Владимир Тольц: Неразрешимая история, та, которую во все времена власть скрывает от посторонних, то есть наших с вами ушей и глаз, один из сквозных и многолетних сюжетов исторических передач, которые я уже более 30 лет делаю на Радио Свобода. Шпионаж — одна из разновидностей этого типа сюжетов. В этом году мы немало сделали передач о его истории. Сегодня в рамках моей серии «Как у Дюма...» еще одна из них. Фонограммы выпуска, сделанной в 2009 году программы «Документы прошлого», которую я вел тогда с московской коллегой Ольгой Эдельман.
(Архивная запись)
Владимир Тольц: Давайте поговорим сейчас про шпионов. С ними вообще немало непонятного. Такова уж "специфика предмета". Ну, вот, к примеру: как отличить шпиона от не-шпиона? Эта методическая проблема существовала и существует всегда, и в разные времена предлагались разные к ней подходы. Самый радикальный - сажать всех подозрительных - не всегда, на самом деле, приводит к разоблачению именно настоящих, тщательно спрятавшихся профессионалов. Тем не менее, притягательность этого метода для ответственных за борьбу со шпионажем чиновников весьма велика. И я говорю не только о шпиономании сталинского и послесталинского времени. Подобное случалось и много раньше.
Ольга Эдельман: В 1812 году арестовали и выслали множество подозрительных иностранцев, французов – актеров, актрис, гувернеров…
Владимир Тольц: Да, это быть может первый более-менее массовый пример такого рода в русской истории. Про 1812 год мы, может быть, в другой раз поговорим, а сейчас давайте обсудим времена более близкие – Первую мировую войну.
"Справка начальника Петроградского Охранного отделения, 6 февраля 1916 года.
29 января 1916 года по сомнению в легальности был арестован заведующий городской биржей труда Лев Михайлов Елинсон-Михайлов. На допросе в Отделении арестованный показал, что в действительности он то самое лицо, именем которого называется. Происходит из мещан города Витебска, от роду имеет 43 года, окончил Бернский университет и имеет диплом доктора философии, по происхождению еврей, в 1898 году перед женитьбой на дочери русского священника Елизавете Ананиевой Красиковой в Софии (в Болгарии) принял православие.
Далее показал, что в продолжении 24 лет жил за границей: в Болгарии, Швейцарии, Англии и Германии, для научных занятий, и за это время ни разу не приезжал в Россию. Последние пять лет жил в Мюнхене, в Россию вернулся в марте 1914 года и поселился жить в Петрограде. Свой приезд в Россию объяснил "исключительно тоской по родине".
Елинсон-Михайлов до сего времени по делам Отделения не проходил.
Возвращение Елинсона в Россию за несколько месяцев до войны, после столь продолжительного отсутствия в связи с мало внушающим доверие объяснением такового тоской по родине, вызывает подозрение в причастности его к шпионажу, а посему он передан в распоряжение начальника контрразведывательного отделения при Штабе 6-й армии".
Ольга Эдельман: Что касается до Елинсона-Михайлова, то хотя он и еврей, но в данном случае арестован не в этом качестве. Это Петербург, уже на волне германофобии ставший Петроградом, и там норовили заподозрить в шпионаже всякого, так или иначе имевшего отношение к Германии.
Владимир Тольц: "Национальная кампания" в Первую мировую была проведена очень широкая, и о ней часто забывают. Военные власти Российской империи массово выселяли из западных губерний евреев. Эти губернии составляли черту еврейской оседлости, а теперь вот они оказались зоной военных действий. А еврейское население было, по логике мышления царских генералов, - сплошь если не прямо враждебным, то подозрительным.
Ольга Эдельман: Знаете, просматривая описи дел в архиве в городе Красноярске, я вдруг увидела в списках ссыльных свою фамилию. Мне стало любопытно.
"Постановление Лифляндского губернатора, 30 июня 1915 года.
Из переписки, произведенной при Лифляндском губернском жандармском управлении в порядке военного положения об исследовании политической благонадежности... мещанина Горецкого уезда Могилевской губернии Элькона Лейбова Ицкова Эдельмана, усматривается, что Эдельман в течение полугода проживал в городе Юрьеве без прописки, не имя там права жительства, и состоял в письменных сношениях с лицами, навлекающими на себя подозрение в политической благонадежности; кроме того, Эдельман прибыл из-за границы в Россию после объявления войны, причем за время своего пребывания за границей посетил Сербию, Германию и Румынию, как это видно из его записной книжки, отобранной у него при обыске; что, таким образом, дает полное основание подозревать его в прикосновенности к военному шпионажу.
Ввиду изложенного, считая дальнейшее пребывание Элькона Эдельмана в Лифляндской губернии, входящей в район театра военных действий, крайне нежелательным, я... постановил: выслать Элькона Эдельмана в город Ачинск Енисейской губернии на все время военного положения..."
Владимир Тольц: Простите, Оля, этот Эдельман, прибывший из-за границы, случайно не ваш родственник?
Ольга Эдельман: Думаю, что нет. Может, конечно, в глубине веков и была какая-то связь.
Владимир Тольц: Но в глубь веков мы договорились не удаляться. Будем считать, что Элькон Эдельман – просто один из пострадавших от маниакальной подозрительности военных властей в 1915 году. Что-то еще о нем известно?
Ольга Эдельман: Был он зубным техником. Зачем перед войной ездил за границу – документы не поясняют, но приграничное население много ездило, вело свои мелкие дела, это самое обычное дело, обыденное. Сослали Элькона Эдельмана даже не в Ачинск, а в деревню под Енисейском. Он пытался жаловаться: там у него не было никаких средств к пропитанию, с его профессией можно прокормиться только в городе; умолял перевести его хотя бы в Енисейск, где местный зубной врач готов взять его на работу, или назначить пособие от казны. В пособии отказали. Последнее, что о нем известно, - бумага из губкома от февраля 1918 года, что он подлежит освобождению от ссылки.
Владимир Тольц: Ну, вот, смотрите, в обоих случаях – и Елинсон-Михайлов, и Элькон Эдельман – никаких фактов шпионажа власти установить не смогли, речь шла только о подозрениях. Впрочем, об Елинсоне слишком мало сведений в документах, мы даже не знаем, что с ним тогда сделали. Причем, заметьте, для российского подданного, оказавшегося накануне войны в Германии (а ездили-то много), одинаково опасно было вернуться как до объявления войны, так и после. И это притом, что германское правительство, объявив войну, к русским подданным отнеслось весьма скверно, и им стоило немалого труда вернуться в Россию.
Ольга Эдельман: Первая мировая война породила и у военных властей, и у общества весьма широкую шпионофобию. Даже про императрицу Александру Федоровну ошалелое общественное мнение заключило, что она - немецкая шпионка.
А вот история в лучших традициях запутанных шпионских романов. В центре ее – дама с биографией, вполне подходящей для международной авантюристки.
Владимир Тольц: Ну, сразу замечу, что в данном случае это определение вполне уместно. Речь пойдет о "российской Мате Хари", – впрочем, до настоящей ей довольно далеко. Дама, о которой пойдет сейчас речь, была любовницей знаменитого ювелира Карла Фаберже.
"Из доклада начальника контрразведывательного отделения при Штабе Петроградского военного округа о княгине Иоанне Амалии Цициановой, 23 апреля 1916 года.
По рассмотрении отобранной у Цициановой переписки, допросом ее и других лиц установлено следующее. Иоанна-Амалия Цицианова - дочь австрийского подданного Бернард Бернардовича Криебель, проживающего в настоящее время отдельно от жены в Швейцарии, и матери, проживающей в Северной Моравии на ее средства. Родители Цициановой, по ее словам, - чехи. Получив домашнее воспитание, Цицианова уже в 19 лет вела самостоятельный образ жизни, выступая в разных городах Европы в кафе-шантанах и в театрах легкого жанра. Проводя время в постоянных путешествиях, переезжая из города в город и из государства в государство, Цицианова, тогда еще Криебель, не могла акклиматизироваться ни в одном из них... По ее словам, большую часть своей жизни она провела в Париже, где у нее имеются большие связи в артистическом мире. Мать Цициановой... проживала... в Австрии, в городе Фрейбурге. Цицианова довольно часто ее навещала, проводя ежегодно некоторое время на родине. У Цициановой во Фрейбурге два собственных дома, приобретенные, по ее словам, на лично заработанные деньги. Четырнадцать лет тому назад Цицианова познакомилась в Париже с владельцем ювелирного магазина Карлом Густавовичем Фаберже. С тех пор она постоянно его сопровождала в заграничных поездках, предпринимаемых Фаберже весною каждого года. Таким образом, Фаберже ее видел приблизительно три месяца в году. Остальное время Цицианова продолжала вести ветреный образ жизни, вращаясь среди посетителей разных увеселительных учреждений. В связи с изложенным не мешает отметить, что сам Фаберже, при допросе ручавшийся за благонадежность Цициановой, далеко не представляет собою лица, к заявлениям которого военные власти могли бы отнестись с должным доверием. В одном из своих писем Цициановой он между прочим сообщает: "Все печально; время от времени по вечерам меня навещают пара оставшихся друзей, остальные же или высланы за границу, или же в качестве военнопленных подвергнуты высылке". Таким образом, факт сожительства Цициановой с Фаберже, во всяком случае, не говорит в пользу ее благонадежности, и какие-либо его заявления по поводу Цициановой не могут быть приняты во внимание".
Владимир Тольц: Если сама императрица Александра Федоровна под подозрением, то уж что говорить о любимом придворном ювелире, бизнес которого из-за войны угасал: на предприятиях Фаберже стали изготовлять патроны. Вернемся, однако, к нашей авантюристке. Дама-то она была весьма практичная, заметьте: два дома купила, маму навещала. Возможно, как и многие в ее положении, надеялась скопить деньжат и начать новую, тихую и респектабельную жизнь в родном городе. Фрейберг – по-чешски он называется Пшибрам – небольшой богемский городок в 60 километрах от Праги.
Ольга Эдельман: Между прочим, в Петрограде в 1915 году за нашей героиней следили агенты наружного наблюдения, кличка наблюдения у нее была "Грузинка", и существует описание ее внешности.
"Приметы "Грузинки":
Женщина лет 30-33, высокого роста, плотная, блондинка, рыжеватая, тип немки, лицо чистое, продолговатое, нос прямой порядочный. Одета: темно-синий костюм, шляпа черная с синей вуалью, синий зонтик. Еще одевается шляпа с загнутыми вверх полями, верх белый, а поля черные, без вуали, темно-синий костюм английский, простые ботинки".
Владимир Тольц: Да, вполне респектабельная на вид дама. Но "бдительность" контрразведчиков, - пусть не обижаются на меня мастера этого "жанра", - людей, чьи занятия близки к паранойе, приличным видом и костюмом не усыпишь…
Ольга Эдельман: Существует даже полицейская фотография. Надо сказать, на ней Цицианова совсем не хороша собой: тяжелое немолодое лицо…
Владимир Тольц: Ну, знаете, 33 года – не такая уж и старая, а фотографии не всегда передают впечатление, которое реальный человек производит на окружающих. Кстати, мы еще не рассказали, каким образом девица Криебель превратилась в княгиню Цицианову.
Ольга Эдельман: Об этом у полиции были исчерпывающие сведения.
"В 1912 году Кребель-Цицианова приехала в Тифлис для участия на открытой сцене одного из местных кафе-шантанов. В гостинице Лондон, где она остановилась, Цицианова вскоре познакомилась с князем Абашидзе, которому она между прочим сообщила о своем желании выйти замуж за какого-нибудь князя в целях приобретения княжеского титула. Абашидзе охотно согласился устроить это дело, и через некоторое время Криебель стала женою 75-летнего неграмотного князя Карамана Петровича Цицианова. За организацию брака Цициановой было уплачено Абашидзе 500 рублей. Тотчас же после свадьбы Цицианова покинула своего мужа и более с ним никогда не встречалась. Купив, таким образом, титул, Цицианова тем самым случайно перешла в русское подданство.
По вступлении в брак Цицианова продолжала вести прежний образ жизни, проводя время в постоянных путешествиях, встречаясь время от времени с Фаберже. В день объявления войны Цицианова находилась в Франценсбаде, где, по ее словам, она проходила курс прописанного врачами лечения".
Ольга Эдельман: Когда началась война, Цицианова, женщина практичная и, видимо, довольно хитрая, узнала, что русским подданным выбраться из Германии стало трудно. Она быстро и не вступая в контакты ни с кем из русских, уехала в Австрию. Там - как она потом уверяла, ради того чтобы не быть арестованной в качестве русской подданной, - поступила на службу в австрийский Красный Крест, пару месяцев служила сестрой милосердия, ухаживала за ранеными. А потом бежала в Италию, по ее словам, переплыла на паруснике через приграничное озеро, а на границе Австрии с Италией никто ее не остановил. Из Италии переписывалась с управляющим своими домами во Фрейбурге и пыталась получить деньги со счета в Берлинском банке. Все это в глазах русских властей потом стало очень подозрительными подробностями.
Владимир Тольц: Хотя чего тут подозрительного? Разумеется, она провела бурную молодость, стараясь обеспечить себе будущее и себя на будущее, и теперь не хотела все накопленное потерять.
Ольга Эдельман: Из Италии Цицианова пробовала уехать во Францию, но французские власти ее не впустили. После вступления Италии в войну Цицианова через Сербию, Болгарию и Румынию добралась до России. Поселилась в Петрограде, в гостинице "Европейская", платила за номер 18 рублей в сутки – весьма недешево. Вела довольно скромный образ жизни в остальном. Продолжала переписку со своим управляющим во Фрейберге через посредников в Копенгагене.
Владимир Тольц: Ну, а при чем тут шпионаж? Что, собственно, доказывало ее шпионство? Что еще на нее у русской полиции было?
Ольга Эдельман: Оказалось, она к тому же поселилась в сомнительном месте, каковым стала весьма респектабельная и дорогая гостиница "Европейская".
"Начальник Петроградского Охранного отделения - главному начальнику Петроградского военного округа на театре военных действий, 24 марта 1916 года.
Учрежденным подведомственным мне Охранным отделением через состоящий при нем Регистрационный стол наблюдением за гостиницами города Петрограда было обращено внимание, что большинство лиц, подозреваемых в шпионаже в пользу наших внешних врагов, останавливается в Европейской гостинице (Михайловская улица, д. № 1/7), администрация коей к означенным лицам проявляет особую предупредительность.
Наряду с предупредительностью к лицам вышеупомянутой категории, администрация Европейской гостиницы проявила себя с совершенно обратной стороны по отношению как к гостиничным агентам Регистрационного стола, так и к своим служащим русской национальности, пытаясь удалить таковых при первом удобном случае со службы в гостинице".
Владимир Тольц: Вероятно администрация гостиницы постаралась избавиться от тех своих служащих, которые работали, так сказать, тайными агентами русской полиции. И вполне возможно, что они были "русской национальности". Ну, что говорить, по тогдашним меркам, особо – по меркам охранки и контрразведки, это в высшей мере подозрительно!
"Такое поведение администрации Европейской гостиницы внушило Отделению подозрение в ее причастности к военному шпионажу.
В Европейской гостинице с апреля месяца 1915 года проживает некая княгиня Иоанна-Амалия Цицианова (рожденная Крибель, она же Нина Баркис), 32 лет, римско-католического вероисповедания, обращающая на себя внимание широкой жизнью и поездками в Финляндию. Хорошо владеет английским, французским, немецким и русским, с польским акцентом, языками; производит впечатление очень хитрой и осторожной женщины. В настоящее время она якобы сожительствует с известным фабрикантом-ювелиром Фаберже и, несмотря на это, имеет постоянные свидания с другими лицами, причем эти свидания ее облечены особой конспирацией.
Директор Европейской гостиницы Вольфлисберг, а также и конторщик Карл Кауфман - родной брат помощника директора гостиницы - стараются почему-то скрывать внутреннюю жизнь и сношения Цициановой, что дает основание заключить, что администрация Европейской гостиницы, относящаяся сочувственно к лицам немецкого происхождения, содействует Цициановой, занимающейся, по-видимому, шпионажем.
До начала текущего года сведения о Цициановой получались агентом Отделения от коридорного Сергеева, ныне же последний переведен в другую часть гостиницы и в сношения с агентом не входит. По имеющимся сведениям, предлогом для перевода Сергеева послужило следующее: Сергеев сообщил прибывшей в Европейскую гостиницу Французской военной миссии, что проживающая в общем коридоре с названной миссией Цицианова - австрийская подданная… Как выяснено негласно сообщение сведений об австрийском происхождении Цициановой будто бы расстроило план последней увлечь члена Французской военной миссии полковника Натансона.
Брат помощника директора Карл Кауфман во время пребывания Французской военной миссии в гостинице, в отсутствие членов миссии и генерала По пытался 22 декабря 1915 года проникнуть в комнату генерала По, куда, однако, не был допущен французскими солдатами... Кауфман неоднократно обращался к французским солдатам, состоящим при миссии, с расспросами о цели поездки миссии на фронт, на каком фронте была миссия, каково положение русских войск, не готовятся ли они к наступлениям и т.п.".
Владимир Тольц: Все это как-то смутно. Подобранные таким образом сведения (оставим сейчас вопрос об их достоверности) действительно кажутся признаками подозрительными. А с другой стороны, каждый эпизод – ерунда и, если вдуматься, выглядит совершенно естественно: администрация гостиницы избавляет постоянную клиентку от навязчивого интереса полиции, помогает ей хранить конфиденциальность. Управляющий интересуется положением на фронте.
Ольга Эдельман: Полиция упирала на то, что администрация служащих подобрала – немцев, а когда вышло постановление развесить в общественных местах плакаты с просьбой не говорить по-немецки, в гостинице "Европейская" от этой идиотской квазипатриотической меры пытались уклониться.
"Близость Цициановой к администрации Европейской гостиницы, а также связь ее с действующей армией, подтверждается еще и следующим фактом: 14 декабря минувшего года Цицианова с посыльным посылала на почту заказное письмо в действующую армию, в Штаб Кавказской гренадерской дивизии, на имя генерала Бельгард. Но письмо это, как заказное в действующую армию, почтой принято не было, и посыльный принес его обратно.
Цицианова имела сношения с Нидерландским подданным Генри-Христианом Пельтенбург, 23 лет, проживавшим в Европейской гостинице в 21 ноября по 1 декабря прошлого года в одной комнате с управляющим гостиницей Лутцом и состоявшим в хороших отношениях со всей администрацией гостиницы".
Ольга Эдельман: В этом месте, насчет Пельтенбурга, на полях документа неизвестный нам компетентный читатель оставил помету карандашом: "В этом ничего предосудительного не вижу". Наконец, офицер контрразведки в заключение всех своих выкладок указал на "полное совпадение примет" Цициановой "с таковыми княгини Владимирской, разыскиваемой фронтом по обвинению в шпионаже". Но никаких доказательств, что это одно и то же лицо, и никаких сведений о Владимирской в этом деле я не нашла.
Владимир Тольц: В общем, учитывая отмеченную уже близкую к параноидальной профессиональную "бдительность" контрразведки, следует признать, что эти собранные воедино мелочи для нее – контрразведки – могли служить основанием подозрений, что объект наблюдения - осторожная, хорошо законспирированная шпионка. Но, тем не менее, - это и контрразведчики понимали - ничего существенного у них на Цицианову не было. Ее считали подозрительной оттого, что она живет в гостинице, в которой якобы собираются все подозреваемые в шпионаже. А администрацию гостиницы, в свою очередь, подозревали на основании связи с Цициановой. Однако вот что важно: всего этого было достаточно для административной высылки ловкой княгини!
Ольга Эдельман: На цитированном нами докладе руководителя контрразведки начальник Петроградского военного округа наложил резолюцию: "Выслать княгиню Цицианову по пункту 16, с установлением строгого надзора, предварительно произведя обыск". 5 июня 1916 года Цицианова, уже из другой гостиницы, с более лояльным названием "Англия", написала прошение властям. Писала она, что 3 июня получила специфический документ для ссыльных - "проходное свидетельство" (оно позволяло ехать в ссылку самостоятельно, а не по этапу) и должна в трехдневный срок отправиться в Якутск.
"Чем вызвана эта крайняя и жестокая мера, мне совершенно непонятно, ибо никакой вины я за собою не знаю. Очевидно по какому-то недоразумению или, может быть, по доносу какого-либо недобросовестного недоброжелателя, я была подвергнута личному задержанию, но затем выпущена на свободу, - без сомнения потому, что возникшие относительно меня подозрения не подтвердились. Тем не менее, ныне меня высылают, без объяснения причин, в отдаленный Якутск, то есть подвергают каре, которой подлежат разве только тяжкие преступники. Высылка меня в Якутск для меня равносильна смертному приговору, ибо я, страдающая неврозом сердца и туберкулезом, не смогу доехать до места назначения".
Ольга Эдельман: Последнее, что мы знаем о Цициановой, - это следующее ее прошение, написанное 7 августа из Иркутска, где она жила в гостинице "Метрополь". Что с ней стало дальше, пережила ли она ссылку (мне почему-то кажется, что пережила - все-таки довольно предприимчивая она была дама), куда делась потом – мы не знаем.
Владимир Тольц: Не знаем, и была ли она действительно шпионкой или нет. По типу биографии – вполне могла: авантюристка, интриганка, актриса кафе-шантана, скопившая какое-никакое состояние, купившая себе грузинский княжеский титул, очаровавшая известного ювелира Карла Густавовича Фаберже и ставшая его многолетней, хотя и не постоянной подругой. А с другой стороны, что мы о ней знаем такого, чтобы видеть в ней не только делающую посильную карьеру при помощи мужчин практичную дамочку, а еще и шпионку? Что письмо в действующую армию написала? Что намеревалась (якобы) "увлечь" французского офицера? Так на то она и дама легкомысленного поведения. Ну, представьте: ей – 33, а красавцу, вдобавок военному – 23, - ну, как бы тут другие поступили?..
Впрочем, насчет настоящей знаменитой Маты Хари, которую не в Якутск выслали, а расстреляли за шпионаж – тоже, в конечном счете, неизвестно, была ли она шпионкой или просто кокетливой фантазеркой, навравшей лишнего. Одно ясно: мировые войны проигрываются и выигрываются совсем не по причине таких вот кандидаток в подруги Джеймса Бонда. И отнюдь не контрразведчики в них, в этих войнах, побеждают…
(Архивная запись)
Владимир Тольц: Давайте поговорим сейчас про шпионов. С ними вообще немало непонятного. Такова уж "специфика предмета". Ну, вот, к примеру: как отличить шпиона от не-шпиона? Эта методическая проблема существовала и существует всегда, и в разные времена предлагались разные к ней подходы. Самый радикальный - сажать всех подозрительных - не всегда, на самом деле, приводит к разоблачению именно настоящих, тщательно спрятавшихся профессионалов. Тем не менее, притягательность этого метода для ответственных за борьбу со шпионажем чиновников весьма велика. И я говорю не только о шпиономании сталинского и послесталинского времени. Подобное случалось и много раньше.
Ольга Эдельман: В 1812 году арестовали и выслали множество подозрительных иностранцев, французов – актеров, актрис, гувернеров…
Владимир Тольц: Да, это быть может первый более-менее массовый пример такого рода в русской истории. Про 1812 год мы, может быть, в другой раз поговорим, а сейчас давайте обсудим времена более близкие – Первую мировую войну.
"Справка начальника Петроградского Охранного отделения, 6 февраля 1916 года.
29 января 1916 года по сомнению в легальности был арестован заведующий городской биржей труда Лев Михайлов Елинсон-Михайлов. На допросе в Отделении арестованный показал, что в действительности он то самое лицо, именем которого называется. Происходит из мещан города Витебска, от роду имеет 43 года, окончил Бернский университет и имеет диплом доктора философии, по происхождению еврей, в 1898 году перед женитьбой на дочери русского священника Елизавете Ананиевой Красиковой в Софии (в Болгарии) принял православие.
Далее показал, что в продолжении 24 лет жил за границей: в Болгарии, Швейцарии, Англии и Германии, для научных занятий, и за это время ни разу не приезжал в Россию. Последние пять лет жил в Мюнхене, в Россию вернулся в марте 1914 года и поселился жить в Петрограде. Свой приезд в Россию объяснил "исключительно тоской по родине".
Елинсон-Михайлов до сего времени по делам Отделения не проходил.
Возвращение Елинсона в Россию за несколько месяцев до войны, после столь продолжительного отсутствия в связи с мало внушающим доверие объяснением такового тоской по родине, вызывает подозрение в причастности его к шпионажу, а посему он передан в распоряжение начальника контрразведывательного отделения при Штабе 6-й армии".
Ольга Эдельман: Что касается до Елинсона-Михайлова, то хотя он и еврей, но в данном случае арестован не в этом качестве. Это Петербург, уже на волне германофобии ставший Петроградом, и там норовили заподозрить в шпионаже всякого, так или иначе имевшего отношение к Германии.
Владимир Тольц: "Национальная кампания" в Первую мировую была проведена очень широкая, и о ней часто забывают. Военные власти Российской империи массово выселяли из западных губерний евреев. Эти губернии составляли черту еврейской оседлости, а теперь вот они оказались зоной военных действий. А еврейское население было, по логике мышления царских генералов, - сплошь если не прямо враждебным, то подозрительным.
Ольга Эдельман: Знаете, просматривая описи дел в архиве в городе Красноярске, я вдруг увидела в списках ссыльных свою фамилию. Мне стало любопытно.
"Постановление Лифляндского губернатора, 30 июня 1915 года.
Из переписки, произведенной при Лифляндском губернском жандармском управлении в порядке военного положения об исследовании политической благонадежности... мещанина Горецкого уезда Могилевской губернии Элькона Лейбова Ицкова Эдельмана, усматривается, что Эдельман в течение полугода проживал в городе Юрьеве без прописки, не имя там права жительства, и состоял в письменных сношениях с лицами, навлекающими на себя подозрение в политической благонадежности; кроме того, Эдельман прибыл из-за границы в Россию после объявления войны, причем за время своего пребывания за границей посетил Сербию, Германию и Румынию, как это видно из его записной книжки, отобранной у него при обыске; что, таким образом, дает полное основание подозревать его в прикосновенности к военному шпионажу.
Ввиду изложенного, считая дальнейшее пребывание Элькона Эдельмана в Лифляндской губернии, входящей в район театра военных действий, крайне нежелательным, я... постановил: выслать Элькона Эдельмана в город Ачинск Енисейской губернии на все время военного положения..."
Владимир Тольц: Простите, Оля, этот Эдельман, прибывший из-за границы, случайно не ваш родственник?
Ольга Эдельман: Думаю, что нет. Может, конечно, в глубине веков и была какая-то связь.
Владимир Тольц: Но в глубь веков мы договорились не удаляться. Будем считать, что Элькон Эдельман – просто один из пострадавших от маниакальной подозрительности военных властей в 1915 году. Что-то еще о нем известно?
Ольга Эдельман: Был он зубным техником. Зачем перед войной ездил за границу – документы не поясняют, но приграничное население много ездило, вело свои мелкие дела, это самое обычное дело, обыденное. Сослали Элькона Эдельмана даже не в Ачинск, а в деревню под Енисейском. Он пытался жаловаться: там у него не было никаких средств к пропитанию, с его профессией можно прокормиться только в городе; умолял перевести его хотя бы в Енисейск, где местный зубной врач готов взять его на работу, или назначить пособие от казны. В пособии отказали. Последнее, что о нем известно, - бумага из губкома от февраля 1918 года, что он подлежит освобождению от ссылки.
Владимир Тольц: Ну, вот, смотрите, в обоих случаях – и Елинсон-Михайлов, и Элькон Эдельман – никаких фактов шпионажа власти установить не смогли, речь шла только о подозрениях. Впрочем, об Елинсоне слишком мало сведений в документах, мы даже не знаем, что с ним тогда сделали. Причем, заметьте, для российского подданного, оказавшегося накануне войны в Германии (а ездили-то много), одинаково опасно было вернуться как до объявления войны, так и после. И это притом, что германское правительство, объявив войну, к русским подданным отнеслось весьма скверно, и им стоило немалого труда вернуться в Россию.
Ольга Эдельман: Первая мировая война породила и у военных властей, и у общества весьма широкую шпионофобию. Даже про императрицу Александру Федоровну ошалелое общественное мнение заключило, что она - немецкая шпионка.
А вот история в лучших традициях запутанных шпионских романов. В центре ее – дама с биографией, вполне подходящей для международной авантюристки.
Владимир Тольц: Ну, сразу замечу, что в данном случае это определение вполне уместно. Речь пойдет о "российской Мате Хари", – впрочем, до настоящей ей довольно далеко. Дама, о которой пойдет сейчас речь, была любовницей знаменитого ювелира Карла Фаберже.
"Из доклада начальника контрразведывательного отделения при Штабе Петроградского военного округа о княгине Иоанне Амалии Цициановой, 23 апреля 1916 года.
По рассмотрении отобранной у Цициановой переписки, допросом ее и других лиц установлено следующее. Иоанна-Амалия Цицианова - дочь австрийского подданного Бернард Бернардовича Криебель, проживающего в настоящее время отдельно от жены в Швейцарии, и матери, проживающей в Северной Моравии на ее средства. Родители Цициановой, по ее словам, - чехи. Получив домашнее воспитание, Цицианова уже в 19 лет вела самостоятельный образ жизни, выступая в разных городах Европы в кафе-шантанах и в театрах легкого жанра. Проводя время в постоянных путешествиях, переезжая из города в город и из государства в государство, Цицианова, тогда еще Криебель, не могла акклиматизироваться ни в одном из них... По ее словам, большую часть своей жизни она провела в Париже, где у нее имеются большие связи в артистическом мире. Мать Цициановой... проживала... в Австрии, в городе Фрейбурге. Цицианова довольно часто ее навещала, проводя ежегодно некоторое время на родине. У Цициановой во Фрейбурге два собственных дома, приобретенные, по ее словам, на лично заработанные деньги. Четырнадцать лет тому назад Цицианова познакомилась в Париже с владельцем ювелирного магазина Карлом Густавовичем Фаберже. С тех пор она постоянно его сопровождала в заграничных поездках, предпринимаемых Фаберже весною каждого года. Таким образом, Фаберже ее видел приблизительно три месяца в году. Остальное время Цицианова продолжала вести ветреный образ жизни, вращаясь среди посетителей разных увеселительных учреждений. В связи с изложенным не мешает отметить, что сам Фаберже, при допросе ручавшийся за благонадежность Цициановой, далеко не представляет собою лица, к заявлениям которого военные власти могли бы отнестись с должным доверием. В одном из своих писем Цициановой он между прочим сообщает: "Все печально; время от времени по вечерам меня навещают пара оставшихся друзей, остальные же или высланы за границу, или же в качестве военнопленных подвергнуты высылке". Таким образом, факт сожительства Цициановой с Фаберже, во всяком случае, не говорит в пользу ее благонадежности, и какие-либо его заявления по поводу Цициановой не могут быть приняты во внимание".
Владимир Тольц: Если сама императрица Александра Федоровна под подозрением, то уж что говорить о любимом придворном ювелире, бизнес которого из-за войны угасал: на предприятиях Фаберже стали изготовлять патроны. Вернемся, однако, к нашей авантюристке. Дама-то она была весьма практичная, заметьте: два дома купила, маму навещала. Возможно, как и многие в ее положении, надеялась скопить деньжат и начать новую, тихую и респектабельную жизнь в родном городе. Фрейберг – по-чешски он называется Пшибрам – небольшой богемский городок в 60 километрах от Праги.
Ольга Эдельман: Между прочим, в Петрограде в 1915 году за нашей героиней следили агенты наружного наблюдения, кличка наблюдения у нее была "Грузинка", и существует описание ее внешности.
"Приметы "Грузинки":
Женщина лет 30-33, высокого роста, плотная, блондинка, рыжеватая, тип немки, лицо чистое, продолговатое, нос прямой порядочный. Одета: темно-синий костюм, шляпа черная с синей вуалью, синий зонтик. Еще одевается шляпа с загнутыми вверх полями, верх белый, а поля черные, без вуали, темно-синий костюм английский, простые ботинки".
Владимир Тольц: Да, вполне респектабельная на вид дама. Но "бдительность" контрразведчиков, - пусть не обижаются на меня мастера этого "жанра", - людей, чьи занятия близки к паранойе, приличным видом и костюмом не усыпишь…
Ольга Эдельман: Существует даже полицейская фотография. Надо сказать, на ней Цицианова совсем не хороша собой: тяжелое немолодое лицо…
Владимир Тольц: Ну, знаете, 33 года – не такая уж и старая, а фотографии не всегда передают впечатление, которое реальный человек производит на окружающих. Кстати, мы еще не рассказали, каким образом девица Криебель превратилась в княгиню Цицианову.
Ольга Эдельман: Об этом у полиции были исчерпывающие сведения.
"В 1912 году Кребель-Цицианова приехала в Тифлис для участия на открытой сцене одного из местных кафе-шантанов. В гостинице Лондон, где она остановилась, Цицианова вскоре познакомилась с князем Абашидзе, которому она между прочим сообщила о своем желании выйти замуж за какого-нибудь князя в целях приобретения княжеского титула. Абашидзе охотно согласился устроить это дело, и через некоторое время Криебель стала женою 75-летнего неграмотного князя Карамана Петровича Цицианова. За организацию брака Цициановой было уплачено Абашидзе 500 рублей. Тотчас же после свадьбы Цицианова покинула своего мужа и более с ним никогда не встречалась. Купив, таким образом, титул, Цицианова тем самым случайно перешла в русское подданство.
По вступлении в брак Цицианова продолжала вести прежний образ жизни, проводя время в постоянных путешествиях, встречаясь время от времени с Фаберже. В день объявления войны Цицианова находилась в Франценсбаде, где, по ее словам, она проходила курс прописанного врачами лечения".
Ольга Эдельман: Когда началась война, Цицианова, женщина практичная и, видимо, довольно хитрая, узнала, что русским подданным выбраться из Германии стало трудно. Она быстро и не вступая в контакты ни с кем из русских, уехала в Австрию. Там - как она потом уверяла, ради того чтобы не быть арестованной в качестве русской подданной, - поступила на службу в австрийский Красный Крест, пару месяцев служила сестрой милосердия, ухаживала за ранеными. А потом бежала в Италию, по ее словам, переплыла на паруснике через приграничное озеро, а на границе Австрии с Италией никто ее не остановил. Из Италии переписывалась с управляющим своими домами во Фрейбурге и пыталась получить деньги со счета в Берлинском банке. Все это в глазах русских властей потом стало очень подозрительными подробностями.
Владимир Тольц: Хотя чего тут подозрительного? Разумеется, она провела бурную молодость, стараясь обеспечить себе будущее и себя на будущее, и теперь не хотела все накопленное потерять.
Ольга Эдельман: Из Италии Цицианова пробовала уехать во Францию, но французские власти ее не впустили. После вступления Италии в войну Цицианова через Сербию, Болгарию и Румынию добралась до России. Поселилась в Петрограде, в гостинице "Европейская", платила за номер 18 рублей в сутки – весьма недешево. Вела довольно скромный образ жизни в остальном. Продолжала переписку со своим управляющим во Фрейберге через посредников в Копенгагене.
Владимир Тольц: Ну, а при чем тут шпионаж? Что, собственно, доказывало ее шпионство? Что еще на нее у русской полиции было?
Ольга Эдельман: Оказалось, она к тому же поселилась в сомнительном месте, каковым стала весьма респектабельная и дорогая гостиница "Европейская".
"Начальник Петроградского Охранного отделения - главному начальнику Петроградского военного округа на театре военных действий, 24 марта 1916 года.
Учрежденным подведомственным мне Охранным отделением через состоящий при нем Регистрационный стол наблюдением за гостиницами города Петрограда было обращено внимание, что большинство лиц, подозреваемых в шпионаже в пользу наших внешних врагов, останавливается в Европейской гостинице (Михайловская улица, д. № 1/7), администрация коей к означенным лицам проявляет особую предупредительность.
Наряду с предупредительностью к лицам вышеупомянутой категории, администрация Европейской гостиницы проявила себя с совершенно обратной стороны по отношению как к гостиничным агентам Регистрационного стола, так и к своим служащим русской национальности, пытаясь удалить таковых при первом удобном случае со службы в гостинице".
Владимир Тольц: Вероятно администрация гостиницы постаралась избавиться от тех своих служащих, которые работали, так сказать, тайными агентами русской полиции. И вполне возможно, что они были "русской национальности". Ну, что говорить, по тогдашним меркам, особо – по меркам охранки и контрразведки, это в высшей мере подозрительно!
"Такое поведение администрации Европейской гостиницы внушило Отделению подозрение в ее причастности к военному шпионажу.
В Европейской гостинице с апреля месяца 1915 года проживает некая княгиня Иоанна-Амалия Цицианова (рожденная Крибель, она же Нина Баркис), 32 лет, римско-католического вероисповедания, обращающая на себя внимание широкой жизнью и поездками в Финляндию. Хорошо владеет английским, французским, немецким и русским, с польским акцентом, языками; производит впечатление очень хитрой и осторожной женщины. В настоящее время она якобы сожительствует с известным фабрикантом-ювелиром Фаберже и, несмотря на это, имеет постоянные свидания с другими лицами, причем эти свидания ее облечены особой конспирацией.
Директор Европейской гостиницы Вольфлисберг, а также и конторщик Карл Кауфман - родной брат помощника директора гостиницы - стараются почему-то скрывать внутреннюю жизнь и сношения Цициановой, что дает основание заключить, что администрация Европейской гостиницы, относящаяся сочувственно к лицам немецкого происхождения, содействует Цициановой, занимающейся, по-видимому, шпионажем.
До начала текущего года сведения о Цициановой получались агентом Отделения от коридорного Сергеева, ныне же последний переведен в другую часть гостиницы и в сношения с агентом не входит. По имеющимся сведениям, предлогом для перевода Сергеева послужило следующее: Сергеев сообщил прибывшей в Европейскую гостиницу Французской военной миссии, что проживающая в общем коридоре с названной миссией Цицианова - австрийская подданная… Как выяснено негласно сообщение сведений об австрийском происхождении Цициановой будто бы расстроило план последней увлечь члена Французской военной миссии полковника Натансона.
Брат помощника директора Карл Кауфман во время пребывания Французской военной миссии в гостинице, в отсутствие членов миссии и генерала По пытался 22 декабря 1915 года проникнуть в комнату генерала По, куда, однако, не был допущен французскими солдатами... Кауфман неоднократно обращался к французским солдатам, состоящим при миссии, с расспросами о цели поездки миссии на фронт, на каком фронте была миссия, каково положение русских войск, не готовятся ли они к наступлениям и т.п.".
Владимир Тольц: Все это как-то смутно. Подобранные таким образом сведения (оставим сейчас вопрос об их достоверности) действительно кажутся признаками подозрительными. А с другой стороны, каждый эпизод – ерунда и, если вдуматься, выглядит совершенно естественно: администрация гостиницы избавляет постоянную клиентку от навязчивого интереса полиции, помогает ей хранить конфиденциальность. Управляющий интересуется положением на фронте.
Ольга Эдельман: Полиция упирала на то, что администрация служащих подобрала – немцев, а когда вышло постановление развесить в общественных местах плакаты с просьбой не говорить по-немецки, в гостинице "Европейская" от этой идиотской квазипатриотической меры пытались уклониться.
"Близость Цициановой к администрации Европейской гостиницы, а также связь ее с действующей армией, подтверждается еще и следующим фактом: 14 декабря минувшего года Цицианова с посыльным посылала на почту заказное письмо в действующую армию, в Штаб Кавказской гренадерской дивизии, на имя генерала Бельгард. Но письмо это, как заказное в действующую армию, почтой принято не было, и посыльный принес его обратно.
Цицианова имела сношения с Нидерландским подданным Генри-Христианом Пельтенбург, 23 лет, проживавшим в Европейской гостинице в 21 ноября по 1 декабря прошлого года в одной комнате с управляющим гостиницей Лутцом и состоявшим в хороших отношениях со всей администрацией гостиницы".
Ольга Эдельман: В этом месте, насчет Пельтенбурга, на полях документа неизвестный нам компетентный читатель оставил помету карандашом: "В этом ничего предосудительного не вижу". Наконец, офицер контрразведки в заключение всех своих выкладок указал на "полное совпадение примет" Цициановой "с таковыми княгини Владимирской, разыскиваемой фронтом по обвинению в шпионаже". Но никаких доказательств, что это одно и то же лицо, и никаких сведений о Владимирской в этом деле я не нашла.
Владимир Тольц: В общем, учитывая отмеченную уже близкую к параноидальной профессиональную "бдительность" контрразведки, следует признать, что эти собранные воедино мелочи для нее – контрразведки – могли служить основанием подозрений, что объект наблюдения - осторожная, хорошо законспирированная шпионка. Но, тем не менее, - это и контрразведчики понимали - ничего существенного у них на Цицианову не было. Ее считали подозрительной оттого, что она живет в гостинице, в которой якобы собираются все подозреваемые в шпионаже. А администрацию гостиницы, в свою очередь, подозревали на основании связи с Цициановой. Однако вот что важно: всего этого было достаточно для административной высылки ловкой княгини!
Ольга Эдельман: На цитированном нами докладе руководителя контрразведки начальник Петроградского военного округа наложил резолюцию: "Выслать княгиню Цицианову по пункту 16, с установлением строгого надзора, предварительно произведя обыск". 5 июня 1916 года Цицианова, уже из другой гостиницы, с более лояльным названием "Англия", написала прошение властям. Писала она, что 3 июня получила специфический документ для ссыльных - "проходное свидетельство" (оно позволяло ехать в ссылку самостоятельно, а не по этапу) и должна в трехдневный срок отправиться в Якутск.
"Чем вызвана эта крайняя и жестокая мера, мне совершенно непонятно, ибо никакой вины я за собою не знаю. Очевидно по какому-то недоразумению или, может быть, по доносу какого-либо недобросовестного недоброжелателя, я была подвергнута личному задержанию, но затем выпущена на свободу, - без сомнения потому, что возникшие относительно меня подозрения не подтвердились. Тем не менее, ныне меня высылают, без объяснения причин, в отдаленный Якутск, то есть подвергают каре, которой подлежат разве только тяжкие преступники. Высылка меня в Якутск для меня равносильна смертному приговору, ибо я, страдающая неврозом сердца и туберкулезом, не смогу доехать до места назначения".
Ольга Эдельман: Последнее, что мы знаем о Цициановой, - это следующее ее прошение, написанное 7 августа из Иркутска, где она жила в гостинице "Метрополь". Что с ней стало дальше, пережила ли она ссылку (мне почему-то кажется, что пережила - все-таки довольно предприимчивая она была дама), куда делась потом – мы не знаем.
Владимир Тольц: Не знаем, и была ли она действительно шпионкой или нет. По типу биографии – вполне могла: авантюристка, интриганка, актриса кафе-шантана, скопившая какое-никакое состояние, купившая себе грузинский княжеский титул, очаровавшая известного ювелира Карла Густавовича Фаберже и ставшая его многолетней, хотя и не постоянной подругой. А с другой стороны, что мы о ней знаем такого, чтобы видеть в ней не только делающую посильную карьеру при помощи мужчин практичную дамочку, а еще и шпионку? Что письмо в действующую армию написала? Что намеревалась (якобы) "увлечь" французского офицера? Так на то она и дама легкомысленного поведения. Ну, представьте: ей – 33, а красавцу, вдобавок военному – 23, - ну, как бы тут другие поступили?..
Впрочем, насчет настоящей знаменитой Маты Хари, которую не в Якутск выслали, а расстреляли за шпионаж – тоже, в конечном счете, неизвестно, была ли она шпионкой или просто кокетливой фантазеркой, навравшей лишнего. Одно ясно: мировые войны проигрываются и выигрываются совсем не по причине таких вот кандидаток в подруги Джеймса Бонда. И отнюдь не контрразведчики в них, в этих войнах, побеждают…