Враг по парте

Безопасность вот уже некоторое время как является одним из главных критериев при выборе школы. Однако складывается она из разных составляющих, на некоторые из которых даже самый рачительный директор и заботливый родитель не в силах повлиять.

Трагическое происшествие, случившееся в московской школе в Отрадном, являясь частным случаем, спровоцировало несколько общих вопросов. В первую очередь, об уровне квалификации работников из охранных предприятий, с которыми школа обычно заключает договор на конкурсной основе. Процедура такова, что заказ получает тот, кто за меньшие деньги предоставляет те же услуги. О качестве, понятное дело, разговора не идет.

По этой причине Мосгордума выступила с инициативой обеспечить охранников, работающих в школах и детских садах шокерами, электрошоковыми и обычными дубинками. Депутаты Госдумы, в свою очередь, усомнились в подлинности дипломов школьных психологов, которые никак не могут обуздать агрессивность молодого поколения.

На самом деле современная школа, являясь главным местом социализации подростков, к которому они прикреплены местом жительства, демонстрирует общие проблемы общества, усиленные переходным возрастом.

С Денисом и Ярославом я познакомилась в детском травматологическом пункте, куда их привезли после очередного столкновения со сверстниками. Денис учится в шестом классе, Ярослав – в девятом, и то, что с ними происходит, можно было бы назвать издержками обязательной в этом возрасте социализации, если бы не реальная угроза жизни и здоровью. И, к сожаления, истории этих ребят довольно типичны.

Денис, 6 класс, Москва, р-н «Марьино»:

Сначала я был новичок, из другой школы перешел. Там была очень сильная нагрузка, со 2-го класса уже по 6-7 уроков. Поэтому во второй класс я пошел в новую школу, сначала в класс «А», а потом – в нынешней. У меня подруга здесь тоже училась, но она ушла – не стерпела: обзываются, оскорбляют… А я в этой школе четыре года отсидел.

Там есть парень, который меня морально унижал перед всем классом. Его трудно назвать мальчиков, я считаю его гадом, он всех подговаривает против меня. И теперь он ударил меня ногой по спине так, что я по лестнице прокатился – и попал в травмпункт.

- У тебя первая травма?

- Пятая.

- А ты что-то пытался сделать, чтобы этого не происходило, или твои родители?

- Никто не реагирует просто. Писали заявления – и никто ничего.

- Ты идешь в школу как на пытку, наверное…

- Скорее, в тюрьму.

.- Какой-то выход ты для себя видишь?

- Да. Не обращать на них внимания. Но если я даже не обращают на них внимания, они все равно меня достают.

- У тебя есть другой круг общения, друзья?

- Да, там у нас есть Антон, старший вожатый, мы с ним играем в "Страйкбол". И еще ребята есть – Данька, Влад, Артем, Ромыч… Только они старше меня. Я с ровесниками не очень общаюсь, а со старшими… Еще у меня есть друг в классе, который ко мне нормально относится, Максим.

- А эти старшие ребята, он же в твоей школе учатся, они могут как-то тебе помочь?

- А смысл им это делать, если все равно меня потом на меня будут говорить "стукач", и изобьют, может, опять.

Мама Дениса:
После последней травмы мы так в школу и не выходили, потому что у ребенка был страх из-за того, что его могут еще там избить, да и я боялась. Поэтому перевела на заочное образование. Ведь в школе никто ничего не хочет делать, и никто не несет ответственность за жизнь и здоровье детей.

Я не знаю, как в других школах, но в нашей школе никто не чувствует передо мной и перед ребенком никакой вины. Даже обвинили моего ребенка, что виноват он сам. Якобы грубо ответил. То есть это является поводом, чтобы ребенка столкнуть с лестницы. Слава богу, что не убили! С одноклассником да, поговорили, но он все равно продолжает вести себя по-хамски.

Другое дело, что с заочной формой обучения в нашей школе тоже не все благополучно. Одни учителя с Денисом, действительно, занимаются, а другие сразу начинают спрашивать… В общем, я не считаю, что это полноценная замена классных занятий, но у нас сейчас нет выбора.

Ярослав, 9 класс, Новая Москва, п. «Знамя Октября».
Рассказывает мама:

Конфликт начался не в школе, он начался на летних каникулах, в конце июня. Как-то приезжает его приятель, Лева, к нам домой и говорит: "Ярослав, ты мне очень нужен, надо помочь Артему, с Артемом плохо". Пошли они к этому Артему, увидели, что Артем находится в наркотическом состоянии, обкурился спайса, и никак не может прийти в себя. Они попробовали его разговорить, Артем под влиянием наркотиков кинулся на них драться, они попытались его удержать. Потом усадили его на землю и ушли.

На следующий день мой сын с другом возвращались с речки, увидели того же Леву, и рядом с Левой стояло хулиганье, шесть человек. Между ними завязалась перепалка, к ним стали предъявлять претензии: почему вы вчера били Артема? Они сказали, что не били его, а пытались привести в чувство, пальцем не трогали. Но им нужна была только зацепка для драки.

Били моего сына шесть человек, повалив на землю, били ногами и руками. Ребенок получил травмы головы, ушибы глазного яблока, сотрясение мозга, кровоподтеки, ссадины сильные. Потом они решили сыграть с ним в "футбол": двое его держали, а один пробил ему по голове, как по мячу. Хорошо, что вот этот Лева, их общий знакомый, успел оттолкнуть того парня и смягчил удар.

- Это ребята, которые в той же школе учатся?

- Да. Это дети, которые учатся в школе или учились в школе. Некоторые из них не смогли пойти в 9-ый класс, потому что очень отставали. И сейчас они учатся в колледже в Бутово на поваров. То есть в сентябре в школе он встретил троих из шестерых этих ребят, и они там опускали разные словечки в его адрес. Говорили: "Все равно нам ничего не будет. Еще дождетесь у нас!" – и так далее.
Я состою в школьном совете и обратилась к директору школы, к социальному педагогу, к завучу по воспитательной работе. Они вызывали ребят, с ними разговаривали, но те отрицают свою вину, не считают себя виновными абсолютно ни в чем. Никто из шестерых не извинился, ни родители, ни ученики. Они считают себя королями! Милиция не отреагировала до сих пор. Хотя я писала заявление в прокуратуру, прокуратура нашему участковому дала какие-то указания, что-то он сделал, опять отправил материалы в прокуратуру, и до сих пор мне второе решение не выдали. Я спрашивала, почему их не поставили сразу на учет, - «потому что у нас нет инспектора по делам несовершеннолетних», отвечают.
Во второй раз, в ноябре, было уже все серьезнее. Там был замешан предмет – телескопическая дубинка, которой били.

- А что думает сам Ярослав по этому поводу?

- У него одна ненависть. После этих двух случаев я столкнулась с тем, что нам нужна обязательно психологическая помощь. Нашла бесплатную психологическую помощь в Щербинке, но сын туда один не может доехать, туда не ходит общественный транспорт, а я работаю практически каждый день. Только вот жду каникул, чтобы туда его привезти.

У него ненависть, он хочет отомстить им. У него жуткая обида. Он бросил легкую атлетику, сказал: "Я вообще ничего не хочу!" Учеба у ребенка съехала. И, видя, что реакция правоохранительных органов нулевая, что они не хотят защищать нормальных людей, - он мне сказал: "Да это все безнаказанно! И если я что-то сделаю, мне тоже будет безнаказанно. Тогда я кого-нибудь из них порежу". И мне стало очень страшно, потому что я видела его взгляд.



Что надо делать в случаях проявления подростковой агрессии и кто отвечает за безопасность ребенка в школе, рассказывают майор полиции Вера Магомедова, директор школы Ефим Рачевский, семейный психолог Александр Шапира и психолог Центра "Перекресток" Анна Привезенцева.

Вера Магометова, начальник ОДН ОМВД России по району Раменки ГУ МВД России по г. Москве, майор полиции:

– Агрессия со стороны подростков может проявляться как к своим сверстникам, так и к взрослым, и она не ограничивается территорией школы. Однако в последнее время число конфликтов в школах возросло. Произошло это еще и потому, что поменялось отношение родителей к конфликтам: если раньше они решали какие-то вопросы самостоятельно, то сейчас стараются привлечь органы власти, начиная с комиссии по делам несовершеннолетних и заканчивая департаментом образования.

Если раньше конфликт легче было погасить на уровне детей в школе тем же социальным педагогам, классным руководителям или самим детям, то сейчас родители часто переводят разбирательства на другой уровень, раздувают разногласия, и впоследствии все это очень тяжело погасить. Обращаются к нам, пишут на сайты образовательных органов. Где-то факты подтверждаются, а где-то из мухи просто делают слона.

Однако есть четко оговоренный регламент, что после любого обращения в травмпункт в дежурную часть приходит телефонограмма: такой-то получил такие-то повреждения. И если случай сложный, участковый уполномоченный, если даже нет в школе инспектора, может направить информацию в Комиссию по делам несовершеннолетних при муниципалитете. С 16 лет подростки несут уголовную ответственность. Кто не несет ответственность, не является субъектом уголовного преступления, для таких есть такое понятие – общественно-опасное деяние, и под это понятие подпадает лицо, которое в силу недостижения уголовной ответственности по данному преступлению не может быть субъектом, но событие было, и сотрудники полиции собирают материал и отправляют в Комиссию по делам несовершеннолетних.

Потом комиссия собирается, зачастую вместе с представителями прокуратуры, и инспектор ПДН имеет право ходатайствовать о направлении материалов в суд для помещения несовершеннолетних в школу закрытого типа для проведения работы с ними там. Если дети представляют общественную опасность, контроль со стороны родителей отсутствует, дети не подчиняются, суд может вынести решение о помещении их в школу закрытого типа. Если этого не происходит, данные подростки ставятся автоматически на учет для проведения с ними работы в комнате полиции. Ими занимается тогда Комиссия по делам несовершеннолетних и защите их прав.

Но вопрос не только в том, чтобы привлечь к ответственности, надо же и защищать права подростков. Если в преступлении замешана группа, действия сотрудников полиции должны быть направлены на ее разобщение, потому что не все подростки в группе настолько агрессивны. Если замешаны наркотики, информация о подростках поступает в Уголовный розыск, расследуется дело о наркотиках – кто их поставлял и так далее.

– Но у родителей есть страх под постановкой на учет…

– Да, правда. К примеру, к нам приходят родители: "Мы подозреваем, что наш ребенок употребляет наркотические вещества". Но проводить проверку, везти его на медосвидетельствование они не хотят, боятся навредить. То есть родитель пришел, выговорился, мы его направили к детскому наркологу, в специальный центр. В моей практике были случаи, когда не поставили на учет и не провели работу, а через два года родители возвращаются уже с тем, что ребенок дома не живет, вынес все, что можно… Его вовремя не поставили в рамки, поскольку родители не обладают авторитетом, и в этот-то момент подразделение по делам несовершеннолетних – это именно та служба, которая может помочь.

Бывают случаи, когда и мы бессильны, но зачастую, если инспектор проводит постоянную индивидуальную работу, результаты очевидны. Да, бывает, что дети по 4 года стоят на учете, но, как правило, года достаточно для исправления ситуации.

Ведь это профилактический учет! Чтобы откорректировать нарушения у ребенка, мы можем направить к бесплатному психологу, есть свой психолог в комиссии по делам несовершеннолетних. Подразделение по делам несовершеннолетних постоянно с ними работает, и если ребенку тяжело прийти к людям в погонах, он боится, то он идет в комиссию по делам несовершеннолетних или к психологу в школе, и уже оттуда к нам поступает информация.

Конечно, нередко школа просто не хочет выносить конфликт наружу, потому что будет проводиться проверка со стороны того же департамента образования. И поэтому ситуация замалчивается до последней точки.

Александр Шадура, семейный психолог:

– Вы знаете, порой возникает такая парадоксальная ситуация, когда жертва и агрессор оказывается в одном лице. Вот ко мне приходит мама с мальчиком, они аварцы, он – семиклассник, крупный молодой человек, занимается борьбой. И нанес уже вторую травму одному из своих одноклассников. Спрашиваю: "Дразнят?" – "Дразнят". – "Отвечаешь?" – "Отвечаю". Понятно: он же большой, двинул – одноклассник отлетел в стену, сотрясение мозга. Кто он, жертва или агрессор? Имеет ли право ребенок вообще себя защищать, если никто из взрослых его защитить не может? И мы с этим семиклассником просто учились рассчитывать силу удара, образно говоря, искали другие способы, потому что он должен свое достоинство отстаивать, не должен позволять издевательства. И парень научился использовать свою массу так, чтобы наводить порядок без травматизации.

– Сейчас считается, что главное в школе даже не знания, которые можно получить другим образом, а именно социализация. И эта социализация оказывается достаточно жесткой. Откуда больше проблем возникает у ребят: через семью или через сверстников?

– Трудно разделить. Если мы говорим о жертвах, это чаще всего дети с определенным психологическим складом, так или иначе. Разные бывают истории, но, например, может быть ребенок очень чувствительный, он легко эмоционально выходит из себя. Сверстникам это кажется забавным, и они начинают его провоцировать. В данном случае агрессор тоже действует отчасти автоматически, это какой-то замкнутый круг, и чтобы его разорвать, нужно действовать с обеих сторон. Когда речь идет об агрессорах, здесь, скорее всего, играют роль семейные стереотипы.

Но бывают ситуации, когда родители боятся защищать своего ребенка, когда агрессор, например, имеет статусных родителей. Если ребенок понимает, что его никто не может защитить, как он будет дальше развиваться?
Срабатывает еще следующий момент. Все-таки члены комиссии по делам несовершеннолетних – это обычные граждане, кто-то из них чиновник, учитель, люди разных профессий. И комиссии, персоналии разные, но долгое время, по моему опыту, комиссия была еще одним карательным органом – вызывали на ковер, комиссия сидит, мама с ребенком перед ней стоят, и их фактически отчитывают. Понятно, что таких случаев люди избегают.

И все-таки огласка, шум не способствуют ухудшению, напротив, активная позиция приводит к тому, что люди начинают как-то шевелиться, что-то делать. Нельзя молчать! Нельзя смириться с тем, что ребенка травят, тем более бьют.

– А кого больше в современной ситуации – жертв или агрессоров?

– Чаще всего насилие имеет группой характер, поэтому, конечно, жертв меньше.

Ефим Рачевский, директор Центра образования "Царицыно":

– Школа отвечает за выполнение закона об образовании, а равно за выполнение Трудового законодательства, Гражданского, Налогового, Семейного и еще каких-то, за реализацию своих уставных задач. За все отвечает школа!

Отвечает за безопасность персонала, за жизнь и здоровье детей, которые находится на ее территории. Также она отвечает за жизнь и здоровье детей, которые находятся не на территории школы, а отправились в поход, на олимпиаду, сдавать ЕГЭ и так далее. Если мальчик Вова сказал маме: "Я сегодня в школу идти не хочу", а мама говорит: "Не ходи", то тогда школа вправе потребовать от родителей заявление, что они отвечают в эти конкретные один, два, три дня за его жизнь и здоровье. Если мальчик Вова поехал с мамой к бабушке в Тверскую область, занялся подводным ловом, и мальчик Вова попал, не дай бог, в полынью, за него отвечает мама или те, кто его туда повез, но не школа. Это понятно.

– А если в школе случилась драка, серьезные травмы у ребенка?

– В каждой школе есть локальные акты, допустим – правила школьной жизни, которые принимаются коллективом, и они как раз регламентируют, кто и что должен делать в подобных ситуациях. Во-первых, драку надо предотвратить. Если драка уже случилась, ее должен разнять первый же взрослый, член персонала, школьного коллектива, который эту драку увидел. Если он не в состоянии это сделать, он должен обратиться к дежурному администратору, тот моментально реагирует и драку разнимает. Если же драку разнять не удалось, кто-то получил травму, то проводится служебное расследование.

Первое, что делает школа, она сообщает о драке – обязательно, по крайней мере, таковы правила в московских школах – вышестоящей структуре, окружному Управлению образования. В свою очередь травматологический пункт, куда последует обращение, если была травма, сообщает об этом факте в органы охраны порядка, в полицию. И дальше идет разбирательство. Причины драки непременно разбираются, и они, скорее всего, относятся к сфере социальной психологии. Дерущиеся могли не поделить девушку, оскорбить друг друга или кого-то, разбирались, кто выиграл в компьютерную игру или они принадлежат к различным группам болельщиков, причин может быть много.
Но главная задача школы – драку предотвратить!

Если была травма, родители, ознакомившись со школьным уставом, могут вчинить школе судебный иск, и школа будет оплачивать лечение и так далее. Вот одна степень ответственности. Если, не дай бог, произошла очень серьезная травма, то у каждого директора школы в Москве с учредителем есть договор, в соответствии с которым нарушение режима, связанного с безопасностью детей: упала ли сосулька на голову ребенку, поскользнулся учащийся и сломал ногу, – вплоть до увольнения, расторжения контракта и привлечения к административной ответственности.

Анна Привезенцева, психолог Центра социально-психологической адаптации "Перекресток":

– В наш Центр очень часто направляют подростков из комиссий по делам несовершеннолетних, то есть детей, которые уже поставлены на учет. И у нас создана система работы и с несовершеннолетними правонарушениями и просто сложными жизненными ситуациями, в которые попадает подросток и его родители. Подростки, конечно, не приходят и не говорят: я слишком агрессивен, помогите мне. Как правило, инициаторы обращения – родители или государство, когда оно каким-то образом обратило внимание на поведение этого подростка и его к нам на перевоспитание присылает. Самих же подростков интересуют другие вопросы: как им жить дальше, как дружить, как любить, какую выбрать профессию, то есть общечеловеческие проблемы людей, обращающихся за психологической помощью.

– Если ребенка бьют в школе, над ним издеваются, что в этом случае могут сделать ребенок и родители?

– Вообще это стандартная ситуация для подростковых групп, и не только в России. Всегда есть более сильные дети, которые занимают лидерские позиции и задают тон в классе, есть менее популярные дети, а есть те, кто становятся жертвами в группе. Важно здесь учитывать две вещи. Первое – отработка позиции самого ребенка, и это можно делать как личной терапией, если говорить про психологическую помощь, и, конечно, психотерапевтическая работа в группе, когда у ребенка есть возможность в другой группе иметь другой статус и отработать свою позицию на других основаниях, по-другому начать себя чувствовать.

Второе – это тренинговая работа с классом, чтобы снизить уровень агрессии, чтобы дети стали более внимательны друг к другу, начали друг друга слышать, понимать и принимать, и главное, чтобы ролевое распределение не приобретало такие резкие формы. Сделать ролевое распределение мягким – не очень сложно. Можно, конечно, забрать ребенка из школы, перевести в другую, но для его психологического развития это не лучший вариант, потому что травматический опыт закрепится и разрешение ситуации не произойдет.

– А как дети-агрессоры относятся к тому, что их ставят на учет в полиции?

– Для семей и детей, состоящих на учете в комиссии по делам несовершеннолетних, для них это является границей, после которой понятно, что нужно что-то делать. И часто для семьи это является поводом начать какую-то работу. Если семья находится в сложной жизненной ситуации, им самим трудно решать проблемы, но искать помощь они тоже не хотят, это такой пинок, условно говоря: или мы что-то делаем, или начинается ограничение прав. С подростками такое редко происходит, в основном это касается детей младшего возраста, но в целом ограничение родительских прав весьма возможно, если родители не выполняют свои родительские обязанности и так далее. Ведь часто требуется работа не только с самим подростком, и все структуры призваны оказать помощь также семье, а не наказывать или запугивать.

– Получается, что в школах есть социальные педагоги, психологи, существуют схемы, помогающие менять ситуацию в классе, и все это не работает…

– Психологи, как правило, это очень ограниченный ресурс, и он сокращается, к сожалению, благодаря школьной реформе и новому распределению денег. Тот же Центр "Перекресток" создавали некоторые московские школы, и мы планировали, что сделаем во всех школах такие службы примирения. Но ресурсы сейчас заканчиваются. Если ставки психологов в школах сокращаются, кто будет это делать? Мы готовы учить людей, создавать эти школьные службы, помогать их становлению, но мы приходим в школу, с которой сотрудничали несколько лет, а нам говорят: все, нам ставки психологов убрали.

Вот такая сейчас ситуация у школы. У нее много ответственности, но возможностей реализовать эту ответственность по факту нет. И школа сейчас сама является жертвой, ее кромсают, разрушают, учителя не могут спокойно работать, с них все время что-то новое требуют. По большому счету, у нас вся страна состоит из жертв и агрессоров.