Писательница, главный редактор сайта "Папмамбук» Марина Аромштам о том, как она выбирает слова и почему детская литература стала актуальной для взрослых.
Марина Аромштам: Мне кажется, что детская тема в российской политике начала активно эксплуатироваться после принятия антисиротского закона. Правда, этот антисиротский закон появился после закона о защите детей от вредной информации. То есть понятно, что, когда депутаты начали производить массу всяких законов, они просто не могли не обратить свой взор в сторону детей и в сторону образования.
Другое дело, что законы есть, а механизмы их строгого соблюдения отсутствуют. Поэтому к этим законам апеллируют пока разного рода одинокие организации.
Кстати, хочу сказать, что Уральский родительский комитет, который очень агрессивно отстаивает моральные принципы в детской литературе, – это вовсе не родительская организация. Полностью они называются – фонд "Уральский родительский комитет". И мы не можем с уверенностью сказать, что там представлены родители, да еще им делегированы полномочия от всего Уральского края. До некоторой степени это самозваная общественная организация.
Тамара Ляленкова: Действительно, сегодня появляется довольно много спекуляций, связанных с детьми…
Марина Аромштам: Да, вы встречаете людей с огненным блеском в глазах, которые прекрасно знают, чего они хотят: мораль и нравственность. Был такой замечательный, взявший премию на Каннском фестивале фильм – "Белая лента", и там речь шла о жизни маленькой деревушки, примерно лет за 10 до наступления фашизма в Германии. И показаны 10-12-летние подростки, родители которых страшно озабочены воспитанием их морального облика. Ребят нередко наказывают, и, в частности, есть такой пунктик, что все время подозревают кого-то из детей в том, что он занимался онанизмом. Даже если не занимался, они требуют доказательств и очень жестко его контролируют, заставляют спать с привязанными руками. Если ты не так вышел, не так посмотрел, если ты недостаточно громко пел в хоре, то тебе привязывают белый банк, и ты должен, по мысли этих родителей, все время думать о чем-то белом и чистом. И этим людям кажется, что они отслеживают каждый шаг своих детей, а дети в это время заняты организацией травли больного ребенка, и в конце концов они его убивают.
Тамара Ляленкова: Ну, отчасти это и советская история…
Марина Аромштам: Безусловно! А через 10 лет эти детки становятся гитлерюгент, а потом принимают участие во Второй мировой войне. И я хочу сказать, что в России эти порывы все контролировать возникают пока точечно, они не приняли еще характер массовой эпидемии. Да, поднимается человеческая пена, и странные люди, ранее не реализованные, вдруг начинают втягиваться в борьбу за чистоту нравов. А где легче всего бороться? Легче всего бороться в детском поле.
Тамара Ляленкова: Марина, так получается, что теперь издатели несут материальную ответственность за моральный, так скажем, облик своих книг. Поэтому для писателя становится важно обойти острые темы – текст могут просто не напечатать. И есть еще, наверное, внутренняя цензура...
Марина Аромштам: Каждый пишет, как он дышит, и если ты себе дыхание перекрываешь, ты вряд ли что-нибудь напишешь. Когда я делаю книжку, особенно когда я перечитываю рукопись и когда пишу, я все-таки представляю себе того, к кому я ее обращаю. И это обращение идет не на уровне самоцензуры: потому что депутат Хинштейн вдруг может прийти и что-то страшное мне сказать или прибежит кто-то из фонда "Уральский родительский комитет" заламывать мне руки, нет, речь идет о другом. О том, насколько рассказанное мной будет понятно читателю, к которому я обращаюсь. Впрочем, мне кажется, что это нормальная писательская работа, она связана не с самоцензурой, а именно с желанием быть услышанной.
Но самоцензура – это не такой простой вопрос, который можно взять и просто отодвинуть. Я, например, иногда ловлю себя на том, что этот механизм включается самостоятельно. Ведь ты хорошо понимаешь, что издатель несет уголовную ответственность, и распространитель, продавец делят ее.
И на самом деле я, как редактор сайта, отлично понимаю, что в этом месте лучше силу выражения ослабить, и я поищу слова более мягкие. Конечно, это такой червяк в мозгах, но это симптом нашего времени.