Приставы и судьи

Вышедшие по амнистии Толоконникова, Алехина и четверо участников Болотного дела, а также помилованный Ходорковский просили не забывать тех, кто еще не на свободе.

Не забываем.
Заседания по Болотному делу переместились в Замоскворецкий суд, тот самый, где несколько месяцев назад судили Михаила Косенко. На первом этаже, у входа, висит плазменный экран, на который транслируют заседания. Напротив стоят стульчики в несколько рядов. Слева судебные приставы досматривают тех, кто приходит в суд по другим вопросам. Приставам скучно, они заводят беседы с посетителями. Впрочем, те и сами не прочь сказать как отрезать.
Посетитель: Это тут кино будут показывать?
Пристав: Нет, это они за свободу борются!
Посетитель: Не будет никакой свободы, пока Путина не пристрелят!
Пристав (со вздохом): Его не пристрелят, он вечен.
Пристав: Откройте сумочку. Что-нибудь колющее? режущее? стреляющее?
Посетительница: Нет, только сказки.
Пристав: Надеюсь, про Буратино? Я и сам Буратино на всю голову. Поэтому меня здесь и держат.
Судья Никишина остается за кадром, и голос ее, отрывистый и четкий, доносится словно из ниоткуда, придавая происходящему зловещести
Но вот все затихает, начинается трансляция. Про то, зачем придумали всю эту историю с перенесением заседаний в маленький зал и прямой трансляцией, было много разговоров. Самое распространенное мнение: "они" хотят минимизировать количество публики в зале суда. Впрочем, есть точка зрения, что все не так плохо: подсудимым удобно общаться с адвокатами, родственники и журналисты в зал вмещаются, а остальные могут видеть заседания в режиме реального времени. Процесс остается гласным, и права на информацию никто не лишен.
Как бы то ни было, некоторого, не побоюсь этого слова, эстетического эффекта "они" достигли. Камера направлена на клетку с подсудимыми и столы защитников и родственников. Судья Никишина остается за кадром, и голос ее, отрывистый и четкий, доносится словно из ниоткуда, придавая происходящему зловещести.
Сперва адвокату Екатерине Горяйновой удалось приобщить к делу разные документы, с положительной стороны характеризующие ее подзащитного Ярослава Белоусова.
Потом судья Никишина под разными предлогами отклонила ходатайства адвокатов Дубровина и Аграновского о приобщении двух документов из Европейского суда по правам человека. В одном из них говорилось не только о тех, кто все еще сидит, но и про Акименкова, который вышел по амнистии, и поэтому документ, по мнению судьи Никишиной, не имеет отношения к делу.
Он доставал ходатайства будто бы из рукава, поднимал правую руку с листком бумаги вверх и торжественным громким голосом, с оттяжечкой, говорил: "Ходатайство!"
Другой документ написан по-английски. По словам адвоката Аграновского, поскольку судопроизводство в ЕСПЧ ведется на английском и французском языках, то и документы оттуда необходимо предоставлять в оригинальном виде: в российском законодательстве не сказано, кто и как должен переводить их для российских судов, а кроме того, при переводе могут возникнуть неточности.
Потом адвокат Дубровин ходатайствовал о том, чтобы спросить Конституционный суд: не противоречит ли Конституции статья "участие в массовых беспорядках", по которой обвиняются все подсудимые? Каковы критерии "массовости"? (отказано).
Со второго раза приобщили заключение психолога, в котором говорилось, что Духанина не отличается агрессивностью.
Но вообще это был день подсудимого Кривова. Он доставал ходатайства будто бы из рукава, поднимал правую руку с листком бумаги вверх и торжественным громким голосом, с оттяжечкой, говорил: "Ходатайство!"
План его был таким. Вызвать в качестве свидетелей и допросить:
- командиров полиции и ОМОНа, которые отдавали приказы;
- чиновников, с которыми согласовывалось мероприятие;
- врачей скорой помощи, которые 6 мая дежурили на Болотной площади и позднее, на следствии, показали, что большинство пострадавших были гражданские лица, а не ОМОНовцы, как нам сообщили потерпевшие и свидетели обвинения;
- журналистов, которые вели прямую трансляцию с шествия и знали о "прорыве цепочки" до того, как начались давка и сидячая забастовка.
У публики чем дальше, тем больше округлялись глаза
А также сделать что-нибудь с протоколами двух допросов, идентичными вплоть до орфографических ошибок, с некоторыми документами, не соответствующими никаким нормам, а также сделать экспертизу видеосъемки, которая якобы является доказательством его вины и из которой следует, что не толкал он в грудь этого представителя власти, чтоб его черти унесли (про чертей Кривов, конечно, не говорил). Ну и т. д.
А дальше начиналось странное. Судья Никишина, как и положено, спрашивала мнение сторон. Вставал адвокат Макаров (защитник Кривова) и говорил: "Поддерживаю", а дальше все адвокаты по очереди говорили: "На усмотрение суда". Фактически, как мы понимаем, это означает отказ от поддержки, но не скажешь же в такой ситуации прямо: "Возражаю". У публики чем дальше, тем больше округлялись глаза.
Впрочем, как пояснила адвокат Горяйнова, иначе они поступить, увы, не могли. Ходатайства, сами по себе разумные, действительно, поданы с нарушениями Уголовно-процессуального кодекса: заявляя ходатайства, Кривов ссылался не на документы, а на приложения к ним; не назвал вид экспертизы, о которой просит, и не сформулировал вопросы. Но! Если все оформить правильно, можно подать эти ходатайства повторно, и есть шанс, что их удовлетворят.
Хотела я спросить, может ли это хоть как-то повлиять на исход дела. Но сняла свой вопрос как риторический.
В понедельник следующее заседание. В 11.30.
Приходите!

Анна Родионова – филолог, волонтер общества "Мемориал"