Американская пресса, не слишком разбираясь, как, впрочем, все теперь, в исчезнувшей советской иерархии, отмечает 25-ю годовщину избрания Михаила Горбачева на пост председателя Верховного Совета, который на Западе приравнивают к президентскому. По сути, да и по форме это верно, и юбилей оказался не хуже других. Ведь история редко оперирует точными датами, которые становятся национальными праздниками. Так или иначе, четверть века назад начался путь в тот сегодняшний день, который столь разительно не похож на вчерашний. Дорога была крутой и напоминала американские горки, которые в США называют "русскими". Надежда доходила до эйфории, разочарование – до отчаяния. Бесспорно одно: начал этот исторический поход Горбачев.
Я помню, как с ним знакомилась Америка. Переживая за реформы и не отрываясь от телевизора, мы с друзьями издалека следили за первым в истории двух стран интервью в прямом эфире. СССР, естественно, представлял Горбачев, Америку – куда более в ней знаменитый Том Брокау. К тому времени мы уже много лет жили в свободном мире, но, как заметила Марина Ефимова, нам все равно хотелось сказать американскому журналисту, чтобы тот вытащил руки из карманов.
– Кто ваш любимый американский писатель? – спросил напоследок Брокау.
– Разные, – видимо, заподозрив подвох, ответил Горбачев, но его все равно полюбили в Америке.
25 лет спустя только в ней, пожалуй, остатки этой "горбомании" и сохранились. На родине, как я слышал, вошел в моду контактный спорт – пихать Горбачева. И зря. Я твердо знаю: жизнь без всего того, что пришло с перестройкой, никому бы теперь не понравилась. Ведь четверть века назад светлым идеалом прежнего режима был уже коммунизм не Маркса, а Хонеккера: социализм с колбасой и эффективной секретной полицией.
Любоваться ГДР, однако, могли только приехавшие по службе и с Востока. Сам я прилетел в Берлин с Запада, когда город еще не сросся, и каждому было ясно, по какую сторону рухнувшей Стены жил разноцветный мир, а по какую – черно-белый. В одном из музеев оккупации, которые теперь стоят в балтийских столицах, меня больше колючей проволоки поразил советский автомат с газировкой – скучный, убогий, бесцветный. Какой же была та жизнь, если мы этого никогда не замечали?
Но раз Горбачев начал процесс, радикально изменивший жизнь всех, включая и мою, то пришло время в этом признаться. Итак, вот за что я благодарен Горбачеву:
– За то, что Горбачев наступил на горло своей песне.
– За то, что Горбачев способствовал журнальному буму, изменившему стиль языка и жизни.
– За то, что Горбачев верил в империю, но не защищал ее любой ценой.
– За то, что Горбачев доказал, что есть жизнь после власти.
– За то, что Горбачев любил жену и не стеснялся этого.
– За то, что Горбачев позволил склеить Европу.
– За то, что Горбачев – впервые после войны! – расположил Америку к России.
– За то, что Горбачев считался идеалистом, но оказался прагматиком.
– За то, что Горбачев сумел уйти из Афганистана.
– За то, что Горбачев был последним коммунистом в Кремле.
Александр Генис – нью-йоркский писатель и публицист, автор и ведущий программы РС "Американский час "Поверх барьеров"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции РС.
Я помню, как с ним знакомилась Америка. Переживая за реформы и не отрываясь от телевизора, мы с друзьями издалека следили за первым в истории двух стран интервью в прямом эфире. СССР, естественно, представлял Горбачев, Америку – куда более в ней знаменитый Том Брокау. К тому времени мы уже много лет жили в свободном мире, но, как заметила Марина Ефимова, нам все равно хотелось сказать американскому журналисту, чтобы тот вытащил руки из карманов.
– Кто ваш любимый американский писатель? – спросил напоследок Брокау.
– Разные, – видимо, заподозрив подвох, ответил Горбачев, но его все равно полюбили в Америке.
25 лет спустя только в ней, пожалуй, остатки этой "горбомании" и сохранились. На родине, как я слышал, вошел в моду контактный спорт – пихать Горбачева. И зря. Я твердо знаю: жизнь без всего того, что пришло с перестройкой, никому бы теперь не понравилась. Ведь четверть века назад светлым идеалом прежнего режима был уже коммунизм не Маркса, а Хонеккера: социализм с колбасой и эффективной секретной полицией.
Любоваться ГДР, однако, могли только приехавшие по службе и с Востока. Сам я прилетел в Берлин с Запада, когда город еще не сросся, и каждому было ясно, по какую сторону рухнувшей Стены жил разноцветный мир, а по какую – черно-белый. В одном из музеев оккупации, которые теперь стоят в балтийских столицах, меня больше колючей проволоки поразил советский автомат с газировкой – скучный, убогий, бесцветный. Какой же была та жизнь, если мы этого никогда не замечали?
Но раз Горбачев начал процесс, радикально изменивший жизнь всех, включая и мою, то пришло время в этом признаться. Итак, вот за что я благодарен Горбачеву:
– За то, что Горбачев наступил на горло своей песне.
– За то, что Горбачев способствовал журнальному буму, изменившему стиль языка и жизни.
– За то, что Горбачев верил в империю, но не защищал ее любой ценой.
– За то, что Горбачев доказал, что есть жизнь после власти.
– За то, что Горбачев любил жену и не стеснялся этого.
– За то, что Горбачев позволил склеить Европу.
– За то, что Горбачев – впервые после войны! – расположил Америку к России.
– За то, что Горбачев считался идеалистом, но оказался прагматиком.
– За то, что Горбачев сумел уйти из Афганистана.
– За то, что Горбачев был последним коммунистом в Кремле.
Александр Генис – нью-йоркский писатель и публицист, автор и ведущий программы РС "Американский час "Поверх барьеров"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции РС.