В языке современных людей есть отголоски древних заговоров, только никто этого не замечает
Набираю на Gramota.ru глагол "окупывать". Поисковик распознает его как ошибку и предлагает "окапывать, окутывать и ощупывать". Нет слова!
Но что же делать с одним из ранних детских воспоминаний: заканчивая мыть меня в деревенской бане, тетушка, у которой гощу, обрушивает сверху таз воды (вот это и называется "окупывать", никак иначе) и приговаривает нараспев: "С гуся вода, а с детки худоба". Худоба – от слова "худо", в народном сознании это не стройность, а синоним вызванной голодом или другими напастями болезненности. Худоба должна утечь с водой. Ставшее шутливым и игровым присловье – осколок древнего магического заклинания. В старину этот заговор-оберег был развернутым, длинным и имел много вариантов. Осталось ли место такому способу избежать болезни и боли во взрослой жизни? Оказывается, кое-где заговоры еще живы. Получившие широкое распространение объявления современных шарлатанов не в счет, не о них речь. Эти рекламные тексты – пошлая смесь терминов далеких друг от друга и несовместимых традиций. Там сглаз и порча соседствуют с кармой, энергетикой, чакрами, да еще и подкрепляются православной молитвой.
Куда интереснее образцы подлинного фольклора, к примеру, всего-то четырехлетней давности сборы Центра традиционной культуры филологического факультета МГУ. Экспедиция проходила в Кичменгско-Городецком районе Вологодской области. Среди бытующих там заговоров, подсчитали фольклористы Анастасия Плотникова и Мария Соломатина, самая большая группа – это лечебные и обережные. Вот, к примеру, заговор от зубной боли, редкой красоты текст:
– Заря-заряница, красная девица, где была?
– На том свете.
– Что ты там видела?
– Мертвых людей.
– Что они делают?
– Они онемели.
Как у них зубы не болят, так бы и у рабы божьей (имя) зубы не болели. Будьте слова мои крепки и лепки, заборчивы, заговорчивы.
Ритмическая структура этого текста, расширение пространства вплоть "до того света", населенного онемевшими мертвецами, приводит к анестезирующему эффекту. На фоне такого пейзажа переживание собственной боли начинает казаться ничтожным. Тут становится понятной этимология выражения "заговаривать зубы", то есть отвлечь внимание от существа дела, увести разговор в сторону.
У заговоров от болезней есть важное свойство – персонификация недуга, его одушевление:
– "Выйди, враг-сатана, испуг младенческий".
– "Ты, лишай, меня слушай".
– "Кровь-кровица, красная девица".
– "Откуда боли пришли, туда и пойдите".
Далекий от суеверий просвещенный человек мог бы счесть заговоры проявлением скудоумия темных людей (в больницу надо ехать, а не всякую ерунду бормотать), в лучшем случае – оценить красоту фольклорных текстов как духовное наследие народной культуры, если бы не одно "но". Главные составляющие заговоров от болезней прочно вошли в русскую языковую картину мира. Правда, это живет в языке подспудно, и, как правило, мы не отдаем себе отчет в том, что, чуть прижмет, пытаемся воздействовать словом на боль и болезнь. Зачастую это окрашивается иронией, но стратегии те же, что и в фольклоре. В первую очередь, это отстранение путем персонификации. С болезнью мы обязательно ругаемся. То про себя, то в разговорах сообщаем: проклятый ревматизм, совсем замучил. Или: простуда привязалась, никак от нее не отделаюсь. Достается и собственным частям тела, при этом они как бы начинают жить отдельной жизнью, и получается, что это уже не совсем твоя, а немного сторонняя проблема: нога, будь она неладна, ходить не хочет.
Правда, если совсем плохо, захворавшее место уже жалеют, ему сочувствуют, баюкают уменьшительно-ласкательными суффиксами: бедная моя печеночка, ушко, ручка, ножка…
Вроде бы ерунда, язычество, но ведь и вправду становится легче. Психосоматические реакции никто не отменял, и если одно слово калечит, то другое лечит.
Но что же делать с одним из ранних детских воспоминаний: заканчивая мыть меня в деревенской бане, тетушка, у которой гощу, обрушивает сверху таз воды (вот это и называется "окупывать", никак иначе) и приговаривает нараспев: "С гуся вода, а с детки худоба". Худоба – от слова "худо", в народном сознании это не стройность, а синоним вызванной голодом или другими напастями болезненности. Худоба должна утечь с водой. Ставшее шутливым и игровым присловье – осколок древнего магического заклинания. В старину этот заговор-оберег был развернутым, длинным и имел много вариантов. Осталось ли место такому способу избежать болезни и боли во взрослой жизни? Оказывается, кое-где заговоры еще живы. Получившие широкое распространение объявления современных шарлатанов не в счет, не о них речь. Эти рекламные тексты – пошлая смесь терминов далеких друг от друга и несовместимых традиций. Там сглаз и порча соседствуют с кармой, энергетикой, чакрами, да еще и подкрепляются православной молитвой.
Куда интереснее образцы подлинного фольклора, к примеру, всего-то четырехлетней давности сборы Центра традиционной культуры филологического факультета МГУ. Экспедиция проходила в Кичменгско-Городецком районе Вологодской области. Среди бытующих там заговоров, подсчитали фольклористы Анастасия Плотникова и Мария Соломатина, самая большая группа – это лечебные и обережные. Вот, к примеру, заговор от зубной боли, редкой красоты текст:
– Заря-заряница, красная девица, где была?
– На том свете.
– Что ты там видела?
– Мертвых людей.
– Что они делают?
– Они онемели.
Как у них зубы не болят, так бы и у рабы божьей (имя) зубы не болели. Будьте слова мои крепки и лепки, заборчивы, заговорчивы.
Ритмическая структура этого текста, расширение пространства вплоть "до того света", населенного онемевшими мертвецами, приводит к анестезирующему эффекту. На фоне такого пейзажа переживание собственной боли начинает казаться ничтожным. Тут становится понятной этимология выражения "заговаривать зубы", то есть отвлечь внимание от существа дела, увести разговор в сторону.
У заговоров от болезней есть важное свойство – персонификация недуга, его одушевление:
– "Выйди, враг-сатана, испуг младенческий".
– "Ты, лишай, меня слушай".
– "Кровь-кровица, красная девица".
– "Откуда боли пришли, туда и пойдите".
Далекий от суеверий просвещенный человек мог бы счесть заговоры проявлением скудоумия темных людей (в больницу надо ехать, а не всякую ерунду бормотать), в лучшем случае – оценить красоту фольклорных текстов как духовное наследие народной культуры, если бы не одно "но". Главные составляющие заговоров от болезней прочно вошли в русскую языковую картину мира. Правда, это живет в языке подспудно, и, как правило, мы не отдаем себе отчет в том, что, чуть прижмет, пытаемся воздействовать словом на боль и болезнь. Зачастую это окрашивается иронией, но стратегии те же, что и в фольклоре. В первую очередь, это отстранение путем персонификации. С болезнью мы обязательно ругаемся. То про себя, то в разговорах сообщаем: проклятый ревматизм, совсем замучил. Или: простуда привязалась, никак от нее не отделаюсь. Достается и собственным частям тела, при этом они как бы начинают жить отдельной жизнью, и получается, что это уже не совсем твоя, а немного сторонняя проблема: нога, будь она неладна, ходить не хочет.
Правда, если совсем плохо, захворавшее место уже жалеют, ему сочувствуют, баюкают уменьшительно-ласкательными суффиксами: бедная моя печеночка, ушко, ручка, ножка…
Вроде бы ерунда, язычество, но ведь и вправду становится легче. Психосоматические реакции никто не отменял, и если одно слово калечит, то другое лечит.