В Театре "Школа драматического искусства" состоялась российская премьера "Трех сестер" Оризы Хираты. Это одна из постановок труппы "Сэйнэндан", сделанная в рамках совместного с Университетом Осака проекта "Спектакли с участием роботов".
Российскому зрителю смотреть Чехова в постановке японского режиссера трудно, но увлекательно. Конечно, мешает строка перевода, которую надо читать обязательно, поскольку Ориза Хирата – сторонник "разговорного театра", и именно в этом пространстве происходит главное действие – во всяком случае, для тех, кто знаком с текстом оригинала.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Чехов. Андроид-версия
Единственная подсказка – имена трех сестер, Мариэ, Рисако и Икуми. Когда появляется Вершинин, то его трудно узнать даже не потому, что в версии Оризы Хираты он не батарейный командир, а профессор кафедры робототехники, а по той причине, что его жена – молодая красотка, а никакая не сумасшедшая. Да и сам Вершинин-Маруяма, как выясняется впоследствии, этакий японский Гумберт Гумберт, от домогательств которого в юные годы пострадала Ирина-Икуми. Так, по крайней мере, утверждает ее андроид. А что, ведь в московские времена Вершинина в семье знали, но предпочли забыть, не так ли у Чехова?
И подобных перевертышей в постановке много, только успевай отслеживать. Если в первоисточнике Маша изменяет своему мужу, то здесь Кулыгин-Такаги пользуется каждым удобным случаем сбежать "на сторону". Скрытое в оконной нише объяснение в любви Андрея Наташе трансформируется сначала в публичное унижение будущей невесты, а потом в не менее громогласное предложение руки. (Я оставляю за скобками внешнее несходство персонажей с чеховскими героями). Сдержанная Ольга превращается в радушную хозяйку дома, несчастная Маша – в глуповатую болтушку, жизнерадостная Ирина – в затворницу и андроида. Тем не менее на сцене отчетливо проступает чеховский рисунок, та же прозрачность, любовь и безнадежность, свойственная маленьким городкам.
Впрочем, Ориза Хирата добавил, как мне показалось, два принципиально новых аспекта, которых у Чехова не было и в помине. Во-первых, он раздвинул время. Герои вроде бы в прошлом – городок мало того что потерял крупное производство (из губернского города ушел полк), сильно пострадал от пожара, и самое важное, что могло с сестрами случиться, – любовь, замужество, работа – все это уже непоправимо произошло, но все равно, относительно зрителей они находятся в будущем. Устаревший домашний робот – это нянька Анфиса восьмидесяти лет, с той же долей доброты и непосредственности, собственный андроид – как идеальный компаньон для вышедшего на пенсию человека. То есть в будущем все изменится, но ничего не произойдет. И только вечная надежда: когда же роботы будут за нас решать, что нам делать (в версии Оризы Хираты – надо ли нам работать).
Работа – это тот вопрос, который очень заботит японского режиссера и который в свое время мучил Антона Павловича. Мечтавшие об осмысленном труде чеховские барышни оказываются завязшими в рутине ежедневных обязанностей, из которой не выбраться. И на этом фоне – попытка их брата Акиры, противоположная уходу в праздность чеховского персонажа, стать рабочим, заняться примитивным физическим трудом. То есть избавиться от аркана, который накладывает образование и который заранее был приготовлен гениальным отцом и любящими сестрами. Работа – это то, что толкает человека на переезд, на измену, на одиночество. Три сестры размышляют, как могла бы сложиться их жизнь, если бы отец согласился уехать в Нью-Йорк, а молодой ученый Хитоси Накано, действительно, вот-вот уедет в Сингапур, где, наверное, "очень жарко…" Эту фразу повторяют почти все персонажи, каждый в свой срок, и начинает казаться, что никуда-то он не уедет. Тем более что его возлюбленная Икуми-Ирина, как выясняется, вовсе не умерла, о чем Хитоси должен был бы узнать, согласно завещанию ее отца, только через несколько лет.
Это еще один момент, который не вычитывается у Чехова, – воля умершего отца, тяготеющая над сестрами. Не случайно спектакль начинается с того, что они переносят его могилу на другое место, как он и велел, спустя три года после похорон. То есть сестры живут по сценарию, написанному им в своем завещании. И только брат Акира, все время ускользающий, как и чеховский Андрей, идет против отцовской воли – не только отказавшись от поездки на могилу, но и от продолжения его дела. Возможно, в японской культуре лучше прочитывается то, что в российской реальности традиционно предпочитают не замечать.
Что касается геминоида F и Robovie R3, участвовавших в спектакле роботов, то их роль, как мне кажется, несколько преувеличена в рекламных целях. Технические достижения доктора Хироси Исигуро из Университета Осака, безусловно, вызывают восхищение и при ближайшем рассмотрении геминоида рождают смешанные чувства, но эти уникальные персонажи не главная художественная ценность спектакля, важен контекст.
А благодаря этому контексту выходит, что именно андроид – самый чеховский персонаж. Не ее прототип, Икуми, спрятавшаяся от жизни и людей, подобно многим японцам, как уверяет режиссер, а alter ego, андроид, который не боится извлекать правду из памяти-подсознания, даже рискуя отключением, которое, впрочем, не есть смерть. Как только находишь причину этого двойничества, сразу получаешь ключ и ко всей постановке-перевертышу: японские актеры играют alter ego чеховских персонажей, а чеховских героев сегодня могут воплотить только андроиды, честные и бесстрашные. Во всяком случае, по версии Оризы Хираты.
