Свободный философ Пятигорский

В этой рубрике я обычно не позволяю себе персональных воспоминаний о собственных встречах и разговорах с Пятигорским; на сей раз нарушу правило, так как речь идет не о мемуарной болтовне, а об истории, об одной книге и об одной редакторской оплошности.

В декабре 1994 года я оказался в Лондоне и – конечно же – провел два дня в беседах с Александром Моисеевичем. Мы подолгу сидели в его кабинете в Институте Востоковедения Лондонского университета (SOAS), гуляли по Лондону, не обойдены вниманием были и пабы в районе Блумсбери и возле вокзала Чаринг-кросс (Пятигорский жил тогда в Льюишеме, так что ему приходилось ездить домой на электричке). Разговоры велись самые разнообразные, однако рано или поздно они всегда выруливали на тему истории. Казалось бы, специалист по буддийской философии, которая исключает саму возможность такого понятия, как "история", должен быть равнодушен к этому предмету. Я уже не говорю об участии Пятигорского (пусть косвенном, но все же) в начале шестидесятых в так называемой "московско-тартуской семиотической школе" – ведь эта концепция гуманитарного (а на самом деле, универсального) знания предлагала своего рода всеобщие правила, всеобщую отмычку ко всем научным вопросам, безотносительно их собственной истории. Семиотическая школа давала универсальное объяснение – а отсюда недалеко и до единственно правильного метода, который можно применить к любой сфере человеческой деятельности. Конечно, было бы глупо утверждать, что "семиотики породили методологов" (Щедровицкого-старшего и его учеников), а те, в свою очередь, – политтехнологов (что, как говорят, имело пагубные последствия для некоторых постсоветских государств и обществ), но запрос на такого рода универсальные отмычки в шестидесятые и отчасти семидесятые годы существовал – и не только в СССР. Разве нынешнее мировое помешательство на "менеджерах", которые могут управлять чем угодно, не будучи профессионалами в данной конкретной сфере, – не того ли происхождения? В господствующей сегодня системе ценностей "менеджер" – человек, который знает схему, механизм управления, контроля и достижения максимальной эффективности, и все это безотносительно самого управляемого им "материала"... Впрочем, мы далеко отошли от нашего сюжета.

Александр Пятигорский в Египте, 2000 г. Фото Людмилы Пятигорской

Итак, тогда, почти двадцать лет тому назад, мне был непонятен интерес Пятигорского к истории, как к ее фактологической стороне, так и к концептуальной. Сейчас-то я понимаю, насколько был глуп тогда: сама философская концепция Пятигорского, если мы можем говорить о таковой, исходит из (цитирую его самого) представления об "истории как неотрефлексированной метафоре сознания"; чтобы отрефлексировать ее, нужно знать историю самой этой метафоры – и, конечно, ее содержание и смысл. Оттого, слушая первую из двух свободовских аудиобесед о Гегеле, я ужасно обрадовался, когда Пятигорский сказал там, что для этого немецкого мыслителя время было иллюзией, а вот история представляла собой временно протяженный процесс самосознания Духа. История замыкается в сознании дважды – ведь если время есть иллюзия сознания, а процесс самосознания Духа протяжён во времени (то есть, тоже как бы в иллюзии), перед нами чистая метафора, причем, так сказать, чисто для внутреннего употребления. Сложно представить себе что-то более герметическое, замкнутое, я бы даже сказал мистическое, чем вот такая "история".

Собственно, Пятигорский и говорит в этой беседе, что по природе своей Гегель был мистиком, ибо воспринимал мир, вселенную как нечто неразделимое, как единое духовное целое. Я, хоть и не являюсь ни знатоком философии, ни поклонником Гегеля, чисто по-дилетантски тоже так думаю. Посудите сами. Известно, что Георг Вильгельм Фридрих Гегель возлагал огромные надежды на французского императора Наполеона, которого он счел воплощением победы всеобщего и универсального над частным, победы, которая открывает путь постисторическому триумфу всеобщего, однородного и универсального. Гегель мечтал встретиться с Наполеоном, чтобы объяснить ему – не сознающему, кем на самом деле он является – что на самом деле происходит. Как пишет Пятигорский в "Мифологических размышлениях", "Таким образом, та сила, которая объективно действовала через императора, одновременно объективно и субъективно присутствовала в Гегеле, понимавшем ее как окончание (завершение) истории. Реализация Абсолюта совершается здесь в совпадении одного с другим – сражающегося (действующего) Наполеона и знающего Гегеля – в одном месте и времени". Здесь любопытны две вещи, обе совершенно мистические. Сколь западным философом ни был бы Гегель, он уповал на личную встречу с Наполеоном, будто Абсолютный Дух никак не хотел иметь дело с расстояниями. Это похоже на знаменитый эпизод в "Бхагавад-гите": пока Арджуна не встретится с Кришной и тот ему все не объяснит – ничего не выйдет. Кстати говоря, разговор колесничего Кришны с вождем Пандавов Арджуной происходит накануне великой битвы на Поле Куру (Поле Дхармы); встреча Гегеля и Наполеона могла состояться сразу после великой битвы при Йене 14 октября 1806 года, но, строго говоря, не состоялась: философ видел императора, а тот философа – нет. Встреча 3102 года до нашей эры имела – если верить последователям индуизма – важнейшие последствия для рода человеческого, невстреча 1805 года нашей эры – ни к чему не привела. Гегель не мог объяснить Наполеону, зачем тот, на самом деле, проливает кровь французов, немцев и всех прочих; через 8 лет император отрекся от престола, через 9 – окончательно проиграл, был отправлен в ссылку и там умер. Европа превратилась в испытательный полигон старомодного легитимизма, который пытался противостоять возросшим на романтических дрожжах национальным движениям. Одно из них – немецкое – делало особенную ставку на ту самую прусскую монархию, что столь бесславно проиграла Наполеону в 1806 году. Ничего не поделаешь: Гегелю теперь пришлось уповать на государство Гогенцоллернов, которое не очень подходило к образу воплощенного Абсолютного Духа. Зато у философа, профессора Берлинского университета, появился шанс объяснить сидящему в Берлине королю, что тот в действительности воплощает.

Все это звучало бы комично, не знай мы дальнейшей судьбы гегелевской системы (Пятигорский упоминает в беседе марксизм и ленинизм; сегодня мы можем добавить еще и идею Европейского Союза, одним из авторов которой был знаменитый гегельянец Александр Кожев). Пусть история – неотрефлексированная метафора сознания, но она требует рефлексии. Рефлексия же по поводу истории требует (что бы там Гегель ни говорил) фактов. В первый день нашей лондонской встречи в декабре 1994 года Александр Моисеевич подарил мне английское, оригинальное издание своих "Мифологических размышлений". Я открыл эту книгу только в самолете, который летел в Москву. На пятой же странице обнаружилась досадная опечатка в дате сражения под Йеной – оно произошло не в 1805 году, а в 1806-м. Хронологическая ошибка была и в дарственной надписи, которую автор датировал девятым ноября 1994 года, а не девятым декабря. Когда я думаю об этом забавном совпадении редакторской оплошности лондонского издательства и хронологической забывчивости философа, мне видится в этом какой-то странный символический смысл. То ли эта случайность намекает на ненадежность нашего так называемого "знания об истории", то ли на то, что – да простят меня бывшие коллеги-историки – необходимость знать точные факты сильно преувеличена. В любом случае, Карфаген должен быть разрушен, а метафора истории – отрефлексирована.

Первая беседа Александра Моисеевича Пятигорского (по-прежнему, под псевдонимом "Андрей Моисеев") о Георге Вильгельме Фридрихе Гегеле прозвучала в эфире Радио Свобода 18 февраля 1977 года.

Александр Пятигорский. Философия Нового времени. Гегель - главные работы, философские интересы

Проект "Свободный философ Пятигорский" готовится совместно с Фондом Александра Пятигорского. Благодарим руководство Фонда и лично Людмилу Пятигорскую за сотрудничество. Напоминаю, этот проект был бы невозможен без архивиста "Свободы" Ольги Широковой, являющейся соавтором всего начинания.

P. S. Цитата из "Мифологических размышлений" Александра Пятигорского дана по русскому изданию этого курса лекций, вышедшему в московском издательстве "Языки русской культуры" в 1996 году под редакцией Ю.П. Сенокосова. Переводчик – Павел Лион. В этом издании приведена верная дата битвы при Йене.

Все выпуски доступны здесь