Отстаивание прав заключенных – один из самых сложных и неблагодарных видов правозащитной деятельности в России
По числу заключенных на тысячу жителей Россия находится на восьмом месте в мире. Более того, Россия – единственная, кроме США, большая страна в первой десятке этого списка. К концу 2013 года в России было почти 700 тысяч заключенных. В 2012 году в тюрьмах и следственных изоляторах умерли больше 4000 человек.
Одновременно с этим растет число преступлений, совершенных сотрудниками уголовно-исполнительной системы, – например, за тот же 2012 год оно выросло почти на четверть.
Масштабное исследование того, как россияне относятся к заключенным и их правам, провел фонд "Общественное мнение". Так, в конце 2012 года примерно треть респондентов сообщили, что считают условия в российских тюрьмах плохими и что их необходимо улучшать.
Отмечу, что это мнение всех участников опроса, но до этого больше половины из них сказали, что условий в современных колониях и тюрьмах не знают. Если же выделить тех, кто знает, то среди них за гуманизацию пенитенциарной системы выступают больше двух третей опрошенных.
Движение "Русь сидящая" было создано журналисткой Ольгой Романовой в 2011 году. В правозащиту Романову привела судьба ее мужа, предпринимателя Алексея Козлова.
Сейчас у "Руси сидящей" есть одно региональное представительство – во Владимирской области. Создал его активист из Коврова Виктор Майстренко. Вот что сам Виктор рассказывает о своём приходе в движение:
– Я изначально был активистом во Владимирской области, сам по себе крутился. И посчастливилось познакомиться с Ольгой Романовой. Познакомились, нашли общие интересы, общее понимание событий, которые в России происходят: беспредел в тюрьмах, отсутствие независимого суда. Было решено, что во Владимирской области тоже нужно отделение "Руси сидящей". Учитывая то, что на тот момент Алексей Козлов находился рядом с моим городом, хоть и в Ивановской области, но недалеко от Коврова, это было тем более актуально.
В 2008 году в России был принят закон "Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания". Он дал старт появлению так называемых Общественных наблюдательных комиссий – уже к 2009 году практически во всех российских регионах возникли свои ОНК. Члены комиссий имеют возможность свободно посещать колонии и изоляторы без разрешения начальника – посещения носят уведомительный характер. Более того, члены ОНК вправе использовать фотоаппараты и видеокамеры, общаться с заключенными и подследственными.
Правда, после принятия закона быстро обнаружилось желание ослабить работу наблюдателей и загнать ее в нужное русло. Например, в ОНК Владимирской области не нашлось места представителю "Руси сидящей", рассказывает Виктор Майстренко:
– В ОНК нас не пустили, Мы подавали свои заявки, не получилось, нашли они формальное обоснование, почему нас не допустить до выборов в ОНК, – якобы организация, от которой мы шли, не является общественной.
Еще одна тенденция – стремление власти заполнить наблюдательные комиссии бывшими силовиками, ветеранами МВД и службы исполнения наказаний. В результате мест для настоящих правозащитников остается крайне мало, продолжает Виктор Майстренко:
– Скажем так, люди есть, но в зависимости от региона. В основном это все равно бывшие силовики, которые, на мой взгляд, используют место в ОНК как собственный бизнес, причем сталкивались с этим не один раз, начиная с той же самой истории с Алексеем Козловым, когда представители ОНК просили три миллиона за посредничество, чтобы судья принял решение, какое надо. Такое, я думаю, повсеместно происходит.
О ситуации в Мурманской области рассказывает председатель областной наблюдательной комиссии Ирина Пайкачева:
– В комиссию приходят люди из совершенно разных организаций. Из организаций, занимающихся активной правозащитой, прежде всего. Во-вторых, это бывшие сотрудники правоохранительных органов, как раз тех мест лишения свободы, которые мы проверяем, и единства здесь ожидать просто даже нелогично. Но другое дело, что мы стараемся найти общий язык, язык именно в сфере прав человека. У нас проходят семинары, мы учимся, мы общаемся, и не только между собой, но и с представителями правоохранительных органов. Стараемся говорить на одном языке. Пока это не всегда получается, что там скрывать.
В последний созыв ОНК Челябинской области вошла правозащитница Оксана Труфанова. Она тоже говорит о том, что в комиссиях недостаток настоящих гражданских активистов и засилье силовиков:
– Ни для кого не секрет, что в стране сейчас такая тенденция – раз уж ОНК появилась, то, конечно, надо что-то с этим ОНК делать, и желательно поставить на пост председателя своих. То есть ГУФСИН всегда старается пропихнуть свои кандидатуры – это люди, представляющие интересы силовиков. К счастью, закон не предусматривает, чтобы председатель как-то влиял на члена ОНК, они, видимо, совсем не читали закон, и все равно по привычке стараются пропихнуть своих, как и в общественные советы МВД или ГУФСИН. К счастью, даже если они и пропихивают своих председателей, они никакого влияния на рядовых членов ОНК оказать не могут по закону. Конечно, противостояние есть. Хотелось бы, чтобы были нормальные председатели, сочувствующие людям, которых они защищают, разбирающиеся в европейском праве или хотя бы в Конституции Российской Федерации. К сожалению, это только мечты, далеко это все от идеала. Сейчас вроде бы лояльный председатель у нас в Челябинской области, Юрин, он бывший журналист, но тоже чувствуется рука ГУФСИНа, активно пытаются на него влиять, и я думаю, что он не очень-то готов к активным действиям на посту председателя, чтобы что-то изменить. И очень много таких людей в ОНК Челябинской области вошло. Не только в Челябинской области, это тенденция нового созыва. Очень много силовиков, и это плохо, потому что силовики не могут влиять на улучшение ситуации с правами человека. Либо у силовика должно что-то в мозгах повернуться до такой степени, чтобы он вдруг стал защищать тех, кого когда-то охранял. Это психологически очень сложно, я не думаю, что это возможно вообще.
Оксана Труфанова представляет правозащитное объединение "Русский вердикт". Его репутация не так однозначна. Дело в том, что "Русский вердикт" был создан для юридической помощи националистам и правым радикалам, порой – обвиняемым в насильственных преступлениях. Заместитель директора центра "СОВА" Галина Кожевникова назвала "Русский Вердикт" "адвокатской конторой, предоставляющей услуги ультраправым". Сама Оксана Труфанова эти обвинения отвергает:
– Раньше мы специализировались на защите националистов. Это те, кто обвиняется по 282-й статье, но впоследствии по этой же статье мы стали защищать и чеченцев. Очень много у нас было подзащитных чеченцев. И других национальностей, потому что они, оказывается, тоже обвиняются по 282-й статье. Это межнациональная рознь. И вот это клеймо, которое на нас повесили в связи с убийством Маркелова и Бабуровой, то, что наша активистка Женя Хасис была в этом замешана. Но это все на самом деле не так, просто антифашисты почему-то любят этой клеймо на нас надевать. Мои подзащитные, заключенные совершенно разных национальностей, очень смеются, когда читают об этом в СМИ.
По официальным сообщениям, в субботу 24 ноября около 250 осужденных ИК-6 потребовали от администрации ослабить режим содержания, прекратить пытки и вымогательства, выпустить нескольких человек из штрафного изолятора. Поскольку суббота – родительский день, у ворот колонии уже начали собираться родственники, но внутрь их не пропустили.
Во второй половине дня возникли слухи, что в колонии – восстание, и участвует в нем больше полутора тысяч человек. Заключенные захватили вышку и вывесили транспаранты. Часть протестующих объявила голодовку.
Руководство ГУФСИН назвало ситуацию "управляемой и контролируемой", но к вечеру появились сообщения о том, что омоновцы избивают тех, кто собрался около входа в исправительное учреждение: родственников, журналистов, правозащитников.
В воскресенье колонию посетил уполномоченный по правам человека в Челябинской области Алексей Севастьянов. Он встретился с заключенными и их родственниками и заявил, что жалобы нуждаются в проверке.
В службе исполнения наказаний сообщили, что стабилизировать обстановку в колонии не удается, но спецсредства не применяются. Требования заключенных в управлении назвали незаконными. Вечером следственный комитет начал проверку в связи с акцией протеста.
Утром в понедельник пресс-служба ГУФСИН сообщила, что беспорядки в колонии прекращены без применения силы. Днем позже там же окончательно подтвердили, что оцепление вокруг ИК-6 снято и ситуация в колонии спокойная. Члены Общественной палаты и Президентского совета по правам человека заявили, что берут под контроль расследование инцидента и его причин.
ИБ: Проверка подтвердила обоснованность жалоб заключенных. Вскоре на начальника колонии Дениса Механова было заведено уголовное дело, но положение заключенных остается очень тяжелым, говорит Оксана Труфанова:
– Все плохо! Экс-начальника колонии Механова отдали под суд, он обвиняемый по двум статьям Уголовного кодекса, 286 и 285, это злоупотребление должностными полномочиями. И еще одна статья, 223, изготовление холодного оружия. Он находится на свободе, он всего лишь под подпиской о невыезде, причем под этой подпиской он ездит учиться в Рязань. Следователи его отпускают – такие все у нас сочувствующие. А заключенные, которые участвовали в этой акции протеста, они находятся в более плачевном положении, их отправили в пыточную колонию Свердловской области. Терехина избили, он проглотил двадцать лезвий и щипцы для стрижки ногтей и находился в ИК-2 в Екатеринбурге, я его посещала позавчера. Меня не пустили, естественно, дали справку, что он не может участвовать в следственных действиях и якобы даже не может встретиться с адвокатами и их представителями. Понятно, что на него оказывается колоссальное давление, сейчас его вывезли в неизвестном направлении, и мы не можем его пока найти. А еще один осужденный, Боевитов, его тоже очень сильно избили в ИК-5 Нижнего Тагила, куда его отправили в ПФРСИ – помещение, функционирующее в режиме следственного изолятора внутри колонии, зачем-то его отправили в соседнюю область, там избили, он пытался вскрыть себе горло и тоже в плохом психологическом состоянии. И так со всеми ребятами, их прессуют, требуют от них признания в организации массовых беспорядков. Конечно, они не могут признаться, потому что никакой организации быть не могло. Людей в шестой колонии пытали, у них вымогали деньги, и это естественный протест, который мы долго ждали, однако система не желает сдаваться, не желает признавать, что были пытки, поборы и что там унижали людей.
Одним из достижений копейского протеста было то, что к нему удалось привлечь внимание, считает координатор сети Gulagu.net по Уральскому федеральному округу Игорь Голендухин:
– И вот пока журналисты не дали информацию об этом, Копейск плавно и тихо душили в самом зародыше. Копейск стал медиен, весь интернет наполнился, топы в Яндексе, этим господам стало некуда деться. Приезд экспертов Совета по правам человека при президенте, самого господина Федотова, членов СПЧ. Все это получило максимальную огласку. Дальше пошло среди наших коллег перетягивание одеяла. Одни стали говорить про других, что они мерзавцы, они на этом только медийно себя ведут. Произошло некоторое охлаждение темы. И вот сейчас опять крики о помощи, о том, чтобы Копейск вывезти. Сейчас идет суд над Механовым, и многие происходят непонятные вещи. Вот нельзя было терять этот темп, очень хороший старт был.
При этом, как считает Игорь Голендухин, общее положение дел с правами заключенных на Урале обстоит не так плохо:
– Урал – это с тридцатых годов ссыльный край. В Пермском крае порядка тридцати, в Свердловской области 42 учреждения, в Челябинской области около тридцати учреждений, в Тюмени достаточное количество. Серьезный, мощный лагерный эпицентр. Хотя, если так говорить откровенно… я не пою дифирамбы сотрудникам ФСИН – у нас не самый плохой край. Есть места, где значительно хуже с правами человека. Это, я прямо говорю, Кемерово, это Омск, это Красноярский край, да и в средней полосе есть регионы, например, Саратовская область, где все достаточно сложно.
В начале 2014 года в России появился комитет защиты прав заключенных мусульман. О причинах его создания рассказывает башкирская правозащитница Альмира Жукова:
– К сожалению, эта проблема с каждый днем становится все больше и больше, и я могу сказать о своей республике Башкортостан, где я участвую в защите задержанных мусульман, которых обвиняют в терроризме, пытаются обвинить в экстремизме. Я вам с полной ответственностью могу сказать, что в этих уголовных делах нет ни одного доказательства какой-либо причастности этих людей к подобным действиям. Я участвую практически в каждом деле в республике, все обвинение строится на книгах, которые порой приносятся и самими сотрудниками силовых структур, и на показаниях засекреченных свидетелей, которые даже не могут описать этих людей. Когда я спрашивала, какого глаза нет у одного мусульманина, он отвечает: то ли правого, то ли левого, а на самом деле, у него оба глаза нормальные. Фактически, эти засекреченные свидетели понятия не имеют, о ком и что они говорят, просто читают по бумаге.
С теми, кого обвиняют по экстремистским статьям, не церемонятся – зачастую к ним даже не пускают адвокатов, продолжает Альмира Жукова:
– То же самое творится в Чистополе. Я сегодня как раз разбирала бумаги, прокурор Чистополя говорит, что доступ адвокатам открыт, а я читаю ответ руководителя следственного комитета, где говорится, что только по распоряжению следователя допускать адвоката. Это говорит о том, что они избиты. Избиты настолько сильно, что поэтому и не пускают адвокатов, пока не пройдут телесные повреждения. Это твердое мое мнение, потому что в противном случае доступ адвокатам никогда не должен быть запрещен, это вообще впервые настолько безнаказанно и бессовестно делается.
По словам правозащитницы, положение с правами мусульман на Северном Кавказе еще хуже, но там, в отличие от Поволжья, это хотя бы можно объяснить:
– Но там, понимаете, там есть бандформирования, перестрелки, а у нас этого нет. Там еще в леса уходят, стреляют, убивают, есть военное противостояние. Но у нас-то, ни в Башкирии, ни в Татарстане такого нет, просто приходят в дом, забирают детей, избивают, наказывают, возбуждают уголовные дела и сажают.
Одно из самых громких уголовных дел последнего времени – дело о поджоге церквей в Татарстане. По мнению Альмиры Жуковой, обвинение против задержанных фабрикуется следствием:
– И потом, вы знаете, в этом деле по поджогу церквей, там собрали такую группу – они даже незнакомы некоторые друг с другом – у которых уголовное прошлое до прихода в ислам. Хулиганство, драки… И на этой почве пытаются создать такой фон, что это преступники, а один из них вообще из русской семьи, у них вся квартира в иконах, он рос там. Разве он поджег бы? Конечно, нет. И вот к нему не пускают адвокатов. Один раз пустили, он сказал адвокату, что его избивали, подключали ток к половым органам, и он был вынужден подписать оговор. После этого адвоката больше не пустили.
Альмира Рашитовна пояснила, что действия полиции и спецслужб по отношению к мусульманам кажутся ей частью официальной политики в стране:
– Это уже становится, на мой взгляд, политикой государства – травля мусульман. Ни одного доказательства пока не предъявлено никому. Ведь что мешает спецслужбам внедрять людей в мусульманские организации и получать какие-то доказательства, ничего этого нет. Потому что в Башкирии – я не могу сказать про Татарию – нет ни одной экстремистской, отрицательно настроенной мусульманской организации.
В 2013 году участница группы Pussy Riot Надежда Толоконникова, тогда еще отбывавшая тюремный срок, смогла опубликовать открытое письмо о положении заключенных в женской колонии, где она сидела. Разоблачения Толоконниковой попытались заглушить и дискредитировать официальные пропагандисты. Именно с их подачи разошлась и стала интернет-мемом фраза "Тюрьма не санаторий".
Членам наблюдательных комиссий приходится слышать подобные слова довольно часто, говорит Ирина Пайкачева:
– Такой ответ мы часто слышим во время наших посещений колоний и следственных изоляторов, в первую очередь, от самих сотрудников этих учреждений. Но мы не требуем для заключенных условий санатория, мы просим соблюдать закон. Если законом установлены какие-то нормативы и условия содержания, медицинской помощи, питания и так далее, здесь просто нужно соблюдать закон и не более того.
В январе 2014 года Ирина Пайкачева стала объектом угроз со стороны начальника одного из местных СИЗО Владимира Попова. Как рассказал в своем блоге председатель "Комитета за гражданские права" Андрей Бабушкин, во время встречи с правозащитниками Попов устроил скандал и закончил угрозами в адрес семьи Пайкачевой. Говорит сама Ирина Владимировна:
– Что касается знаний прав человека и желания их соблюдать, то я бы сказала, что у нас регион не самый худший, но у нас есть некоторые сложности, в том числе и у меня лично, поскольку я услышала угрозы в свой адрес от человека, который проходил службу в другом регионе. Видимо, там он привык к командному отношению к членам наблюдательной комиссии. Мы с этим стараемся справляться, во всяком случае, он принес извинения, правда они меня не могут удовлетворить, он извинялся по поводу обид, а на самом деле это были угрозы в адрес моей семьи.
Однако, несмотря на этот конфликт, в целом Ирина Владимировна оценивает взаимодействие с тюремным ведомством со сдержанным оптимизмом:
– Конфликты в этой сфере неизбежны, но смотря в каком смысле. То, что он неразрешимый, такого нет, мы продолжаем посещать места принудительного содержания. Встречаем определенные трудности, в том числе связанные с тем, что законодательство достаточно новое. Как его понимать, как разрешать встречающиеся непростые ситуации. Сейчас идет такая притирка, но о том, что это неразрешимый конфликт, я бы все-таки не сказала.
Оксана Труфанова говорит о том, что служба исполнения наказаний идет на диалог крайне неохотно:
– Поле для деятельности очень широко, к сожалению, двери не очень хорошо открываются. Приходится подпинывать, а иногда даже и не прошибешь. Активное сопротивление со стороны сотрудников ГУФСИН, которые боятся, что вскроются факты многочисленных нарушений. Они же интуитивно понимают, что то, что нормально для них, для большинства в обществе ненормально, и они стараются все закрыть. К счастью, не всегда у них это получается: кусаемся, царапаемся, бодаемся, но все равно идем и пытаемся.
Но еще хуже препятствий со стороны силовиков то, что правозащита, особенно тюремная, не всегда находит отклик у людей. Сами заключенные, получив какую-то помощь, не всегда понимают, какой вклад в это внесли правозащитники, говорит Виктор Майстренко:
– Любое правозащитное движение, любые правозащитные действия – это вещь неблагодарная, чему есть много подтверждений, когда бывает людям помогаешь. Есть и резонансные дела, в которых "Русь сидящая" принимала непосредственное участие, а выходит человек и говорит "спасибо Владимиру Владимировичу Путину, что он меня освободил".
Последние несколько лет в России неуклонно снижалось число заключенных. Так, с 2010 года оно сократилось на сто с лишним тысяч человек. Кроме того, в ноябре 2013 года Министерство юстиции подготовило новые правила внутреннего распорядка для исправительных учреждений и поправки к правилам распорядка в следственных изоляторах.
Согласно первому документу, для получения юридической помощи осужденным будет предоставляться неограниченное количество свиданий с адвокатами. Адвокатам будет разрешено использовать на свиданиях телефоны, фотоаппараты и видеокамеры.
В следственных изоляторах расширяется перечень предметов первой необходимости, одежды и продуктов питания, которые можно иметь при себе, покупать или получать в посылках. Кроме того, незапрещенные товары разрешат покупать по безналичному расчету с использованием электронных терминалов. Устанавливается, что не подлежат цензуре жалобы и обращения в суды, прокуратуру, в вышестоящие органы ФСИН, в общественные наблюдательные комиссии и к уполномоченным по правам человека.
Оба приказа были разработаны министерством в ходе выполнения предписаний Европейского суда в Страсбурге. Впрочем, справедливо будет сказать, что и после определенных сдвигов к лучшему тюрьма в России по-прежнему не санаторий.
Следующий выпуск программы "Россия в движении" посвящен движению солдатских матерей. Читайте и слушайте через неделю.
Одновременно с этим растет число преступлений, совершенных сотрудниками уголовно-исполнительной системы, – например, за тот же 2012 год оно выросло почти на четверть.
Масштабное исследование того, как россияне относятся к заключенным и их правам, провел фонд "Общественное мнение". Так, в конце 2012 года примерно треть респондентов сообщили, что считают условия в российских тюрьмах плохими и что их необходимо улучшать.
Отмечу, что это мнение всех участников опроса, но до этого больше половины из них сказали, что условий в современных колониях и тюрьмах не знают. Если же выделить тех, кто знает, то среди них за гуманизацию пенитенциарной системы выступают больше двух третей опрошенных.
"Русь сидящая"
Движение "Русь сидящая" было создано журналисткой Ольгой Романовой в 2011 году. В правозащиту Романову привела судьба ее мужа, предпринимателя Алексея Козлова.
Ольга Романова
В 2009 году он был приговорен к восьми годам колонии по делу о мошенничестве, в тюрьме вел интернет-дневник под названием "Бутырка-блог". В сентябре 2011 года решением Верховного суда освобожден из-под стражи под подписку о невыезде, но в марте 2012 года снова приговорен к 5 годам колонии. После вмешательства Верховного суда России в мае 2013 года Алексей Козлов был освобожден.Сейчас у "Руси сидящей" есть одно региональное представительство – во Владимирской области. Создал его активист из Коврова Виктор Майстренко. Вот что сам Виктор рассказывает о своём приходе в движение:
– Я изначально был активистом во Владимирской области, сам по себе крутился. И посчастливилось познакомиться с Ольгой Романовой. Познакомились, нашли общие интересы, общее понимание событий, которые в России происходят: беспредел в тюрьмах, отсутствие независимого суда. Было решено, что во Владимирской области тоже нужно отделение "Руси сидящей". Учитывая то, что на тот момент Алексей Козлов находился рядом с моим городом, хоть и в Ивановской области, но недалеко от Коврова, это было тем более актуально.
В 2008 году в России был принят закон "Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания". Он дал старт появлению так называемых Общественных наблюдательных комиссий – уже к 2009 году практически во всех российских регионах возникли свои ОНК. Члены комиссий имеют возможность свободно посещать колонии и изоляторы без разрешения начальника – посещения носят уведомительный характер. Более того, члены ОНК вправе использовать фотоаппараты и видеокамеры, общаться с заключенными и подследственными.
Правда, после принятия закона быстро обнаружилось желание ослабить работу наблюдателей и загнать ее в нужное русло. Например, в ОНК Владимирской области не нашлось места представителю "Руси сидящей", рассказывает Виктор Майстренко:
– В ОНК нас не пустили, Мы подавали свои заявки, не получилось, нашли они формальное обоснование, почему нас не допустить до выборов в ОНК, – якобы организация, от которой мы шли, не является общественной.
Бывшие силовики, на мой взгляд, используют место в ОНК как собственный бизнес
– Скажем так, люди есть, но в зависимости от региона. В основном это все равно бывшие силовики, которые, на мой взгляд, используют место в ОНК как собственный бизнес, причем сталкивались с этим не один раз, начиная с той же самой истории с Алексеем Козловым, когда представители ОНК просили три миллиона за посредничество, чтобы судья принял решение, какое надо. Такое, я думаю, повсеместно происходит.
О ситуации в Мурманской области рассказывает председатель областной наблюдательной комиссии Ирина Пайкачева:
– В комиссию приходят люди из совершенно разных организаций. Из организаций, занимающихся активной правозащитой, прежде всего. Во-вторых, это бывшие сотрудники правоохранительных органов, как раз тех мест лишения свободы, которые мы проверяем, и единства здесь ожидать просто даже нелогично. Но другое дело, что мы стараемся найти общий язык, язык именно в сфере прав человека. У нас проходят семинары, мы учимся, мы общаемся, и не только между собой, но и с представителями правоохранительных органов. Стараемся говорить на одном языке. Пока это не всегда получается, что там скрывать.
Очень много силовиков, и это плохо, потому что силовики не могут влиять на улучшение ситуации с правами человека. Это психологически очень сложно, я не думаю, что это вообще возможно
– Ни для кого не секрет, что в стране сейчас такая тенденция – раз уж ОНК появилась, то, конечно, надо что-то с этим ОНК делать, и желательно поставить на пост председателя своих. То есть ГУФСИН всегда старается пропихнуть свои кандидатуры – это люди, представляющие интересы силовиков. К счастью, закон не предусматривает, чтобы председатель как-то влиял на члена ОНК, они, видимо, совсем не читали закон, и все равно по привычке стараются пропихнуть своих, как и в общественные советы МВД или ГУФСИН. К счастью, даже если они и пропихивают своих председателей, они никакого влияния на рядовых членов ОНК оказать не могут по закону. Конечно, противостояние есть. Хотелось бы, чтобы были нормальные председатели, сочувствующие людям, которых они защищают, разбирающиеся в европейском праве или хотя бы в Конституции Российской Федерации. К сожалению, это только мечты, далеко это все от идеала. Сейчас вроде бы лояльный председатель у нас в Челябинской области, Юрин, он бывший журналист, но тоже чувствуется рука ГУФСИНа, активно пытаются на него влиять, и я думаю, что он не очень-то готов к активным действиям на посту председателя, чтобы что-то изменить. И очень много таких людей в ОНК Челябинской области вошло. Не только в Челябинской области, это тенденция нового созыва. Очень много силовиков, и это плохо, потому что силовики не могут влиять на улучшение ситуации с правами человека. Либо у силовика должно что-то в мозгах повернуться до такой степени, чтобы он вдруг стал защищать тех, кого когда-то охранял. Это психологически очень сложно, я не думаю, что это возможно вообще.
Оксана Труфанова представляет правозащитное объединение "Русский вердикт". Его репутация не так однозначна. Дело в том, что "Русский вердикт" был создан для юридической помощи националистам и правым радикалам, порой – обвиняемым в насильственных преступлениях. Заместитель директора центра "СОВА" Галина Кожевникова назвала "Русский Вердикт" "адвокатской конторой, предоставляющей услуги ультраправым". Сама Оксана Труфанова эти обвинения отвергает:
– Раньше мы специализировались на защите националистов. Это те, кто обвиняется по 282-й статье, но впоследствии по этой же статье мы стали защищать и чеченцев. Очень много у нас было подзащитных чеченцев. И других национальностей, потому что они, оказывается, тоже обвиняются по 282-й статье. Это межнациональная рознь. И вот это клеймо, которое на нас повесили в связи с убийством Маркелова и Бабуровой, то, что наша активистка Женя Хасис была в этом замешана. Но это все на самом деле не так, просто антифашисты почему-то любят этой клеймо на нас надевать. Мои подзащитные, заключенные совершенно разных национальностей, очень смеются, когда читают об этом в СМИ.
"Медийный" Копейск
Протест заключённых в ИК-6
Челябинская область прогремела на всю страну в ноябре 2012 года, когда начались беспорядки в одной из исправительных колоний города Копейска. Противостояние заключенных и администрации продолжалось несколько дней.По официальным сообщениям, в субботу 24 ноября около 250 осужденных ИК-6 потребовали от администрации ослабить режим содержания, прекратить пытки и вымогательства, выпустить нескольких человек из штрафного изолятора. Поскольку суббота – родительский день, у ворот колонии уже начали собираться родственники, но внутрь их не пропустили.
Во второй половине дня возникли слухи, что в колонии – восстание, и участвует в нем больше полутора тысяч человек. Заключенные захватили вышку и вывесили транспаранты. Часть протестующих объявила голодовку.
Руководство ГУФСИН назвало ситуацию "управляемой и контролируемой", но к вечеру появились сообщения о том, что омоновцы избивают тех, кто собрался около входа в исправительное учреждение: родственников, журналистов, правозащитников.
В воскресенье колонию посетил уполномоченный по правам человека в Челябинской области Алексей Севастьянов. Он встретился с заключенными и их родственниками и заявил, что жалобы нуждаются в проверке.
В службе исполнения наказаний сообщили, что стабилизировать обстановку в колонии не удается, но спецсредства не применяются. Требования заключенных в управлении назвали незаконными. Вечером следственный комитет начал проверку в связи с акцией протеста.
Утром в понедельник пресс-служба ГУФСИН сообщила, что беспорядки в колонии прекращены без применения силы. Днем позже там же окончательно подтвердили, что оцепление вокруг ИК-6 снято и ситуация в колонии спокойная. Члены Общественной палаты и Президентского совета по правам человека заявили, что берут под контроль расследование инцидента и его причин.
ИБ: Проверка подтвердила обоснованность жалоб заключенных. Вскоре на начальника колонии Дениса Механова было заведено уголовное дело, но положение заключенных остается очень тяжелым, говорит Оксана Труфанова:
– Все плохо! Экс-начальника колонии Механова отдали под суд, он обвиняемый по двум статьям Уголовного кодекса, 286 и 285, это злоупотребление должностными полномочиями. И еще одна статья, 223, изготовление холодного оружия. Он находится на свободе, он всего лишь под подпиской о невыезде, причем под этой подпиской он ездит учиться в Рязань. Следователи его отпускают – такие все у нас сочувствующие. А заключенные, которые участвовали в этой акции протеста, они находятся в более плачевном положении, их отправили в пыточную колонию Свердловской области. Терехина избили, он проглотил двадцать лезвий и щипцы для стрижки ногтей и находился в ИК-2 в Екатеринбурге, я его посещала позавчера. Меня не пустили, естественно, дали справку, что он не может участвовать в следственных действиях и якобы даже не может встретиться с адвокатами и их представителями. Понятно, что на него оказывается колоссальное давление, сейчас его вывезли в неизвестном направлении, и мы не можем его пока найти. А еще один осужденный, Боевитов, его тоже очень сильно избили в ИК-5 Нижнего Тагила, куда его отправили в ПФРСИ – помещение, функционирующее в режиме следственного изолятора внутри колонии, зачем-то его отправили в соседнюю область, там избили, он пытался вскрыть себе горло и тоже в плохом психологическом состоянии. И так со всеми ребятами, их прессуют, требуют от них признания в организации массовых беспорядков. Конечно, они не могут признаться, потому что никакой организации быть не могло. Людей в шестой колонии пытали, у них вымогали деньги, и это естественный протест, который мы долго ждали, однако система не желает сдаваться, не желает признавать, что были пытки, поборы и что там унижали людей.
Одним из достижений копейского протеста было то, что к нему удалось привлечь внимание, считает координатор сети Gulagu.net по Уральскому федеральному округу Игорь Голендухин:
– И вот пока журналисты не дали информацию об этом, Копейск плавно и тихо душили в самом зародыше. Копейск стал медиен, весь интернет наполнился, топы в Яндексе, этим господам стало некуда деться. Приезд экспертов Совета по правам человека при президенте, самого господина Федотова, членов СПЧ. Все это получило максимальную огласку. Дальше пошло среди наших коллег перетягивание одеяла. Одни стали говорить про других, что они мерзавцы, они на этом только медийно себя ведут. Произошло некоторое охлаждение темы. И вот сейчас опять крики о помощи, о том, чтобы Копейск вывезти. Сейчас идет суд над Механовым, и многие происходят непонятные вещи. Вот нельзя было терять этот темп, очень хороший старт был.
При этом, как считает Игорь Голендухин, общее положение дел с правами заключенных на Урале обстоит не так плохо:
– Урал – это с тридцатых годов ссыльный край. В Пермском крае порядка тридцати, в Свердловской области 42 учреждения, в Челябинской области около тридцати учреждений, в Тюмени достаточное количество. Серьезный, мощный лагерный эпицентр. Хотя, если так говорить откровенно… я не пою дифирамбы сотрудникам ФСИН – у нас не самый плохой край. Есть места, где значительно хуже с правами человека. Это, я прямо говорю, Кемерово, это Омск, это Красноярский край, да и в средней полосе есть регионы, например, Саратовская область, где все достаточно сложно.
Комитет защиты мусульман
В начале 2014 года в России появился комитет защиты прав заключенных мусульман. О причинах его создания рассказывает башкирская правозащитница Альмира Жукова:
– К сожалению, эта проблема с каждый днем становится все больше и больше, и я могу сказать о своей республике Башкортостан, где я участвую в защите задержанных мусульман, которых обвиняют в терроризме, пытаются обвинить в экстремизме. Я вам с полной ответственностью могу сказать, что в этих уголовных делах нет ни одного доказательства какой-либо причастности этих людей к подобным действиям. Я участвую практически в каждом деле в республике, все обвинение строится на книгах, которые порой приносятся и самими сотрудниками силовых структур, и на показаниях засекреченных свидетелей, которые даже не могут описать этих людей. Когда я спрашивала, какого глаза нет у одного мусульманина, он отвечает: то ли правого, то ли левого, а на самом деле, у него оба глаза нормальные. Фактически, эти засекреченные свидетели понятия не имеют, о ком и что они говорят, просто читают по бумаге.
С теми, кого обвиняют по экстремистским статьям, не церемонятся – зачастую к ним даже не пускают адвокатов, продолжает Альмира Жукова:
– То же самое творится в Чистополе. Я сегодня как раз разбирала бумаги, прокурор Чистополя говорит, что доступ адвокатам открыт, а я читаю ответ руководителя следственного комитета, где говорится, что только по распоряжению следователя допускать адвоката. Это говорит о том, что они избиты. Избиты настолько сильно, что поэтому и не пускают адвокатов, пока не пройдут телесные повреждения. Это твердое мое мнение, потому что в противном случае доступ адвокатам никогда не должен быть запрещен, это вообще впервые настолько безнаказанно и бессовестно делается.
По словам правозащитницы, положение с правами мусульман на Северном Кавказе еще хуже, но там, в отличие от Поволжья, это хотя бы можно объяснить:
– Но там, понимаете, там есть бандформирования, перестрелки, а у нас этого нет. Там еще в леса уходят, стреляют, убивают, есть военное противостояние. Но у нас-то, ни в Башкирии, ни в Татарстане такого нет, просто приходят в дом, забирают детей, избивают, наказывают, возбуждают уголовные дела и сажают.
Одно из самых громких уголовных дел последнего времени – дело о поджоге церквей в Татарстане. По мнению Альмиры Жуковой, обвинение против задержанных фабрикуется следствием:
– И потом, вы знаете, в этом деле по поджогу церквей, там собрали такую группу – они даже незнакомы некоторые друг с другом – у которых уголовное прошлое до прихода в ислам. Хулиганство, драки… И на этой почве пытаются создать такой фон, что это преступники, а один из них вообще из русской семьи, у них вся квартира в иконах, он рос там. Разве он поджег бы? Конечно, нет. И вот к нему не пускают адвокатов. Один раз пустили, он сказал адвокату, что его избивали, подключали ток к половым органам, и он был вынужден подписать оговор. После этого адвоката больше не пустили.
Это уже становится, на мой взгляд, политикой государства – травля мусульман
– Это уже становится, на мой взгляд, политикой государства – травля мусульман. Ни одного доказательства пока не предъявлено никому. Ведь что мешает спецслужбам внедрять людей в мусульманские организации и получать какие-то доказательства, ничего этого нет. Потому что в Башкирии – я не могу сказать про Татарию – нет ни одной экстремистской, отрицательно настроенной мусульманской организации.
Тюрьма не санаторий
В 2013 году участница группы Pussy Riot Надежда Толоконникова, тогда еще отбывавшая тюремный срок, смогла опубликовать открытое письмо о положении заключенных в женской колонии, где она сидела. Разоблачения Толоконниковой попытались заглушить и дискредитировать официальные пропагандисты. Именно с их подачи разошлась и стала интернет-мемом фраза "Тюрьма не санаторий".
Членам наблюдательных комиссий приходится слышать подобные слова довольно часто, говорит Ирина Пайкачева:
Мы не требуем для заключенных условий санатория, мы просим соблюдать закон
– Такой ответ мы часто слышим во время наших посещений колоний и следственных изоляторов, в первую очередь, от самих сотрудников этих учреждений. Но мы не требуем для заключенных условий санатория, мы просим соблюдать закон. Если законом установлены какие-то нормативы и условия содержания, медицинской помощи, питания и так далее, здесь просто нужно соблюдать закон и не более того.
В январе 2014 года Ирина Пайкачева стала объектом угроз со стороны начальника одного из местных СИЗО Владимира Попова. Как рассказал в своем блоге председатель "Комитета за гражданские права" Андрей Бабушкин, во время встречи с правозащитниками Попов устроил скандал и закончил угрозами в адрес семьи Пайкачевой. Говорит сама Ирина Владимировна:
– Что касается знаний прав человека и желания их соблюдать, то я бы сказала, что у нас регион не самый худший, но у нас есть некоторые сложности, в том числе и у меня лично, поскольку я услышала угрозы в свой адрес от человека, который проходил службу в другом регионе. Видимо, там он привык к командному отношению к членам наблюдательной комиссии. Мы с этим стараемся справляться, во всяком случае, он принес извинения, правда они меня не могут удовлетворить, он извинялся по поводу обид, а на самом деле это были угрозы в адрес моей семьи.
Однако, несмотря на этот конфликт, в целом Ирина Владимировна оценивает взаимодействие с тюремным ведомством со сдержанным оптимизмом:
– Конфликты в этой сфере неизбежны, но смотря в каком смысле. То, что он неразрешимый, такого нет, мы продолжаем посещать места принудительного содержания. Встречаем определенные трудности, в том числе связанные с тем, что законодательство достаточно новое. Как его понимать, как разрешать встречающиеся непростые ситуации. Сейчас идет такая притирка, но о том, что это неразрешимый конфликт, я бы все-таки не сказала.
Оксана Труфанова говорит о том, что служба исполнения наказаний идет на диалог крайне неохотно:
– Поле для деятельности очень широко, к сожалению, двери не очень хорошо открываются. Приходится подпинывать, а иногда даже и не прошибешь. Активное сопротивление со стороны сотрудников ГУФСИН, которые боятся, что вскроются факты многочисленных нарушений. Они же интуитивно понимают, что то, что нормально для них, для большинства в обществе ненормально, и они стараются все закрыть. К счастью, не всегда у них это получается: кусаемся, царапаемся, бодаемся, но все равно идем и пытаемся.
Но еще хуже препятствий со стороны силовиков то, что правозащита, особенно тюремная, не всегда находит отклик у людей. Сами заключенные, получив какую-то помощь, не всегда понимают, какой вклад в это внесли правозащитники, говорит Виктор Майстренко:
– Любое правозащитное движение, любые правозащитные действия – это вещь неблагодарная, чему есть много подтверждений, когда бывает людям помогаешь. Есть и резонансные дела, в которых "Русь сидящая" принимала непосредственное участие, а выходит человек и говорит "спасибо Владимиру Владимировичу Путину, что он меня освободил".
Последние несколько лет в России неуклонно снижалось число заключенных. Так, с 2010 года оно сократилось на сто с лишним тысяч человек. Кроме того, в ноябре 2013 года Министерство юстиции подготовило новые правила внутреннего распорядка для исправительных учреждений и поправки к правилам распорядка в следственных изоляторах.
Согласно первому документу, для получения юридической помощи осужденным будет предоставляться неограниченное количество свиданий с адвокатами. Адвокатам будет разрешено использовать на свиданиях телефоны, фотоаппараты и видеокамеры.
В следственных изоляторах расширяется перечень предметов первой необходимости, одежды и продуктов питания, которые можно иметь при себе, покупать или получать в посылках. Кроме того, незапрещенные товары разрешат покупать по безналичному расчету с использованием электронных терминалов. Устанавливается, что не подлежат цензуре жалобы и обращения в суды, прокуратуру, в вышестоящие органы ФСИН, в общественные наблюдательные комиссии и к уполномоченным по правам человека.
Оба приказа были разработаны министерством в ходе выполнения предписаний Европейского суда в Страсбурге. Впрочем, справедливо будет сказать, что и после определенных сдвигов к лучшему тюрьма в России по-прежнему не санаторий.
Следующий выпуск программы "Россия в движении" посвящен движению солдатских матерей. Читайте и слушайте через неделю.