Мосты сожжены

Газетные публикации – при всей горячности, сиюминутности репортажей, знаю, надежнее появляющихся позднее историй. Репортеры, как правило, не умеют врать: увиденное и только что пережитое не оставляет места импровизациям.
Вот несколько отрывочных и неполных выдержек из публикаций еженедельной газеты "Век", где я работал в октябре 1993 года. Привычный красный логотип издания в те дни был черным. Как и общее настроение публикаций. Попытка анализа событий по горячим следам… Репортажи из центра Москвы и Останкино… Зарисовка из Белого дома…

Черный октябрь. Константин Михайлов

"Случившееся называют то мятежом, то путчем, то гражданской войной. Последнее больше походит на истину, но словами "гражданская война" не стоит
Репортеры, как правило, не умеют врать: увиденное и только что пережитое не оставляет места импровизациям
бросаться, у них магическая сила, и они могут сбыться… На стороне Белого дома воевали не только ополченцы, но и государственные вооруженные формирования – департамент охраны и подразделения внутренних войск, с противоположной – не только войска, но и "дружинники", и "афганцы". Значит, речь идет о противоборстве двух вооруженных сил (смешанных в разных пропорциях военно-гражданских сил), в результате которого одна, президентская, победила другую, парламентскую. Соответственно, произошло столкновение двух ветвей власти, считавших себя единственно законными и правыми.

Можно запретить оппозиционные газеты и партии. Но обещаны "свободные выборы". Можно расстрелять Белый дом. Но что делать с тысячами местных Советов, разбросанными по огромной стране, если говорить о конце советской власти?

Мы стоим сейчас над могилой прежнего порядка. Но у правительства есть краткая минута передышки. "Вернуться в Конституцию" нельзя. Но в этот миг пика Смуты можно попытаться построить новое государственное здание. Прямолинейно продолжать свой прежний – конфронтационный – курс ни Кремль, ни коммунистическое подполье, ни разогнанные депутаты теперь не могут, если они в самом деле не хотят разгорания гражданской войны.

* * *

Воскресенье. Мосты сожжены. Николай Бахрошин

Колонна демонстрантов сформировалась как по мановению волшебной палочки. Оторопевшие омоновцы попытались развернуться в цепь, но поздно… Пошли!
Первая цепь ОМОНа была прорвана на Крымском мосту. Мелькали заточки, палки, гремели щиты, и летели в Москву-реку сорванные с милиционеров каски. Дальше оцепления прорывались грузовиками. Под самыми разнообразными лозунгами, начиная от "Ельцина на виселицу!" и кончая "Разоблачим жидомасонский заговор!", демонстранты прорывались к Белому дому. Нет, народа было немного. Пять-шесть тысяч. Но настроение самое боевое:
– Демократическая мразь – с руководства слазь!

Оскаленные рты, перекошенные лица, налитые кровью глаза. Дальнейшие события уже напоминали хронику военного времени. Начался штурм Останкино, введено военное положение, подошли войска, начался штурм Белого дома. С утра москвичи, как на театральное представление, сходились посмотреть, как отбивают здание бывшего парламента правительственные войска. Еще бы, такое зрелище! К полному восторгу мальчишек, лезущих прямо под пули…
По данным социологического опроса, проведенного непосредственно перед путчем, 78 процентов населения России остались равнодушны к упраздняющему парламент президентскому указу.

* * *

Конец совета. Владимир Ведрашко, Кирилл Светицкий

Вечер 3 октября, Останкино. Толпы людей у телецентра. Выстрелы. Бронетранспортеры дивизии Дзержинского. Пожарные тушат огонь в здании телецентра Королева, 19, вывозят раненых и мертвых. Из БТРа, стоявшего на углу Королева, 12, через небольшие промежутки времени раздается спокойный голос офицера, усиленный громкоговорителем: "Товарищи, среди вас находятся вооруженные люди. Когда они стреляют, мы тоже вынуждены открывать огонь. Будут многочисленные и бессмысленные жертвы. Я прошу вас в течение десяти секунд покинуть зону боевых действий, иначе мы открываем огонь на поражение". Через десять секунд трассирующие пули летят над головами. Люди бегут к метро.

Рано утром мы были у Белого дома. При начале штурма солдаты отвели нас вместе с группой защитников под стены жилого здания на углу Глубокого переулка и приказали лечь на асфальт. Мы лежали четыре часа – все вместе, и "кто-за-Ельцина", и "кто-за-Руцкого", смотрели на происходящее с высоты десяти сантиметров над тротуаром, провожали глазами поезда на метромосту, удивлялись толпам зевак в нескольких сотнях метров от нас… На пятом часу солдаты дали знак: выбирайтесь за угол. Десантники заталкивают нас в подъезд. Майор приказывает по подъезду не слоняться. От очередного танкового выстрела трещина пробегает по потолку.

Когда раненых перевязали, а курильщики перекурили, все начали украдкой и с подозрением рассматривать друг друга… быстро притерлись… решили позвонить в ближайшую квартиру, просить воды. – А вы за кого? – спросила старушка, едва оставив щель в приоткрытой двери. Мы сказали. – Ну вот к ним и идите, пусть они вам воды и дадут. Мы постучали в другую квартиру – запомнился номер: 184. Нас не спросили, ни чьи мы, ни за кого – впустили и положили раненых на кровати. Кем были эти молодые парни – "белыми" или "красными" – мы так и не узнали. Пробрались через чердак в другой подъезд, спустились на улицу и стали пробираться к "своим".

* * *

Москва. Четвертое октября. Александр Обухов

Постреливать начали в половине седьмого утра. Редкие короткие автоматные очереди отчетливо слышны на шестом этаже моего старого дома на Большой Бронной, единственным достоинством которого является его местоположение… В восьмом часу перестрелка стала громче, ожесточеннее, включились и более тяжелые виды оружия. Страшно не было. Думаю, все мы уже были внутренне готовы к чему-то подобному.

Включил старый "Панасоник". На самом краю 11-метрового диапазона из динамика прохрипело:

– "Омск", "Омск", ответьте 66-му!

– "Омск" на приеме.

– На крыше высотки взяли снайпера, говорит из 119-го полка. Есть у нас такой?

– 119-й? Врет. Хотя не знаю. Надо проверить через МО, прием.

– "Омск", будете проверять, спросите, должно ли на крыше гостиницы находиться подразделение из 3-4 человек в форме ОМОНа, прием.

– Вызываю "Омск", отвечайте "Омск"…

– "Омск" на приеме, что у вас, кто это?

– Не слышу, у нас кто-то стреляет…

– Кто это? Немедленно выходите из-под огня и выводите личный состав, прием.
– Не слышу, у нас идет бой…

– Выводите личный состав, говорю, это приказ "Крыма"!..

Вот тут мне стало страшно. Офицеры, командующие осадой Белого дома, не знают, какие подразделения в ней участвуют, кто с кем взаимодействует! Почему они ведут не предназначенные для посторонних ушей переговоры на частотах, где их способен принимать едва ли не всякий желающий?

* * *

Прощание с Белым домом. Леонид Марголис

4-го я узнал то, о чем лишь читал: во время крупной операции ты видишь только ее фрагмент, частью которого являешься сам. Тебе неведомо, что происходит на других участках "фронта". Тебе неизвестен замысел операции в целом и взаимосвязь ее частей.

Разгулявшаяся, освоившаяся "на войне" толпа (в основном молодежь) обнаружила, что может проникнуть и в само здание Дома Советов – через центральный подъезд №1. Автор этих строк оказался среди вошедших в разбитый подъезд номер один. Это было около 14 часов. Первая комната налево. Матрацы, одеяла, одежда в беспорядке, опрокинутые стулья, пакеты с едой, самовар… В соседней комнате, очевидно, было бюро пропусков. Там – порядок, в шкафах и на столах папки с бумагами, телевизор на тумбе… Молодые парни высаживают окно вместе с рамой и переправляют телевизор наружу. Началось мародерство. Со спичками, факелами, толпа разбрелась по закоулкам темного совсем еще недавно парадного подъезда. Навстречу с торжествующими криками мальчишки несли ящики с пивом, кто-то выбрасывал книги из киоска "Роспечати", кто-то раздобыл милицейскую форму и начал в нее облачаться… Один мужик, жутко напрягаясь, протащил тяжелое крутящееся кресло.

Дорожка вдоль фасада дома – в каплях высохшей крови. Омоновец командует: "Всем вниз, за парапет моста!" В Белом доме вспыхивают и покрываются черным дымом еще два окна. Людей уже не надо подгонять, они сами торопятся вниз. Но при этом смеются.

Вечереет. Белый дом продолжает выгорать изнутри. А я вспоминаю, как два с небольшим года назад победно реял над ним аэростат с надписью "Россия". Теперь на его башне, рядом с трехцветным флагом развеваются красный флаг и флаг Фронта национального спасения.

Владимир Ведрашко – редактор отдела новостей РС. В октябре 1993 года – обозреватель еженедельника "Век". Газета деловых кругов "Век" выходила в Москве с 1992 по 2002 год.

Другие материалы о политическом кризисе осени 1993 года читайте на странице "Штурм Белого дома. 20 лет спустя"