Цепь нелепых несовпадений привела к тому, что я, дважды побывав в Неаполе, ухитрился обойти стороной две коронные жемчужины этого города: Археологический музей и Музей Каподимонте. И так никогда и не увидел живьем картины Питера Брейгеля-старшего "Притча о слепых", составляющей часть экспозиции этого последнего и поражающей, даже с учетом всего остального творчества художника, изощренной техникой и экспрессивностью.
Название неточное, оно почти наверняка не принадлежит самому автору – в Евангелии от Матфея, к которому здесь отсылка, такой притчи нет, Иисус просто прибегает к метафоре, осуждая фарисеев: "Если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму". Для Брейгеля религиозные сюжеты вообще не очень характерны, он известен в первую очередь как летописец повседневной жизни сельских обитателей, своих современников, но всегда с мягким подтекстом – обычно это благожелательная ирония, смешанная с грустью, даже если изображен апофеоз веселья.
На этом фоне "Притча", одно из последних произведений художника, выделяется неожиданной резкостью и горечью. Религиозные сюжеты для Брейгеля нетипичны, картина, скорее всего, комментарий к тогдашним текущим событиям, формированию испанским герцогом Альбой так называемого "кровавого совета" для карательных операций против протестантского населения Нидерландов. Но этот смысл для нас сегодня стерт, мы воспринимаем полотно как универсальный комментарий к человеческой судьбе или даже шире – к истории.
Тут, однако, встроен парадокс, потому что картина, как и изобразительное искусство в целом, подразумевает наличие зрения – должен быть кто-то, кто видит. Это, конечно, сам художник, без которого ничего бы не случилось, но прежде всего это мы с вами, к кому полотно обращено, хотя именно мы изображены на нем слепыми. Евангелие, откуда взят сюжет, ясно дает понять, что истинным зрением обладает только Бог, и что только его следует избирать в непогрешимые поводыри. Но все творчество Брейгеля уводит нас от такого прямого толкования, да и сама картина слишком пессимистична и страшна.
В канун нового года мы обычно прощаемся с прошлым и пытаемся заглянуть в будущее – дата, конечно, условная, ее не раз передвигали, но такой уж мы ее назначили. Возможное счастье представляет для нас больший интерес, чем миновавшая беда. Как правило, мы не замечаем здесь парадокса, который сродни брейгелевскому, но гораздо шире. Прошлое лежит целиком открытым нашему взгляду, а будущее полностью от него спрятано. И если принять расхожую метафору о том, что мы движемся из прошлого в будущее, то мы явно движемся в него попятным ходом. Странным образом мы пытаемся обустроить ту часть нашей жизни, которая от нас сокрыта.
Иными словами, совпадение с картиной полное: несмотря на то что мы видим самих себя в этих образах отражения, мы слепы, как и они. Вглядимся, однако, еще раз. Слепой поводырь уже сорвался в яму, а за ним и первый из ведомых, но у остальных еще есть шанс уцелеть. Никто из них друг к другу не привязан, и к тому же они лишены зрения, но не слуха, наверняка можно ориентироваться на другие органы восприятия, коль скоро глаза бесполезны. Поскольку живопись статична, предполагаемое будущее она в состоянии передать только намеком, догадкой. Из времени она в состоянии выхватить только застывшее настоящее, а из настоящего, пока оно не миновало, можно попытаться выкарабкаться – и извлечь уроки. К сожалению, их есть из чего извлекать, яма пустой не останется.
Сирия превратилась у нас на глазах в кровавый водоворот, грозящий затянуть в себя соседние ближневосточные государства, в Центральноафриканской Республике мусульмане и христиане взаимно истребляют друг друга, Филиппины пытаются прийти в себя после катастрофического тайфуна – и надо ли напоминать, кого из дорогих и близких мы потеряли в уходящем году? Мы даже не можем пожаловаться, что нас не предупреждали, история лежит нараспашку перед глазами у всех.
И тем не менее, хотя мы и не в состоянии угадывать будущее, мы можем хотя бы немного его корректировать, для этого нам вовсе не нужно давать обещания и зароки, нужно всего лишь мало-помалу менять настоящее, которое в нашей власти: у себя в семье, на работе, на улице, на Майдане. Мы можем уже сегодня дать понять своим близким, как они нам дороги, а деспотической власти – как она нам ненавистна. Мы можем уже сегодня попытаться избежать ошибки, в которую, казалось бы, обречены впасть завтра. Вера в Бога – это короткое замыкание, прыжок за наградой через дистанцию, которую мы именуем жизнью. Но мы все-таки празднуем не преодоление этой дистанции, а наступление нового года, но на самом деле он наступает ежедневно, и то, что мы делаем здесь и сейчас, неизмеримо важнее того, что мы предположительно будем делать завтра. Те, кто нас видит на нашем полотне, видят нас сейчас, а не в будущей вечности. И кроме оптимизма у нас нет никакого выхода.
Алексей Цветков – нью-йоркский политический комментатор, поэт и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции.
Название неточное, оно почти наверняка не принадлежит самому автору – в Евангелии от Матфея, к которому здесь отсылка, такой притчи нет, Иисус просто прибегает к метафоре, осуждая фарисеев: "Если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму". Для Брейгеля религиозные сюжеты вообще не очень характерны, он известен в первую очередь как летописец повседневной жизни сельских обитателей, своих современников, но всегда с мягким подтекстом – обычно это благожелательная ирония, смешанная с грустью, даже если изображен апофеоз веселья.
Тут, однако, встроен парадокс, потому что картина, как и изобразительное искусство в целом, подразумевает наличие зрения – должен быть кто-то, кто видит. Это, конечно, сам художник, без которого ничего бы не случилось, но прежде всего это мы с вами, к кому полотно обращено, хотя именно мы изображены на нем слепыми. Евангелие, откуда взят сюжет, ясно дает понять, что истинным зрением обладает только Бог, и что только его следует избирать в непогрешимые поводыри. Но все творчество Брейгеля уводит нас от такого прямого толкования, да и сама картина слишком пессимистична и страшна.
В канун нового года мы обычно прощаемся с прошлым и пытаемся заглянуть в будущее – дата, конечно, условная, ее не раз передвигали, но такой уж мы ее назначили. Возможное счастье представляет для нас больший интерес, чем миновавшая беда. Как правило, мы не замечаем здесь парадокса, который сродни брейгелевскому, но гораздо шире. Прошлое лежит целиком открытым нашему взгляду, а будущее полностью от него спрятано. И если принять расхожую метафору о том, что мы движемся из прошлого в будущее, то мы явно движемся в него попятным ходом. Странным образом мы пытаемся обустроить ту часть нашей жизни, которая от нас сокрыта.
Иными словами, совпадение с картиной полное: несмотря на то что мы видим самих себя в этих образах отражения, мы слепы, как и они. Вглядимся, однако, еще раз. Слепой поводырь уже сорвался в яму, а за ним и первый из ведомых, но у остальных еще есть шанс уцелеть. Никто из них друг к другу не привязан, и к тому же они лишены зрения, но не слуха, наверняка можно ориентироваться на другие органы восприятия, коль скоро глаза бесполезны. Поскольку живопись статична, предполагаемое будущее она в состоянии передать только намеком, догадкой. Из времени она в состоянии выхватить только застывшее настоящее, а из настоящего, пока оно не миновало, можно попытаться выкарабкаться – и извлечь уроки. К сожалению, их есть из чего извлекать, яма пустой не останется.
Сирия превратилась у нас на глазах в кровавый водоворот, грозящий затянуть в себя соседние ближневосточные государства, в Центральноафриканской Республике мусульмане и христиане взаимно истребляют друг друга, Филиппины пытаются прийти в себя после катастрофического тайфуна – и надо ли напоминать, кого из дорогих и близких мы потеряли в уходящем году? Мы даже не можем пожаловаться, что нас не предупреждали, история лежит нараспашку перед глазами у всех.
И тем не менее, хотя мы и не в состоянии угадывать будущее, мы можем хотя бы немного его корректировать, для этого нам вовсе не нужно давать обещания и зароки, нужно всего лишь мало-помалу менять настоящее, которое в нашей власти: у себя в семье, на работе, на улице, на Майдане. Мы можем уже сегодня дать понять своим близким, как они нам дороги, а деспотической власти – как она нам ненавистна. Мы можем уже сегодня попытаться избежать ошибки, в которую, казалось бы, обречены впасть завтра. Вера в Бога – это короткое замыкание, прыжок за наградой через дистанцию, которую мы именуем жизнью. Но мы все-таки празднуем не преодоление этой дистанции, а наступление нового года, но на самом деле он наступает ежедневно, и то, что мы делаем здесь и сейчас, неизмеримо важнее того, что мы предположительно будем делать завтра. Те, кто нас видит на нашем полотне, видят нас сейчас, а не в будущей вечности. И кроме оптимизма у нас нет никакого выхода.
Алексей Цветков – нью-йоркский политический комментатор, поэт и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции.