«Уинвуд Рид хорошо сказал об этом, — продолжал Холмс. — Он говорит, что отдельный человек — это неразрешимая загадка, зато в совокупности люди представляют собой некое математическое единство и подчинены определенным законам. Разве можно, например, предсказать действия отдельного человека, но поведение целого коллектива можно, оказывается, предсказать с большей точностью. Индивидуумы различаются между собой, но процентное отношение человеческих характеров в любом коллективе остается постоянным. Так говорит статистика. Но что это, кажется, платок? В самом деле, там кто-то машет белым». Эта поучительная философская беседа происходит то ли в июле, то ли в сентябре 1888 года на борту полицейского парового катера, пришвартованного к набережной Темзы у Тауэра. Шерлок Холмс, доктор Ватсон, инспектор Джонс и два полицейских поджидают выхода катера «Аврора» из дока Джекобсон-ярд; на борту «Авроры» - одноногий беглый каторжник Джонатан Смолл, его андаманский подельник по кличке Тонга, владелец судна Мордекай Смит с сыном. И, конечно, на борту «Авроры» - сундучок с сокровищами Агры. Пока все тихо, Холмс и Ватсон рассуждают на любимую поздними романтиками тему «индивид и толпа», наблюдая усталых рабочих, расходящихся из дока по домам (кстати, в русском переводе Литвиновой они названы нейтрально, «людьми», но в оригинале используется оскорбительное rascals). Глядя на толпу, Ватсон удивляется, мол, надо же - и у животных есть душа. В ответ Холмс произносит тираду про отдельного человека-неразрешимую загадку мироздания. Тут мальчишка из «нерегулярных частей Бейкер-стрит» машет белым платком, сигнализируя, что «Аврора» покинула док, начинается знаменитая речная погоня и уже не до философии.
А жаль. Прежде всего, в диалоге Ватсона и Холмса сталкиваются две позиции: социал-дарвинистская и (очень условно говоря) гуманистическая – пожалуй даже, христианско-гуманистическая. Любопытно, что роли в этой философской дискуссии на борту парового катера совсем не соответствуют нашим (априорным) представлениям о великом сыщике и его напарнике. Мы привыкли считать (следуя, скорее экранизациям, нежели самим конандойлевским текстам), что Шерлок Холмс есть бездушный сухарь и чуть ли не автомат по производству дедукции. А вот доктор Ватсон – гуманист, душка и вообще. Меж тем, раз за разом именно Холмс демонстрирует истинное понимание человеческой натуры, понимание, которое невозможно без сочувствия и уважения к индивидууму. В той же повести «Знак четырех» несчастный Джонатан Смолл никакого сочувствия у Ватсона не вызывает; единственный человек, который относится к бывшему (и будущему!) каторжнику с уважением, это Шерлок Холмс. Он угощает его сигарой, дает хлебнуть из своей фляжки и обещает защитить от обвинений в убийстве Бартоломью Шолто.
Александр Пятигорский в Рим, 2007. Фото Людмилы Пятигорской
В разговоре на Темзе именно Ватсон выказывает осторожные сомнения в человеческой сущности работяг, судя их исключительно на основании социального статуса. Он берет пролетариев как класс, эти люди не интересуют его по отдельности; доктор не доверяет всем им сразу, подсознательно боится en masse. Холмс же, наоборот, видит в них индивидуумов, носителей бессмертной души, «искры бессмертного огня». Каждый человек по отдельности, вне зависимости от социального происхождения, неимоверно сложен; а вот толпа поддается статистическому описанию, так как следует неким закономерностям – даже среднее арифметическое можно вывести. Любопытно также упоминание здесь Уинвуда Рида (1838-1875), английского путешественника, антрополога, писателя. Шотландец Рид прославился не только своими путешествиями в Анголу и Западную Африку – его трактат «Мученичество человека» (1872) произвел большое впечатление на современников и потомков. О нем говорили Сесиль Родс, Уинстон Черчилль, Джордж Оруэлл. Как видим, его цитирует и Шерлок Холмс – через десять лет после издания этой книги. «Мученичество человека» - попытка составить универсальную секулярную историю западного мира, а одна из частей трактата содержит решительную атаку на христианство (великий английский либерал и премьер-министр Уильям Гладстон был очень недоволен этим фактом). Рида принято относить к социал-дарвинистам с их довольно мрачной концепцией «выживания сильнейшего»; в то же время, он предрекал создание нового мира, в котором не будет войн, рабства и религии (впрочем, по его мысли, до наступления прекрасного будущего все эти неприятные вещи отчасти необходимы для естественного отбора и развития человеческой цивилизации). Ирония приведенной мной сцены в «Знаке четырех» заключается в том, что это скорее Ватсон (отставной военврач на половинной пенсии) с его непонятным классовым высокомерием и культом беспощадного здравого смысла должен цитировать «Мученичество человека», а не Холмс. Но, если вдуматься, все верно. В книге Уинвуда Рида детектив обратил внимание на неразрешимую загадку отдельного человека, а не на среднее арифметическое поведения любой толпы. Социальное подвержено изменениям, оно диктуется обстоятельствами и предсказуемо реагирует на раздражители; индивидуальное универсально, каждый человек, как это ни банально сегодня звучит, несет в себе искру бессмертного огня. Но не Холмсу бояться обвинений в банальности – он умел делать ее увлекательной, видел в ней огромный смысл.
Французский христианский философ Габриэль Марсель, о котором идет речь в нижеследующей беседе Пятигорского, думал примерно так же, как Холмс. К трем кантовским основным признакам религии (Бог над нами, душа внутри нас, и свобода воли) Марсель (в пересказе Пятигорского) добавил «надежду», назвав свое учение «метафизикой надежды». «Надежда» превращает существование в сущность, она превращает жизнь в «путешествие» – но путешествие не к концу, за которым ничего нет, не к исчезновению, а к обретению сущности. Залогом того, что такое путешествие возможно, является душа человека, эта, да-да, искра бессмертного огня. Без учета ее существования (и без учета надежды, этой «общности душ» - не в маниловском смысле, конечно, а в христианском, ибо каждая бессмертная душа есть частичка Бога) мы никогда не поймем другого человека, мы можем только его описать его по формальным признакам – в частности, по социологическим. Если закрыть глаза на универсальный характер человеческой души, который устанавливает нечто вроде солидарности людей, остается мертвая социология и прочие достойные области гуманитарного знания. Они, эти области, с огромной радостью стали бы называться «науками», но не могут. Мешает вот эта самая индивидуальность человека, еле заметная искорка. Наука – это то, что открывает закономерности, которые при одинаковых исходных данных всегда дают одинаковый результат. Когда мы говорим о людях, результаты сплошь и рядом идут вразнос. Но дело не в этом, конечно.
Дело в том, что чуть ли не главной задачей европейской (западной) философии секулярного периода (а в этот период даже религиозная философия, вроде концепции Габриэля Марселя, совсем не похожа на религиозную философию христианской эпохи) стала проблема человеческой солидарности. Ее объяснения. Ее оправдания. Проблема того, как логически вывести возможность внерелигиозной солидарности людей, даже таких разных, как Шерлок Холмс и Джонатан Смолл. Ведь если нет Бога, тогда остаются всяческие эрзацы идеи христианской любви к ближнему, вроде «солидарности трудящихся всего мира» или вонючей браги национализма. В каждом из этих случаев ближнего следует если и не любить, то хотя бы уважать исключительно из-за его классового или этнического происхождения. Однако в круг этого благорасположения попадают далеко не все. Тех, кто не попадает, лучше держать подальше. И не считать равными себе. А еще бы неплохо и вовсе убить, чтобы не мешались. Простодушно же провозглашать, что все люди братья, ибо мы произошли от обезьян и вообще одни на планете – как-то неприлично глупо. Не работает. Даже Шерлок Холмс не признал в андаманском аборигене своего брата.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Александр Пятигорский. Философия XX века. Гарбриэль Марсель
Беседа Александра Моисеевича Пятигорского «Французский философ Габриэль Марсель» вышла в эфир Радио Свобода 15 июля 1977 года.
Проект «Свободный философ Пятигорский» готовится совместно с Фондом Александра Пятигорского. Благодарим руководство Фонда и лично Людмилу Пятигорскую за сотрудничество. Напоминаю, этот проект был бы невозможен без архивиста «Свободы» Ольги Широковой; она соавтор всего начинания. Бессменный редактор рубрики (и автор некоторых текстов) – Ольга Серебряная. Постоянная заглавная фотография рубрики сделана Петром Серебряным в лондонской квартире А.М.Пятигорского в 2006 году.
