными Люком Монтанье и Франсуазой Барре-Синусси приоритет в открытии вируса иммунодефицита человека (ВИЧ), вызывающего СПИД.
С конца 70-х Роберт Галло занимался изучением особого вида вирусов – ретровирусов. Ретровирусы широко распространены у приматов, но у людей их долгое время никто выявить не мог. В 1981 году Галло обнаружил первый человеческий ретровирус Т-лимфотропный вирус человека, тип 1 (HTLV-1), вызывающий редкую форму лейкоза, а вскоре еще один человеческий ретровирус, HTLV-2. Тем не менее, ученые скептически относились к исследования Галло, пока не был обнаружен третий человеческий ретровирус. Им стал ВИЧ.
Открытие ВИЧ не обошлось без скандала. Впервые новый ретровирус выделили из лимфатической ткани умершего от СПИДа человека французские ученые в институте Пастера. Для этого они воспользовались методом, ранее разработанным Робертом Галло. В своей работе, опубликованной в 1983 году, французы описали новый вирус и сделали осторожное предположение, что именно он может вызывать СПИД. Год спустя Галло опубликовал в журнале Science цикл статей, в которых тоже описал новый ретровирус и доказал, что он действительно приводит к развитию СПИДа. Кроме того, Галло предложил анализ крови для определения ВИЧ-инфицированности. Позже выяснилось, что описанные французской группой и группой Галло вирусы практически идентичны, что вызвало подозрения в научной нечистоплотности Галло, так как лаборатории обменивались между собой биологическими образцами. Это привело к спорам о патенте на анализ ВИЧ между Францией и США, который в конечном счете был разделен между двумя странами.
В 2008 году Нобелевский комитет присудил премию в области физиологии и медицины за открытие ВИЧ французам Монтанье, Барре-Синусси, а также немцу Херальду цур Хаузену за открытие вируса папилломы, вызывающего рак шейки матки. Галло в число лауреатов не попал, официальная причина – Нобелевская премия в одной номинации не может быть разделена более чем между тремя учеными. Люк Монтанье выразил удивление этим решением комитета. В течение многих лет Монтанье и Галло продолжали сотрудничать и публиковать совместные статьи по темам, связанным с ВИЧ и СПИДом. Научное сообщество пришло к консенсусу, что Роберт Галло является полноправным сооткрывателем вируса иммунодефицита.
Сегодня Галло возглавляет Институт вирусологии человека при университете Мерилэнда в Балтиморе и занимается созданием вакцины от ВИЧ. Он также является сооснователем и научным директором Глобальной вирусной сети – международного экспертного сообщества вирусологов, созданного для предотвращения вирусных пандемий.
Роберт Галло приехал в Москву для участия в Московской международной неделе вирусологии и ответил на несколько вопросов Радио Свобода.
***
– СПИД больше не является горячей темой для СМИ. Так и должно быть?
– Меня это не удивляет. СПИД перестал пугать людей, отношение к нему стало более расслабленным. Но я бы поставил вопрос по другому: должны ли мы беспокоиться об этой проблеме? И ответ – конечно, да. Проблема не решена. Даже в чисто экономическом отношении – учитывая дорогостоящие программы помощи для Африки и других регионов – она очень значительна. Но я признаю, что СПИД, как тема для СМИ, стал продаваться намного хуже. Давно не было скандалов, давно никакая знаменитость не умирала от СПИДа.
– А что можно сказать о числе людей, инфицируемых ВИЧ ежегодно? Оно падает?
– Наверное, да, в некоторых странах это так. Я вообще-то не эпидемиолог, меня волнуют не цифры, а сама болезнь, и я хочу научиться лечить ее вне зависимости от какой-то статистики. И все же я достаточно много путешествую, чтобы понимать, что ситуация от места к месту сильно отличается. В Африке она значительно улучшилась, в том смысле, что уровень заболеваемости во многих африканских странах находится в состоянии плато или даже немного снижается. Но он все еще очень высок! Более того, он высок даже в моем родном городе – Балтиморе. Относительное число ВИЧ-инфицированных в коммьюнити афроамериканцев в Балтиморе и некоторых других городах Восточного побережья США сравним с положением в отдельных африканских странах, которым мы выделяем на борьбу со СПИДом огромные деньги. Ситуация в гей-коммьюнити в Майами тоже очень тревожная. Поэтому сложно сказать, что в целом все стало лучше, можно только сказать, что мы добились определеннного успеха в некоторых регионах. Растет уровень образованности населения, все больше стран получают доступ к современной терапии.
– Терапия позволяет ВИЧ-инфицированным людям вести более-менее нормальный образ жизни. Но как насчет окончательного решения проблемы? В одном из интервью в апреле прошлого года вы сказали, что в течение года представите кандидата на вакцину от ВИЧ. Вакцина еще не готова?
– Да, есть небольшая задержка, но я ожидаю, что мы представим вакцину в течение 2014 года.
– То есть она уже работает?
– Пока она работает на приматах, хотя и с ними все еще есть некоторые проблемы. Главная из них – антитела не выживают достаточно долго. Понимаете, бороться с ВИЧ сложнее, чем с большинством обычных вирусов. Вот давайте возьмем вирус полиомиелита. Если у нас есть стакан с водой, зараженной полиомиелитом, и мы с вами, обы привитые от полиомиелита, попьем из него, мы заразимся. Но инфекция будет ограничена, она разовьется в кишечнике и не успеет проникнуть в клетки нервной системы, до этого вирус будет уничтожен – у нашего иммунитета есть соответствующая память и нужные антитела успеют развиться. Но ВИЧ – это ретровирус, он атакует клетки практически мгновенно, его нужно успеть остановить в самом начале. Это уникальная ситуация, абсолютно новая задача при создании вакцины – нужно постоянно поддерживать высокий уровень антител. Конечно, есть вариант проводить вакцинацию регулярно, но это может привести к развитию серьезных побочных заболеваний. Один раз в год – еще нормально, максимум два раза в год, но не три и не четыре.
У вируса есть оболочка. С помощью нее вирус прикрепляется к клетке и проникает в нее. Это как стыковка космических кораблей. Для того, чтобы не дать вирусу заразить клетку, вы должны атаковать место стыковки, выработать антитела, которые будут атаковать гликопротеины вирусной оболочки. Удивительным образом антитела, действующие против других частей вируса, способны сохранятся продолжительное время. А те антитела, которые атакуют белки вирусной оболочки – нет, и мы до сих пор не понимаем почему. Решить эту проблему – сейчас наша главная задача.
– У вас есть конкуренты в создании вакцины против ВИЧ?
– Здесь вообще нельзя говорить о конкуренции. Мы все делаем одно общее дело, и лично никто ни с кем не конкурирует.
– Но разве это не связано с большими деньгами? Что если какой-то фармацевтический гигант разрабатывает вакцину втайне?
– Я вас уверяю, что ни одна коммерческая компания этим не занимается. Слишком сложное и рискованное дело. Проще дождаться, когда вакцину сделает кто-то из научного мира, и купить ее.
– Ну а погоня за славой не приводит к конкуренции?
– Я не считаю, что когда вакцина будет разработана, она должна быть названа чьим-то именем. Например, мы сделали в исследовании ВИЧ очень многое, предсказали, что СПИД вызывается ретровирусом, первыми научились выращивать вирусы ВИЧ, первыми предложили анализ на ВИЧ. Я первым указал на необходимость сосредоточиться на вирусной оболочке ВИЧ при создании вакцины. Но и со стороны других ученых был сделан огромный вклад – так почему вакцина должна быть названа именно моим именем? Почему, если кому-то удалось сделать последний маленький шаг, ему должна достаться вся слава? Поэтому я не думаю, что должен торопиться разрабатываить вакцину, чтобы обогнать каких-то конкурентов. Я тороплюсь, потому что от этого зависит здоровье и жизнь людей.
Если говорить более конкретно, то относительно недавно была громкая история: канадский исследователь корейского происхождения Чил-Янг Канг предложил кандидата на вакцину. Он хороший ученый, я знаком с его работами, но он не специалист по ВИЧ, я не верю, что его вакцина будет работать. Она вырабатывает стабильные антитела, но они не воздействуют на вирусную оболочку, они не остановят инфекцию. Мне сейчас пишут много писем по этому поводу, кто-то сам опасается заражения, кто-то советуются по поводу инвестиций. Ну что я могу сказать... Вакцина безопасна, она одобрена FDA (Агентством по контролю качества продуктов и лекарственных средств), она будет недорогой. Но она не будет работать.
Еще есть вакцина, предложенная американской исследовательницей Хэрриет Робинсон, она выглядит более интересно. Есть исследовательская группа CHAVI-ID, у них хорошее финансирование и многообещающие разработки. Разработок ведется много, и мы сотрудничаем друг с другом.
– Давайте вернемся к вашей вакцине. Вы сказали, она будет готова в течение года?
– Вакцина будет, когда она будет. Сейчас у нас есть кандидат, и с ним по-прежнему связана проблема научного характера. Антитела нестабильны. И это, кстати, не какая-то моя личная проблема, это проблема всей нашей научной области. Вакцина должна бороться с широким спектром вариантов вируса. Нужно атаковать вирусную оболочку, но она у разных вариантов может быть разной. Значит, нужно найти такое место в оболочке, которое есть у всех вариантов вируса, причем, это место должно играть решающую роль в способности вируса заражать клетки. Вирусы старательно оберегают эту часть оболочки, она находится внутри и приоткрывается только в тот момент, когда вирус начинает прикрепляться к клетке, и только тогда ее могут атаковать антитела. Для того, чтобы наша вакцина вырабатывала нужные антитела, мы должны добиться специальной конфигурации вируса, когда его оболочка обнажает нужный регион. Для этого мы заранее прикрепляем вирусы к рецепторам CD4, через которые ВИЧ атакует Т-лимфоциты. И мы добились результата у обезьян, но, как я уже сказал, антитела пока сохраняются только в течение 3-4 месяцев.
– Вы помните, как впервые услышали о СПИДе? Тогда, правда, у этой болезни еще даже не было названия.
– Да. Я прочитал о нем в газете. Скорее всего, вы впервые услышали о СПИДе точно так же.
– Как вы догадались, что СПИД может быть вызван именно ретровирусом?
– Я увидел много совпадений с ретровирусом HTLV-1 (Т-лимфотропный вирус человека, тип 1), первым человеческим ретровирусом, который мы изолировали в начале 80-х. Это касалось способа передачи: через кровь, от матери к ребенку, через сексуальные контакты, через медицинские шприцы. Кроме того, мы знали, что заражение HTLV-1 могло привести к снижению иммунитета. Нам было известно, что ретровирусы HTLV-1 и HTLV-2, как и ВИЧ, атакуют молекулы CD4 Т-клеток. Наконец, мы знали, что HTLV-1 пришел из Африки.
– Смелая догадка, ведь известные на тот момент человеческие ретровирусы вызывают очень редкие болезни.
– Редкие, если только вы не живете на юге Японии или в некоторых регионах Индонезии. Редкие, если вы не австралийский абориген. Все относительно. Это было ничем не худшей догадкой, чем любая другая. Была, например, идея, что СПИД – это аутоиммунное заболевание, но она не соотносилась с тем, что происходит заражение ребенка от матери. Была гипотеза, что СПИД вызывает популярный в гей-среде 80-х наркотик попперс, но она противоречила возможности инфицирования через переливание крови. Говорили, что СПИД может быть вызван грибком, но при том же самом переливании кровь фильтруется. Вот это как раз были догадки, причем не вполне удачные.
Было ясно, что мы имеем дело с каким-то новым человеческим вирусом, который атакует Т-клетки. И ретровирус на эту роль прекрасно подходил. Единственное, в чем мы ошибались, – ВИЧ отличался от других ретровирусов сильнее, чем я ожидал. Он оказался не братом HTLV-1, а кузеном.
– Вы ведь вообще долго не могли убедить людей, что человеческие болезни, вызываемые ретровирусами, в принципе существуют.
– Можно сказать, что мне это удалось только после того, как был открыт ВИЧ. Знаете, у нас есть такое выражение: “письмо дорогому Джону” – это письмо, которое девушка пишет своему ушедшему на фронт любовнику, в котором сообщает, что между ними все кончено. Так вот, я получил много “писем дорогому Бобу” от журналов по вирусологии. Редакторы, часто это были мои друзья, советовали мне бросить эту чушь – человеческие ретровирусы – и отказывались публиковать мои статьи на эту тему. При этом у меня было множество оснований верить, что человеческий ретровирус рано или поздно будет найден, например, было известно, что ретровирусы способны передаваться от одного вида приматов другому – а чем человек хуже? Мы разработали замечательную технологию, инструменты для изучения ретровирусов, намного более точные, чем электронный микроскоп, – именно благодаря этой технологии позже удалось обнаружить вирус ВИЧ. Но нам не давали публиковаться, поэтому я не мог себе позволить заниматься только ретровирусами, приходилось вести другие, “нормальные” исследования, чтобы не выглядеть в научном сообществе маргиналом.
– Стоит ли ожидать появление новых вирусов, которые могут привести к пандемии?
– Скорее всего, да, вопрос только в том – когда? Каждое изменение в обществе, каждое изменение баланса в природе может привести к возникновению нового смертельно опасного вируса. Наука развивается, и мы все больше узнаем о мире, но многообразие вирусов практически бесконечно. Большинство из них не вызывает болезни, даже не может передаваться человеку. Но может ли в один прекрасный день появиться новый штамм вируса гриппа, который приведет к глобальной пандемии? Я думаю, да, тем более сейчас, когда баланс в природе нарушается все более стремительно.
– Расскажите о вашей инициативе – Глобальной вирусной сети, которая создана не в последнюю очередь именно, чтобы предупредить подобные катастрофы.
– Я считаю существование этой организации жизненно необходимым. Это международная сеть ученых-вирусологов, которые будут, в частности, работать с момента обнаружения нового вируса и до начала принятия конкретных медицинских мер. Мы хотим построить сеть экспертов, которые бы отвечали за защиту людей от все типов вирусов. Именно экспертов-ученых. Сейчас нет организации, которая могла бы этим заниматься. Это не вполне входит в зону ответственности ВОЗ (Всемирной организации здравоохранения). Во многих странах существуют внутренние организации, такие как CDC (Центры по контролю и профилактике заболеваний) в США, но они локальны и отвечают за слишком многое – вплоть до ремней безопасности автомобилей. Возьмите ситуацию со СПИДом – когда он был обнаружен, им занимался как раз CDC, а я заинтересовался новой болезнью почти случайно, этого могло не произойти. Такая ситуация не должна повториться. Мы строим организацию, в которую будут вовлечены все крупнейшие страны мира, и мы близки к этой цели. У нас есть сильные центры в США, в России, в Китае, во многих странах Европы, в Аргентине и Бразилии, в некоторых регионах Африки. Важно, что наша организация – неправительственная. Вспомните болгарских медсестер, которых Каддафи обвинил в предумышленном заражении детей в Бенгази вирусом ВИЧ. Вспомните медлительность китайского правительства во время эпидемии атипичной пневмонии. Вспомните, что французы долгое время по каким-то внутренним причинам отказывались пользоваться разработанным нами тестом ВИЧ даже при переливании крови. Нам нужно иметь орган, который мог бы вмешаться в подобных случаях и дать независимую экспертную оценку происходящего. Еще одна наша задача – обучение молодых ученых, привлечение молодежи в вирусологию. В медицине проще зарабатывать деньги, для того чтобы люди шли в науку, нужны гранты, нужна перспектива.
– Ваше имя часто в интернете упоминают отрицатели СПИДа – люди, которые не верят в то, что СПИД существует как отдельная болезнь и вызывается вирусом ВИЧ. У вас есть, что им ответить?
– Ну что ответить... Не хочется употреблять бранные слова. Это не вопрос веры, это вопрос фактов. Отрицать СПИД – это то же самое, что отрицать Холокост или высадку американских астронавтов на Луну. Знаете, если вы заражены ВИЧ и не лечитесь, вирус рано или поздно попадет в мозг, это может привести к слабоумию и агрессии. Ну, я, конечно, не имею в виду, что именно это произошло со всеми отрицателями СПИДа. Да, я действительно все время подвергаюсь их нападкам. Видимо, они считают, что я что-то вроде головы осьминога: уничтожив меня, они убьют и все щупальца. В интернете каждый может написать, что Эйнштейн – идиот. Конечно, интернет – чрезвычайно мощный и полезный инструмент, но есть и обратная сторона: всемирная паутина – это свобода без ответственности.
Знаете, жена одного известного кинорежиссера была ВИЧ-инфицирована и родила ребенка. Она пошла к одному из самых яростных отрицателей СПИДа, он сказал ей, что не стоит волноваться, СПИД – это миф. Через полгода ребенок умер. Еще через год умерла сама женщина. Какие еще нужны слова?
***
В 1993 году американская телекомпания HBO выпустила телефильм "And the band played on" (в русском переводе “Вирус”), рассказывающий о первой вспышке СПИДа в США в начале 80-х годов. Фильм был снят по одноименной книге калифорнийского журналиста и гей-активиста Рэнди Шилтса и посвящен в первую очередь социальной драме, развернувшейся на фоне новой смертельной болезни. Фильм рассказывает и о том, как ученые и медики доказали, что СПИД – вирусная болезнь, а не “рак гомосексуалов” – социальная патология. Роберт Галло – один из героев фильма, играющий его актер Алан Алда, следуя сценарию, изображает Галло сумрачным ученым, высокомерным невежей, интересующимся только собственной славой. Я спросил Галло об этом фильме.
– Понимаете, автор книги – Рэнди Шилтс – ничего не понимает в науке. Когда он писал книгу, он не говорил почти ни с кем из ученых, занимавшихся СПИДом в те первые годы. Я ему никаких интервью не давал. Перед выходом книги Шилтс позвонил мне, извинился, сказал, что был неправ и готов изменить текст, но было поздно – книга ушла в печать. Фактически и в книге, и в фильме про меня нет ни слова правды. Главное, они сильно переоценили это (Галло прикасается ко лбу) и недооценили это (Галло касается груди).
С конца 70-х Роберт Галло занимался изучением особого вида вирусов – ретровирусов. Ретровирусы широко распространены у приматов, но у людей их долгое время никто выявить не мог. В 1981 году Галло обнаружил первый человеческий ретровирус Т-лимфотропный вирус человека, тип 1 (HTLV-1), вызывающий редкую форму лейкоза, а вскоре еще один человеческий ретровирус, HTLV-2. Тем не менее, ученые скептически относились к исследования Галло, пока не был обнаружен третий человеческий ретровирус. Им стал ВИЧ.
Открытие ВИЧ не обошлось без скандала. Впервые новый ретровирус выделили из лимфатической ткани умершего от СПИДа человека французские ученые в институте Пастера. Для этого они воспользовались методом, ранее разработанным Робертом Галло. В своей работе, опубликованной в 1983 году, французы описали новый вирус и сделали осторожное предположение, что именно он может вызывать СПИД. Год спустя Галло опубликовал в журнале Science цикл статей, в которых тоже описал новый ретровирус и доказал, что он действительно приводит к развитию СПИДа. Кроме того, Галло предложил анализ крови для определения ВИЧ-инфицированности. Позже выяснилось, что описанные французской группой и группой Галло вирусы практически идентичны, что вызвало подозрения в научной нечистоплотности Галло, так как лаборатории обменивались между собой биологическими образцами. Это привело к спорам о патенте на анализ ВИЧ между Францией и США, который в конечном счете был разделен между двумя странами.
В 2008 году Нобелевский комитет присудил премию в области физиологии и медицины за открытие ВИЧ французам Монтанье, Барре-Синусси, а также немцу Херальду цур Хаузену за открытие вируса папилломы, вызывающего рак шейки матки. Галло в число лауреатов не попал, официальная причина – Нобелевская премия в одной номинации не может быть разделена более чем между тремя учеными. Люк Монтанье выразил удивление этим решением комитета. В течение многих лет Монтанье и Галло продолжали сотрудничать и публиковать совместные статьи по темам, связанным с ВИЧ и СПИДом. Научное сообщество пришло к консенсусу, что Роберт Галло является полноправным сооткрывателем вируса иммунодефицита.
Сегодня Галло возглавляет Институт вирусологии человека при университете Мерилэнда в Балтиморе и занимается созданием вакцины от ВИЧ. Он также является сооснователем и научным директором Глобальной вирусной сети – международного экспертного сообщества вирусологов, созданного для предотвращения вирусных пандемий.
Роберт Галло приехал в Москву для участия в Московской международной неделе вирусологии и ответил на несколько вопросов Радио Свобода.
***
– СПИД больше не является горячей темой для СМИ. Так и должно быть?
– Меня это не удивляет. СПИД перестал пугать людей, отношение к нему стало более расслабленным. Но я бы поставил вопрос по другому: должны ли мы беспокоиться об этой проблеме? И ответ – конечно, да. Проблема не решена. Даже в чисто экономическом отношении – учитывая дорогостоящие программы помощи для Африки и других регионов – она очень значительна. Но я признаю, что СПИД, как тема для СМИ, стал продаваться намного хуже. Давно не было скандалов, давно никакая знаменитость не умирала от СПИДа.
– А что можно сказать о числе людей, инфицируемых ВИЧ ежегодно? Оно падает?
– Наверное, да, в некоторых странах это так. Я вообще-то не эпидемиолог, меня волнуют не цифры, а сама болезнь, и я хочу научиться лечить ее вне зависимости от какой-то статистики. И все же я достаточно много путешествую, чтобы понимать, что ситуация от места к месту сильно отличается. В Африке она значительно улучшилась, в том смысле, что уровень заболеваемости во многих африканских странах находится в состоянии плато или даже немного снижается. Но он все еще очень высок! Более того, он высок даже в моем родном городе – Балтиморе. Относительное число ВИЧ-инфицированных в коммьюнити афроамериканцев в Балтиморе и некоторых других городах Восточного побережья США сравним с положением в отдельных африканских странах, которым мы выделяем на борьбу со СПИДом огромные деньги. Ситуация в гей-коммьюнити в Майами тоже очень тревожная. Поэтому сложно сказать, что в целом все стало лучше, можно только сказать, что мы добились определеннного успеха в некоторых регионах. Растет уровень образованности населения, все больше стран получают доступ к современной терапии.
– Терапия позволяет ВИЧ-инфицированным людям вести более-менее нормальный образ жизни. Но как насчет окончательного решения проблемы? В одном из интервью в апреле прошлого года вы сказали, что в течение года представите кандидата на вакцину от ВИЧ. Вакцина еще не готова?
– Да, есть небольшая задержка, но я ожидаю, что мы представим вакцину в течение 2014 года.
– То есть она уже работает?
– Пока она работает на приматах, хотя и с ними все еще есть некоторые проблемы. Главная из них – антитела не выживают достаточно долго. Понимаете, бороться с ВИЧ сложнее, чем с большинством обычных вирусов. Вот давайте возьмем вирус полиомиелита. Если у нас есть стакан с водой, зараженной полиомиелитом, и мы с вами, обы привитые от полиомиелита, попьем из него, мы заразимся. Но инфекция будет ограничена, она разовьется в кишечнике и не успеет проникнуть в клетки нервной системы, до этого вирус будет уничтожен – у нашего иммунитета есть соответствующая память и нужные антитела успеют развиться. Но ВИЧ – это ретровирус, он атакует клетки практически мгновенно, его нужно успеть остановить в самом начале. Это уникальная ситуация, абсолютно новая задача при создании вакцины – нужно постоянно поддерживать высокий уровень антител. Конечно, есть вариант проводить вакцинацию регулярно, но это может привести к развитию серьезных побочных заболеваний. Один раз в год – еще нормально, максимум два раза в год, но не три и не четыре.
У вируса есть оболочка. С помощью нее вирус прикрепляется к клетке и проникает в нее. Это как стыковка космических кораблей. Для того, чтобы не дать вирусу заразить клетку, вы должны атаковать место стыковки, выработать антитела, которые будут атаковать гликопротеины вирусной оболочки. Удивительным образом антитела, действующие против других частей вируса, способны сохранятся продолжительное время. А те антитела, которые атакуют белки вирусной оболочки – нет, и мы до сих пор не понимаем почему. Решить эту проблему – сейчас наша главная задача.
– У вас есть конкуренты в создании вакцины против ВИЧ?
– Здесь вообще нельзя говорить о конкуренции. Мы все делаем одно общее дело, и лично никто ни с кем не конкурирует.
– Но разве это не связано с большими деньгами? Что если какой-то фармацевтический гигант разрабатывает вакцину втайне?
– Я вас уверяю, что ни одна коммерческая компания этим не занимается. Слишком сложное и рискованное дело. Проще дождаться, когда вакцину сделает кто-то из научного мира, и купить ее.
– Ну а погоня за славой не приводит к конкуренции?
– Я не считаю, что когда вакцина будет разработана, она должна быть названа чьим-то именем. Например, мы сделали в исследовании ВИЧ очень многое, предсказали, что СПИД вызывается ретровирусом, первыми научились выращивать вирусы ВИЧ, первыми предложили анализ на ВИЧ. Я первым указал на необходимость сосредоточиться на вирусной оболочке ВИЧ при создании вакцины. Но и со стороны других ученых был сделан огромный вклад – так почему вакцина должна быть названа именно моим именем? Почему, если кому-то удалось сделать последний маленький шаг, ему должна достаться вся слава? Поэтому я не думаю, что должен торопиться разрабатываить вакцину, чтобы обогнать каких-то конкурентов. Я тороплюсь, потому что от этого зависит здоровье и жизнь людей.
Если говорить более конкретно, то относительно недавно была громкая история: канадский исследователь корейского происхождения Чил-Янг Канг предложил кандидата на вакцину. Он хороший ученый, я знаком с его работами, но он не специалист по ВИЧ, я не верю, что его вакцина будет работать. Она вырабатывает стабильные антитела, но они не воздействуют на вирусную оболочку, они не остановят инфекцию. Мне сейчас пишут много писем по этому поводу, кто-то сам опасается заражения, кто-то советуются по поводу инвестиций. Ну что я могу сказать... Вакцина безопасна, она одобрена FDA (Агентством по контролю качества продуктов и лекарственных средств), она будет недорогой. Но она не будет работать.
Еще есть вакцина, предложенная американской исследовательницей Хэрриет Робинсон, она выглядит более интересно. Есть исследовательская группа CHAVI-ID, у них хорошее финансирование и многообещающие разработки. Разработок ведется много, и мы сотрудничаем друг с другом.
– Давайте вернемся к вашей вакцине. Вы сказали, она будет готова в течение года?
– Вакцина будет, когда она будет. Сейчас у нас есть кандидат, и с ним по-прежнему связана проблема научного характера. Антитела нестабильны. И это, кстати, не какая-то моя личная проблема, это проблема всей нашей научной области. Вакцина должна бороться с широким спектром вариантов вируса. Нужно атаковать вирусную оболочку, но она у разных вариантов может быть разной. Значит, нужно найти такое место в оболочке, которое есть у всех вариантов вируса, причем, это место должно играть решающую роль в способности вируса заражать клетки. Вирусы старательно оберегают эту часть оболочки, она находится внутри и приоткрывается только в тот момент, когда вирус начинает прикрепляться к клетке, и только тогда ее могут атаковать антитела. Для того, чтобы наша вакцина вырабатывала нужные антитела, мы должны добиться специальной конфигурации вируса, когда его оболочка обнажает нужный регион. Для этого мы заранее прикрепляем вирусы к рецепторам CD4, через которые ВИЧ атакует Т-лимфоциты. И мы добились результата у обезьян, но, как я уже сказал, антитела пока сохраняются только в течение 3-4 месяцев.
– Вы помните, как впервые услышали о СПИДе? Тогда, правда, у этой болезни еще даже не было названия.
– Да. Я прочитал о нем в газете. Скорее всего, вы впервые услышали о СПИДе точно так же.
– Как вы догадались, что СПИД может быть вызван именно ретровирусом?
– Я увидел много совпадений с ретровирусом HTLV-1 (Т-лимфотропный вирус человека, тип 1), первым человеческим ретровирусом, который мы изолировали в начале 80-х. Это касалось способа передачи: через кровь, от матери к ребенку, через сексуальные контакты, через медицинские шприцы. Кроме того, мы знали, что заражение HTLV-1 могло привести к снижению иммунитета. Нам было известно, что ретровирусы HTLV-1 и HTLV-2, как и ВИЧ, атакуют молекулы CD4 Т-клеток. Наконец, мы знали, что HTLV-1 пришел из Африки.
– Смелая догадка, ведь известные на тот момент человеческие ретровирусы вызывают очень редкие болезни.
– Редкие, если только вы не живете на юге Японии или в некоторых регионах Индонезии. Редкие, если вы не австралийский абориген. Все относительно. Это было ничем не худшей догадкой, чем любая другая. Была, например, идея, что СПИД – это аутоиммунное заболевание, но она не соотносилась с тем, что происходит заражение ребенка от матери. Была гипотеза, что СПИД вызывает популярный в гей-среде 80-х наркотик попперс, но она противоречила возможности инфицирования через переливание крови. Говорили, что СПИД может быть вызван грибком, но при том же самом переливании кровь фильтруется. Вот это как раз были догадки, причем не вполне удачные.
Было ясно, что мы имеем дело с каким-то новым человеческим вирусом, который атакует Т-клетки. И ретровирус на эту роль прекрасно подходил. Единственное, в чем мы ошибались, – ВИЧ отличался от других ретровирусов сильнее, чем я ожидал. Он оказался не братом HTLV-1, а кузеном.
– Вы ведь вообще долго не могли убедить людей, что человеческие болезни, вызываемые ретровирусами, в принципе существуют.
– Можно сказать, что мне это удалось только после того, как был открыт ВИЧ. Знаете, у нас есть такое выражение: “письмо дорогому Джону” – это письмо, которое девушка пишет своему ушедшему на фронт любовнику, в котором сообщает, что между ними все кончено. Так вот, я получил много “писем дорогому Бобу” от журналов по вирусологии. Редакторы, часто это были мои друзья, советовали мне бросить эту чушь – человеческие ретровирусы – и отказывались публиковать мои статьи на эту тему. При этом у меня было множество оснований верить, что человеческий ретровирус рано или поздно будет найден, например, было известно, что ретровирусы способны передаваться от одного вида приматов другому – а чем человек хуже? Мы разработали замечательную технологию, инструменты для изучения ретровирусов, намного более точные, чем электронный микроскоп, – именно благодаря этой технологии позже удалось обнаружить вирус ВИЧ. Но нам не давали публиковаться, поэтому я не мог себе позволить заниматься только ретровирусами, приходилось вести другие, “нормальные” исследования, чтобы не выглядеть в научном сообществе маргиналом.
– Стоит ли ожидать появление новых вирусов, которые могут привести к пандемии?
– Скорее всего, да, вопрос только в том – когда? Каждое изменение в обществе, каждое изменение баланса в природе может привести к возникновению нового смертельно опасного вируса. Наука развивается, и мы все больше узнаем о мире, но многообразие вирусов практически бесконечно. Большинство из них не вызывает болезни, даже не может передаваться человеку. Но может ли в один прекрасный день появиться новый штамм вируса гриппа, который приведет к глобальной пандемии? Я думаю, да, тем более сейчас, когда баланс в природе нарушается все более стремительно.
– Расскажите о вашей инициативе – Глобальной вирусной сети, которая создана не в последнюю очередь именно, чтобы предупредить подобные катастрофы.
– Я считаю существование этой организации жизненно необходимым. Это международная сеть ученых-вирусологов, которые будут, в частности, работать с момента обнаружения нового вируса и до начала принятия конкретных медицинских мер. Мы хотим построить сеть экспертов, которые бы отвечали за защиту людей от все типов вирусов. Именно экспертов-ученых. Сейчас нет организации, которая могла бы этим заниматься. Это не вполне входит в зону ответственности ВОЗ (Всемирной организации здравоохранения). Во многих странах существуют внутренние организации, такие как CDC (Центры по контролю и профилактике заболеваний) в США, но они локальны и отвечают за слишком многое – вплоть до ремней безопасности автомобилей. Возьмите ситуацию со СПИДом – когда он был обнаружен, им занимался как раз CDC, а я заинтересовался новой болезнью почти случайно, этого могло не произойти. Такая ситуация не должна повториться. Мы строим организацию, в которую будут вовлечены все крупнейшие страны мира, и мы близки к этой цели. У нас есть сильные центры в США, в России, в Китае, во многих странах Европы, в Аргентине и Бразилии, в некоторых регионах Африки. Важно, что наша организация – неправительственная. Вспомните болгарских медсестер, которых Каддафи обвинил в предумышленном заражении детей в Бенгази вирусом ВИЧ. Вспомните медлительность китайского правительства во время эпидемии атипичной пневмонии. Вспомните, что французы долгое время по каким-то внутренним причинам отказывались пользоваться разработанным нами тестом ВИЧ даже при переливании крови. Нам нужно иметь орган, который мог бы вмешаться в подобных случаях и дать независимую экспертную оценку происходящего. Еще одна наша задача – обучение молодых ученых, привлечение молодежи в вирусологию. В медицине проще зарабатывать деньги, для того чтобы люди шли в науку, нужны гранты, нужна перспектива.
– Ваше имя часто в интернете упоминают отрицатели СПИДа – люди, которые не верят в то, что СПИД существует как отдельная болезнь и вызывается вирусом ВИЧ. У вас есть, что им ответить?
– Ну что ответить... Не хочется употреблять бранные слова. Это не вопрос веры, это вопрос фактов. Отрицать СПИД – это то же самое, что отрицать Холокост или высадку американских астронавтов на Луну. Знаете, если вы заражены ВИЧ и не лечитесь, вирус рано или поздно попадет в мозг, это может привести к слабоумию и агрессии. Ну, я, конечно, не имею в виду, что именно это произошло со всеми отрицателями СПИДа. Да, я действительно все время подвергаюсь их нападкам. Видимо, они считают, что я что-то вроде головы осьминога: уничтожив меня, они убьют и все щупальца. В интернете каждый может написать, что Эйнштейн – идиот. Конечно, интернет – чрезвычайно мощный и полезный инструмент, но есть и обратная сторона: всемирная паутина – это свобода без ответственности.
Знаете, жена одного известного кинорежиссера была ВИЧ-инфицирована и родила ребенка. Она пошла к одному из самых яростных отрицателей СПИДа, он сказал ей, что не стоит волноваться, СПИД – это миф. Через полгода ребенок умер. Еще через год умерла сама женщина. Какие еще нужны слова?
***
В 1993 году американская телекомпания HBO выпустила телефильм "And the band played on" (в русском переводе “Вирус”), рассказывающий о первой вспышке СПИДа в США в начале 80-х годов. Фильм был снят по одноименной книге калифорнийского журналиста и гей-активиста Рэнди Шилтса и посвящен в первую очередь социальной драме, развернувшейся на фоне новой смертельной болезни. Фильм рассказывает и о том, как ученые и медики доказали, что СПИД – вирусная болезнь, а не “рак гомосексуалов” – социальная патология. Роберт Галло – один из героев фильма, играющий его актер Алан Алда, следуя сценарию, изображает Галло сумрачным ученым, высокомерным невежей, интересующимся только собственной славой. Я спросил Галло об этом фильме.
– Понимаете, автор книги – Рэнди Шилтс – ничего не понимает в науке. Когда он писал книгу, он не говорил почти ни с кем из ученых, занимавшихся СПИДом в те первые годы. Я ему никаких интервью не давал. Перед выходом книги Шилтс позвонил мне, извинился, сказал, что был неправ и готов изменить текст, но было поздно – книга ушла в печать. Фактически и в книге, и в фильме про меня нет ни слова правды. Главное, они сильно переоценили это (Галло прикасается ко лбу) и недооценили это (Галло касается груди).