..."Болотный процесс" шел ни шатко ни валко. Защитники подавали ходатайства. Прокуроры возражали, но так тихо, что их не было слышно не только в прямой телетрансляции, но и в самом зале суда. Часть ходатайств отклонялась, но некоторые даже и удовлетворялись. Тринадцать ходатайств подал подсудимый Кривов. Наконец и он иссяк. Представители пишущей прессы вяло скандалили с приставами, чтобы проникнуть в зал заседаний. Почтеннейшая публика с важным видом рассуждала, когда начнутся прения и будет приговор: до Олимпиады или после.
Напряженность спала. Происходящее выглядело почти как независимый суд – почти, потому что ни одного документа, свидетельствующего о невиновности Артема Савелова, к делу так и не приобщили.
Участники процесса и наблюдатели довольно сильно обалдели, это видно по тому, что они порой путают, кто есть кто. То адвокат Макаров соберется говорить последнее слово. То подсудимый Барабанов согласится с мнением своих подзащитных. То пристав начнет вещать от имени суда. То незадачливая журналистка в последний момент обнаружит, что вместо "подсудимые" написала в своей заметке "потерпевшие". И лишь судья Никишина верна самой себе: безупречная осанка, многозначительная улыбка, богатые интонации.
Заседание подходило к концу. У защиты кончились ходатайства. Судья спросила, есть ли что-нибудь у обвинения.
И вдруг.
Вдруг со своего места встала прокурор и звонким голосом юной пионерки заявила, что она ходатайствует об оглашении протоколов обысков всех обвиняемых, справок из психдиспансеров, служебных инструкций полицейских, результатов разных экспертиз – это был список какой-то дикой длины, восемь листов некрупным шрифтом!
Наконец, она завершила. На некоторое время в зале воцарилась тишина, затем все пришло в движение. Все галдели и хихикали, включая судью Никишину; серьезный вид сохраняла лишь прокурор (неужто она сама это придумала?).
Это неожиданное ходатайство, да еще поданное в таком виде, тут же породило массу разнообразных вопросов у публики, и даже у защитников. Что это было? Кто это придумал? Кому это выгодно? Кто виноват? Что делать? Кому на Руси жить хорошо?
Я, пожалуй, воздержусь от каких бы то ни было гипотез.
Но читателю выдвигать гипотезы не возбраняется.
Анна Родионова – филолог, волонтер Общества "Мемориал"
Напряженность спала. Происходящее выглядело почти как независимый суд – почти, потому что ни одного документа, свидетельствующего о невиновности Артема Савелова, к делу так и не приобщили.
Участники процесса и наблюдатели довольно сильно обалдели, это видно по тому, что они порой путают, кто есть кто. То адвокат Макаров соберется говорить последнее слово. То подсудимый Барабанов согласится с мнением своих подзащитных. То пристав начнет вещать от имени суда. То незадачливая журналистка в последний момент обнаружит, что вместо "подсудимые" написала в своей заметке "потерпевшие". И лишь судья Никишина верна самой себе: безупречная осанка, многозначительная улыбка, богатые интонации.
Заседание подходило к концу. У защиты кончились ходатайства. Судья спросила, есть ли что-нибудь у обвинения.
И вдруг.
Вдруг со своего места встала прокурор и звонким голосом юной пионерки заявила, что она ходатайствует об оглашении протоколов обысков всех обвиняемых, справок из психдиспансеров, служебных инструкций полицейских, результатов разных экспертиз – это был список какой-то дикой длины, восемь листов некрупным шрифтом!
Наконец, она завершила. На некоторое время в зале воцарилась тишина, затем все пришло в движение. Все галдели и хихикали, включая судью Никишину; серьезный вид сохраняла лишь прокурор (неужто она сама это придумала?).
Это неожиданное ходатайство, да еще поданное в таком виде, тут же породило массу разнообразных вопросов у публики, и даже у защитников. Что это было? Кто это придумал? Кому это выгодно? Кто виноват? Что делать? Кому на Руси жить хорошо?
Я, пожалуй, воздержусь от каких бы то ни было гипотез.
Но читателю выдвигать гипотезы не возбраняется.
Анна Родионова – филолог, волонтер Общества "Мемориал"